Агнесса среди волков в овечьей шкуре

И потекли будни совершенно новой для меня жизни в качестве совладелицы фирмы, хотя пока еще только номинальной – за внесенные мною баксы Рукавишникова выдала мне долговую расписку. Мне раньше казалось, что я досконально знаю, как работает издательство – в конце концов, мне довелось побывать в шкуре не только переводчика, но и редактора, и рецензента. Но эти ощущения – ощущения Хозяйки – оказались совершенно для меня новыми. Мне, например, казалось, что я неплохо разбираюсь в чисто деловых вопросах – когда я работала у брата, у него не было от меня секретов. Но я чувствовала, что оба мои "верхних" образования: лингвистическое и психологическое – мне тут не помощники. Это совершенно разные вещи: быть наемным работником, пусть даже самым квалифицированным, и принимать решения. В моей новой роли я должна была брать на себя ответственность, причем я отвечала уже не только за себя, но и за других. Собственно говоря, я этого никогда не боялась, но нельзя сказать, что этот груз на меня не давил.

Тем более что обстоятельства, да и сама Натали тоже, отнюдь не облегчали мне задачу. Пока новое издательство не было официально зарегистрировано, я мало что могла сделать: активами с полным правом распоряжались Рукавишникова с Петровым, и печать была в руках (вернее, в дипломате) у бывшего мужа Натали. У нее с Сашей сложились очень странные отношения: Натали бросила его больше года назад, но тем не менее они продолжали выливать друг на друга, когда встречались по делам, всю накопившуюся горечь супружеского разочарования. Саша походил на тяжелоатлета, рано вышедшего на пенсию: высокий, богатый телесами и мордатый, его когда-то мощные мышцы заплыли жирком и производили впечатление не силы, а рыхлости. Судя по всему, в юности он был внешне очень даже ничего, у него были неплохие черты лица с выступающим упрямым подбородком, но теперь, хотя ему еще не было сорока, физиономия его обрюзгла, а животик нависал над поясом. К тому же он был рыж, как Чубайс. Впрочем, Чубайс был мне в чем-то симпатичен, а Петрова я терпеть не могла – ни как мужчину, ни как человека, ни тем паче как бизнесмена. Он отличался исключительно мерзким характером, к тому же считал, что выполняет в этой жизни важнейшую миссию – растит в своем лице достойного представителя класса новых русских, которые и спасут Россию, а потому все обязаны на него работать хорошо, безропотно и, главное, практически бесплатно. Иногда я диву давалась, что Натали в нем нашла, и однажды ее об этом спросила, на что она ответила:

– Он подвернулся в неудачный для меня момент и этим воспользовался.

Самое смешное при этом было то, что меня-то он уважал. Познакомились мы с ним при весьма забавных обстоятельствах. Однажды в прошлой, добизнесовой жизни я пришла в офис "Астарты" за гонораром, который Натали мне обещала выплатить именно в этот день. Но, как это случалось нередко, в данный момент у издательства был кризис с наличностью; Натали долго мялась, объясняя мне это. Как назло, обрывки нашего разговора услышал Петров; топоча, как табун перекормленных зебр (в подвале шаги отдаются особенно гулко), он ворвался к нам в большую редакторскую и налетел на меня, как взбесившийся жеребец-производитель:

– Какое право вы имеете требовать деньги в неурочное время? – вопил он, и на губах у него пузырилась слюна. – Вы разве не знаете, что у нас отведены специальные дни для выплат в конце месяца?

Это была наглая ложь: никаких особых дней выплаты гонорара не было (как, впрочем и зарплаты постоянным сотрудникам), просто надо было поймать тот момент, когда в офисе заводились деньги, и успеть получить их до того, как на на них объявятся другие претенденты. Как я узнала впоследствии, с редакторами и переводчиками Натали и Полина нередко расплачивались из своего собственного кармана. Но меня возмутил на этот раз не смысл его слов, а его тон: я не выношу, когда на меня кричат.

– Молодой человек, – произнесла я ровным и спокойным голосом, медленно поднимаясь на ноги, – я не совсем понимаю, о чем идет речь. – И вообще, я пришла не к вам и не с вами разговариваю, – эти слова я уже не проговорила, а проорала, а чтобы до него яснее дошло, еще затопала ногами (оказывается, топот – это очень заразительно). – Я никому не позволю на себя кричать! Вон отсюда!

И – он действительно выбежал и больше в тот день не появлялся. Смущенная, но довольная Натали извинилась и объяснила мне, кого я выгнала из комнаты: получилось, что я вытурила из офиса его хозяина! Я долго хохотала, но если бы я заранее знала, кто такой был этот Саша Петров, я сделала бы тоже самое, с еще большим душевным удовлетворением.

После этого Петров относился ко мне трепетно и даже не раз спрашивал моего совета: наверное, не так много нашлось на свете людей, которые смогли поставить его на место! Возможно, в своей внутренней табели о рангах он поставил меня где-то на одном уровне с собой. Когда Натали злилась по любому поводу, она всю свою ярость выливала на бывшего супруга, выбранного ею в качестве козла отпущения. Именно эти проявления бурного темперамента отталкивали от нее Марка. К тому же красота Натали, наличие которой он неохотно признавал, оставляла его равнодушным. Марк любит в женщинах округлости, а Натали с помощью всяческих диет, аэробик и шейпингов изгнала из себя последние намеки на выпуклости – ее фигура, с мальчиковыми бедрами, столь удивительными у матери взрослого сына, казалось, принадлежала совсем девчонке. Так что я могла быть в одном отношении совершенно спокойной – частые встречи мужа с моей новой партнершей мне ничем не угрожали. Конечно, Марк никогда не позволил бы себе ухаживать за кем-нибудь на моих глазах, но береженого Бог бережет… Тем более что я не верю в женскую дружбу; у меня много приятельниц, но истинная подруга только одна – Катя, с которой мы вместе с самого нашего детства и которой нравятся совсем не те мужчины, что мне.

К сожалению, сложности былых супружеских отношений Натали и Саши непосредственно сказывались на делах фирмы. Во-первых, так как они еще недавно были не только компаньонами, но и мужем и женой, то и имущество у них было общим и его еще только предстояло поделить. Хотя Петров и заявлял вслух, что ни на что не претендует, тем не менее он наложил лапу и на книги, и на счет "Астарты". Он предложил Натали разделить все по-братски: ей – долги, ему – активы. И как я не уговаривала Натали установить с ним временное перемирие, чтобы провести переговоры вне поля боя, она, соглашаясь со мной в принципе, в частности выходила из себя, едва только завидев знакомый рыжий ежик.

Таким образом, мне оставалось пока только одно: ждать – и тем временем входить в курс дела. Я и входила; если можно так выразиться, я это делала всеми силами души и тела. Я уселась за учебники курса бизнес-школы; я чуть ли не часами общалась с нашим ментом Баранкиным, пытаясь вытянуть из него секреты книготорговли – но, к сожалению, Володя лучше продавал, чем об этом говорил, так что от него я почерпнула не так много. Немало времени я провела и с Полиной, изучая ее файлы и списки, чтобы составить общее представление о деятельности издательства. И, конечно, я желала, чтобы в первую очередь информацией со мной поделилась Натали, но у нее вечно то не было настроения, то не хватало времени. Чувствовалось, что всякие мелкие подробности нашего конкретного бизнеса ее не интересуют – не в этом было ее сильное место. Натали была стратегом, а не тактиком, и у нее был особый нюх – она как будто заранее знала, какие книги будут пользоваться особым спросом в ближайшие полгода. Хорошие книги она чуяла на расстоянии. Она умудрялась быть в прекрасных отношениях со всеми действующими в Москве агентствами по авторским правам и набирала права на произведения лучших зарубежных авторов впрок, как свой самый драгоценный капитал.

Больше всего мне помог в постижении азов книгоиздательского дела Игорь Кирьянов, независимый издатель и литагент. Это был невысокий светловолосый мужчина примерно моего возраста, с приятной внешностью. Его не так легко было разговорить, но когда на него находил стих и он рассуждал о том, что его действительно интересовало, то вдруг становился просто златоустом. Его вдохновляли две вещи: во-первых, хорошие книги, во-вторых, водный спорт – в юности он с друзьями любил путешествовать на байдарках или сплавляться на плотах, а сейчас увлекался хождением под парусом. И, конечно же, он отлично ориентировался во всем, что имело хоть какое-то отношение к нашему бизнесу. Про него ходили слухи, что когда-то он страстно был влюблен в Натали, но был отвергнут. Утверждали также, что он все еще любит Натали; мне казалось, что эти слухи распускает сама Рукавишникова, никаких особых проявлений мук неразделенной страсти в его отношении к Натали я не обнаружила, по-моему, она ему даже не нравилась. Натали считала само собой разумеющимся, что все окружающие ее мужчины влюблены в нее. Мне же эти сплетни принесла на язычке Леночка Фирсова, зашедшая в наш офис "на огонек". Великолепная переводчица, Леночка в издательском мире славилась, однако, совсем другими талантами – эта прирожденная сплетница знала абсолютно все о людях, имеющих хоть какое-то касательство к книгам: кто с кем живет и кто с кем уже не живет, кто на кого глаз положил и кто кого сглазил. К сожалению, ее знания в области финансовых дел издательств были крайне ограничены, а это, как выяснилось впоследствии, и было самым важным.

Время шло, а наш, то есть теперь мой личный бизнес, стоял на месте. Новое издательство наконец было зарегистрировано, но что толку, если у него не было активов – Петров делал все, чтобы нам нагадить, и делиться желал только на словах. И, конечно же, денег Годфри на раскрутку не хватало, нужно было искать еще состоятельных людей, готовых рискнуть.

3. Первый труп

Увы, больше всех рисковала я, и я поняла это очень быстро. Я не проработала в издательстве и месяца, как случилось ЧП. Мы собирались в офисе не раньше одиннадцати, и как-то в один погожий октябрьский день я приехала на работу примерно в четверть двенадцатого. Дверь была прикрыта, но не заперта, и я обрадовалась, что пришла не первая – неуютно было как-то в нашем подвале в одиночестве. Я действительно оказалась не первой – включив свет, я обнаружила на полу в коридоре лежащего мужчину. Вернее, его тело. Лампочка светила тускло, и сначала я решила было, что это кто-то из наших. Но нагнувшись, я увидела распухшую небритую физиономию, и резкий запах сивухи убедил меня окончательно, что это чужой. Чтобы получше разглядеть незнакомца, я распахнула настежь дверь – пусть и скудно, но солнце сюда все-таки проникало. За дверью оказался спешивший на работу Баранкин, к моей великой радости, и с возгласом:

– Володя, посмотри, там кто-то лежит! – я пропихнула его вперед, а сама спряталась у него за спиной. Володя подошел к мужику и наклонился над ним, а потом вернулся к двери, доставая из кармана сигареты; руки у него слегка подрагивали.

– Он мертв, – сказал он, закуривая. Я удивилась: опер из угрозыска должен был бы привыкнуть к виду трупов, но Баранкин как-то странно побледнел, ему явно было нехорошо. Впрочем, мне некогда было рассуждать об этом, потому что внезапно мне тоже стало дурно. Жадно хватая воздух ртом, я спросила:

– Ты знаешь, кто это?

– 

– Нет, не имею ни малейшего представления, – теперь цвет его лица приобрел уже зеленоватый оттенок.

Я взяла у него сигарету – крепкая, я такие не курю, затянулась и спросила – не Баранкина, а скорее обратилась в пространство:

– Что же нам теперь делать?

Тут реализатор вспомнил свое ментовское прошлое и спохватился:

– Во-первых, никого в подвал не пускать. Во-вторых, вызвать милицию.

Но это проще было сказать, чем сделать, потому что в это мгновение появилась Натали, стремительная, как вихрь. Раз в жизни она не опоздала – именно тогда, когда нужно было бы опоздать! Мы не успели ее остановить, как она со словами:

– Что вы тут курите, когда надо работать! – отодвинула нас и ворвалась в подвал.

Через какие-то секунды она возвратилась, уже медленно и слегка пошатываясь, и присела на грязную ступеньку в своем роскошном новеньком плаще, надетым не для тепла, а для форса. Баранкин протянул ей сигарету, как спасительный якорь. Некоторое время мы все молчали, ожидая, пока она придет в себя, потом она произнесла весьма неоригинальную фразу:

– Что же нам теперь делать?

Но Баранкин уже вызывал по своему мобильнику участкового – по счастью, он с ним был знаком, приходилось улаживать кое-какие разногласия с жильцами кооперативного дома, где мы арендовали помещение. Потом приехала опергруппа, все это длилось достаточно долго, и все это время мы сидели на лавочке во дворе и курили. К нам присоединилась и Полина, но она не курила. Я решила позвонить Марку – не потому, что он мог реально что-то сделать, а просто по привычке, но его не было на месте, и я попросила секретаршу позвать к телефону Сергея.

– Ничего серьезного, Сережа, бомж какой-то к нам забрался и упился до смерти, но все-таки неприятно.

Действительно, судя по всему, это был бомж – не зря же от него так разило перегаром, да и одет он был соответствующе, в какую-то рваную телогрейку. Документов при нем никаких не было. Ребята из опергруппы заставили нас вызвать всех сотрудников, и вскоре к нам присоединились Эля и надутый Алик, у которого на этот день были какие-то свои планы. Саши Петрова в Москве не оказалось – он уже три дня как был в отъезде, в Белоруссии у него умер дед. Никто убитого не опознал, не только мои коллеги, но даже жильцы дома – опера пригласили посмотреть на труп, прежде чем его увезли, любопытных старушек, гревшихся на солнышке во дворе; эти божьи одуванчики с видимым удовольствием, и глазом не моргнув, выполнили «свой гражданский долг», но и они заявили, что никогда его не видели, здесь этот бедолага никогда не бомжевал.

Сергей Крутиков, хоть я его и не ждала, приехал прежде, чем труповозка, и быстро нашел общий язык с ментами. Старший опер быстро и нехотя писал протокол, а председателя кооператива и одну из старушек пригласили в качестве понятых. У меня в груди похолодело –раз никого из сотрудников не позвали, значит, мы все под подозрением? Но, как выяснилось, померших бомжей находят то и дело, и мало кого это волнует. Милиционерам все было ясно. На столе в редакторской осталась пустая водочная бутылка с этикеткой «Московская», скорее всего, паленая, как обронил мимоходом участковый, и пустой стакан из наших запасов. Ночи стоят очень холодные, вот бездомный бродяга и забрался в теплое помещение и упился до смерти (медэксперт, приехавший одновременно с санитарами, забиравшими тело, сказал, что умер он вчера вечером или в крайнем случае ночью, но никак не позже).

Возник вопрос – а как он к нам забрался? Никаких следов взлома не было. Подвал запирался на врезной замок, а снаружи на двери для надежности висел еще старинный кондовый амбарный замок, при всей своей уродливости почти антикварный. Его уже при мне принес откуда-то с дешевого рынка Баранкин после того, как Натали с Петровым поскандалили особенно бурно, и наша президентша заявила, что в офис его больше не пустит. Мы все ходили с огромными связками ключей, как средневековые ключники какие-то. Обычно запирал дверь тот, кто уходил последним. Чаще всего это была Полина, и Натали уже готова была наброситься на нее с упреками, но я встала на ее защиту: вчера около половины седьмого мы уходили вместе, вдвоем проверяли, всюду ли погашен свет, и, главное, выключены ли обогреватели. Закрывала дверь на все запоры она, но я все время находилась рядом и готова была поклясться, что все было сделано надлежащим образом.

Значит, у бомжа были ключи… А как они к нему попали? У всех тех, кто постоянно работал в офисе, были ключи от подвала, кроме Алика, который здесь появлялся редко. Мне передали связку уволившегося художника. Мы уже посматривали друг на друга подозрительно, лишь белый и пушистый Алик ухмылялся, как вдруг Рукавишникова призналась, что свои ключи она не видела уже около двух недель, думала, что они пропали у нее где-то в квартире, затерялись при уборке, но, очевидно, она просто выронила их сумочки.

В общем, нас никто ни в чем не подозревал, лишь участковый упрекнул за то, что не удосужились поставить офис на охрану (Натали на этом экономила). Вскоре после того, как тело увезли, менты засобирались, успокоив нас тем, что еще вызовут. Сергей Крутиков попрощался с ними за руку, и они ушли. У всех нас настроение было нерабочее; Баранкин сказал, что ему срочно нужно на склад, Алик уехал с ним – им было по пути, Эля принялась за уборку. Бутылку опера зачем-то унесли с собой, однако надтреснутый стакан остался на столике, и прежде чем Эля до него дотронулась, Сергей в него вцепился. Присутствовавшие с изумлением наблюдали, как он осторожно заворачивает стеклянный сосуд в свой носовой платок, потом в целлофановый пакет и прячет в кейс. Это было так похоже на то, как это делают в кино, что сразу было понятно: великий детектив занимается этим первый раз в жизни.

– На всякий случай, – пояснил он в ответ на наши недоуменные взгляды.

После этого девицы, Натали с Полиной, пошли заливать шок шампанским, а Сергей повез меня домой (я в тот день была безлошадной). Несмотря на ранний час – было еще только около пяти – Марк дожидался меня в квартире, он был голодный и злой, появление брата его хоть и успокоило, но не слишком. Предоставив Сереже право рассказывать, я собирала на стол. Марк с каждым Сережиным словом становился все мрачнее и наконец высказался:

– Вот, вечно ты ввязываешься в какие-то истории! Трупов тебе мало!

– Ты говоришь так, как будто она виновата, что нашла этого несчастного! – вступился за меня Сергей.

– Конечно, виновата! Нечего было связываться с Рукавишниковой, которая не может поставить в своей так называемой конторе даже решетки на окнах и теряет ключи!

– Решетки у нас есть! – возмутилась я. – К тому же ты сам недавно забыл где-то ключи от гаража и так и не нашел!

– Успокойтесь, дети! – тоном умудренного взрослого произнес Сергей, который во время нашей пикировки не терял времени и принялся за еду. – Гм, а готовить ты, бизнес-леди, еще не разучилась!

Я пила коньяк в качестве успокоительного, а Марк весь вечер на меня дулся, как будто это я сама себе подложила мертвеца, и только уже в постели спросил:

– Ты заснешь так или, может быть, примешь что-нибудь? Все-таки такое пережить… вдруг тебя будут мучить кошмары?

– Нет, спасибо, коньяка достаточно. А кошмаров я не боюсь, только вот меня мучает одна мысль – почему-то лицо этого типа показалось мне смутно знакомым, хотя я его точно не знаю. Наверное, это все-таки шок.

– Спи давай. Если бы не эти проклятые деньги Годфри, я бы завтра же заставил тебя уйти из издательства.

– Причем тут наша фирма?

– Как знать, как знать…

Я постаралась поскорее забыть об этом неприятном эпизоде, не задумываясь о том, что Марк может оказаться прав. Эта история выбила нас всех из колеи, а надо было работать. И, по счастью, чтобы разогнать мрачное настроение, вовремя подвернулся праздник.

4. Книжная ярмарка

У всех, кто имеет хоть какое-то отношение к книгам, есть свои профессиональные праздники – книжные ярмарки, и чем больше ярмарка, тем ярче этот праздник книжной жизни. И совсем особое значение имеет та ярмарка, которая каждый год еще с советских времен происходит на территории ВДНХ. Этой осенью я в первый раз появилась на ярмарке не как праздная зевака, читательница-покупательница, а как ее полноправная участница. Более того, я появилась там не одна, а в двуедином качестве, то бишь вместе с мужем. Правда, отнюдь не по собственной инициативе: Марк заявил, что в субботу, когда он не в командировке и не в офисе, он должен был бы наслаждаться более чем заслуженным отдыхом в обществе лелеющей и холящей его жены. Но если жена собирается его бросить в такой священный день, то он этого не допустит: он будет меня сопровождать, хотя посещение ярмарки не совсем соответствует его представлению о полноценном уик-энде. Тут он лукавил: еще в те времена, когда хорошую книгу можно было достать только в тени Первопечатника*2) на пятачке и за десятерную цену, он был страстным собирателем книг, а свою натуру не переделаешь. Но надо же было ему поворчать! Я давно привыкла не обращать внимание на эту его милую привычку, и если на первой фазе нашего брака, много лет назад, его бурчание могло довести меня до белого каления и швыряния тарелок, то теперь я пропускаю его мимо ушей.

Однако когда выяснилось, что у опеля, который он весьма небрежно припарковал у нашего подъезда, поцарапано крыло и разбит подфарник, Марк дошел до такой точки кипения, которая превышала мои возможности его игнорировать. Мы уже здорово опаздывали, поэтому, когда я предложила ему поменять коней и пересесть на мою старую машинку, он вынужден был на это согласиться – но, поймав его убийственный взгляд, я отвернулась, предчувствуя веселенькое путешествие. Он молча сел за руль, и мы поехали. Я вожу автомобиль не хуже него, но он никогда с этим не согласится и всегда садится за руль сам. Даже когда мы с ним идем в гости, он ограничивается бокалом шампанского, предоставляя мне возможность расслабляться в свое удовольствие – лишь бы не дать мне порулить. Но к моей старой восьмерке у него вообще особое отношение – она перешла ко мне от брата, а все, что исходит от Юры, вызывает у моего мужа подозрение. И еще больше его задевает то, что мой плебейский автомобильчик всегда на ходу – благодаря умельцу дяде Пахому, с которым меня познакомил опять-таки Юра, – а его красивый, весь сверкающий серебристым металликом опель то и дело простаивает.

Да, день начался для нас не слишком удачно. Сначала не на том поехали, потом нас оштрафовали. Когда откормленный гаишник нас остановил, то Марк сначала не понял, за что, и был страшно удивлен, что – за превышение скорости. Расставшись с несколькими купюрами, он пришел в такое настроение, что впору было поворачивать обратно.

– Девяносто пять километров, – шипел он, глядя вперед, но обращаясь ко мне. – Кто же знал, что твоя древняя развалина способна на такое.

Впрочем, наши дорожные неприятности остались позади, когда мы оставили «восьмерку» у Хованского входа ВДНХ и добрались до своего павильона. Первое, что мы увидели – это длиннющую очередь, выстроившуюся за билетами. Читающая страна, ничего не скажешь! Нас поджидал Володя Баранкин с пропусками; впрочем, мы оказались не последними – вслед за нами, запыхавшись, прибежала Рукавишникова и, как всегда, дала стандартное объяснение:

– Застряла в пробке.

С трудом протолкавшись через толпу, мы оказались наконец возле нашего стенда. К моему великому удивлению, там уже с весьма важным видом хозяйничал Саша Петров. Я отвела Натали в сторону:

– Прошу меня извинить, но что тут нужно твоему бывшему мужу?

Натали пожала плечами:

– Те книги, что мы сейчас продаем, мы печатали вместе. К тому же он выложил

денежки за аренду места – ровно половину. Не обращай на него внимания, вот и все.

Марк, чья физиономия при виде книг заметно разгладилась, моментально испарился; я знала, что часа два никакая сила не оттащит его от книжных развалов. Мы с Натали уселись за небольшой круглый столик в центре отведенного фирме "Астарта" пространства и стали ждать покупателей и других важных посетителей. Первым у нашего стенда появился мужчина огромного роста, притом не просто тучный – нет, он и в ширину был совершенно неохватный, куда там запорожцам, пишущим письмо татарскому хану. На мысль о запорожцах меня навели его усы, длинные и висячие; впрочем, висели они отнюдь не уныло – обладатель их улыбался, не только всем своим крупным ртом, соответствовавшим широкому лицу, но и плутоватыми азиатскими глазками. Словом, его нельзя было не узнать, увидев его хоть раз – это был Владимир Робертович Скряжников, с которым я познакомилась, еще работая в фирме брата. В пластиковое дачное кресло, которыми нас обеспечили организаторы, его обширные телеса просто не вмещались; Саша Петров, который приветствовал гостя с преувеличенным почтением, почти подобострастно, принес для него два стула покрепче и поставил рядком. Кряхтя, гигант наконец уселся и сразу заговорил о деле.

Впрочем, я его не слушала; я схватила Натали за рукав ее модного пиджачка из какой-то переливистой ткани и оттащила к соседнему стенду, пока пустующему – хозяева его еще не озаботились привозом книг, хоть и назывались они "Утром".

– Натали, ты знаешь, кто такой этот Владимир Робертович? – вопрошала я ее

громким шепотом.

– Знаю, конечно. Это опытнейший книготорговец и книгоиздатель, владелец фирмы "Скряжников, Москитов и компания". Нам с Сашей повезло, что он помогал нам продавать книги – без него мы могли бы пролететь. У него нюх, как у пса – чует заранее, что будет пользоваться спросом, а на что вообще не найдется покупателя.

– Натали, а ты уверена, что он не жулик?