Жернова

Хеадин

Жернова

"Тьма. Густая, вязкая, как грязь под сапогами. Мы прошагали километры. Я помню крики. Яркие вспышки. Звон металла. Кровь на руках – не моя. Нет, подождите… это моя. Моя кровь!"

Я очнулся лицом в воде. Холодной, почти ледяной. Она заливала уши, заглушая всё, кроме тяжёлого стука моего сердца. Вода обволакивала меня, тянула вниз, как нежные руки родной матери. Я дёрнулся в попытке вырваться, но тело не слушалось меня. В груди что-то тяжело пульсировало, будто кто-то вдавил клинок мне промеж рёбер. Я с трудом ощупал свой китель – ткань разорвана, липкая от чего-то тёплого. Алая жидкость медленно сочилась наружу. Рана была глубокой, но боль… Боль была столь отстраненной и туманной, словно принадлежала кому-то другому.

Я попытался встать, опираясь на дрожащие руки. Локти задрожали, мускулы во всём теле заныли, словно после долгого марша. На меня разом накатила волна вековой усталости. Так не хотелось вставать. Я мог бы сдаться, позволить прохладной воде забрать остатки сил. Но у меня не было такой роскоши. Я поклялся Его Величеству. Ради империи, ради будущего нашего народа. Пока моё сердце бьется я должен двигаться вперёд.

В злобе я сжал зубы, заставляя тело повиноваться моим командам. Пальцы скользили по камню, цепляясь за его шершавую поверхность. На поясе звякнул медальон – красивый латунный диск с вырезанным символом империи, холодный, слегка пульсирующий от вложенной в него магии.

Где я? – Немой вопрос эхом отозвался в голове. Конечно, ответа не последовало. Я не мог узнать это место – высокие каменные стены, вдоль которых куда-то вглубь тёмного коридора змеились желтоватые проржавевшие трубы. Из их клапанов с шипением вырывался белесый пар, отдающий запахом металла и чего-то ещё, чего-то едкого. Откуда-то из глубин доносился низкий гул – тяжёлый, ритмичный, как дыхание спящего зверя. Он смешивался с ленивым стуком капель, устало падающих где-то вдали. Это место… смеялось надо мной.

Мои сапоги хлюпали в жидкости под ногами, а в груди пульсировала рана. Последнее, что помню… Сражение. Вспышки алого света, крики, звон клинков. Я отдал приказ… Какой? Образы путались, ускользали, как пар из труб. Это было сражение, точно. Но почему я здесь?

Я поднял взгляд, и стены нависли надо мной – бесконечно высокие высеченные из тёмно-серого камня, холодного и влажного, будто впитавшего в себя сырость долгих веков. По их поверхности струились руны – тонкие, вырезанные с нечеловеческой точностью, они мерцали голубоватым светом, словно сердце, пульсируя в такт невидимому ритму. Я провёл пальцами по ближайшей руне – она дрогнула, испуская слабое тепло, и свет её на миг усилился, откликаясь на моё прикосновение. Лабиринт. Это слово само всплыло в голове, тяжёлое, неотвратимое. Кто возвёл эти стены? Зачем? И почему я оказался в этой ловушке?

Мысли путались, цеплялись друг за друга, как ржавые шестерни. Я вспомнил торжественность своей присяги и лица своих родителей. Мне выпала невероятная честь получить под своё командование карательный отряд Его Величества. Но здесь, в этом месте, клятва того дня казалась такой пустой. Где моя служба? Где сражение? Где мои люди? Образы боя мелькали и гасли перед моими глазами. Голова закружилась, и я качнулся, опираясь о стену. Я опустил взгляд на воду под ногами и замер. В её мутной глади что-то двигалось. Блики света? Нет… Багровая сукровица. Тёмная, густая, она сочилась сквозь разорванный китель, лениво стекая по груди. Я прижал ладонь к ране – ткань была влажной, липкой. – Слишком сильное кровотечение. – эта мысль только сейчас промелькнула у меня в голове. Тёплая жидкость струилась меж моих пальцев, с эхом падая вниз. Она расползалась багровыми узорами на водной глади, складывающимися в линии и стрелки – странный рисунок чем-то напоминал схематичную карту боя. Сердце заколотилось, но не от боли – её не было. Лишь холодная и острая тревога.

Нет, это неправильно, – подумал я, сжимая пальцы на груди сильнее. Рана под ладонью была глубокой, края её расходились, как рваная ткань, открывая розоватую, влажную плоть. Ни боли, ни жжения, ни пульсации – ничего. Только холодное онемение, будто это уродливое увечье и не принадлежала моему телу. Я должен был кричать, цепляться за жизнь, но моё сердце, напротив, постепенно замедлялось, успокаивая ритм. – Что со мной происходит?

Я сделал шаг вперёд, и вода под ногами чавкнула, разметав алые нити, плававшие на поверхности. Звук прокатился по коридору, отразился от каменных стен и вернулся ко мне, напомнив об окружающей пустоте. Здесь не было жизни – ни шороха шагов, ни далёких голосов. Только низкий рокот механизмов, доносившийся из глубины лабиринта, да резкое шипение пара, вырывающегося из труб где-то в темноте. Я остался один, затерянный в этом мраке, где лишь слабое сияние рун на стенах разрезало тьму.

Шаг. Ещё один. Сапоги вязли, каждый рывок отдавался тяжестью в ногах, но стоять на месте было нельзя. Я должен идти – клятва империи, выжженная в моей душе, толкала вперёд, даже если путь вёл в никуда. Стены лабиринта вздымались к невидимому потолку, их шершавые камни хранили следы чего-то древнего – царапины, выбоины, будто когти гигантского зверя скребли по ним. Они были старше любой крепости, что я видел, возможно даже старше самой империи. Между камней, словно жилы, проглядывали тонкие металлические нити. Я провёл рукой по стене, ощущая грубую поверхность, и пальцы наткнулись на вырезанный символ, от которого веяло теплом магии – ещё одна руна.

Капли воды срывались откуда-то сверху и разбивались с резким, дразнящим звуком. Их капанье нарушало мою тишину, слишком громкое, будто лабиринт насмехался над моей беспомощностью. Иногда ритм сбивался, и я невольно замирал, ожидая нового звука – шороха, голоса, чего угодно, но слышался лишь глухой рокот механизмов. Где-то вдали пар с шипением вырвался из клапанов, и я почувствовал, как потяжелел воздух, насытившись металлическим привкусом.

Я шёл, прижимаясь к стене, моя рука скользила по её шершавой, неровной поверхности. Когда пальцы касались рун, они отзывались лёгкой дрожью, и их свечение вспыхивало ярче, заливая коридор призрачным сиянием, от которого на стенах начинали плясать тени. Я остановился, задержав ладонь на одной из рун. На миг мне показалось, что она что-то шепчет – не словами, а чувством, холодным и острым, как лезвие прямо в моём сознании. Я отдёрнул руку, сердце вновь заколотилось.

– Где выход? – вырвалось у меня, глупый вопрос, брошенный в пустоту. Ответа, конечно, не последовало. Тишина проглотила мой голос, но механический шум вдруг стал громче, резче, будто лабиринт сдерживал смешок. Или это моя усталость играла со мной? Я сжал кулак, пытаясь прогнать морок. Нужно сосредоточиться.

Память цеплялась за обрывки: бой, пропитанный гарью воздух, невыносимый жар, топот солдат, крики и стоны людей… Город горел, враги прятались среди жителей, и я отдал какой-то приказ. Передо мной появилось лицо женщины, её глаза, полные ужаса, и я зажмурился.

Тёмно-красная жидкость всё ещё стекала по моей груди, тёплая, неудержимая, пропитывая рваный китель. Я заметил странное: чем больше её растворялось в воде, тем ярче разгорались руны на стенах. Их свечение, прежде мягкое, теперь резало глаза, как солнечные лучи, отраженные в осколках разбитого стекла. Они вспыхивали, словно подчиняясь ритму моего сердцебиения, и я почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Я больше не хотел вглядываться в эти узоры. Лабиринт пугал меня, как никогда не пугали ни бой, ни смерть. Я сжал кулак, пытаясь унять дрожь, и заставил себя идти дальше.

Шаг. Ещё один. Вода под ногами потеплела, её вязкая поверхность цеплялась за сапоги, замедляя каждый рывок. Я опустил взгляд и замер, дыхание перехватило. То, что раньше было просто кровавыми разводами на поверхности воды, лишь слегка напоминающими очерки какой-то карты, теперь ожило. Красные линии сплетались в спирали, углы, стрелки, вычерчивая схему – план атаки, который я знал до последней детали. Улицы, препятствия, направления, точки, цель. Я несколько секунд бессмысленно взирал на то, как алые узоры рисовали мой потенциальный триумф.

И тут я услышал новый звук. Тихий, едва уловимый, как шорох чьего-то плаща в ночи. Шаги. Не мои. Чужие. Я резко обернулся, рука инстинктивно потянулась к пустому чехлу на поясе, где должен быть пистолет. Никого. Только длинный коридор, утопающий в тенях, и всё те же руны.

– Показалось? – пробормотал я, но сердце забилось чаще, виски пронзила пульсация. Странное, но безболезненное чувство. Шаги зазвучали снова, ближе, отчётливее, их ритм был неровным, словно кто-то то крался, то бежал. Я вглядывался в темноту, щурясь от мерцания рун, но видел лишь стены и воду. Позади – ничего. Слева – ничего. Справа – то же самое.

Я замер, прижавшись к стене, шершавый камень холодил плечо. Шаги приближались, теперь их эхо смешивалось с рокотом механизмов, как будто лабиринт подыгрывал кому-то незримому. Моя рука дрожала, пальцы сжимали воздух вместо оружия. Кто здесь? Враг? Ешё один пленник? Дыхание стало рваным, я озирался, выхватывая взглядом каждый отблеск, каждый угол. Никого. Впервые в жизни меня пронзила такая паника. Никогда прежде, даже в пекле самого жуткого боя, я не испытывал ничего подобного. Перед глазами всё поплыло, мерцающие огни рун сливались воедино, отбрасывая блики, за которые то и дело цеплялся мой взгляд. Я сильнее ухватился за свой разорванный на груди китель. Я сходил с ума. Такой приговор всё чаще звучал в моей голове.

Я поднял взгляд, в очередной попытке выхватить нежданного гостя. Всё тело напряглось – я был готов к атаке. И затем передо мной появилась она.

Сначала это было лишь движение – мимолётный отблеск, словно луч света скользнул по влажной стене. Там, где мгновение назад зияла лишь тень, теперь вырисовывалась фигура – маленькая, хрупкая, едва различимая во вновь потускневшем сиянии рун. Она двигалась медленно, неровные очертания проявлялись из тени, словно магия этого места создавала её на ходу. Руны вокруг неё дрогнули, их свет на миг смягчился, как будто приветствуя гостью. Я моргнул, но она не исчезла.

Это была девочка, не старше двенадцати лет, хрупкая, как тростинка. На ней было платье – изумрудное, слегка старомодное, с аккуратными складками, будто сшитое для какого-то праздника. Она стояла босая, по щиколотку в воде, а капли с потолка падали рядом, не задевая её. Длинные светлые волосы струились по плечам, сухие, невесомые, словно сам лабиринт оберегал их от сырости. Её кожа была бледной, почти прозрачной.

И тогда я встретил её взгляд. Глубокие, серые, измученные глаза были зеркалом моей собственной усталости. Где детская искра, радость, невинность? Вместо них – непосильная тяжесть, словно она видела то же, что и я: огонь, крики и пепел. Девочка смотрела прямо на меня, не мигая, и в её взгляде было что-то пугающе знакомое. Она меня знает?

Она ждала, неподвижная, словно статуя, готовая ответить, если только я найду в себе силы заговорить. Мы стояли в тишине, разделённые лишь тонким бликом рунного свечения на воде. Секунды растягивались, как ржавые пружины старого механизма, и я чувствовал, как мысли в голове сбиваются в хаотичный вихрь. Кто эта девочка? Как она оказалась в этом лабиринте? Её хрупкая фигура, чистая, нетронутая грязью этого места, казалась насмешкой над моим состоянием – изорванная военная форма, грязь, усталость. Я хотел заговорить, но горло сжало невидимой силой. Она смотрела на меня, её серые глаза – изнуренные, как у солдата после долгих боёв – врезались в меня, словно выискивали ту самую трещину в моей душе. Звон падающих с потолка капель стал едва различим.

Я сжал кулак, возвращая себе былую офицерскую решимость, – Что ты здесь делаешь?

Хриплый голос сорвался с моих губ, он разорвал тишину, как выстрел в ночной тиши. Она – девочка, чьё имя я не знал – улыбнулась, и её губы дрогнули, словно она предвидела этот вопрос. Улыбка была мягкой, почти ласковой, но в ней мелькнула едва уловимая тень надменности, как будто ребёнок знал больше, чем я, взрослый, мог себе вообразить.

– А ты? – ответила она, её голос зазвенел, как тонкий колокольчик. – Сам ведь не знаешь для чего здесь. Почему же спрашиваешь меня?

Я нахмурился, зубы скрипнули от неожиданно появившейся бессильной злобы. Что я мог ответить? Я попытался возразить, но горло снова сжало, и я лишь стиснул челюсти, чувствуя, как раздражение закипает внутри. Она наблюдала за мной, не отводя глаз, и сделала шаг ближе. Вода под её босыми ногами осталась неподвижной, без единой волны, будто её вовсе здесь не было. Её платье слегка качнулось, и я заметил на его подоле такие же руны, что на стенах этого лабиринта.

– Тебе было суждено оказаться в этом месте, – продолжила она, сделав ещё один шаг вперёд.

– Что это должно значить? – Страх медленно задвигался на второй план, освобождая место привычной гордости и спокойствию.

Она чуть склонила голову, и свет отразился в её глазах, придав им странное сияние. Девочка смотрела сквозь меня.

– Ты давно сделал этот выбор, – она наклонила голову набок и игриво улыбнулась.

– Я не понимаю. – Я выжидающе уставился на нее, скрестив руки на груди. Этот приём всегда работал на моих подчинённых.

Но она не ответила, вместо этого опустив взгляд на воду. Разводы моей крови теперь закручивались вокруг её ног, подчиняясь неведомой силе. Они текли к ней, извиваясь, словно нити судьбы, и руны на стенах отозвались, их свет стал глубже, теплее. Гул механизмов, доносившийся из глубины, изменился – стал ниже, ритмичнее, как биение сердца. Я почувствовал, как воздух сгустился, пропитанный чем-то неосязаемым – магией, так мы называли все похожие явления. Она подняла голову и в её взгляде я усмотрел что-то новое – тень сожаления, смешанная с непреклонной решимостью.

– Объясни мне! – Я постарался придать своему голосу как можно больше суровости.

Но вместо ответа девочка чуть наклонилась, её пальцы скользнули над водой, не касаясь поверхности, и красные узоры дрогнули, закручиваясь быстрее, как будто её действия подстёгивали их. Я понял. Узор вновь сформировал тот самый план, с которым мы должны были брать столицу Эйдена, мятежного региона империи. Но какое отношение он имел к этой девчонке? Мы так и не дошли до города, увязли в боях под местной деревенькой, где на нас устроили засаду. Или именно это она имеет в виду?

– Она помнит, – голос был мягким, но каждое слово срывалось с её губ, как камень в стоячую воду. – Кровь всё помнит. А ты?

– Нет, мне не о чем вспоминать. Я отдал приказ, пока деревня сгорала дотла. На этом всё. – Я отбросил странные мысли, крадущиеся в мою голову. – К чему это? У меня нет времени на игры и эти иллюзии. Я должен вернуться на поле боя.

– На поле боя ли? – переспросила она с лёгкой насмешкой. – Да, это был твой выбор, так принято считать, по крайней мере. Приказ был твой. Солдаты были в твоём подчинении. И всё же. Ты уверен, что хочешь вернуться именно на поле боя?

– Не смеши меня, девочка, – мои губы исказились в пренебрежительной ухмылке. – Выбор – это роскошь, у меня есть лишь долг.

Её улыбка исчезла, сменившись чем-то похожим на жалость. – Долг рано или поздно принято выплачивать. – произнесла она, отведя взгляд куда-то в сторону, а затем вновь посмотрела на меня. – А за, что ты должен? И кому?

На время стих гул механизмов в глубинах лабиринта. Перестала двигаться кровь на поверхности воды и, казалось даже, что рана на моей груди затянулась. Я почувствовал, как медальон на поясе потяжелел. Странно, его вес будто стал тянуть меня вниз, ближе к земле. Я встряхнул головой, отбрасывая наваждение.

– Идём, – вдруг сказала она, повернувшись и сделав шаг вглубь коридора. Её спокойный голос приказывал мне, и я по какой-то причине не мог не повиноваться.

Ноги сами двинулись следом за ней. Мы шли, и лабиринт менялся вокруг нас. Шершавые стены, покрытые трещинами, казались живыми – их камни чуть шевелились, как будто дышали, а руны мигали, наблюдая за нами, словно глаза какого-то невидимого стража. Механический гул вернулся, но теперь он, казалось, вёл нас, как метроном, задающий ритм. Вода под ногами стала гуще, её поверхность отражала не только руны, но и что-то ещё – тени, фигуры, мелькающие так быстро, что я не успевал их разглядеть. Девочка шла впереди, босая, её платье слегка колыхалось, и я заметил, что вода не касается её, расступаясь, как перед невидимым барьером.

– Что за заклятье наложили на меня? – Я спросил её, идя следом.

Девочка не обернулась, но её плечи чуть дрогнули, как будто мой вопрос вызвал лёгкую улыбку. – Узнаешь в самом конце, – я услышал её звонкий смех. Какой странный ребенок. Впрочем, ребёнок ли вовсе?

Мы остановились у развилки, где коридор раздваивался, уходя в темноту. Руны здесь горели ярче, их свет отбрасывал длинные тени, которые, казалось, двигались сами по себе. Девочка повернулась ко мне.

– Помнишь ли ты как меня зовут? – спросила она вдруг.

А я должен был знать? В голове вспыхнула сцена из какого-то размытого воспоминания: женщина, ребёнок, огонь. Я не позволил себе поддаться мороку, встряхнув головой. – Чтобы помнить чьё-то имя, я должен его сначала узнать.

Она не ответила. Только смотрела, и её взгляд был тяжелее любого приказа, который я когда-либо получал. Таким взглядом на меня смотрела родная мать, когда я… Когда я… что?

– Знаешь. – наконец произнесла она, совершенно спокойно.

Её слова ударили меня, словно молот по наковальне, и воспоминание, которое я пытался отогнать, вспыхнуло с новой силой. “Астра!” – крик женщины, раздирающий хаос боя, эхом отозвался в голове. Я видел её – ребёнка, цепляющегося за мать, видел, как пламя поглотило их. Астра. Так её звали.

– Астра, – выдавил я, держась за голову. – Тебя зовут Астра.

Так значит я убил её. Деревня сгорела и сотни, а то и тысячи жизней в этот день стали пеплом под моими сапогами. Впервые, с момента пребывания в этом странном месте, меня пронзила боль. Словно тонкая игла вонзилась мне прям в сердце. Вина? Сожаление? Я не мог понять. Я был верен клятве. Каждое моё слово и действие – исполнение воли Его.