Черновик

Черновик

Авторы: Салимзянов Шамиль, Брильц Мирра, Турсунова Луиза, Грач Настя, Фаттахов Марат, Ставаракий Иван-Владислав

© Шамиль Салимзянов, 2025

© Мирра Брильц, 2025

© Луиза Турсунова, 2025

© Настя Грач, 2025

© Марат Фаттахов, 2025

© Иван-Владислав Ставаракий, 2025

ISBN 978-5-0067-9146-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Сова кружит над глобусом, касаясь крылом разных континентов. Её взгляд видит всё. Так и в этом сборнике – голоса авторов, живущих в разных точках планеты, но встречающихся здесь, на страницах нашего общего труда.

Каждый стих и зарождающаяся книга – это окно в чужую жизнь, через которое вдруг узнаёшь свою. Каждый из нас выражается по-своему и хочет внести в мир часть своего видения современной литературы.

Над сборником трудились:

Салимзянов Шамиль Равильевич, Фаттахов Марат, Брильц Мирра Александровна, Турсунова Луиза Маликовна, Настя Грач, Ставаракий Иван-Владислав.

С теплом к читателю.

Турсунова Луиза

Любовь и сон

Ты являлся мне во снахНо в жизни были не знакомыЯ помню лишь цвет глазРождающий души истомуУчти, я совершаю грехВедь любив тебя во снеЯ теряю гордость на крестеРаспятье – причина,А узы не тюрьмаНо для любви моей неважно, живу ль на свете я?Есть чувства? Нет, одно презрениеИ нет здесь сна, ты всего лишь воображение

Ведомая

Сумбурно и неправильноНа поводу идуНо ты диктуешь правилаЯ доверяю и молчуПонимаю – тебя нетИ ты всего лишь воображениеТы как невиданный рассвет,А я – метель осенняяИ жизнь мне не нравиласьИ я живу в бредуНо кружили меня в танце лишь листья на ветру

Обращение к кресту

И Голгофа не кричит,она протяжно стонетИ только крест, воздвигнутый христуБыл стойко неуклоненА ты упрямая рекаЧто выйдет из теченияВедь элизиум познать– лишь горечь божего творенияА благость божья – лишь бред,несущий все забвенияИ в милости твоейнет лучшего сеченияНо теперь, ты сын не божий,и слова все – сущий бредВедь постулат не в том что бы постичьА в том, что бы сломать систему

Свеча

Повернется рука на запястьеСлышишь? Меня больше нетНи скрипа дверей, ни шагов коридорных,ни шалостей в восемь утраТелефонный звонок оборвется,оставив лишь жалкий трезвон«Абонент недоступен,извольте, позвоните потом»Я недоступна, любимый,прошу не звониМне до забвения осталось немного,всего-то в душе огонек похоронитьТебе не хватало любви,А я была ею измученаМы тонем с тобою в безумстве, и крепко ты держишь ладоньЯ в жизни просила так мало – всего-то покойТы накроешь меня покрывалом,как в наши счастливые дниОстанется дело за малым:Свечу на окне затуши

Спасибо

Я пыталась не делать акцент на глаголыЛюбить, вспоминать и скучать«Спасибо» скажу со скандаломНе время мне в игры игратьИ роняв у горшка по слезинкеНадеясь взрастить красотуНо негласные слезы, играя,узрели в душе моей тьмуЯ разбила гранат в пух и прахСмотрю на ошметки – он белыйЭто была любовь в попыхахЛюбили нечестно и неумело

Бой за любовь

Я поэтично писала романыА ты засыпал на бояхИ кровь запекшись лежалаНа бравых твоих кулакахНа тебя ставили деньгина меня клали крестИ жизнь мою предрешали«Тебя рядом с баром ждет шест»

Интервью

Мы пели сонату о грустномПроливая на пол алкогольИ лет десять спустяЯ увижу тебя в интермедиа. комЯ упрямо ткну пальцем в экранНо коснусь лишь ладонью диодовЯ оплошал даже тамведь соната окончилась горем

Пункт

Без ужимок, без враньяТы спросила о гаданииА я ответила, браняЧто сердце его в спальнеЧто ты – галочка,в списке огромномРядом с «вынести мусор»и «налог на жилье»Что лежит он к тебе равнодушноТы его глазное бельмоЧто ты девушка ночиИ дама на деньНа деле он мрачная, лживая тень

История игрушек

Я частенько искал чудесаИ невольно смотрел под подушкуЯ желал найти там отцаНо здесь я и маме не нуженНевольные мысли о вас,рождали в душе пустотуИ дети, в песочке играяРазбивали отраду моюИ познал небеса яРыдая в подушкуМилые люди, я здесь не игрушка! Я создан творцом, и убит буду имИ пусть без семьи – я умру молодымБыло много прохожихНо беглые лица смотрели меняКак в киоске на книжкуКак газету, страницу читали меняВы уйдете, покинув меня,но в приюте мне скажут«А может не зря?»

Конец

Я всегда боялась концаНе мечтая о новом началеЗачем мне тот мир, где нету тебяГде с небосвода все звезды упалиЯ вчера забыла ременьА сегодня ты ищешь манжетыЯ смотрю с окна, с этажей, где людей штурмуют валетыГде солдаты стреляют в детейИ повсюду летают буклетыГде свобода и рабство – пропаганда семей

Повзрослевший взрослый

Это всё – письмо без адресатаНо кто же знал, что повзрослевНайдешь ты номер СантыНо все желания, мечты, окажутся на днеНи в ящике почтовом, ни в мешкеНа дне души найдешь ты храмГде все живое делишь пополамГде найдя сечение – пройдешь диагональИ напрямик из детского притворстваТы найдешь дорогу вдальГде все детское, родноеТак медленно уходит в рай

Молитва

Я форма боготворного созданияИ роба виснет не на мнеА на тебе, ты – раб сознания, рожденный тварью на зареТы рагнарёк божественного мира,что так устанно метит мимоИ проклиная небеса,боишься крови агнецаИ блаженный ВифлеемЗакроет небесаИ не загорятся в небе звездыДля будущего сына и отцаРождаешь все уже пропащимКак письма к богу на одреНо бога нет, прошла пора – ты засыпаешь в тишине

Падение

Я видел падение дваждыПервое бога, второе – твоёИ пойми меня, это неправильноПробивать собой третье дноЯ хотел, чтоб летела ты птицейНа юг, где полно лебедейЧтоб крылья расправив, ты нежноПриняла меня в объятия стужи своейНо я вижу забвение личностиИ горы бутылок звенятГде осколки, ярче улыбкиВонзались в крылья цыплятРвали им крылья, сбивали мечты,ломали идеал неземной красоты

Границы возможного

Моё отвращение к Элану АдгаруМне не передать по частицамЯ выстроил домИ начертил меловую границуЯ устал начинать всё сначалаЯ теряю себя по крупицамПойми, ты не правИ я не свободен как птицаТы умен, медалист, олимпиадникА я лишь отброс с социальных сетейТы борешься за инквизицииА я за любовь у людейЯ бездарное чмо, не иначеИ пишу я из подполыЯ читаю статьи в интернетеА далее – сёрфинг в сетиМне хотелось быть кем-то большим,чем средним ребенком в семьеНо жизнь решила иначе,я вновь запасной на скамье

Гробница у моря

Куда пялятся парочки в паркеИ куда держит путь соловейЯ знаю, встретились мы не случайноВ магазинчике с рыбой твоейГде-то море омыто слезамиНо берег – могила мояНе встретимся больше мы в паркеДорогой, я жена морякаКолечко на левую руку надену дрожаИ что уж обиды хранить на моряЯ оставила сердце своё у тебяА жестокое море у себя морякаОмоется море слезами, и сердце твоё сбережетОмоет волной мою тихую гаваньЯ знаю, любимый, вода меня ждёт

Будущее

Темна ночь перед рассветомИ светоч блекнет в темнотеКто будет сердцу близокОсветит путь в ужасной мглеЯ сожгу мосты с нашим будущимИ не будет дороги обратноЯ знаю – наступит покойНо будет он точно не завтраЯ ищу ответ в рефлексииВ анализе собственных бедИ мне жизнь родные сгубилиНавесив мне строгий обетОни снова ломают соломинкуНа деле в руках была яАнабиоз мне не поможетВедь на деле погибла душа

Система

Давай пафосно курить сигареткиИ красть газеты с витриныТы знаешь что вместеМы прожили не одну зимуНарод говорит, что у власти дебилыНо ты засветишь лицо своей ксивойМы говорим о свободе в прострацииНо ты мой субатом в ионизацииТы живое лицо среди мертвыхНо ты мусор и роешь могилыТы словно палач,ведущий народ к гильотинеИ следуя строго приказуСкрутил ты ребенка за жвачку в магазеТы волен потешить страдания нацииНо ты часть системыИ ты волен боятьсяТы верен короне, за нею вассалЛибо ты с ним, либо пропал

Красота и границы

Меня вывела измеланхолии лишькрасота твоих рукТы знаешь, ведь раньшеЛовил я жутейший испугТы превосходная дама из высшего светаС детства в уме балы, пируетыИзумруды глаза и губы – алтарьСвященнее нет, я паду – ты спасайИ кудри нежнеевысот купидонаЯ снова упал,пред твоим милым взоромТы остра словно сталь из кузницыЯ понял, ты держишь границыТы ведёшь меня в нашем танцеЯ понял – ты сила и грацияКрасота сбила столкуМы выдохлись в вальсеПронзаешь сердцаВ конце, в реверансеКлинок равнодушияпронзает меняА я знал и не думал,что ты так проста

Поезда

Ты поезд везущий меня в мой апрельТы предсташь ясным небомСреди мерзлых и зимних ночейКак последние дни февраляТы душу держишь в теплых ладоняхИ миру известноМы встретимся скороНе держат дороги те рельсыЧто клали пути чрез мирыОстанься моим даже в августеКогда разведут все мостыРасставание в мартеИ ночи в апрелеТы станешь моей личной метельюТы сносишь все рамкиИ сводишь мостыКак революция в мире любвиПотерпишь крушение в мире огромномИ выстроишь рельсы повторно

Папа

Ты ломаешься сильно впервыеСлезами омыто лицоТы звонишь родным безуспешноВ надежде увидеть живое лицоСпустя километрыТы слышишь – он умер и ты не успелКак странно, вчера он живой,вчера ещё елГромко идут лишь гудкиИ в голове мысли накатомНо звонок один совершишь,в надежде быть всеми понятымТы звонишь любимой женеГоворишь «Не надо – я сильный»Ты ложишь на тумбу мобильныйИ мы слышим рыдания, слезы, частицы из словТы понял уже в головеВы с отцом не увидитесь сноваИ ты осознал только счас,что время для тех кому дорогМой папа ты ведь не сильный,ты ни разу не был на войнеМой папа мы рядом,забудь о несчастном звонке

Анабиоз

Глава I: Оставь надежду, всяк сюда входящий

Приборы сбоили, тучи сгущались – заданий меньше не становилось. Город встречает безмолвно. Живым вход не отменем, мёртвым – не запрещен, попробуй разбери невооружённым глазом: он мертв? Или просто спит? Все варианты являются неверными, смерти больше нет. ППА – Последнее пристанище анабиоза, кладбище обернутое в технологический прогресс. Очередная лачуга на окраине города, очередной пункт в распорядке рабочего дня. Обветшалая крыша, скрипучие ступени, выбитые окна – казалось, такие дома уже не пользуются авторитетом среди обитателей Варасты, даже самых старых, даже самых живых. Разве жить в мире, где отсутствует смерть – не одно из наказаний?

Не медлив, стоя у двери он достал ключ, прибор открывающий запечатанные ходы. Неожиданно дверь распахнулась, словно чей-то забытый зов зазывал ветром всех тех, кого ожидал как старого друга, было ясно: замков здесь не водится. Дом явно не был отражением прошлого, все что можно было утащить – растащили по туннелям. Среди мертвого смрада и разлагающихся крыс, можно было увидеть свет, будто солнечный он освещал путь и вёл в дальнюю комнату. Белые межкомнатные двери, жёлтые стены и коричневый пол, такие помнится были в детстве у каждой второй состоятельной семьи, особенно у паршивой интеллигенции входило в привычку кичиться детскими комнатами, словно крича «Я обеспечу своему ребенку достойное будущее». На деле всех их ждал анабиоз и жалкое сосуществование с дохлой живностью, а не надежды на счастливое будущее.

Подвывания становились отчётливее, словно дом навывал траурную песню, отгоняя воспоминания о забытом прошлом. Свет исходил из приоткрытой двери углового шкафа. Подойдя ближе – девочка. Девочка. Девчушка. Красное пышное платье, фарфоровые глазки и забавная игрушка подмышкой. Лицо не выражало ничего, а мертвый взгляд подтверждал – всего-то очередной сбой в системе и люди не оживают. Руки потянулась к подсумку на поясе. Любой служащий привыкает к процессии, но это не значит, что им не становится не по себе. Достать – вколоть – уйти, дальше дело специалистов: настройка чипа и запечатывание. Открыв подсумок, руку накрыла холодная детская рука, а затем:

– «Он придёт, папочка придёт, – тихо, слишком тихо, по ребячески обиженно. Присев на корточки, можно было ощутить тепло, оно исходило из груди девочки,

– бьётся, подумал было я, а затем заглянул в глаза – яркий блеск и живой интерес. Быть солдатом – не для всех. Война – не всегда о смерти, по краней мере, не в Варасте, война – это борьба со своими идеалами.

– Я ищу своего папу, ты не видел? Он был тут! Он солдаааат, представляешь? Протянув гласную, настолько насколько её хватило она продолжила :

– И форма прям как у тебя! Отведи меня к нему! Не ребяческая просьба, а серьёзный приказ.

Значит, дочь солдата, но вот загвоздкой служило то что, у ныне существующих служащих нет семей, это по мнению руководства отвлекает, но по краней мере так считает только управление

Приходится молчать, так будет проще. Смерть покинула это место давным давно, оставляя лишь отголоски в виде вируса, будто плюя в лицо реестру внутренних дел. Никто не умирал, но и не жил, анабиоз заменил людям смерть, и в надежде на исцеление люди надеялись что это – единственный выход. О гуманизме не было и речи – сначала дети, потом женщины, здоровые мужчины. У людей не было выбора: умереть и упокоится или жить в анабиозе. Пытавшиеся поднять бунт – гниют в назидание другим, и не имея возможности умереть, скрываются по туннелям, словно помойные крысы, медленно умирая от вируса.

Неизменна лишь военная мощь, являющаяся стержнем любого государства. Неизменна преданность солдата, неизменны выполнения приказов.

– Ты отнесешь меня к папе? Может вы друзья! Меняя манеру с приказной, на наивно десткую, она думла что это сработает. Девчонка оживала на глазах, тссс, не порядок, ещё минута и жизненные процессы запустятся окончательно, нельзя этого позволить, действовать нужно незамедлительно. Прокашлявшись он решил подыграть:

– Я отнесу тебя к папе, ты мне веришь? Кивок и такие сильные детские объятия. Приобняв её, он вколол реагент. Быстро. Без промедлений. Он положил девочку в капсулу, и подойдя к окну посмотрел на небо – не единой звезды. Вспомнились глаза, юркие блестящие. Фантомные ощущения объятий сковали тело. Посмотрел не девочку – глаза стремительно теряли свой блеск. Звук дыхания. Пауза. Тишина. Анабиоз.

– Я закончил, можете подключать – устало произнес в рацию и отключился. Люди сами губят свои звезды, им не нужен путеводитель, маршрут построен и все выбрано за нас

– Отличная работа, Колдрекс.

Начался дождь и кислотные капли падали с небес, ядовито оплакивая происходящее. Судьбу не выбирают – судьбой управляют, вот что твердят в управлении. Легко быть управленцем, сидеть в офисе и отдавать приказы. Солдаты – люди из плоти и крови, бесчисленные множества государства, расходный материал, а может и нечто большее. У каждого солдата есть цель, есть своя миссия, мы не более чем план государства

Дождь запорол возвращение на базу, «остерегайся дождя» всегда было одним из нерушимых правил, установленных руководством. Придется выжидать. Глаза невольно вернулись к девочке, так мирнолежавшей в капсуле. Подойдя ближе, рядом с капсулой он взглядом приметил разбитые стекла. Присев, он увидел в груде мусора и разбитого стекла фотографию. Семья, счастливая семья. Условно распределяя роли, он увидел в двух состоятельно одетых – хозяев дома:: отца и мать. Девчушка счастливо сидела на шее у человека, человека чья голова была оторвана с листа, вероятнее всего – брат, или дядя.. Оставив фотографию и встав, он последовал дальше. Переступая через животные разложения он понимал, что смотреть больше не на что, все разобрали.

Рация непозволительно громко зашипела, ломая мрачное молчание, будто вселяя жизнь в пространство. Визгливый женский голос упомянул о дожде

– Солдат №00370, кодовое имя: Колдрекс, напоминаем о правиле солдата: Не покидайте укрытие, кислотные дожди опасны помутнением рассудка! Напоминания персонально поступают в зависимости от ситуации, руководство заботится о жизни каждого солдата! Бииип. Отключаюсь. С уважением и заботой, ваша AiEva

AiEva – миротворческий искусственный интеллект, направленный на поддержку и обеспечение солдат. Вы могли убивать друг друга, выражать недовольство руководству, Aieva окажет поддержку любому, кто в ней нуждается. Осматривать дом дальше смысла не было, вот только тупиковый коридор вызывал любопытство. Стены, на которых развешены фотографии: семья, природа, снова семья и снова природа. Дойдя до конца коридора, а он был длиннее чем казалось, я не заметил как уперся в огромное зеркало на стене. Он надеялся увидеть жеркало где угодно: в туннелях, в варваских долинах и чужеземных странах. Сказки не иначе

– Вековой слой пыли, не иначе, – и протер его рукавом, невольно думая о том, что обмундирование необходимо будет почистить. Зеркала – отголоски прошлого, но что солдату, смотрящему в зеркало? Он увидит просто своё отражение, нет прошлого, нет будущего – существует только настоящее. Стандартная форма, усталый вид и отсутствие информации о будущем, ничего нового. Закончив рассматривать себя и облокотившись на него, он с грохотом катился вниз, будто кубарем по алее. Падение отвечало на вопрос «Почему не украли зеркало» Дверь, это была дверь. Из иллюзорности он подмечал две вещи: Казавшийся длинным короткий коридор, и длинную лестницу, по времени падения на которой можно было бы подумать, что вела она в преисподню

Общепринятым и доказнным утвержденим является то, что в теле человека 206 костей. У него – ни одной целой, новообразованные синяки и садины покрывали все, оставляя в целости лишь навязанные государством идеалы. Достав фонарик из подсумка он принялся осматривать то, где находился: место? комната? Складское помещение? Рай? Ад? Всего лишь конец лестницы, очередной тупик с дверью. Он принялся рассматривать дверь, освещая фонариком стены. Наткнувшись на надпись над дверью, он прочитал её вслух

«Оставь надежду всяк сюда выходящий»

Потянувшись за ключом в подсумок, заметил что дверь была приоткрыта, значит объяснятся за вторую неуказанную в здании дверь не придется, для всех дверь – одна. Да, не по уставу – заходить туда, куда не следует. Карается законом? Потом. Ноги сами вели его к двери, и легко поддавшись соблазну, он открыл её. Атмосфера резко изменилось. Складывалось ощущение что комнату не покидали вовсе: Пространство как будто живет между мирами, между разумом и откровением. Святыня, не иначе. Подойдя к столу сложно было не заметить блокнот. Первые страницы встретили надписью

«Познание мира воспринимается молитвой, а молитва – форма эксперимента»

Жители Варасты не верят в бога, зачем верить в то, что бросило вас на произвол судьбы? С наступлением эпидемии, храмы опустели быстро, теряя святость и веру в лучшее.. Здесь же – аккуратные ряды пробирок с кровью, пеплом и благословенной водой и машинкой, напоминациющей дистяллиционую. Стопки фоллиантов около стола, богословские трактаты и плачущие иконы над кроватью. Освещая комнату, можно было наткнуться на «живой уголок». Самодельная печь, стойки с гербариями, засушенные жуки и органы. Пол был усыпан разного рода бумагами, одни были экспериментального, другие – богословного характера. Обоженные – либо в порыве отчаяния, либо в ритуальной очистке. Ближе к кровати – латунный крюк, с лопнутой но подвешенной пробиркой. Вероятнее всего внутри были – кровь ученного и пепел от молитвы. Давний ритуал призыва бога, считалось что лопнувшая пробирка – призыв остановиться, знак того, что ты зашел слишком далеко. Это акт покаяния и жертвы, совмещенный с эксперементом. Отчаяние в чистом виде. Кровать была заправлена, видимо с надежой на скорое возвращение

Пора и ему отправиться на базу, вероятнее всего дождь закончился. Из всего усвоенного он понял, что подниматься по лестнице самостоятельно – быстрее и безопаснее. Ступив на последнюю ступень, он почувствовал… щелчок? Будто бы кто-то нажал на кнопку, дыша ему затылок,, но посмотрев себе под ноги, он не увидел ничего, кроме скрипящей половицы. Дождь действительно закончился, и переступая порог дома, он заметил самолет. Видимо служба зачистки. Уходя, он чувствовал тяжесть блокнота, лежавшего в подсумке.

Брильц Мирра

«Ранить словом так легко…»

Ранить словом так легко,Как лезвием махнуть наотмашь —Без крови, но довольно глубоко,И шрамы в душах не замолишь.Случайно – иль в пылу сраженья —Бросаешь фразу, как кинжал,А после тишина, забвенье…И что ты этим доказал?Осколок смысла, что разбилДоверие и хрупкий стан.Свой план ты, друг, осуществил —Оставил за собой на сердце много ран.Так береги слова, как мечВ ножнах: не рвать, не бить, не сечь.Ведь ими можно не губить,А исцелять, прощать, любить.

«Меня зашивали в бессонной тиши…»

Меня зашивали в бессонной тиши,И нитью тянули узлы из души.Но каждый, кто рвал мою плоть пополам,Забыл вынуть что-то из собственных ран.Забыли обрывки утопленных слов,Остатки обид, непрощённых грехов.И спрятали в швах то, что жжёт изнутри —Чужая печаль в моей чистой крови.Я шёлком натянут, я кукла живых,Во мне перепутаны тени других.И каждый мой шаг – это эхо их бед,Они не ушли, оставляя свой след.Меня зашивали, но в каждом стежкеОставили холод, застывший в руке.Теперь я хожу, засыпанный щебнем,Несущий чужие секреты и пепел.

«Кроны древ шумят листвой…»

Кроны древ шумят листвой.Кто прячется за маской леса?Лохматая и тёмная завеса.Скрывает свою тайну лес густой.Понять гул древ сможет не всякий,Кто ступит на земную тропь.Стремясь завлечь незнающего в топь,Между травой петляет ветер мягкий.Живут там по своим устоям.Не вздумай рушить правила лесов.Закон один, и он таков:«Туманный лес открыт лишь поразительным изгоям».Лишь потерявший кров и светПочувствует природную тоску.Он в лес идёт не так, пройтись по пустяку,Изгой в нём ищет жизненный совет.И лес его объятиями встретит,Окутает дождём, стекающим с небес.Изгой искал свой дом? он здесь.Никто чужой и ме́льком не заметит.Лес так прекрасен, если знать его секрет:Совсем не страшен, не когтист и не колюч.Он лишь для чужаков так недоволен и гремуч,Но для страдальцев он найдёт ответ.

«Ты вечно теряла тапочки…»

Ты вечно теряла тапочкиИ путала дни недели,Оставила зубную щёткуВ кармане зимней шинели.Я помню – спала на левом,И свет всегда бил в лицо,А утром вставала в девятьИ бежала курить на крыльцо.Чай оставался холодным,Ты грела и забывала,Зато я не был голодным,Ты всегда меня опекала.Я слушал твои шаги,Как приходила домой,Как скрипят сапогиКак зовёт меня голос твой.Ты крутила смешные кудряшкиИ любила газеты читать.Тебя знали любые дворняжки.Я любил тебя обнимать.Я писал для тебя,Научился стихи сочинять.В такую толстую,В большую такую, тетрадь.

«Люди – смешные, с глазами под веком…»

Люди – смешные, с глазами под веком,Серьёзно вдыхают, кряхтят век от векаБоятся смотреть в настоящую правду,Привыкли: как легче – так, значит, и надо.Живут понарошку, бегут понатужку,Кормя в себе страх по утрам, как игрушкуРаботают, спят, обещают быть лучше,Срываются ночью… и хнычут в подушку.

«Не в буре рождается истина …»

Не в буре рождается истина —а в тишине,где сердце говорит шёпотом,и каждое «да» или «нет»отзывается эхом в душе.Судьба не всегда в поступкахиногда – в их отсутствии.Удержаться – труднее, чем броситься напролом.Пройти мимо – благородней.Вопрос не в том, что правильно,а в том? кто ты?,когда правила лишь линии на пескеи мир не спросит отчёта.Быть честным,не потому что надо,а потому что иначе нельзяи быть честным с собой.Даже если никто не похвалит.Даже если тишина в ответ.Когда никто не видити вроде бы можно.Это реально сложно.

«Я циник, так и быть – и что с того?..»

Я циник, так и быть – и что с того?Смеюсь, когда дрожит чужое сердце.Мне истина давно не ест мозгов —Она, как лед, и не пылает в жерле.Скупой на жалость, жадный на тепло,Я душу прятал в старом чемодане.Забыл, что в мире есть ещё добро,Но вспомнил… и пожал плечами.

«Пришейте мне крылья белые…»

Пришейте мне крылья белыеИз света, надежды и снов,Чтоб над землёй усталойСвободным стать от оков.Пришейте – не для побега,А просто, чтоб тишинуУслышать в небе далёкомИ расправить их в ширину.Пусть лёгкие будут пёрышки,Пусть светятся добротой.Я стану не птицей даже,А ветром над головой.Пришейте мне крылья, люди,Я боль свою унесуИ спрячу в глубинах дальнихСвою глухую вину.Пусть каждый, кто потерялся,Расправит своё крылоИ свободу почувствовать в небеКаждому будет дано.

«Под фонарём, где шепчет тень…»

Под фонарём, где шепчет тень,Заснул квартал под шорох ветра.Он светит тускло каждый день,Как страж заброшенного центра.Прохожих взгляд ему знаком,Он видел смех и расставанья,И в тишине ночной притомОн шепчет старые признанья.Когда-то ярче он горел,Но время стекла закоптило,И лишь один мужчина был —Он протирал фонарь уныло.Однажды в мареве небесМелькнуло что-то, будто пламя.То ангел мимо пролетелОн пристально следил за нами.И снова вечер за углом,И свет фонарный в полутоне.И ангел вдруг махнул крылом:Закрыл весь свет в своём поклоне.Внезапно почернела ночь.Всё мутным стало и незримымВдруг мамочке сказала дочь:«А ведь фонарь тот был незаменимым…»