Мечтатель

«Послушай, Андрей, в команде ты самый юный, но раз и навсегда должен уяснить, что на поле у игроков нет возраста… семнадцать, сорок – наплевать! там все равны! И всюду принято говорить о технике, о быстроте, о дриблинге – всё это важно, конечно, но есть ещё одна вещь, без которой футболисту нечего делать на поле… Яйца! – убеждал он, широко открыв глаза, и, сжав кулак, на последней фразе. Директор, замявшись, поправил на столе бумаги. Андрей жадно ловил каждое слово тренера, каждый его жест.

– Понимаешь, о чём я? – продолжал тот. – Если не способен послать к чёрту все страхи, свою неуверенность, то на этом всё, конец! нет футболиста! меняй бутсы на галстук и ищи другую профессию. (Директор нечаянным движением поправил свой зелёный галстук). Потому что футбол не выносит трусов, рано или поздно он их выплёвывает. И если хочешь идти дальше, хочешь играть там, – он указал пальцем вверх и следом им же стал стучать по столу, – каждую тренировку выжимай себя до последней капли, каждый божий день доказывай этой великой игре, что достоин быть её частью. – Он остановился, позволив тишине проводить свои слова к сердцу Андрея. Затем уже без прежней пылкости спокойно добавил: – И не стоит забывать с чего мы все начинали: как детьми гоняли мяч во дворе… те подлинные детские чувства, эмоции, что дарил нам футбол. За это мы его и полюбили, за этим всякий раз и должны выходить на поле».

Процедура завершилась знаменательным рукопожатием сторон. Когда Андрей вышел на улицу, слёзы выступили на его глазах, и он с благодарностью перекрестился.

Тот день показался ему теперь таким близким, но громадная пропасть разделяла его тогдашний полёт души от теперешнего почти отчаяния. Он с горьким чувством подумал: «что я вообще есть без футбола… что ещё могу, на что гожусь», – и это звучало в его голове как приговор, а не как вопросы.

Вся его скудная зарплата уходила на бытовые нужды и препараты для колена, и имеющихся в настоящее время денег, едва хватило бы на перелёт до Москвы, но это были копейки в сравнении с суммой, которая потребуется на операцию. «Кредит? – спрашивал он себя. – А чем выплачивать? Неизвестно, когда я снова смогу играть, когда устроюсь в команду… Да и кто мне его даст!» Мама работала акушеркой в местном роддоме и зарабатывала мало, Кириллу хватало своих финансовых забот: ипотека, кредит на машину. Да и не взял бы Андрей от кого-либо деньги, вынашивая в себе какое-то чувство обиды, посеянное всеобщим бессочувствием, непризнанием его одержимой привязанности к футболу.

До утра он просидел на кровати в раздумьях. Во сне мама была очень чувствительна и просыпалась от любого шороха, поэтому с комнаты он не выходил, избегая возможной с ней встречи. Несколько раз он брался за Библию, но на первой же странице мысли уводили его куда-то в сторону, и он откладывал книгу.

V

За окном было уже светло. Перед работой в комнату к нему заглянула мама, Андрей, отвернувшись к стене, притворился, что спит. Она какое-то время постояла у двери и тихо ушла. Наступивший день, каждая его минута была для Андрея мучительным ожиданием приговора. Он то неподвижно сидел с отсутствующим видом, глядя в одну точку, словно мысль его прекратилась, то нервно начинал ходить по комнате из угла в угол, а вместе с ним и весь круговорот его мыслей: четыре шага в одну сторону, четыре обратно, постоянно посматривая на телефон. Весь день он ничего не ел, и только одна чашка чая сменяла другую.

Наконец к вечеру позвонил врач из Москвы. Говорил он быстро, не останавливаясь, всей своей интонацией требуя, не задавать ему излишних вопросов, так как времени на это у него нет. Он с убедительной ясностью дал понять Андрею, что если он хочет продолжать играть, то операция необходима, если же пренебречь этим и продолжать играть с лукавой помощью обезболивающих, то по тем-то и тем-то признакам ситуация будет стремительно ухудшаться, и скоро колено придёт в негодное для футбола состояние. Далее он подробно обрисовал хирургические манипуляции, которые необходимо выполнить: где что нужно подшить, что куда сместить и т. д. и т.д., и в заключение речь его скованно коснулась стоимости такой работы. В ответ Андрей только сказал, что ему потребуется определённый срок, чтобы собрать такую сумму.

Разговор этот не произвёл в нём какого-то особого смятения. Где-то в глубине, какая-то неизведанная часть человеческого естества – та, что безошибочно отличает подлинное и угадывает грядущее, но почти всегда заслонена рассудком, – эта часть Андрея уже давно предугадала траекторию шагов судьбы его; но и рассудок не бездельничал, в эти два дня процедив несколько томов собственных мыслей, в попытках примирить его с возможными исходами положения, в котором он оказался.

На часах было уже около шести и, решив, что он ещё успеет застать кого-нибудь из руководства, Андрей немедля поехал на стадион, где размещался офис клуба. Он хотел знать, верны ли его домыслы относительно продления контракта, и, конечно, в нём ещё таилась какая-то призрачная надежда, что его оставят в команде.

Но призрак этот мгновенно померк, как только он заглянул директору клуба в глаза. Тому, каким-то образом, было уже известно, что Андрею снова требуется операция, но, из только ему одному известных соображений, он всё же задал несколько уточняющих вопросов, ответы на которые в действительности его мало интересовали. Затем заученными, уже не раз произносимыми им фразами, он стал говорить о непростых нынешних временах в жизни клуба, их затруднительном финансовом положении и прочих обстоятельствах, что несут ответственность за то, почему Андрею не предложат новый контракт; и в завершение выразил абсолютную убеждённость, что, оправившись о травмы, Андрей ещё добьётся больших футбольных высот. В общем, он говорил всё то, что обыкновенно произносится в подобных случаях подобного рода особами.