Книга женщин

Книга женщин

Редактор/Составитель/Автор текста Оля Гарталова

Корректор/Автор текста Светлана Голованова

Автор текста Марина Батаршина

Автор текста Светлана Логинова

Автор текста Наталья Сёмина

Автор текста Альбина Абзанова

Автор текста Алсу Давыдова

Автор текста Ева-Людмила Бахарева

Редактор/Корректор Мария Краснова

ISBN 978-5-0067-7681-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Привет!

Я – Оля Гарталова – автор проекта «Книга женщин». В начале 2025 года мне пришла идея создать книгу с реальными вдохновляющими историями, и на моё предложение откликнулось множество знакомых и незнакомых мне женщин, но, к сожалению, не все дошли до конца проекта. С теми, кто остался, мы вместе писали тексты, редактировали их долгими вечерами, встречались на общих и индивидуальных фотосессиях…

…и вот, сейчас, вы держите в руках наше общее творение, в котором собраны не выдуманные рассказы, а реальные истории восьми разных женщин о вызовах и преодолениях, силе и слабости, любви и потере, жизни и смерти.

Мы адресуем эту книгу всем тем, кто ищет вдохновение и поддержку, а также хочет вновь почувствовать свою уникальность.

Добро пожаловать в «Книгу женщин»!

К папе

Ранним летним утром я села в поезд и отправилась в свой родной город Урай. К папе. Добираться почти два дня – сначала на одном поезде, потом на другом, и несколько часов ожидания между ними. В памяти неумолимо всплывали тёплые детские воспоминания…

…Суровая холодная зима, начало марта в Сибири. Папа везёт меня в роддом к маме и младшему брату на санках мимо гор плотного искрящегося на солнце снега. Мороз, а я тепло укутана! Серое здание советской больницы, на окнах краской написаны номера палат прямо на стёклах. Маму с новорождённым определили на самый верхний этаж. Записку для передачи у нас не взяли, значит, нужно кричать под окном. Папе неудобно громко звать маму, а я во весь голос звеню по округе: «Мама Фая, мы пришли! Мама Фая, мы пришли!» Мама открывает окно и спускает мне на верёвке пакет с грецкими орехами, тогда роженицам их выдавали для укрепления здоровья.

Пока мама лежит в роддоме, мы с папой живём вдвоём. Учим стихи, чтобы записать их на аудиоплёнку. Папа переживает, даже злится немного, когда я вредничаю и нарочно молчу. Папа проявляет фотоплёнку и печатает фото, а я смотрю и не мешаю. Перед сном папа читает мне книги…

О, папа – самый добрый и заботливый в мире! Он возился со мной, всегда всецело посвящая себя мне.

Под стук колёс за окном мелькают красивые летние пейзажи, леса сменяются полями, деревеньки – сёлами, а в моей памяти одно воспоминание приходит на смену другому. И вот я уже взрослая гуляю с папой по набережной моего города детства. Мы довольны встречей и счастливы, рядом бегают мои сыновья – его внуки, и папа фотографирует нас на телефон. Я бережно храню эти фотографии…

Наконец, Урай. Небо здесь всегда великолепное! Ярко-голубое и местами бирюзовое, настолько низкое, что, кажется, можно рукой достать до красивых объёмных белых облаков. Только что прошёл тёплый летний дождь, прибив песок вдоль тротуаров, и выглянуло солнце. Сотни бабочек летают над ковром из клевера, а я иду по той самой набережной, где мы когда-то гуляли с папой. Набежали серые тучи, но солнце золотыми нитями пробилось сквозь них и потянулось к реке. Руки сами потянулись к телефону и включили фотокамеру, чтобы увековечить эту красоту – тучи, солнечные лучи, реку, ноги в воде, бабочек, клевер, берёзы, плитку тротуара, зелёный горизонт…

Я закрыла глаза и подставила лёгкому летнему ветру своё лицо, по которому катились слёзы: «Прощай, папа. Мне очень жаль, что ты больше не обнимешь меня и не помашешь, улыбаясь, на прощанье. Я обещаю видеть красоту этого мира и светить даже в тёмные времена. Прощай, самый добрый и заботливый в мире папа».

Моя хорошая, я сейчас и маленькая девочка, которая горюет о потере любимого папы, и взрослая женщина, которая несёт в своём сердце благодарность за то важное, что дал мне отец. Я могу сама на себя опереться и утешиться в этом горе, зная, что мой папа рядом, он в моём сердце и в моих воспоминаниях. Мысленно я всегда могу обнять его крепко и улыбнуться ему.

Светлана Голованова, 43 года

Ведущий специалист и тренер по йоге

Тёмные времена – светлые мысли

Выйдя из медицинского центра, сажусь за руль, а в голове пульсирует только один вопрос: «За что?»

– Не всё в жизни мы можем объяснить.

– И что теперь делать?

– Что? Что? Соберись и иди сдавай анализы.

– Да ты не понимаешь! Это же конец всего: конец планов, счастья, жизни!

– Не наговаривай. Да, болезнь. Да, страшно. Но ты справишься. Ты же, в конце концов, психолог…

– Ой, ну, конечно, «яжпсихолог»! Не хочу! Не хочу быть сейчас психологом, я – человек, обычный человек! Мне больно!..

– Хорошо. Иди в эту боль. Проживай свои эмоции. Ты же сама знаешь все эти правила.

– А-а-а, отстань! Ненавижу эти правила! Ненавижу! Вот прицепилась…

Разговор внутри мог продолжаться бесконечно. Но я отстояла право быть беспомощной и реветь: сильно, взахлёб, отчаянно… Наплевать на весь мир — есть только я.

Работая с чужими страхами, я часто транслирую, что столкновение с ними делает человека сильнее, увереннее и успешнее, но, столкнувшись с ними сама, я оказалась перед сложным выбором: реагировать как чувствительный человек или как профессиональный психолог.

За год до этого…

Здравствуй, социальная жизнь после декрета! Выхожу на должность психолога в новое место, о котором давно мечтала. Работа приносит мне новые эмоции, опыт и знания, и не только о других, но и о себе самой.

Рабочая активность возрастает с каждым днём, и вот спустя всего три месяца я уже старший психолог отделения — новая роль, новые функции, работа не только с пациентами, но и с персоналом. Хожу на учёбу и свою личную психотерапию. Погружаюсь в профессию всё глубже.

Адаптация на новом рабочем месте проходит не только у меня, но и у дочки в школе, и у сына в детском саду, лишь муж продолжает работать в привычном для него режиме. В летние каникулы решаем побаловать себя отпуском — отправляемся на море всей семьёй. Путешествие на автомобиле, купания, прогулки, перегревы на солнце и экскурсии — ворох совместных приятных забот, который я с теплом буду вспоминать в тяжелейший период своей жизни…

10 декабря 2017 года. Я лежу в крепких объятиях мужа, будто после наших утренних нежностей прошла уже целая вечность. Смотрим фильм. Наконец-то можно расслабиться после рабочей недели – завтра долгожданный выходной. Его руки медленно и нежно скользят по моему телу, не пропуская ни одного изгиба: от бёдер к талии, от спины к груди…

— Чувствуешь? – настороженно спросил он, остановив руку на левой груди.

— Чувствую, – насторожилась и я.

— У тебя это уже было?

— Нет, когда кормила детей, грудь набухала от молока, но не так.

— Надо бы проверить. Сходи завтра к врачу, – твёрдо сказал муж, а у меня внутри затаилась тревога.

Вообще, чуйкой в семье обладала я, за это муж и называл меня ведьмой, но в этот раз сведущим оказался он.

– Пока ничего страшного не произошло.

– Ты серьёзно? Ничего страшного?

– Да, есть повод для беспокойств, но сначала сдай анализы.

– Ты не понимаешь…

Чтобы заглушить внутренний голос, сидя в очереди к маммологу, решила рассматривать других пациентов:

– Вот женщина за пятьдесят. Тёмные классические брюки, кардиган на крупных пуговицах, под ним водолазка. Укуталась в палантин. Сидит скованно и смотрит в одну точку.

– Боже, как же она переживает!

– Вот седовласый мужчина, с живой мимикой, пытается заговорить с женщиной в палантине. Показывает ей какие-то бумаги с цифрами.

– И мужчина тревожится… Как же я не хочу умирать!

На работе я часто сопровождаю своих пациентов на пути принятия сложных ситуаций в их жизни, а теперь и я сама оказалась на их месте.

За окном серость, снег и суета, а в кабинете врача стол, стулья, кушетка, окно — время остановилось. Осмотрев меня, молодой врач долго задумчиво молчал.

— Мой муж заметил… — решила я внести ясность.

— Молодец, муж. У меня есть подозрение на злокачественную опухоль в груди, надо сдать дополнительные анализы.

Выйдя из медицинского центра, сажусь за руль, а в голове пульсирует только один вопрос: «За что?».

Начались длинные очереди, сдача анализов, консультации с разными специалистами и походы в онкологический диспансер. Потом Новый год. Дом, семья, ёлка, подарки и надежда на чудо. Но чудеса не всегда случаются в праздники — подтвердили диагноз: рак молочной железы. Назначили день операции.

– Родителей жалко, мужа, детей. Как они будут жить без меня?

– Детям ничего говорить пока не нужно. Живи настоящим, отпразднуй свой день рождения в кругу близких людей и последовательно готовься к операции.

Так и сделала, позвала сестёр с мужьями и детьми. Дети играли, мы общались – любимый ворох приятных забот, но в этот раз с привкусом тревожного ожидания перед прыжком в неизвестность.

На консультации врач рассказал мне о том, как будет проходить операция и что мне нужно к ней подготовить. Он говорил обыденно, а перед моими глазами пролетала вся жизнь.

За неделю до операции отменила все консультации со своими клиентами. Узнав о причине моего отсутствия, руководитель задумался и задал вопрос:

— Из-за чего это может быть?

«Да знаю я эти ваши психосоматические теории: непрожитые обиды, фиксированные травмы, глубинные переживания… но я не хочу, не хочу сейчас об этом думать!»

— Если будет нужна какая-то помощь, скажи.

Беседа с руководителем далась мне нелегко. Хотелось оправдываться и защищаться из-за внутреннего напряжения от ожидания жалости к себе и страха осуждения. Осуждения за то, что стала слабой, беспомощной и неспособной справиться самостоятельно.

Февраль 2018 года. День операции. В палате шесть человек. У всех разные диагнозы, степени тяжести и прогнозы на выздоровление. Кто-то здесь уже не в первый раз: есть и пожилые женщины, и среднего возраста, такие как я, и даже моложе. За долгими разговорами на общие темы: болезнь, любимые книги, рецепты — мы все сильно сблизились, и каждая из нас старалась поддержать остальных как могла.

Муж провожает меня на операцию, улыбается мне, а я улыбаюсь в ответ.

— Всё будет хорошо!

В операционной анестезиолог шутит — старается меня отвлечь. От наркоза я проваливаюсь в сон. Темнота…

…Проснулась. Еле ворочаю языком. Муж смеётся:

– Напоили тебя, что ли?!

Первый раз чувствовала себя такой беспомощной. Без своих близких я бы не справилась. Любимый муж выносил из-под меня утки, ухаживал, ночевал в палате. Дорогая мама баловала меня куриным бульоном и котлетами.

Став старшим психологом отделения психотерапии в тридцать пять лет, мне было непросто показывать свою уязвимость и уныние, даже близкими. Мне хотелось пересмотреть всю свою жизнь и уйти с работы. Казалось, что я уже не могу помогать людям, так как сама погрузилась глубоко в свои собственные переживания.

— Я больше ни на что не годна!

– Почему ты так решила?

– Потому что сейчас мои эмоции для меня на первом месте.

– Ключевое слово – сейчас. Когда ты наберёшься сил и выйдешь на работу, всё встанет на свои места. Постарайся сохранять светлые мысли в тёмные времена.

– Но мне кажется, что моя жизнь уже никогда не будет прежней.

– Профессионал отличается от обычного человека тем, что весь свой жизненный опыт он может привнести в работу и, глубже осознавая себя, лучше понимать пациента. А ты и есть настоящий профессионал.

Февраль 2025 года.

Я сижу на спектакле, где женщины в красных одеждах одна за другой выходят на сцену и рассказывают свои истории. Эти истории мне знакомы, они все про страх потери — потери себя, прежней жизни — и про желание об этом говорить. Такими же историями делились и женщины в палате, пока я ждала операцию. Спектакль непростой, на моих глазах слёзы, ведь и я снова чувствую в себе потребность выйти за рамки внутренних диалогов и рассказать о прожитом опыте другим людям.

Выйдя из театра, сажусь за руль и делюсь с подругой своей историей…

Уже семь лет я в ремиссии. Наконец отменили уколы, и я всё реже наблюдаюсь у врача. Радует, что болезнь обнаружили рано и операцию сделали вовремя. С должности старшего психолога отделения я всё же ушла, но не из-за разочарования в себе как в профессионале, а из-за большой нагрузки.

Моя хорошая, сейчас мне хочется ещё больше времени посвящать своей семье и реализовывать себя в других сферах. Я, конечно, слукавлю, если скажу, что не боюсь встать на те же грабли и вернуться к прежней жизни, где роль профессионала стала важнее других моих ролей, поэтому, прислушиваясь к голосу каждой, я учусь жить свою жизнь с большей заботой о себе.

Марина Батаршина, 42 года

Клинический психолог

Октябрь

– Светлана, не могли бы Вы прийти?

Я сразу поняла, что случилось. Идти до больницы было минут пятнадцать, но я шла их бесконечно. На удивление в конце октября было солнце, и люди на улице ещё смотрели друг на друга, а не себе под ноги, как это обычно происходит в холодное межсезонье.

– В реанимацию, – кинула я зло на пропускном пункте. Дяденька в чёрной форме с большими жёлтыми буквами «ОХРАНА» опешил.

Поднялась в отделение, прошла длинный коридор, дошла до ординаторской.

– Я пришла, – прошептала я.

От волнения пересохло во рту, и я уже не могла говорить в полный голос.

Врач выбежала ко мне молниеносно, как будто всё это время ждала за дверью. Она была растрёпана, и, если бы я не знала, что всего два часа назад она спасала жизнь человеку, я бы решила, что вечеринка у неё вчера прошла на славу.

– Идём, – сказала она мне, не глядя в мою сторону.

Мы дошли до процедурной, медсестра уже держала наготове стакан с водой. Доктор достала из кармана какой-то коричневый флакончик и, не считая, определила несколько капель в стакан.

– Пей.

Не успела я моргнуть, как стакан оказался у меня в руках.

Выпила. Вопреки ожиданиям это оказалась не валерьянка. Врач неожиданно крепко прижала меня к себе, как-то по-матерински, от чего мне стало жутко некомфортно – за последние два года изоляции в стерильном боксе я успела отвыкнуть от объятий с кем-либо.

– Серёжа умер.

– Знаю…

Я не могла плакать, и почему-то улыбалась, вероятно, из-за волшебного зелья без противного запаха валерьянки. Со стороны это выглядело странно – матери сообщают о смерти ребенка, а она чуть ли не смеётся. Всё-таки эти волшебные капли сделали своё дело – пока доктор держала меня в своих крепких объятиях, я не проронила ни слезинки. Отчётливо помню, как в тот момент подумала: «Бога нет, так как забрать у меня второго сына не могло быть божественным промыслом».

– Пойдём? – спросила меня доктор, и, не дождавшись ответа, повела за собой.

– Я там была на обходе, – начала она, продолжая куда-то идти, – мы не смогли его спасти. Знаете, у него были слёзы…

В этот момент внутри меня открылась невидимая заслонка, и по лицу, наконец, бурным потоком покатились слёзы. Люди, встречаясь со мной взглядом, тут же опускали глаза – им, стоящим в коридоре, было неудобно и страшно. Здесь это знает каждый: если идут в сторону реанимации со слезами – кто-то умер.

На меня надели халат, шапочку, бахилы и проводили в маленькую комнату. В красном свете я разглядела большую кушетку, покрытую клеёнкой, и стул. Вся комната была завалена белым постельным бельём, аккуратно сложенным в стопочки.

– Почему чистое бельё в этой комнате? – под воздействием лекарства мозг цеплялся за ненужные мелочи и отказывался осознавать происходящее.

Серёжа. Он лежал на кушетке голышом. Я подошла ближе и впервые за два года потрогала его кожу без перчаток – она была мягкая и чуть тёплая. Слёзы лились по лицу – не при таких обстоятельствах я надеялась прикоснуться к своему сыну.

В голове осуждающий голос твердил: «Зачем ты его вообще родила, если первый ребёнок был с тем же заболеванием?!» Я чувствовала стыд за то, что я – мать, которая не смогла уберечь своего ребёнка. Мне было стыдно за свой сломанный ген.

Стоя в реанимации, я старалась плакать как можно тише, боясь создать неудобства персоналу и напугать пациентов из соседних палат. Там, за стеной, были такие же маленькие дети, как мой Серёжа, которые боролись за свою жизнь, и рыдающая женщина точно не ободрила бы их на выздоровление. Я боялась нарушить покой тех, кого даже не видела, не разрешая себе горевать.

Не помню, сколько прошло времени, прежде чем я почувствовала, что тело Серёжи стало холодным. Мне захотелось сбежать.

– Пойдёмте? – обратилась я к доктору, которая всё это время ждала меня в ординаторской, занимаясь оформлением различных бумаг.

Идя по длинному коридору, я вдруг осознала, что почти два года мы провели в этой больнице, а теперь я выйду отсюда и никогда не вернусь. Мой мозг строил планы на то, как я буду жить дальше не по больничному графику, без необходимости каждую ночь проверять пульс у ребёнка. Я думала о том, как этой ночью лягу спать на свою кровать в пижаме, а не на раскладушку в шапочке, перчатках, стерильном халате и маске. Вот и пришёл конец больничной жизни, и ко мне возвращается прежняя жизнь. Слёзы остановились, и в глубине души я даже немного обрадовалась.