Аркана. Первая ступень

А.М.Берт

Аркана. Первая ступень

Пролог. Конец нового начала.

1497 год от Перерождения Хроноарха. Второй месяц зимы. Вечер.

Азарэль Гром шагал по коридору так, словно тот нарочно вытянулся в бесконечность, чтобы помучить его. За дверью, в самом конце, уже второй час рвались наружу крики – острые, пронзительные, от которых у любого мужчины ноги моментально стали бы ватными.

Бездельничать он не умел. У первой же служанки вырвал тряпку и принялся вычищать то, что и так сияло: подоконники из мрамора, стёкла, золочёные рамки картин. Протирал их с дотошной тщательностью, будто пыль – личный враг, а её поражение могло хоть чем-то помочь женщине за этой дверью. Пыли, конечно, не было ни крупинки.

Иногда он замирал у окна. За стеклом мир был безмятежен: снег валил густо, чинно и деловито, как будто и зима понимала – спешить здесь неприлично. Этот безразличный порядок лишь сильнее выворачивал Азарэля наизнанку.

Коридор тем временем блистал в собственном великолепии. Бархатные портьеры тяжелели складками, медные карнизы сияли, а ковёр был так вычищен, что по нему впору ходить на цыпочках – иначе обидишь его тщеславие. В канделябрах мягко горели свечи, но копоть всё равно тянулась по белому камню вверх. Азарэль заметил их и сжал тряпку крепче.

И вот – тишина. Настолько резкая, что даже свечи замерли, перестав потрескивать. Дом, скрипучий и шумный, выдохнул вместе с роженицей. Крики смолкли. В коридоре стало так непривычно тихо, что любой шорох звучал бы громче грома.

Дверь приоткрылась, и на пороге показался высокий эльф. Волосы, тёмно-серые, как закаленная сталь, были стянуты в ленту. В руках он держал свёрток, и из этого свёртка доносилось тихое, но решительное сопение – первое дыхание новой жизни.

– Поздравляю, отец, – мягко сказал Мирэль. И, на миг замявшись, добавил чуть тише: – Теперь ты дедушка.

Азарэль вздрогнул, будто эти слова прорвали какую-то плотину. Он выглядел почти зелёным мальчишкой – невысокий, с ясными чёрными глазами, в которых всё ещё светилась юность. Но руки, протянувшиеся к сыну, были руками эльфа прожившего многое. Они дрожали, и всё же он принял ребёнка так осторожно, будто держал само солнце.

– Девочка? – хрипнул он, шмыгая носом.

– Девочка, – кивнул Мирэль. Его губы дрогнули – совсем чуть-чуть, но господин Гром заметил. Сын смотрел на крошечное лицо так, словно ещё не до конца верил, что оно настоящее. И следом добавил с тем же невозмутимым видом: – Осторожно только… сопли не напускай на неё.

Гром старший улыбнулся сквозь ком в горле. Он наклонился, коснувшись носика ребёнка своим. На мгновение коридор стал крошечным, сокровенным пространством. Маленькое личико, тонкие пальчики, едва уловимый сладковатый запах и мягкое тепло младенца – это было дороже любого золота.

– Имя уже придумали? – прошептал он, боясь нарушить хрупкость этого мгновения.

– Орфэль, – ответил сын. – Лионе так захотела.

– Орфэль Гром, – повторил он, словно примерял каждую букву к сердцу. Он прижал свёрток чуть ближе, шёпотом добавив: – Здравствуй, грозочка.

В коридор робко проскользнула служанка – хотела было сообщить о визите гостя, но её шаги заглушил звонкий, слишком громкий для этого места голос:

– Доброго вечера!

– Тише! – шикнули оба разом.

Будто из воздуха вылетел Змедрисс. Он всегда появлялся именно так: вихрем, с шумом и смехом, с чёрной гривой, торчащей во все стороны. В глазах у него плясал огонь – опасное веселье, то ли вызов, то ли безрассудство.

Он мгновенно склонился над младенцем, присвистнул и протянул:

– И этот стальновласка. Всех вас в одну линию поставь – ни за что не различишь. Разве что по росту.

– Это девочка, – буркнул Азарэль.

Змедрисс хлопнул его по плечу с таким азартом, что едва не качнул вместе с ребёнком. Его улыбка вспыхнула, заполнив пространство сильнее любого света свечей.

– Ну что, будем праздновать?

– Только не в таверне, – устало, но мягко пробормотал господин Гром, передавая ребёнка сыну.

– Какая там таверна, – фыркнул колдун, но в глазах уже блеснула новая мысль. – Подарок нужен! Сейчас вернусь!

– Куда ещё? – нахмурился друг.

– Пока туда, пока обратно… – лениво развёл руками колдун. – В мир духов. Там жемчужину найду. Чёрную или белую, посмотрим, какая подвернётся.

Азарэль чуть улыбнулся, но голос всё же оставался серьёзен:

– Ты будь осторожен. Для тебя там пройдёт двадцать минут, а у нас тут пятнадцать лет. Вернёшься – Орфэль уже мужа искать начнёт, а не именины праздновать.

Змедрисс, не оборачиваясь, вскинул руку в прощальном жесте и хохотнул:

– Вот и будет подарок. На свадьбу.

Он вышел в сад, руки спрятаны в широких рукавах, голова опущена – так он всегда начинал колдовство.

Змедрисс очертил ладонями круг. Сначала всё выглядело почти величественно: белые хлопья поднимались с земли, кружились в воздухе, смешиваясь с колдовскими искрами. Но красота быстро сменилась тяжёлым предчувствием. Голубое сияние портала стало тухнуть, переливаясь в мутно-серый оттенок, похожий на застойное болото. Изнутри шевельнулось нечто.

– Проклятье, – прошипел колдун, пытаясь захлопнуть разлом, но тот жил уже сам по себе.

Из тьмы вырвался шорох, похожий на змеиное шипение. Голоса, глухие и искажённые, будто их давили под каменными плитами. За ними потянулись тени – рваные, не имеющие формы. В изгибах угадывались человеческие очертания, с зияющими провалами вместо глаз и ртами, раскрытыми в беззвучном крике. Мёртвые души.

Земля чернела на глазах, деревья иссыхали мгновенно, трещины расползались по камню дорожек. Дыхание превращалось в лезвие. Слуги носились по коридорам, как загнанные птицы. Кто-то падал на колени, тянул руки к небесам, кто-то бился в истерике. И вдруг – тень задела девушку. Она вскрикнула и в одно мгновение иссохла: кожа натянулась на кости, глаза ввалились, тело осыпалось серым пеплом, прямо на глазах Грома.

Он сорвался с места, влетел в комнату детей.

Лионе сидела на постели, бледная, как статуя из мрамора. Золотистые волосы спадали на плечи, губы тряслись от слабого дыхания. Мирэль держал её за руку. В колыбели спала Орфэль, крошечный свёрток, дышащий так спокойно, что от этого становилось только страшнее.

– Что происходит?! – выдохнул Мирэль.

– Там… – эльф сглотнул, дрожащими губами выдавил: – Там что-то прорывается. Я не понимаю… Нужно уходить!

Но объяснить, что именно творится снаружи, уже было невозможно: стена за их спинами вздулась, и сквозь камень, словно сквозь воду, проскользнула душа.

Азарэль метнулся к колыбели, но не успел. Чёрный язык холода коснулся щёки ребёнка. Крошечное тело вздрогнуло. Крик, что вырвался из горла новорожденной, не был просто детским плачем – он пронзал как нож. Это был крик боли, чужой руки, вцепившейся в её жизнь.

Дверь распахнулась – Змедрисс ворвался в комнату. Его глаза горели, руки двигались быстрее, чем взгляд успевал уловить. Вспышка – и тень разорвалась на куски, осыпалась мрачными клочьями и растворилась в воздухе. Но вместе с этим потолок затрещал: крыша дома рухнула с грохотом.

Громкая вспышка света разметала обломки в стороны.

…Крик Орфэль ещё звенел в воздухе, когда ночная тишина накрыла столицу. Снег укрыл улицы ровным покрывалом, но под ним лежали руины. Окна домов пусты, улицы без света, даже собаки не выли. Живые сидели в подвалах и не решались выйти.

На центральной площади стоял высокий эльф с чёрными волосами, развевавшимися на ледяном ветру. На руках у него был маленький свёрток, укутанный в тяжёлую императорскую накидку. На детской щеке красовался свежий след – тонкий кривой рубец.

– Тише… – его голос звучал низко и твёрдо. – Ты жива.

Это был Ориан Эль’Арон, император Олинсиора, чародей пространства. Он разорвал портал, уничтожил мёртвые души, не дав им вернуться ни в какой мир. Но прежде они унесли с собой тысячи живых. Стоя среди обугленных улиц, он понимал: эта цена навсегда вписана в кровь его народа.

Сзади шаги. Гром вышел из мрака, бледный, но живой. Император передал ему ребёнка. Азарэль прижал девочку крепко к груди, словно боялся снова потерять.

– Что будет со Змедриссом? – спросил он глухо.

Ориан посмотрел на пепел, устилавший улицы.

– Смерть была бы милостью. Я предупреждал его, что сейчас нельзя призывать порталы… Он мне ещё пригодится. Пока его место в Кех’Юарте.

На следующий день Змедрисс отправился на север, в Кех’Юарт. Никто не провожал его. Народ отворачивался, прятал детей за спины, закрывал двери. Слухи обрастали новыми подробностями: кто-то говорил, что он сам вызвал смерть, другие – что отдал город в обмен на бессмертие. Его имя перестали произносить вслух. В Кех’Юарте на него смотрели с ненавистью – как на чумного. Там шептали, что было бы честнее закопать его под снегами, чем терпеть рядом. Но Император повелел иначе. И народ винил колдуна во всех бедах, что случались с землёй: в падеже скота, в мятежах, в болезнях детей.

А через три месяца исчез сам Император Ориан. Ни следа, ни тела, ни письма. Сначала шёпот надежды держался, но скоро он сменился страхом. Исчез не только правитель – исчез чародей, способный противостоять смерти. И с той поры в Олинсиоре его имя произносили лишь в молитвах – одни молили о возвращении, другие о том, чтобы могущественный властитель не вернулся никогда.

А в доме Громов…

Орфэль выжила. Но с той ночи девочка будто стала хрупкой как хрусталь. Каждое утро, день и ночь её проверяли: дышит ли. Каждый кашель казался предвестием конца. Лекари и целители качали головами – ребёнок коснулся самой смерти, и та не спешила отпускать её.

Она не унаследовала силы рода. Там, где все ждали первых искр магии, было только молчание. Одни шептали, что смерть выжгла её изнутри. Другие – что девочка просто долго не протянет.

Глава 1. Первый огонь.

Дом, где рождается гром.

Первый осенний месяц, 1525 г. П.Х.

Есть семьи, что веками копят золото. Другие – долги, земли, титулы и длинный список врагов. А есть Громы: те строили город. Кирпич за кирпичом, винт за винтом – и вот уже в подворотнях скалятся их медные головы, облаивающие любого любопытного мальчишку. На площадях по ночам щёлкают деревянные стражи, вскидывая копья в темноту, а улицы горят ровным огнём алхимических ламп, не знающих масла.

Азарэль Гром, старший из рода, был редким эльфом, про которого столица никак не могла решить: ставить памятник или костёр. Одни называли его гением, другие – сумасбродом. Первые клялись, что без его механизмов мосты давно бы рухнули, а колодцы пересохли. Вторые были уверены: чудак ещё когда-нибудь подорвёт полгорода вместе с жителями. И, справедливости ради, оба лагеря имели свои основания.

Внучка его, Орфэль, унаследовала не только фамилию, но и упрямую привычку возиться с железом и сталью до глубокой ночи. Её тонкие пальцы были так же привычны к циркулю и шестерёнке, как у хороших девушек – к игле и пяльцам. Но изобретать ей доверяли в основном ерунду: часы для богача, замок для лавки, компас для купца. Ни одного серьёзного заказа – не потому, что делала плохо, а потому, что столица, где каждый второй мастер клялся «древними традициями», не считала женщину мастером. Имя Орфэль всегда приплетали к деду: «Дело, конечно, не без господина Грома».

В тот день столица Оль’Радэль тонула в ливне. Вода барабанила по крышам и ставням так, что казалось – ещё чуть-чуть, и всё рухнет.

«БА-БАХ!»

Правое крыло особняка дрогнуло, окна затрещали, а на пол посыпались мелкие осколки стекла. Из-за двери потянуло дымом и гарью, в коридоре что-то жалобно звякнуло и упало.

– Милосердные боги! – взвизгнула молодая служанка и уронила корзину с бельём. Простыни расстелились по полу, но она даже не подумала их поднять.

– Тише ты, – проворчала старшая, даже не обернувшись. – Работает госпожа.

В лаборатории стояла густая дымка. На столе чадили обугленные бумаги и треснувший сосуд, а на полу валялись железки, которые недавно ещё складывались в хитрый механизм. Орфэль застыла среди этого хаоса с видом мастера, которому вновь не хватило одного шага до совершенства. Высокая, тонкая, с чёткими чертами лица. Детский шрам тянулся вдоль правой щеки и при ярком свете казался глубже, чем был на самом деле. С такой отметиной эльфийка вряд ли попала бы в список столичных красавиц. Вдобавок, кожа у неё была белоснежная, даже нездорово белая. Это придавало ей слегка потусторонний вид – особенно когда она молчала.

Она подняла с пола закопчённый свиток – и как раз в этот момент дверь распахнулась.

– Орфэль! – влетел невысокий серовласый эльф с сумкой через плечо. – Я потерял компас!

– Всего лишь компас? – девушка вскинула бровь. – Так ворвался, что я уж подумала – половина крыши улетела.

– Для тебя – всего лишь. А для меня – талисман, – вспыхнул Азарэль. – Без него я не тронусь в дорогу.

– Хм, талисманы – вещь капризная, – усмехнулась она, стряхнув с пальцев сажу. – Стоит им исчезнуть – и хозяин уже клянётся, что не найдёт и собственной комнаты. Может, дело всё же в карте у тебя в голове?

– Ты смеёшься, а я всерьёз! – нахмурился он, хотя глаза блеснули. – Ты пойдёшь завтра меня провожать?

– А зачем? Ты же всего на неделю уезжаешь, – Фэль присела на край стола. – У меня свои планы.

– Какие такие?

– Долго спать. Очень долго. Потом пройтись по лесу. И снова спать.

– Упрямица, – пробурчал Азарэль, но в уголках губ проскользнула улыбка. – Тогда хотя бы помоги с компасом. Я, кажется, обронил его к востоку, там, где мы гуляли в прошлый раз.

– Восток… – протянула она. – Хорошее место. Но если его подберёт кто-то шустрее – спорить я не стану.

В коридоре раздался новый визг служанки, что-то с грохотом покатилось по полу. Орфэль даже не подняла глаз, лишь коротко выдохнула – будто привычно.

– Спасибо, Фэль, – вздохнул Азарэль и широко улыбнулся. – Пойду собирать сумку. Завтра тебя будить не буду. Обещаю!

Он задержался на пороге. Улыбка у него вышла тёплая, но с оттенком горечи – словно и неделя разлуки казалась слишком долгой.

– Спокойной ночи, грозочка.

Орфэль чуть прищурилась:

– Подожди. В Ксар’Таэль ты ведь навестишь Милсварн?

Азарэль расхохотался:

– Ах! Конечно-конечно! Но ведь понимаешь: после свадьбы тебе придётся перебраться туда же?

Она на миг задумалась, пальцем выводя круги по закопчённой бумаге.

– Два дня пути – не такая уж преграда, если соскучусь. В удобной каюте они пролетят незаметно.

– Что ж, посмотрим. А пока – добрых снов, Люци-Фэль. – Он подмигнул и скрылся в коридоре.

За окном дождь не унимался. В его мерном стуке Орфэль почудились шаги – дальние, мокрые, ведущие в неизвестность.

Когда компас указывает на тень.

Орфэль проснулась не от солнца и даже не от приятного сна. Её выдернуло из дремоты упорное долбление клюва о стекло. На подоконнике сидел ворон – наглый, чёрный и шумный, будто соседский мальчишка, которому запретили сладости. Чёрнокрылый таращился на хозяйку так, словно та заманила его в ловушку и теперь должна объясниться.

Тепло и уют кровати были такими, что вставать казалось преступлением. Шёлковые простыни, мягкая перина, подушки, обнимающие плечи, словно заботливая нянька, – всё это держало её в плену куда надёжнее замка и ключа. Тело отказывалось верить, что в мире существуют дела или обязанности.

С досадой отбросив одеяло, Орфэль потянулась к мягкому бархатному платью густого синего цвета. Оно струилось по рукам, приятно холодило кожу, и даже это мелкое удовольствие заставило её помедлить, разглядывая узор на серебряном поясе.

Карк, заметив движение, каркнул особенно обидно, с презрением. Госпожа Гром не выдержала – махнула рукой и сдёрнула птицу с подоконника. Та полетела вниз с возмущённым воплем, но вернулась уже через минуту, как ни в чём не бывало.

Когда она спустилась вниз, поздний завтрак уже ждал. Но стоило ей увидеть слегка подгоревший хлеб и слишком светлый отвар, как лицо её исказила недовольная гримаса. Такое есть? Немыслимо. Она отодвинула тарелку, даже не притронувшись. Никто особо не старался, и это было логично: господина Грома в доме не было, угождать тоже некому.

Лес встретил её привычным покоем: влажная трава, золото листвы, терпкий запах сырости. Идиллия, конечно, но всякую идиллию портил Карк. Он каркал без умолку, будто нарочно пытался заглушить красоту осени. Задача же стояла простая, но благодарная: найти в этом море деревьев и кустов маленький компас.

– Карк, ищи, – велела она.

Пернатый на плече лениво покосился, взлохматил перья и демонстративно промолчал. Взлетать он явно не собирался. Гром нахмурилась, ожидая, что приказ исполнят сразу. Молчание затянулось, и в конце концов она сухо бросила:

– Без сушёных яблок останешься.

Крылья вспорхнули, и чёрное пятно метнулось в небо. Через несколько мгновений над кронами раздался истеричный крик – такой, каким обычно возмущаются, когда жизнь особенно несправедлива. Звук был настолько жалобным, что казалось: пернатого сейчас режут.

Орфэль ускорила шаг и вышла на поляну. Там стоял мужчина в тёмном плаще. В одной руке незнакомец держал старый, до боли знакомый компас, в другой – ворона. Причём держал вниз головой, за лапы, словно дохлую рыбу с рынка. Карк при этом устраивал спектакль: орал, хлопал крыльями, вертелся всем корпусом, будто собирался доказать, что смерть – ничто по сравнению с унижением.

– Будьте добры… отпустите мою птицу? – сказала Орфэль и указала рукой на Карка.

Незнакомец поднял взгляд. Скользнул по ней: шрам, стальные волосы, чёрные глаза. Задержался. Его лицо вдруг смягчилось, а в улыбке промелькнуло удивление, будто он встретил давнего приятеля.

– Ваш пернатый решил, что компас важнее жизни, – сказал он, наклоняя голову, будто наблюдая за досадной шалостью. Пальцы разжались – Карк с руганью рухнул в кусты, спасаясь от позорного плена.

– Признаю вину, – сказал незнакомец. Его голос был мягким, как бархат, но слишком плотным, чтобы касаться его без перчаток. – Ваш помощник решил выцарапать мне последний глаз. Приметил компас и напал.

– Это вещь моего дедушки, – заметила госпожа Гром. – Я отправила его искать. Не сердитесь на него.

– Ничего, Орфэль, – незнакомец протянул ей находку. Он вложил компас в её ладонь осторожно, как будто это был не предмет, а что-то очень хрупкое.

– Откуда вы знаете моё имя? – насторожилась она.

Он сбросил капюшон. Перед ней стоял… человек или эльф, и назвать его некрасивым было бы ложью. Длинные чёрные волосы падали ниже плеч, в них цеплялся свет осени, будто воронье крыло блеснуло золотом. Один глаз скрывала кожаная повязка, зато другой выделялся ещё сильнее: серебристо-серый, холодный и оттого ярче на фоне мрачной черноты его облика. Веки мягко подведены тушью – привычный штрих, который в некоторых краях считают защитой от дурного глаза. А под ним – тушью же нарисован маленький змей. Линии простые, неровные, будто выведенные наспех и без зеркала, но в этом и было всё очарование рисунка: то ли прихоть, то ли талисман.

– Имя приходит к тем, кто умеет слушать, – сказал он. – Ваше прозвучало ещё прежде, чем вы подошли.

– Загадками говорите, – усмехнулась Орфэль.

– Но вы поняли меня. – Его улыбка была почти искренней, но оттого только подозрительнее.

– Не вполне, – протянула она.

– Опасно быть одной в лесу, без оружия, – продолжил он, чуть наклонив голову.

– Это императорский лес, – ответила Фэль. – Тут никто не страшнее белки или кролика.

– Белки… зубастые создания, – пробормотал он с улыбкой.

Орфэль вздохнула, убирая компас в карман.

– Благодарю за находку и за милость к птице. Но мне пора.

– Могу проводить, – предложил он. – Мне всё равно в столицу.

Она пожала плечами: – Будь по-вашему.

Лес был тих, лишь Карка слышно. Он прыгал по веткам, не сводя глаз с мужчины, и каркал с обидой. Казалось, пернатый готовился вцепиться в плащ при первом удобном случае.

– Кто Вы такой? – спросила девушка, внимательно изучая его воинственную фигуру.

Он лениво улыбнулся:

– Просто охочусь на нечисть.

– Здесь есть нечисть? – уточнила она.

– Уже нет, – усмехнулся он. – Или можно по пальцам пересчитать.

У городских стен незнакомец держался чуть позади. Чем ближе они подходили к площади, тем сильнее изменялась его походка: из осторожной она становилась уверенной, словно он возвращался туда, где был хозяином не только улиц, но и воздуха.

Одежда его не выглядела роскошной: чёрная плотная накидка, ремни, длинный меч за спиной. Под ремнями – кожаный блокнот с затяжками. Разные висюльки, бусы и тряпочки болтались на ремне. Непонятно, амулеты это или мусор. На шее поблёскивала нить с тёмным пером, похожим на вороний пух. Возможно, именно оно так раздражало Карка.

Солдаты вышли навстречу, перегородив дорогу. Двигались спокойно, будто у них не было сомнений.

– Орфэль Люциния Гром! Немедленно пройдёмте с нами! – объявил один.

Она вскинула подбородок, ледяной взгляд пробежал по ним, словно оценивая не приказы, а смелость.

– На каком основании?

– Приказ, – отрезал второй. – Немедленно.

В глазах девушки мелькнула тень раздражения, но она не позволила себе вспыхнуть. Рот уже раскрылся, чтобы возразить, но мужчина шагнул вперёд. Его фигура закрыла её взгляд на солдат.

– Господа, – сказал он спокойно. – Это правильно – разговаривать с дамой в такой тональности?

– Убирайся, чужак. Не твоё дело, – рявкнул главный.

Фэль напряглась. Она не любила, когда кто-то говорил за неё.

– Охотник, это ваше дело? – прямо сказала она, шагнув вперёд. – Если хотите увезти меня, назовите причину и представьтесь.

Солдаты переглянулись, неловко. Один уже собирался ответить, но мужчина снова вмешался:

– И всё же… это ваша жизнь, госпожа Гром.

Он сделал ещё один шаг – и вдруг его голос разнёсся по площади:

– Чужак, говорите?.. Я? Змедрисс Аспидус! Эта земля знает меня лучше, чем вы.

Слова его, произнесённые громко и отчётливо, будто раскат грома, ударили по площади. Сначала повисло молчание. Кто-то пустил волну шёпота. А потом всё сорвалось: кто-то вскрикнул, женщина выронила корзину с яблоками, и фрукты покатились под ноги. Собаки взвыли, куры захлопали крыльями, дети заплакали. Горожане рванули в стороны, толкая друг друга, сбивая телеги, переворачивая лавки. Паника смела порядок улицы, и вся площадь в один миг превратилась в бурлящий водоворот страха.

– Беги, – лукаво прошептал он девушке.

В груди сжалось сердце. Имя… проклятое имя, которое она ненавидела больше всего, прозвучало в воздухе, как яд. Компас почти выскользнул из пальцев, когда она рванула прочь, ноги несли её по переулку с бешеной скоростью.

А Змедрисс остался стоять. Высокий, неподвижный, словно вырезанный из тени. Плащ колыхался на ветру, меч отбрасывал зловещий силуэт. Он раскинул руки, словно демонстрируя своё спокойное превосходство.

Солдаты дрогнули. Копья задрожали в руках, шаги стали неуверенными. Они видели перед собой не просто колдуна, а того, чьё имя будоражило сам воздух.

– Арестовать! – выкрикнул командир, но голос сорвался. Страх в глазах подчинённых перевесил приказ.

Дорогой дом.

Орфэль бежала. Сердце колотилось в горле, дыхание резало лёгкие. Звон стоял в ушах, крики площади тонули где-то позади, глухие и приглушённые.

«Колдун со змеиным именем… куда он ступит – там беда». Мысль впилась в голову, словно заноза. Имя, как клеймо, горело в висках, и грудь отзывалась злым скрежетом.

Над головой хлопнули крылья.

Ворон каркнул и камнем рухнул вниз, вцепившись в её косу. Дёрнул так, что она едва не потеряла равновесие, и, не отпуская, потянул вперёд.

– Да что с тобой, упрямец? – выдохнула она, но пошла за ним.

Сначала ударил запах – горелая древесина и смола. Дым вскоре превратился в тяжёлую, липкую завесу. На холме пылал каменный особняк. Стёкла лопнули, ставни обуглились, огонь жадно рвался наружу. Сад перед домом выглядел, как сожжённая карта: розы чернели и осыпались, трава скукоживалась и коптилась.

У ворот толпились слуги. Кто-то молился, кто-то рыдал, большинство стояли, растерянно прикрывая лица от жара. Орфэль врезалась в них, расталкивая плечами.

– Вёдра! Воду! Живо!

Из толпы вышла старая горничная. Лицо её было покрыто пеплом, руки тряслись.

– Госпожа… нельзя, – прохрипела она, едва держась на ногах. – Солдаты велели отойти. Запрещено тушить. Сказали ждать вас.

– Чего ждать?! – рявкнула Орфэль, сглотнув гарь.

Старуха опустила глаза и согнулась, словно от удара.

– Они пришли за вами, госпожа. Приказано было дождаться.

Сердце билось бешено. Лёгкие горели. Казалось, грудь вот-вот треснет. Но ноги сами понесли её вперёд. Жар ударил в лицо, дым забился в лёгкие, глаза залились слезами. Она прикрыла рот рукавом и шагнула внутрь горящего дома.