Синдром доброй дуры

Екатерина Александрова

Синдром доброй дуры

Предисловие.

Я слишком много лет пыталась быть удобной. Настолько удобной, что иногда сама удивлялась – как у меня ещё розетка на спине не выросла, чтобы к людям можно было напрямую подключаться. Слишком часто хваталась за тех, кто тонет, и даже не просит их спасать. Иногда мне казалось, что без этого я перестану существовать. Что если не спасаю кого-то, значит – меня самой как будто нет.

Моё «добро» не всегда было добром. Оно часто ломало, душило и оставляло после себя пустоту. Я влезала в чужие жизни с самыми лучшими намерениями (как мастер на все руки, только без вызова и гарантийного талона), но никто меня туда не звал. А потом удивлялась, почему благодарности нет, а усталость есть.

Я писала эту книгу, потому что устала молчать. Устала притворяться, что всё в порядке, когда внутри меня давно поселилось чувство вины, долга и бесконечной нужности. Это предисловие – не оправдание и не жалоба. Это признание. Ну и, может быть, маленькая инструкция по выживанию для таких же «универсальных спасательных кругов», как я.

Если в этих страницах ты узнаешь себя – знай, мы с тобой одинаково учились «быть хорошими». Но, может быть, пришло время научиться быть собой. Потому что, честно говоря, «хорошими» мы уже до дыр затёрлись.

Глава 1. С самого детства я спасала всех подряд

И считала это своей миссией.

С самого детства у меня будто вшили в голову мысль: если кто-то рядом плачет – значит, именно я должна его успокоить. Если кто-то ошибся – я обязана исправить. Если кто-то остался один – я должна быть рядом. Я верила, что это и есть моя миссия – держать всех на плаву.

В детских сказках у всех были феи, добрые волшебники, спасатели мира. А у меня была я – маленькая девочка с большой тревогой, что если я не вмешаюсь, то всё рухнет. Я реально чувствовала себя чем-то средним между Чипом и Дейлом, которые спешат на помощь, только без белки-напарника и без хвоста.

Но не надо думать, что я была ангельским ребёнком, всегда с доброй улыбкой и в белом платьице. Да нет. Белое платьице я бы умудрилась за пять минут уделать в траве, а добрую улыбку сменила бы на крик так, что окна звенели. Я могла огрызнуться, взорваться на ровном месте. И доставалось, конечно, не чужим, а своим – родным. С ними я могла позволить себе истерики и крики. А для всех остальных я оставалась «хорошей девочкой», которая всегда поможет, всегда поддержит и вечно на подхвате. Знаете, такой вариант «универсального солдата» для чужих проблем.

В детстве у меня был странный страх – что перестанут дружить, если я хоть раз скажу «нет». Поэтому я тащилась гулять с ребятами даже тогда, когда не хотелось. Хотела дома книжку почитать, рассмотреть картинки или просто поваляться и поесть печенье. Но в голове звучало: «Не пойдёшь – завтра тебя уже не позовут». И я шла. Всегда. Даже через силу. Честно говоря, если бы тогда были социальные сети, я бы обновляла ленту только для того, чтобы проверить, не вычеркнули ли меня из списка друзей.

А если родители говорили: «Сегодня никуда», – дома начинался целый спектакль. Слёзы, уговоры, истерика, хлопанье дверьми. Всё как положено: драма в трёх действиях с антрактом. Думаю, Станиславский встал бы и сказал: «Верю». Мне казалось, что, если я не окажусь рядом с компанией хотя бы один вечер, всё – меня вычеркнут. Как будто у нас существовала какая-то тайная комиссия по дружбе, которая собиралась ночью и решала: «Эта девочка сегодня не пришла – исключаем её из жизни».

В подростковом возрасте я уже поняла, что можно «спасательством» управлять. Делала что-то для других, а потом… требовала за это внимания. Это выглядело как детский бизнес-план: я тебе дружбу, ты мне – любовь и аплодисменты. Если не получала благодарности, начинались ссоры: «Я ради тебя старалась, а ты?». Получалось, что я сама себя загоняла в роль жертвы, но только для своих близких. С чужими – улыбка, услужливость и образ правильной девочки, которая никогда не боится. Хотя на самом деле я была трусихой ещё той: в любой разборке сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть. Но я делала вид, что смелая, будто в кино. А если честно, максимум смелости во мне заключался в том, что я могла первой выйти танцевать «Макарену» на дискотеке.

В отношениях моя привычка спасать превращалась в удушающую заботу. Я могла всё: помочь, поддержать, решить проблемы, даже предугадать желания. Иногда я себя чувствовала приложением-оракулом: «Введи имя парня – получи список его будущих потребностей». Только люби меня в ответ. Только дай мне почувствовать, что я нужна. Но внутри у меня всегда стоял невидимый счётчик: «Я тебе – всё, а ты мне должен – благодарность, внимание, любовь». И если этого не случалось – я обижалась, злилась, начинала требовать. Вроде бы я «дарила любовь», но это был кредит под бешеный процент.

Работа стала продолжением того же сценария. Я хваталась за всё подряд: помогала коллегам, брала чужие задачи, закрывала проекты быстрее всех. Казалось, что именно так докажу свою значимость. На деле я выглядела как добровольный курьер чужих проблем: всем доставлю, всем помогу, всё закрою. Но итог всегда был одинаковым – я оставалась выжатой, усталой, с чувством, что меня используют. Хотя, по правде, сама лезла в это с головой, словно подписала бессрочный контракт «спасатель без права на выходные».

Так постепенно во мне закрепилась эта двойственность: я вытягиваю других из ям, а сама падаю в свои. Я спасаю, но одновременно жду, что кто-то спасёт меня. Я даю, а потом требую назад. И от этого постоянного внутреннего дисбаланса – ещё больше усталости, злости и чувства вины. Иногда я чувствовала себя старой батарейкой: вроде подзаряжаешь всех вокруг, а сама давно мигаешь красным.

Глава 2. Добро на автомате

Когда не умеешь сказать «нет» и тащишь на себе чужие жизни.

Со временем моя «миссия спасателя» перестала быть просто чертой характера – она превратилась в мою персональную тюрьму без решёток. Я вроде бы свободна, но на деле живу с невидимым браслетом на ноге. Там, где любой другой человек спокойно сказал бы: «Извини, у меня нет времени», у меня внутри будто срабатывала кнопка тревожной сирены: «Как же так, нужно спасать!». И я шла. Я помогала. Я тащила. Даже если сама еле держалась на ногах.

Это выглядело почти как магия: я появлялась там, где нужно решить чужую проблему, но одновременно разрушала собственные ресурсы. Такой Гарри Поттер в женской версии, только без палочки и без хэппи-энда. Я могла сидеть до ночи, решая чужие задачи, вместо того чтобы заняться своими. И это было не про доброту, как я себе рассказывала. Это было про страх – страх оказаться ненужной, лишней, выброшенной за борт.

Манипуляторы чувствуют таких людей моментально. Им даже нюхать не надо – мы светимся для них как скидка 90% на распродаже. Стоит им уловить, что для тебя важна похвала и ощущение значимости – всё, ты уже в их сетях. Я становилась удобной мишенью: достаточно было намекнуть, что без меня ничего не получится, и я тут же хваталась за работу. Мне даже не надо было давать поручение напрямую – я сама додумывала и выполняла.

И вот тут начался парадокс, который я долго не хотела признавать: я сама тоже становилась манипулятором. Я делала, помогала, вкладывалась – а потом ожидала благодарности. А если её не было, включала режим «обиженная принцесса». Слёзы, злость, чувство вины – полный набор. Получалось замкнутое кольцо: я спасаю, чтобы чувствовать себя нужной, потом требую подтверждения своей значимости, потом снова спасаю. Карусель, от которой тошнит, но сойти страшно. И самое обидное – билеты на этот аттракцион никто не продавал, а я каталась бесплатно.

Корона спасателя на голове светилась всё ярче. Я уверяла себя, что без меня всё рухнет, что я – опора мира. Внутри я видела себя чуть ли не женской версией Че Гевары, только вместо революции – чужие слёзы и вечные «Катя, помоги». Но за этим фасадом стояла банальная усталость и вечные эмоциональные качели. Сегодня я – героиня, завтра – пустое место.

И да, расплата была конкретной. Чувство долга плавно перекатывалось в реальные долги. Потому что помощь всегда требует ресурсов: времени, сил, денег. Я отдавала своё, а взамен получала пустоту и обесценивание. Мои границы стирались, словно их никогда не существовало. Удобно для всех – кроме меня.

Самое страшное – то, как я пыталась восполнять себя. Вместо отдыха или заботы о себе я снова шла спасать других. Это было как наркотик. Чем хуже мне становилось внутри, тем больше я искала кого-то, чьи проблемы можно «починить». Я реально была похожа на зависимую: «Кому ещё помочь? Ну скажите кто-нибудь, что всё плохо – я же могу починить!» Мне казалось, что именно там я найду признание, любовь, опору. Но на деле я получала только хроническую усталость, пустой кошелёк и опустошённое сердце.

Порой я ловила себя на том, что даже не слушаю, действительно ли человеку нужна моя помощь. Кто-то просто делился, рассказывал о своих трудностях – а у меня в голове уже строился план, как всё разрулить. Я даже не спрашивала: «Хочешь ли ты, чтобы я включилась?» Я врывалась без приглашения. Как в фильме: дверь никто не открывал, а я уже стою с чемоданом советов.

И это тоже было формой манипуляции – ведь где-то глубоко внутри я надеялась: «Ну вот теперь он точно меня оценит». И знаете, это смешно и страшно одновременно: я бежала спасать человека, а сама тайно ждала оваций. Представляете пожарного, который тушит дом только ради аплодисментов? Вот и я примерно так же.

И вот тогда добро перестало быть добром. Оно стало способом саморазрушения. Это был не поступок из силы, а действие из страха. Не выбор, а обязанность. Я больше не различала: хочу я помогать или должна.

В какой-то момент я поняла: моё «добро на автомате» – это не свет и не благородство. Это способ не встречаться с самой собой. Это бегство от собственных страхов, от собственной пустоты. Потому что проще раствориться в чужих проблемах, чем взглянуть прямо в глаза своим.