На ходу

Следователь, внимательно слушая, сделал несколько пометок в бумагах, а затем уточнил:

– Так вы утверждаете, что никаких неправомерных действий против гражданки не совершали и совершенно беспочвенно обвинены в действиях, которые не имеют к вам никакого отношения?

– Совершенно верно, именно так я и сказал, – ответил парень, стараясь говорить уверенно.

Искажение слов

Следователь, не меняя выражения лица, продолжил:

– Так вы утверждаете, что не насиловали её, а только взяли за руку, когда она спала?

Парень, чувствуя подвох, но не понимая, куда клонит следователь, ответил:

– Насиловал? Как вам такое в голову могло прийти? Я её пальцем не тронул.

Но тут же он осёкся, вспомнив, что действительно взял её за кисть руки. Следователь тут же уцепился за его слова:

– Даже пальцем не тронули? А минуту назад говорили, что схватили её за руку и тащили…

– Нет, я такого не говорил! Я не тащил её, я её за руку, за запястье взял, и всё. Я её никуда не тащил. Это она утверждает, что я хотел в тамбуре изнасиловать, – поспешил оправдаться парень.

Следователь, не отрывая взгляда от бумаг, продолжил холодно:

– Так вы её хотели изнасиловать в тамбуре. Так и запишем.

Парень, чувствуя, как земля уходит из-под ног, воскликнул:

– Да нет же! Как вы могли такое подумать про меня? Я солдат, я хотел выслужиться и стать офицером, а вы утверждаете невесть что про меня со слов этой барышни только потому, что я случайно в поезде взял её за руку, когда она спала.

Следователь, не поднимая глаз от листа, продолжил:

– Так вы хотите сказать, что, схватив её за руку, потащили насиловать её в тамбур, зажимая в углу?

Парень, не выдержав, подскочил на стуле:

– Что вы несёте? Я сроду не говорил…

Но следователь, не дав ему договорить, прервал:

– Нет, не говорили. А у меня здесь с ваших слов записано, что вы схватили её за руку, и она в ужасе проснулась, оказавшись в тамбуре, где вы её насиловали.

Парень, в полном отчаянии, закричал:

– Что вы такое несёте? Я такого точно не говорил, зачем вы перевираете мои слова и записываете…

Следователь быстро строчил что-то ручкой по бумаге, не обращая внимания на его возражения. Парень подскочил, пытаясь заглянуть в листок, исчирканный чернилами, но следователь махнул рукой милиционерам, стоящим у входа. Те подошли, крепко схватили его за руки и повели вдоль коридора, мимо других кабинетов. Пол под ногами блестел, отражая свет ламп, а стены, казалось, сжимались вокруг него. Наконец, они привели его в помещение с решёткой, куда его и посадили.

Он взялся руками за холодный металл решётки, а снаружи на него смотрел милиционер с презрительной усмешкой.

– Ну что, допрыгался, голубчик? Будешь знать, как насиловать женщин в поезде.

Парень, чувствуя, что оказался в неразрешимой для себя ситуации, пробормотал:

– Я никого не трогал…

Но внезапно он понял, что, что бы он ни сказал, ему никто не поверит. Его жизнь сломана, и ничего хорошего впереди не ждёт. Мечты о том, чтобы стать офицером с погонами, выправкой и орденами, растаяли, как утренний туман над песчаной равниной. Он опустил голову, чувствуя, как холод решётки проникает в его ладони, и осознал, что его заветное будущее из грёз никогда не станет реальностью.

В ночи: падение и возрождение. Клетка как новый дом

Парень оказался заперт за решёткой в небольшой камере, где пол, выложенный светлым кафелем, блестел от чистоты, а в углу стояла деревянная лавка с ровной поверхностью, на которой можно было сидеть или лежать. Решётка, отделяющая его от свободы, сияла металлическим блеском, словно подчёркивая его безысходность. Воздух в помещении был прохладным, но всё вокруг выглядело аккуратно и строго, как и подобает месту, где вершатся судьбы.

Парень, сидящий на лавке, чувствовал, как в груди закипает злоба. Он понимал, что теперь его будут считать уголовником, человеком, которого все презирают и ненавидят, видя в нём насильника женщин. В его воображении рисовались картины, где его преследуют, уничтожают, бьют и делают невесть что с такими, как он, – отбросами общества. Эта мысль жгла его изнутри, а враждебность нарастала, направленная на весь мир: на Алину, на милиционера, на эту камеру, на само здание, в котором он оказался заперт. Он чувствовал, что эта клетка станет его домом, местом, из которого он никогда не выберется. «Если они хотят видеть во мне насильника и садиста, – думал он, – то я стану именно таким. Я буду насильником, садистом, убийцей, преследователем граждан в ночи, когда свет в домах загорается, а на улице царит тьма».

В его мрачных фантазиях он видел себя выходящим на улицы в тёмном пальто и кепке, чтобы преследовать и нападать на женщин, заставлять их страдать, убивать и насиловать, чтобы они ненавидели его заслуженно, а не просто потому, что кто-то указал на него пальцем. Внутри него разрасталось опустошение, и, сев на лавку, он больше ничего не предпринимал. Он понял, что, что бы он ни сказал, ему никто не поверит. Все хотят видеть в нём лишь отброса общества, насильника, которого нужно преследовать и уничтожать. Его мысли были чёрными как ночь, в которую не было видно ни звёзд, ни луны, лишь тьма, отражающая его внутреннее состояние.

Внезапно в дверях появился офицер его части. Его форма, аккуратно выглаженная, с блестящими пуговицами и звездой на фуражке, выглядела безупречно. Он подошёл к решётке, его лицо выражало смесь презрения и разочарования. Громким, резким голосом он произнёс:

– Ну что же ты так вляпался, сукин сын? Я тебе сейчас зенки раскрою на твоё будущее. Ты больше никогда не будешь служить в части среди порядочных солдат и офицеров.

Его возмущение и негодование усиливались с каждым словом, он махал пальцем, указывая на парня, словно тот был худшим из людей.

– Ты никогда, слышишь, никогда не будешь служить в армии среди честных, порядочных воинов, защищающих свою страну, своих граждан, своих женщин от вредителей всего мира. Ты чудовище, которое должно умереть в презрении.

Офицер, закончив свою тираду, плюнул в сторону парня через решётку, развернулся и вышел, не оглядываясь. Его тяжёлые шаги эхом отдавались по коридору, пока не стихли вдали.

Разочарование и переосмысление

Парень, не поднимая головы, сидел на лавке, чувствуя, как в груди нарастает неприязнь. Этот офицер, на которого он равнялся, оказался в его глазах лишь жирным, грубым человеком, который ни во что не ставил своих подчинённых. Тот, кого он считал своим идеалом, на кого хотел быть похожим, оказался просто подлецом, бросившим его в беде. Вместо того чтобы защищать своего солдата, выяснять правду или беседовать со следователем, офицер просто пришёл, обвинил его во всех грехах, плюнул в него и вытер об него ноги.

«Так-так, – думал парень, – я на этого ублюдка хотел равняться? Это ему я хотел подчиняться и вылизывать сапоги, чтобы стать таким, как он, офицером, бравым, с медалями и выправкой?» Он сплюнул вправо, чувствуя отвращение. Теперь он больше не хотел знать ни этого офицера, ни его подчинённых, ни всю эту часть солдат, которые в его глазах превратились в пешек, разменные монеты, которых выбросят, стоит им попасть в неприятность. Он дёрнул головой вправо, осознавая, что сейчас у него именно такая неприятность, а бравый офицер, который должен был позаботиться о своём подчинённом, просто плюнул в него и ушёл.

«Так-так, значит, это даже к лучшему, что я не вляпался в это военное дерьмо, – размышлял он. – Эта женщина показала, где я на самом деле был в части, моё место. К нему с самого начала относились как к дерьму, об которое вытирали ноги. Я никогда бы не стал офицером среди этих солдат просто потому, что они все там ничтожества, и никто из них никогда не станет чем-то большим». Он слегка кивнул, соглашаясь с собственными рассуждениями, видя мир в новом, мрачном свете. Теперь он точно знал, что ему нечего делать среди этих «уважаемых», которые носят маски лицемерия, преследуя лишь свои цели, попирая и уничтожая любого на своём пути, кто мешает их интересам.

Он понял, что никто из них не стоит выеденного яйца и уж точно не стоит тех усилий, которые он вкладывал в свой рост и развитие как достойного члена общества. Теперь он знал, что это пустое занятие не для него. Он пойдёт другим путём, найдёт своё место там, во тьме, где никто из порядочных граждан не хочет быть. В его воображении рисовались городские ночи, где царит тьма, а свет струится лишь из окон, приветствуя его вылазки. Он заберёт у этих граждан всё, чем они дорожат, что они любят иметь за счёт других, за счёт попрания чести и достоинства таких, как он, выброшенных на обочину жизни. Да, теперь он знал свой путь, и он обрисовался слишком ясно в городской ночи.

Он представлял себя в тёмном пальто и кепке, берущим всё, что ему вздумается, у этих никчёмных людей, делая из них мокрое место и навсегда лишая их места под солнцем, к которому они так стремятся. Его место теперь под луной, среди таких же волков, как он, не давая проходу гражданам. В его мыслях он видел себя воющим волком на луну, в окружении своей стаи. «Моя стая, – думал он, – где же моя стая в этом подлунном мире? Я навсегда останусь под луной волком, выть на луну в её свете, в котором утону».

Его фантазии становились всё более яркими. Он представлял себя человеком, позади которого пляшет кордебалет на сцене, а сам он, в белой рубашке, чёрном жилете и чёрных брюках, танцует чечётку в центре зала. Зал наполняется посетителями за столами, в красивых одеждах, с дорогими яствами и вином, а он щёлкает пальцами, танцуя среди них. Эти мысли убаюкивали его, и он засыпал на лавке в камере, положив ладонь под щёку, погружаясь в сон, где его мрачные фантазии становились реальностью.

Глава 4. Сон и пробуждение

Во сне мужчина видел себя одетым в чёрный жилет, чёрные брюки и лаковые чёрные туфли, с белоснежной рубашкой, подчёркивающей его эффектный вид. Его тёмные волосы были аккуратно подстрижены, а внешность выглядела броской и уверенной. Он танцевал популярный модный танец, стуча каблуками правой ноги о пол, заводя левую руку за голову и приглаживая волосы. Затем он ставил правую руку на бедро, крутился, приседая в полуприседе, вставал и повторял те же движения, но теперь стуча левой ногой, а правой рукой приглаживая волосы. Его танец был полон энергии, а вокруг него, в воображаемом зале, звучали аплодисменты, когда он проснулся на деревянной лавке, но уже в парке. Под головой у него лежал серый пиджак из дорогой ткани, а сам он был одет в кепку, белую рубашку, чёрный жилет, чёрные брюки и чёрные ботинки – точно как во сне. Он сидел на лавке в парке, под ногами простиралась асфальтированная дорожка, окружённая зелёной травой. Солнце только вставало, его первые лучи заливали парк тёплым золотистым светом. Он щурился, глядя на яркий диск, поднимающийся над горизонтом, и чувствовал, что сегодня будет много дел, к которым он готов приступить прямо сейчас.

Отряхнув пиджак, он накинул его на плечи и пошёл, наклонив голову, в направлении набережной, виднеющейся слева от парка. Затем он свернул правее, ступая по газонам, между деревьями. Его путь пролегал в более густую часть парка, где под раскидистыми клёнами стояли лавки. Зелёные кленовые листья колыхались на ветру, создавая приятную тень. В этом более тёмном уголке парка дорожка поднималась на пригорок, окружённый лесополосой, где свет едва проникал сквозь кроны деревьев, а вокруг становилось всё темнее.

Внезапно он вышел на открытую площадку на пригорке, откуда открывался потрясающий вид на широкую реку внизу. По воде, отражая первые лучи солнца, плыл пароход с широкой чёрной трубой. Его корма была выкрашена в белый цвет сверху, а нижняя часть, ниже ватерлинии, – в чёрный. С высоты пригорка корабль казался совсем маленьким, не больше тридцати сантиметров, плывущим по голубой глади. На фоне поднимающегося яркого солнца, окружённого лёгкими облаками, вид был завораживающим. Парень стоял, засунув руки в карманы, наблюдая за восходом и за маленьким кораблём, медленно приближающимся к причалу, который находился внизу слева.

Новый союз и планы

К холёному мужчине в чёрном жилете, белой рубашке, с накинутом пальто и серой кепкой подошёл невысокий молодой человек, почти юноша, в сером пиджаке на вырост и серой кепке. Он приблизился сзади, и мужчина с тонкими усиками повернулся к нему:

– Ты чего так рано сюда пришёл? Я же говорил, что мы собираемся в другом месте.

Молодой, слегка смутившись, ответил:

– Но ты ведь сказал, что я нужен тебе срочно по какому-то делу. Вот я и пришёл.

Холёный мужчина, посмотрев на него с прищуром, кивнул:

– Ну, раз пришёл, так давай с тобой сразу возьмёмся за дело и пощиплем людей с того корабля, – он указал на пароход, приближающийся к причалу на фоне голубой воды и восходящего солнца.

Молодой, с недоверием посмотрев на него, возразил:

– Ну так это же баре с гулянья причаливают, и ты хочешь их обобрать до нитки, чтобы потом что? Иметь проблемы на всю оставшуюся жизнь на свою задницу?

Мужчина, усмехнувшись, покачал головой:

– Тише, тише, кто сказал, что мы их обберём и обчистим? Нет, я такого не говорил. Я сказал, пойдём к ним и попробуем их пощупать на предмет толстых кошельков.

Молодой, прищурившись, переспросил:

– А, так вот как теперь это называется – пощупать? – В его голове тут же возник образ пухлого кошелька коричневого цвета, застёгнутого на кнопку, внутри которого лежало множество бумажных денег. – Так, значит, мы пойдём их просто пощупать за кошельки, правильно я тебя понял?

Мужчина, кивнув, подтвердил:

– Да, именно это я и сказал – просто пощупать.

Молодой, всё ещё сомневаясь, уточнил:

– И что, мы ничего не будем брать у них? Просто щупать?

– Просто щупать. Именно так я и сказал, – кивнул мужчина, снова уставившись на подходящий к причалу корабль, на котором уже были видны пассажиры навеселе, готовящиеся к спуску на причал.

Они развернулись и направились к причалу, их шаги были уверенными, а взгляды – цепкими. Вскоре они заметили спускающихся по трапу пассажиров и начали ловко ощупывать граждан, которые натыкались на них, проходя мимо, не обращая никакого внимания на случайно стоящих людей. Мужчины что-то говорили дамам, которые восторженно смотрели на них, дети с шариками подпрыгивали и махали ими, важные мужчины в костюмах и шляпах или просто мамочки с детьми на руках случайно натыкались на парней на причале, спеша по своим делам. Солнце поднималось всё выше, заливая причал ярким светом, а река искрилась под его лучами, создавая вокруг атмосферу утренней суеты и беззаботности. Ветер с реки приносил прохладу, а запах воды смешивался с ароматом утренней росы, создавая ощущение нового начала.

Глава 5. На причале: игра в кошки-мышки. Улов на причале

Утреннее солнце поднималось всё выше над рекой, заливая причал ярким светом. Голубая гладь воды искрилась под его лучами, отражая безоблачное небо, а лёгкий ветер приносил с реки прохладу, смешиваясь с запахом утренней росы и едва уловимым ароматом речной воды. Причал, выложенный гладкими досками, блестел от влаги, оставшейся после ночного тумана. Вдалеке виднелись зелёные берега, поросшие сочной травой и деревьями, которые колыхались на ветру, создавая живописный фон для этого утреннего спектакля. Пароход, недавно причаливший, всё ещё покачивался на воде, его белая корма и чёрная нижняя часть контрастировали с яркой синевой реки, а из широкой чёрной трубы вился тонкий дымок, растворяясь в воздухе.

Двое, мужчина в чёрном жилете, белой рубашке, чёрных брюках и серой кепке, и его молодой спутник в сером пиджаке на вырост, стояли на причале, даже когда последние пассажиры разошлись. Их фигуры выделялись на фоне пустынного пространства, а их взгляды были цепкими, словно они оценивали итоги своего утреннего «улова». Мужчина, с лёгкой усмешкой на лице, держал в руке толстый кошелёк-раскладушку из светлой бежевой кожи, застёгнутый на кнопку. Он внимательно осмотрел его, затем ловко засунул в правый карман брюк. Слева, на руке, у него был переброшен серый пиджак, и, не торопясь, они с молодым направились к выходу с причала, их шаги были размеренными, а настроение – приподнятым.

Пустынный причал выглядел умиротворённо: несколько скамеек из светлого дерева стояли вдоль края, готовые принять усталых путников, совсем рядом пролетали чайки, издавая резкие крики. Вода у берега плескалась о сваи, создавая ритмичный звук, который смешивался с шелестом листвы на дальнем берегу. Солнце заливало всё вокруг тёплым золотистым светом, подчёркивая красоту этого утра, но для двух парней на причале этот пейзаж был лишь фоном для их собственных планов и игр.

Внезапно тишину разорвал резкий свисток, и из-за угла набережной к ним навстречу выбежали мужчины в зелёной форме с красной отделкой и чёрных сапогах. Их движения были быстрыми и уверенными, а форма, аккуратно выглаженная, сияла на солнце золотистыми пуговицами. Впереди бежал полный мужчина в форме цвета хаки, с кожаным коричневым ремнём, на котором блестела золотистая бляшка со звездой. Он остановился прямо перед мужчиной в жилетке, засунул большие пальцы рук под ремень и, выпятив грудь, посмотрел на него с чувством явного превосходства. Сзади его уже догнали подчинённые – молодые парни в кепках и такой же форме цвета хаки, их лица были серьёзны, а взгляды – насторожены.

– Так-так, – начал толстый офицер, его голос звучал с насмешкой и угрозой, а палец указывал на мужчину в жилетке. – Так-так, значит, это ты украл мой бумажник.

Мужчина, не теряя самообладания, ответил с лёгкой улыбкой, показывая на себя кистью с растопыренными пальцами:

– Я? Я вас не знаю. Не смейте обращаться ко мне с такими претензиями, которые ко мне не имеют никакого отношения. Вы можете говорить что угодно, но вы не можете обвинять честных порядочных людей в том, чего они не делали и не совершали.

Его тон был спокойным, но в голосе чувствовалась уверенность, а взгляд, направленный на офицера, был твёрдым, почти вызывающим. За его спиной молодой спутник стоял молча, слегка наклонив голову, но его глаза внимательно следили за происходящим, словно он был готов к любому повороту событий.

Словесная дуэль

Офицер, не отступая, продолжил, его лицо покраснело от раздражения, а голос стал громче:

– Что значит не делали и не совершали, когда я видел в вашей руке мой кошелёк!

Мужчина, сохраняя невозмутимость, слегка прищурился и ответил:

– Ваш кошелёк? Какой такой ваш кошелёк? Это мой кошелёк! Сами смотрите.

Он достал из кармана кошелёк, раскрыл его и показал содержимое офицеру, его движения были уверенными, а на лице играла лёгкая усмешка. Внутри кошелька виднелись несколько купюр и мелочь, аккуратно сложенные в отделениях.

– Вы и теперь будете утверждать, что это ваш кошелёк? – добавил он, чуть наклонив голову.

Офицер, растерявшись, снял фуражку и начал смущённо тереть лоб, его взгляд метался в сторону, избегая прямого контакта с глазами мужчины.

– Ну… так это… Извиняйте, ошибочка вышла, – пробормотал он, явно чувствуя себя неловко. – Ну так это, извиняйте-сь, ошибочка вышла. Прошу прощения, я отклоняюсь.

Но мужчина, не давая ему так легко уйти, шагнул вперёд, его голос стал строже, а взгляд – острым:

– Нет уж, погодите, вы тут мне всякого наговорили, а я должен просто вас простить за то, что вы меня назвали вором?

Офицер, почёсывая лоб и всё ещё держа фуражку в руке, смотрел куда-то в сторону, пытаясь избежать прямого ответа.

– Нет, я такого не говорил, – пробормотал он, – я только сказал, что у вас мой кошелёк, и всё. Больше я ничего не говорил.

Мужчина, не отпуская его из словесного захвата, продолжил:

– Так вы утверждаете, что я взял ваш кошелёк у вас из кармана и после этого говорите, что я не… не вор? Я вас правильно понимаю?