Рита Лурье
Штиль
Штиль
И я видел горы мрачных туч зимнего времени и место, куда впадает вода целой бездны.
Книга Еноха.
Deep
.
Я бегу по узкому перешейку, соединяющему остальной остров с утесом, на вершине которого выстроен маяк, неприступный, словно средневековая крепость. Луч света бьет в спину, вырывает из мрака рифленые камни под ногами и гладкое, невозмутимое полотнище моря, обступающее полоску суши со всех сторон. Море так спокойно, что кажется ненастоящим, нарисованным.
Стоит полный штиль. Накрапывает мелкий дождь – и капли расцветают на водной глади черными струпьями.
Я оборачиваюсь, и вспышка маячного фонаря жалит глаза. Я прикрываю веки, проводя несколько мгновений в кромешной темноте, успокаивая дыхание и лихорадочный пульс. По гальке не шуршат чужие шаги. Никто меня не преследует. Вокруг царит тишина – зловещая, напряженная, как перед началом бури.
Я все равно никуда не денусь с этого острова.
Я все равно никуда не денусь от них.
От него.
Он тут как тут. Я не понимаю, откуда он взялся, ведь минуту назад на перешейке я была совсем одна. Не из моря же он вышел? Впрочем, это вполне в его духе. Я не раз видела его – и ночью, и днем, застывшим у самой кромки воды, неподвижно как статуя. Его веки были плотно зажмурены, голова склонена к плечу, будто он прислушивается, силясь разобрать песню сирен в шепоте волн. И только его длинные волосы шевелились от ветра, как водоросли под водой. Он и сейчас стоит в той же позе – расслабленной, почти небрежной, руки в карманах, босые ступни белые-белые на черных камнях, а глаза – я давно заметила, что он никогда не моргает – пристально сканируют мое лицо.
– Слышишь? – спрашивает он.
– Что? – роняю я, рефлекторно отступая назад. Страх свивается клубком где-то в районе живота. Я чувствую себя загнанной в угол, и его улыбка – легкая, мимолетно мелькающая на губах, больше не приносит облегчения. Она зловещая в темноте, когда мы один на один, а вокруг только камни и тихие волны.
Что я должна слышать?! – хочется воскликнуть мне, но слова застревают в горле. Я нервно сглатываю, силясь протолкнуть ком. Слюна во рту ощущается солоноватой, как морская вода, словно море уже проникло внутрь, наполнило собой все мое существо, каждую клеточку тела. Кажется, даже кожа уже приобрела характерный гнилостно-рыбный запах. Как у него.
Я слышу.
Зов – не снаружи, а раздающийся где-то в черепной коробке, по спирали кружащийся по стенкам ушных раковин. Я трясу головой, зажимаю уши руками, но не могу его прогнать. Зов нарастает. Зов, и гул, низкочастотный, как от трансформаторной будки, запрятанной где-то в глубине темных вод.
– Вот, – удовлетворенно говорит он, – теперь слышишь.
Я перевожу взгляд на его протянутую ладонь, а после, сдавшись, вкладываю в нее свою кисть. Его руки очень холодные, а кожа будто влажная – не из-за дождя, а всегда. Я старалась этого не замечать – того, сколько в нем нечеловеческого, странного, вызывающего отторжение, противного логике, но мозг больше не способен строить бастионы отрицания. Все щиты пали.
Он ведет меня к кромке прибоя, терпеливо ждет, пока я сниму обувь, следуя его примеру, и вместе мы вступаем в воду. Камни ранят босые ступни. Волны неспешно облизывают щиколотки, затем икры, утяжеляют подол юбки, принимают тело в свои объятия. Я не чувствую холода, лишь странный трепет. Предвкушение и азарт. Нет, я не убегала. Я целенаправленно двигалась навстречу своей судьбе, своей инициации, своему перерождению.
– Время пришло, сестра, – шепчет он.
Сестра – горько повторяю я про себя, испытав короткий укол обиды. Он говорил, что я буду его избранницей, его пророком, его вечной супругой, его апостолом… выходит, просто «сестрой». Но все это нагромождение слов больше не имеет значения. Все свершилось, как это ни называй. Я здесь, с ним, по грудь в ледяной воде, а не кто-то другой. Он выбрал меня. Он приведет меня к свету истины. Он даст мне все, что обещал, пусть я и не готова понять глубину его замысла. Я всецело ему доверяю – его убаюкивающему голосу, его жестким пальцам, сжимающим мою руку. Его ладони, что давит на голову, заставляя пригнуться, нырнуть.
Он удерживает меня. Я открываю глаза и сквозь сизую толщу воды вижу приближение неясной тени. Я беззвучно кричу, и крик вырывается изо рта вместе с последними пузырьками воздуха, спешно покидающими грудную клетку. Я взмахиваю руками, бью по волнам, тщетно силясь освободиться. Тщетно. Тщетно!
Зов стихает.
Я слышу лишь его голос, шелестящий, как ночной ветер, невозмутимый, как штиль.
– Прими эту жертву, – говорит он.
Hope
.
Я иду на вечеринку, хотя всю жизнь избегала подобные сборища. Мне страшно некомфортно среди толпы подвыпивших незнакомцев; от прожекторов рябит в глазах, я вздрагиваю от смеха, громких музыки и голосов, и нерешительно жмусь в дальний угол помещения. Тиффани настояла.
Она сказала, что мне надо лично познакомиться с «предметом своего обожания».
Ну как… в ее представлении все, конечно, выглядит совершенно иначе. Но я не собираюсь посвящать Тиффани во все нюансы. Она и про него узнала по чистой случайности: заметила, как я смотрю его рилсы на паре, на которой мы сели с ней вместе.
Она сказала: кстати, а ты знала, что он тоже тут учится?
Да ты что! – воскликнула я.
Ага, – подтвердила Тиффани.
Он тоже тут учится. И он тоже пошел на эту вечеринку. Еще бы не пошел.
Он здесь – в самой гуще событий, в самом эпицентре, чувствует себя, в отличие от меня, как рыба в воде. Он привык к вниманию, он любит его, нуждается в нем, и принимает с воистину королевским великодушием. Это его мир. Он, Стиви Вендел, царствует здесь, как истинное божество. Вместо тиары – спущенные на шею оливковые AirPods Max (я долго копила на такие же), вместо церемониального облачения – худи оверсайз Supreme, джинсы-багги и кроссовки Off-White, слепящие своей белизной, как и его улыбка. Вместо державы – пластиковый стаканчик ром-колы, вместо скипетра – iPhone 17 Pro Max. Стиви не выпускает его из рук – даже сейчас он лишь наполовину присутствует в этой комнате, ведь другая принадлежит его четырёмстам тысячам подписчиков в тик-ток, для которых он ведет прямую трансляцию. Ему весело. Должно быть и им.
Если бы не давление Тиффани, я наблюдала бы его в онлайне, как и остальные. Но теперь я имею счастье видеть Стиви Вендела воочию, злясь от того, что кто-нибудь постоянно маячит между нами, перекрывая обзор. Подойти ближе я не решаюсь. Я прилипла к этой стене. Мое худи – такое же, как у Стиви, но другого цвета и купленное на алиэкспресс, все взмокло. Я боюсь, что кто-то заметит темные пятна пота подмышками. Я боюсь, что кто-то заметит меня.
Я проверяю телефон – и реальность раздваивается. Благодаря трансляции Стиви, происходящее там и происходящее наяву дублируются, переплетаются. Я предпочла бы быть в своей комнате, и, завернувшись в теплый плед, все же подглядывать исподтишка. Это куда проще делать на безопасной территории, чем погрузившись в недружественную, опасную среду. И чертовка-Тиффани отказалась пойти со мной, заявив, что Стиви – мой краш, а не ее. Я ее не заставлю. Она заучка, синий чулок, ей тут никто не обрадуется.
Эй, какого хера ты онлайн? – пишет она – почему не веселишься?
Веселюсь, – печатаю я и подвисаю, выбирая смайлики, в моем представлении достаточно полно иллюстрирующие это утверждение.
Трусиха, – журит меня Тиффани. Обилие эмодзи в моем ответе не делает ее сострадательнее. Я сердито сбрасываю окно диалога, переключаясь на тикток, на трансляцию Стиви. Он, с парочкой его корешей, кривляется, подпевая песне, под которую, скорее всего, отрывались еще наши дедушки с бабушками. Но винтаж – это вайбово.
Это не самый подходящий момент, чтобы подойти – оправдываюсь я. Я же не могу ему помешать. Песня будет испорчена. Это выйдет крайне неловко, если в процессе в кадр вдруг влезет какая-то девица и… дальше я не придумала. Я без понятия, что собираюсь делать. У меня не было никакого плана, с которым бы я заявилась сюда. Вот я и стою в углу, как полная дура, кринжуя с себя самой, и не решаюсь даже пробраться через толпу, чтобы раздобыть себе выпить.
Трусиха, – повторяю я слова Тиффани.
Трусиха, трусиха, трусиха.
Глаза болят от вспышек света. Голова гудит от громкости музыки и голосов. Ладошки липкие-липкие. Я догадываюсь, что у меня вот-вот начнется паническая атака или что-то типа того. Мне нужно на воздух. Я чуть не кричу это, расталкивая людей на своем пути, лавируя между студентами, словно хрупкое суденышко среди смертоносных айсбергов.
Я вылетаю на улицу, в сентябрьскую ночь, и прижавшись спиной уже к другой стене – не оштукатуренной, а кирпичной, глубоко дышу. Я читала, что это помогает. Вроде как, еще выпить воды, но где ее взять? Вокруг меня только кусты, подсвеченные маленькими фонариками, отделяющими дорожки от аккуратного газона.
– Эй?
Я ору не своим голосом, когда из-за моего плеча возникает чей-то силуэт, а обернувшись, не верю своим глазам. Это он, Стиви Вендел собственной персоной, возвышается надо мной, выглядит дружелюбным, но слегка озадаченным. Его свита куда-то пропала, как и вездесущий телефон. Вместо него в руке Стиви электронная сигарета, которую он подносит к губам и неспешно затягивается, окуривая меня клубами ароматного дыма.
– Ты в порядке? – спрашивает он, словно мы старые знакомые, а не разговариваем лично впервые в жизни, и убирает электронку в карман худи, спохватившись, что ее вид меня смутит. А я и так на грани истерики.
– Нет… да… эм… – бормочу я и принимаюсь нервно заправлять волосы за уши, – просто… просто…
– Паническая атака? – подсказывает он с легкой улыбкой.
– Да, – сдаюсь я.
Он вдруг берет меня за руки и пристально смотрит в глаза.
– Дыши вместе со мной, – говорит он почти ласково, – на счет раз вдох, на два выдох. Давай. Раз…
Эта дыхательная гимнастика помогла бы мне, если бы от соприкосновения с ним меня не начало трясти сильнее, чем до того. Его руки большие, теплые и держат мои скользкие от пота ладошки так бережно, что я вот-вот упаду в обморок. Это потрясающе. Это лучшее, что случалось со мной. Но Стиви этого не замечает. Он продолжает счет, и, повторяя за ним, я потихоньку прихожу в себя. Сердце все еще взволнованно стучит, но уже не пытается проломить мне грудную клетку и выпрыгнуть на дорожку. Пульс в пределах нормы.
– Вот, – удовлетворенно говорит Стиви.
– Как ты… – не знаю, как закончить фразу. Как ты здесь оказался? Как вообще возможно, что мы с тобой одновременно вышли на улицу? Как, как, как… Заткнись, Хоуп – приказываю я себе. Скажи что-то нормальное. Что люди говорят в таких ситуациях, чтобы не показаться невменяемыми?
– Просто… бывает иногда, – сбивчиво говорю я, – нервничаю в общественных местах… и…
– Жиза, – соглашается Стиви и хихикает, – «POV: пришел на тусу, где никого не знаешь». Я тебя раньше не видел. Ты новенькая?
Спасибо, Стиви, – думаю я, радуясь возможности перевести тему.
– Да, – подтверждаю я, – я только поступила в этом году… это первая вечеринка… и…
– Ну, далеко не последняя, – с легким смешком говорит Стиви Вендел, – ничего, втянешься потихоньку. Мне вначале тоже было тяжело.
– Нда? – недоверчиво переспрашиваю я. Я настолько впечатлена этим заявлением, что мигом забываю о своей повышенной социальной тревожности и других ментальных особенностях. Услышанное кажется мне нереальным. Стиви – любимчик публики, звезда тик-тока, а еще всего этого колледжа – не божество, а обычный человек, которому тоже может быть неуютно среди чужаков? В это невозможно поверить! Мне так и хочется засыпать Стиви вопросами, но это самое тупое, что я могу сделать. Ему нельзя знать, что мы заочно знакомы еще до колледжа. Вернее… Я его знаю лучше, чем кого-бы-то ни было, ведь уже два года подписана на него во всех социальных сетях, оттого у меня и создалось впечатление, что мы общаемся уже тысячу лет. Он то видит меня впервые.
Стиви тем временем опять дымит электронкой. Он смотрит на здание общежития и свет, падающий в оконные и дверные проемы, красиво подкрашивает его благородное лицо с идеально-квадратной челюстью, прямо как у супергероя.
– Ты как? – он переводит на меня взгляд, – хочешь вернуться? Или пока…
Я мотаю головой.
– Проводить тебя? Далеко живешь?
У меня открывается рот, и если бы в нем была вставная челюсть, сейчас мне пришлось бы выискивать ее в траве. Отправляясь на вечеринку, я и не рассчитывала на такое везение.
– Недалеко, но… – я дергаю головой, – но если тебе не трудно…
– Нет, – с теплой улыбкой заверяет Стиви, – меня, по правде, уже задолбали эти тусы. Хочешь, возьмем что-то выпить и почилим вместе?
Кажется, я умерла и попала в рай. Быть может, у меня случился инфаркт, а не паническая атака, и сейчас я, обмочив штанишки, валяюсь мертвая на этом самом месте. Но я не в курсе, как это проверить, остается только наслаждаться своими посмертными глюками. Или я уснула за компьютером, на экране которого по-прежнему открыт тик-ток Стиви, и его голос баюкает меня, проникая в сновидения, отчего он и привиделся мне во всех подробностях.
А Стиви все еще ждет, когда я отвисну.
– Да… давай, – говорю я, но все равно не верю своему счастью.
***
Я снимаю квартиру недалеко от колледжа, потому что не захотела жить в общежитии, а мои родители с пониманием относятся к моим особенностям и не жалеют денег на мой комфорт. Да, я такая. Тихая, домашняя, социально-неловкая девочка, которой трудно вписаться в суматошный общажный быт. Перед поступлением мама съездила со мной на «экскурсию», после чего согласилась: да, все эти гулянки, сплетни и шум не поспособствуют успехам в учебе. Будь ее воля, она бы оставила меня дома и каждый день отвозила на занятия, или, еще того хуже, поселилась бы вместе со мной. К счастью, у родителей много работы, так что здесь я предоставлена сама себе. И квартиру смогла обставить по своему вкусу, а не их.
Стиви с любопытством разглядывает всякие мои диковинки, попивая прямо из горла вино, купленное по пути. У меня много книг – в основном современных авторов, про которых я узнала из буктока; есть пластинки, прикольные шмотки из секонд-хенда, обнаружившегося возле колледжа, и приличное количество коллекционных фигурок и плюшевого зверья. Из-за последнего я стремаюсь, что Стиви сочтет меня инфантильной. Но я приобретала их лишь потому, что в тот или иной момент, они были в тренде.
Стиви обязан это понять.
– Прикол, – задумчиво изрекает Стиви, – твоя комната, как с пинтерест.
– Ага, – тихо откликаюсь я. Он задерживается возле коллажной стены с гирляндой, унизанной полароидными фотками на прищепках, и это меня напрягает. Вдруг Стиви заметит, что на этих снимках нигде нет меня, и поймет, что эти люди – какие-то случайные незнакомцы? Я заказала фотки вместе с гирляндой и прищепками на китайском маркетплейсе. У меня есть свой полароид – подарили на семнадцатилетие, но толком некого на него снимать. Не родителей же с их тупой собакой? Все мои друзья живут далеко, и я сильно сомневаюсь, что за их никами не скрываются старые извращенцы.
К счастью, Стиви быстро теряет интерес к фейковым фотографиям моей фейковой социальной активности.
Он плюхается в кресло-мешок и извлекает свою электронку.
– Можно? – спрашивает он. Я киваю.
Облачко дыма становится то золотистым от теплого света гирлянды, то неоново-розовым, когда достигает LED-ленты под потолком. Мне надоедает стоять без дела, я собираю со всех полок свечки, поджигаю и расставляю на полу, а после, сбросив с кровати подушку с надписью «Nap Queen», подаренную единственной школьной подругой, сажусь напротив Стиви. Он протягивает мне вино, как какую-то трубку мира, и я замираю, осознав, что до того горлышка касались его губы.
Это почти поцелуй.
Если что, я умею целоваться. Ну, в теории. В теории я много чего умею, но мне хватает ума хранить вибратор в прикроватной тумбочке, а не на какой-нибудь из икеевских этажерок, как предмет, достойный гордости и демонстрации.
Я подписана на такое количество секс-блогеров, что уже самой впору давать людям советы.
– Что снимаешь? – словно прочитав мои мысли, спрашивает Стиви. Он кивает на изрядно покрывшийся пылью ринг-лайт на штативе. Я заказала его просто, чтобы был.
– Да… как-то… ничего… – смущенно лепечу я, – все хочу начать… но… сам понимаешь, первый семестр, нас так загрузили, что некогда…
– А что планируешь? – деловито интересуется Стиви.
Я кусаю губу. Мой взгляд мечется по комнате. Я надеюсь, что мой милый, уютный интерьер даст подсказку, какая-то мелочь, какая-то деталь. Если я проколюсь, Стиви сразу догадается, что я соврала и ничего снимать не собираюсь. Я ненавижу, когда на меня смотрят. Я даже свою фотографию никогда не ставлю на аватарку, предпочитая физиономию анимешной девочки, нарисованной нейросетью.
Быть может, обзоры на свечи? Или косметику? Или на игрушки «Funko Pop»? Но не на вибраторы же? Или… Вот оно! Идеально!
– Хочу вести книжный блог, – заявляю я, упершись взглядом в ровный ряд книжных корешков, перемежёванный с коллекционными карточками и фигурками героев, шедшими в подарочных изданиях.
– О, прикол, – тянет Стиви, и я силюсь понять – он правда впечатлен или это сказано скорее с издевкой, – ты типа умная и много читаешь? Может и сама что-то пишешь?
Я ерзаю на месте. Будь у меня больше свободного времени, я бы, наверное, и правда много читала. Но когда мне этим заниматься? Стиви очень активно ведет аккаунты, и в тиктоке, и в твиттере, и в инстаграме, а я должна быть в курсе всего. И не стоит, конечно, забывать и о других трендах, просмотре ленты, рилсов… Я даже не открывала большинство книг, что стоят на моем белом книжном шкафу, но смотрела обзоры. Из них я более-менее сложила впечатление о содержании. Жаль, что букток не способен помочь мне с освоением того ужасающе огромного списка литературы, что выдали нам в начале семестра. Он весь состоит из какой-то занудной классики, которую никто никогда в жизни не станет обозревать.
Хорошо, что есть чат-GPT. С его помощью я, надеюсь, справлюсь.
– Ага, – заявляю я и вливаю вино себе в глотку. Оно кислое и противное, но его вкусовые качества не имеют значения, ведь его купил Стиви. Настоящий Стиви Вендел, что восседает на кресле-мешке в моей комнате.
Это важно.
– И какая у тебя любимая книга? – продолжает свою пытку он. Мне стоило бы рассердиться – с какой стати Стиви затеял этот допрос? Его и самого не назовешь книголюбом. Он танцует, поет, снимает уморительно-смешные видео и дает советы на тему лайфстайл и спорта. Вот куда он полез?
– «Преследуя Аделин», – выпаливаю я первое, что приходит на ум просто потому, что толстый талмуд с черепами и розами совсем недавно занял свое место на полке. Ладно, в него я хотя бы заглядывала, услышав мнение, что там хватает горячих сцен, которые мы могли бы оценить вместе с моим маленьким розовым китайским другом.
Стиви изумленно выгибает брови.
– Надо же, – многозначительно говорит он.
– Что такое? – настораживаюсь я.
– Я слышал, что это какое-то порево, – делится он.
– Ну да, – подтверждаю я, подивившись своей недюжинной смелости, впрочем, подпитанной выпитым алкоголем, – что тут такого?
– Ну… – тянет Стиви, пристально глядя на меня, – ты кажешься…
– Какой? – взволнованно тороплю я.
Неуклюжей? Неловкой? Закомплексованной? Стеснительной? Долбанной ботаничкой? Но я не Тиффани с ее дурацкими кардиганами и очками бабки-библиотекарши! На мне такой же худи, как и на Стиви, и джинсы-багги, у меня разноцветные пряди волос (мама не разрешила покрасить всю голову), чехол с поп-ит на айфоне, который Стиви, должно быть, заметил. Или в этом проблема? Тренд то давно устарел… Но мне нравится давить эти шарики, когда я нервничаю.
– Скромной? – Стиви не просто так стал предметом моего обожания. Он не только веселый и яркий, но также добрый и понимающий. Он выбирает самое мягкое, щадящее слово, ведь явно не хочет меня задеть. И все-таки задевает. Это не то, что мне (мне, выпившей уже прилично вина, хотя я пила до того лишь пару раз в жизни), хотелось бы услышать от парня, в которого я так давно влюблена.
Я громко хмыкаю и отставляю бутылку. Тяну резинку с волос, позволяя им рассыпаться по плечам, и трясу головой, чувствуя себя при этом заправской соблазнительницей. Комната слегка кружится, но я списываю это на алкоголь. Я подцепляю края худи и стаскиваю его через голову. Под ним – стильный кроп-топ, а не какие-то кружева в духе сорокалетней секретарши.
Стиви, кажется, впечатлен. По крайней мере, он выглядит удивленным, ошалело глядя на мою грудь, на кулон в виде знака бесконечности, лежащий в ложбинке между сисек. И, конечно, взгляду Стиви открыто тату, о котором не знают родители. Надпись «hope, fait, love» прямо над сердцем.
Было, кстати, дьявольски больно. До сих пор морщусь, вспоминая, как мучительно игла входила под кожу.
– Ого, – роняет Стиви, – да в тихом омуте черти водятся.
– Да! – выдыхаю я и забираюсь к нему на колени.
***
Секс превосходит все мои ожидания, а настоящий член в сто крат лучше любого вибратора, чтобы там не говорили все эти блогеры. Больше, короче, я не поведусь на их обещания неземного блаженства. Никакой розовый силиконовый агрегат и рядом не стоял с тем, чтобы соединиться во всех смыслах с живым человеком, с человеком, которого ты любишь всем сердцем. А после – валяться в обнимку на моем лавандовом постельном белье, безжалостно спихнув на пол всю плюшевую армию, всех хаги-ваги, лабуд и прочих питомцев, пока китайский проектор проецирует на потолок звездное небо.
Зачем мне игрушки, если теперь у меня есть мой Стиви?
Впрочем, просыпаюсь я в одиночестве. Промежность саднит и пахнет вишней (спасибо ароматическим презервативам, что едва дотянули до окончания срока годности в моей тумбочке, прежде чем были использованы). Простыни мокрые, будто я обмочилась, но я утешаю себя тем, что это – застарелый пот. Наш пот. Из-за него мне снилась какая-то муть – я тонула в мрачном сером море, захлебывалась, но никак не могла вырваться из объятий кошмара, чтобы вернуться в приятную, сладкую реальность.
Не такая она, выходит, и сладкая.
Где же Стиви?
Я натягиваю трусы и кроп-топ и обегаю всю квартиру в жалкой надежде, что он вышел на кухню или засел в толчке. Его нет. Он пропал. Он вообще тут был?
Был – заключаю я, приметив на полу винную бутылку в окружении погасших свечей. В воздухе еще пахнет маршмеллоу и корицей. Увы, не только это свидетельствует о том, что минувшую ночь я провела не в одиночестве, не в компании своей галлюцинации. Но прежде, чем я получаю последнее подтверждение, у меня вибрирует телефон, погребенный где-то под ворохом вчерашней смятой одежды.
Мне уже известно, что это не Стиви – мы не успели с ним обменяться номерами, прежде чем я оказалась на его коленях, а его достоинство побывало в моей – как там ее называют? Пещерке. Киске? Вагине?
Да, какая к чертям собачьим разница?!
На экране уведомление о свежем сообщении от Тиффани.
Хоуп, какого хера?! Ты можешь это объяснить??? – пишет она, и из того, что послание богато знаками вопроса, а не смайликами, я понимаю, что дело серьезное. Под сообщением ссылка на видео в тиктоке. Я жму на нее пальцами, непослушными от ужаса. Руки немеют. Сердце колотится. Вот сейчас у меня точно, без всяких преувеличений, начнется паническая атака. Признаки очевидны.
Лицо… Я вижу лицо Стиви. Он не выспавшийся, у него синяки под глазами, а волосы пребывают в чудовищном беспорядке. Он дерганным движением проводит по ним ладошкой, и как-то встревоженно оглядывается по сторонам. Я узнаю экстерьер вокруг него – это двор кампуса нашего колледжа. Наверное, он снял это, пока шел к себе домой. Даже с мощной стабилизацией изображения последней модели айфона камера заметно подрагивает, а сам Стиви тяжело, сбивчиво дышит, когда говорит.
«Ребзя, вы не поверите, но я IRL встретил старкершу. Типа не в мемах, не в видосах, а прям в жизни. И это… кринж до костей. Ну… думал, такие истории – байки, а тут… Чилим с девчонкой, она такая: "Мне нравится та книжка про сталкеров", а потом… я у неё нахожу, мать его, алтарь имени меня. Мне, блядь, реально страшно, народ. Что делать? ГЛЯДИТЕ»
Я отрываю глаза от телефона, и реальность раздваивается, сейчас на экране и передо мной одно и тоже. Я смотрю на то, что Стиви нельзя было видеть, нельзя было снимать, и уж точно нельзя было выставлять на всеобщее обозрение.
