Равнодушие

Ян Рябов

Равнодушие

Глава 1.

28 августа 1988 года.

Р. открыл дверь, прошел в квартиру, не разуваясь, кинул пальто на рядом стоящий стул, поставил пластинку в проигрыватель и грохнулся на диван, закинув голову назад. На часах было 4 часа дня, в Нью-Йорке можно было наблюдать золотой час. Солнце красиво заливало деревья, небоскребы и комнату Р. Он любил это время, поэтому посвящал его отдыху и наслаждению, слушал джаз и пил декаф американо.

Р. работал редактором в новостной конторе к востоку от Центрального парка. Он убеждал себя, что любит эту работу. Ему нравилось не содержание, а сама идея: быть проводником информации, невидимым архитектором смыслов. Р. ценил возможность применять на практике все, что изучал в университете – ямб от хорея он, конечно, в сводках погоды не искал, но ему льстило думать, что его литературный вкус и чутье незаметно возвышают даже самый банальный текст. Недавно Р. увидел на полке в книжном магазине около кофейни, куда он обычно ходит перед работой, книгу французского философа и писателя Альбера Камю; книга называлась “Посторонний”. Как любитель всего иностранного и противоречиво-философского, Р. купил ее и прочитал за один вечер.

Произведение, несмотря на свою короткость, зацепило ум молодого редактора. Не то чтобы оно заставило, что-то переосмыслить, скорее обратить внимание на те вещи, что казались непонятными в жизни. Р. возненавидел Мерсо, за все его равнодушие, нежелание хоть как-то изменить собственную жизнь и за позорную сдачу перед смертью.

Но чем дольше Р. лежал на диване, чем дольше в его уши попадали веселые нотки джаза, тем сильнее он начал понимать, что не просто так ненавидит Мерсо, и Камю намеренно создал своего персонажа таким, чтобы читателю было противно и он захотел устроить бунт, ведь жизнь сама по себе – это бунт против ее абсурда. Однако, если же человек симпатизировал Мерсо и сравнивал себя с ним, то, наверное, такому человеку можно просто лечь и умереть от скуки.

Эти мысли навели Р. на мысль, что он не просто так резко думает о герое произведения французского философа. Что-то было в этой злости, что-то до прочтения закрытое от сознательных глаз амбициозного юноши, который сам метил в писатели.

Глава 2.

На следующий день Р., как обычно, вышел на работу, в то же время, что он выходил и всегда в 8 утра, ни минутой раньше, ни минутой позже, Р. очень нравилось круглое время, и казалось, что если он выйдет хоть на минуту позже, то день не задастся. По дороге на работу, проходя Центральный парк, он решил взять себе американо и бейгл – очень бодрящий завтрак, настраивающий молодого редактора на работу с огромным количеством репортажей с разных частей города, да не только города, но и в целом со всей страны, ведь каждый йоркерец должен знать, что в Монтане сошел снег, а в Юте опять засуха.

Прибыв на работу, Р. со всеми поздоровался и сел к себе в кресло, готовясь писать о том, о чем он писал обычно. Но к нему подошел Кристофер – глава отделения, в котором работал Р., и попросил его и его коллегу Мэттью, подойти к нему в офис. Р. был удивлен: это первый раз за все его время работы, а работал он уже год в этой компании, чтобы ему нужно было в офис к главному редактору, так еще и так рано.

Р. и Мэттью встали и последовали за Кристофером. Они шли молча, все боялись сказать хоть что-то, несмотря на обычную общительность.

– Компании нужно, чтобы вы съездили на место преступления и сделали детальное описание окружения и всего, что вы там увидите. Отнеситесь серьезно, было тяжело договориться с полицией, чтобы они нам разрешили, но уверяю, мы по горячим следам сделаем лучший репортаж и продажи наших газет должны вырасти.

Было успешно совершено покушение на семью одного очень влиятельного бизнесмена, так, что возможно мы сможем создать целую детективную историю, основанную на реальных событиях, – с некоторым воодушевлением сказал Кристофер.

Р. и Мэттью согласились: это была необычная работа, для обычных редакторов и возможность проявить себя как писателя, что казалось очень важным для Р.

Что приятно, компания сама оплатила поездку двум юношам, ведь место преступления было не близко: это был чуть ли не самый восток Лонг-Айленда, так что можно было лишь быть благодарным судьбе за предоставленную возможность бесплатно посмотреть красоты острова.

В машине Мэттью спросил Р.:

– Ты готов увидеть настоящее место преступления? А то мы все пишем и пишем, но никогда не видели, о чем пишем. Настолько ли все плохо, как мы иногда пишем? Ты главное себя в руках держи, а то помню видел, как ты вырезал описание сцены ДТП. Я понимаю это неприятно, но это наша работа и сегодня мы можем урвать такой материал, что остальные статьи померкнут.

Мэтт говорил очень быстро, практически скороговоркой, а Р. пытался себя подготовить к будущей работе. В животе стало неспокойно, но он не подал виду, просто смотрел в окно, на побережье.

Автомобиль компании плавно остановился у полицейского кордона. Восток Лонг-Айленда встретил их не обещанными "красотами", а тяжелым запахом морской соли, смешанным с чем-то металлическим и сладковатым – запахом, от которого Р. невольно сморщил нос. За особняком, скрытым высоким забором, маячили огни полицейских машин, их синие вспышки резали яркое утро, как ножницы по глянцу.

Р. и Мэтт вышли из машины и достаточно резво подошли к офицерам. Мэттью достал микрофон и попросил их рассказать, что известно об убийстве на данную минуту. В этот момент Р. решил пройтись вокруг дома и описать, что он видит, для создания резкой и нагнетающей атмосферы своего репортажа. Он увидел детские качели на дереве. На них было написано имя дочки, ныне покойного ее отца. Р. стало не по себе, он представил, как раньше отец катал свою дочь на этих качелях, сколько радости было, а теперь мертвая во всех смыслах тишина. Р. поспешил дальше, прошел вместе с офицером в дом. Но как только редактор увидел картину перед ним, он замер. То, что он увидел, не было местом преступления из репортажей, что он обычно писал. Все было наяву. Все было в красках. Все имело запах, и он видел ужасную историю. Он видел кровь на полу, на стенах, разбитая посуда и порванная одежда, а самое ужасное изуродованные люди. Он видел, как на лице жены еще остались эмоции от мучений, что она переживала в последние мгновения своей жизни. Это была не абстрактная "трагедия в Юте". Не статистика. Не строчки на экране. Это был детский плюшевый мишка, валявшийся в засохшей малиновой луже у двери в детскую. Р. как будто бы уже не мог думать ни о чем, кроме как о той боли, что пришлось пережить людям в этом доме.

Но подошел Мэтт вместе с офицерами, один из них похлопал Р. по плечу и с усмешкой спросил:

– Что малыш, первый раз на месте преступления? Ничего привыкнешь, это обычное дело, просто тела и красные очертания, скоро здесь все уберут, и ты даже не вспомнишь о том, что видел.

Р. посмотрел на офицера испуганными глазами. Он не проронил ни слова.

– Ты много успел запечатлеть? – Спросил Мэттью коллегу.

– Нет, только садик вокруг дома, здесь пока ничего, ждал тебя, – ответил Р.

– Ну тогда записывай, пока голова хорошо работает запишем все что можно, – С воодушевлением сказал Мэттью.

И он начал очень активно называть самые отвратительные слова, которые только могло представить себе ухо молодого человека. Р. затошнило, он не мог смотреть на эту ужасную картину и писать, как ни в чем не бывало, добавляя жесткие эпитеты в описании этого преступления. Он видел и чувствовал боль в этом доме, боль, которую нельзя упаковать в колонку новостей.

Через два часа они закончили. Вышли из дома и пошли к машине компании. Р. наблюдал офицеров, которые что-то обсуждали и смеялись, закусывая свою радость жирными пончиками. Мэттью рассказывал какая получится у них невероятная статья и он ждет возвращения в офис, чтобы начать уже писать.

Р. молчал, он пытался переварить, то, что он увидел. И больше всего, наверное, его беспокоило, то, что всем вокруг все равно. Они смотрят на смерть людей, на их изуродованные жестокостью тела с равнодушием. Но он не мог с собою справиться, он чувствовал боль во всем теле, ему было невыносимо.

Вернувшись в офис, Р. и Мэттью все рассказали и передали материалы Кристоферу, тот сказал, что пусть настраиваются писать небольшое расследование, фантазию он поощряет. Еще сказал готовиться, ведь как только настоящее расследование найдет следы, их вызовут снова, возможно на допрос, а может, на новое место преступления. После этих слов Кристофер даже немного посмеялся, ведь чем дольше идет расследование, тем больше саспенса можно нагнать в репортажи и тем сильнее страх от их прочтения зацепит читателей.

Новоиспеченные репортеры вернулись к своим рабочим местам, будто это был обычный день, ничем не отличающийся от других. Но Р. уже не мог смотреть ни на газеты, ни на какие трагедии, описанные в них. Он не мог переварить в своей голове увиденное. Оно слишком сильно впилось в его сознание, он будто никуда и не уезжал, а все еще стоит в доме, состоящим из крови и ужаса.

Через несколько часов Р. был свободен от работы и пошел домой. Но улица, по которой он обычно ходил стала для него необычной. Он понял, что никогда не смотрел на нее, она казалась просто обычным бетоном, окруженным стеклянными домами, но нет, улица была совершенно не такой. Она была наполнена жизнью, жизнью, которой уже нет в доме убитого бизнесмена. Тогда Р. и подумал, что равнодушие, оно лишь накапливается, сначала ты не замечаешь улицу, по которой ходишь, потом людей с кем общаешься, а так и равнодушен к своей жизни. Каждый день одинаковый, улицы одинаковые, люди и так далее по кругу. Жизнь ощущается бессмысленной.

Мысли и болезненные образы пролетали у Р. в голове снова и снова. Он зашел в Центральный парк и сел на самую ближнюю скамейку. Ноги в пол, глубокий вдох. Р. пытался бороться с тревогой, что напала на него. Нигилистические мысли были основой его личности в старшей школе, но потом на первом курсе университета, он узнал о Ницше. Больше такие глупости как мысли о бессмысленности его не волновали, ему было неважно, он был сильнее. Но сильнее чего? Только что он столкнулся лицом к лицу со смертью, ужасной и кровавой, и с еще более жестоким и леденящим кровь равнодушием.

Р. осмотрелся, парк был таким же зеленым и полным людей, как и раньше, ничего не изменилось. А ведь в каждом проходящем человеке есть своя история, свой ответ на вопрос зачем он живет. В каждом человеке есть своя трагедия. Но только не в каждом есть смелость принять жизнь и желать ее прожить, будто боль и страдания ее такая же неотъемлемая часть, как и радость.

– А может я ошибаюсь? – подумал Р. – Может все-таки есть люди, которые равнодушны от природы, которых не особо то и интересует есть ли там смысл у жизни, а все жизненные невзгоды они принимают, просто пожимая плечами. Может и есть, но я все же не такой. А раз я чувствую, я буду чувствовать. Я обречен на боль, но волен выбирать, что делать дальше.

Несмотря, на, казалось бы, очень светлые мысли, у Р. все сжималось внутри, он не знал, что с этим сделать. Никакие размышления и выводы, не помогали организму справиться со стрессом.

Р. встал и пошел быстрым шагом домой, он не знал, что будет делать дальше, однако тщетно пытался заглушить эту боль. Оставалось не ясно, отчего же так больно молодому человеку.

Придя домой, Р. быстро скинул верхнюю одежду и обувь, и пошел на кухню. Там он открыл шкафчик над раковиной, где он хранил разные масла, но посреди большой коллекции оливкового масла, стояла бутылка бурбона, виски, которое ему подарила однокурсница за помощь по учебе во время второго курса. Р. пил всего пару раз и не испытывал любви к алкоголю, но подарок очень ценил, просто как напоминание о девушке. Сегодня, он решил попробовать запить боль. Он видел это в фильмах, и искренне думал, что в дорогом алкоголе может прятаться лекарство от душевной боли. Он налил себе полстакана колы и столько же виски и попытался это выпить. Его чуть не стошнило, однако внутренне он уже отвлекся, теперь его только интересовало, как люди могут пить настолько отвратительные коктейли. Но он все же решил допить и послевкусие ему даже понравилось. Он налил себе еще один стакан, только в этот раз поменьше виски. Он прошел в комнату, смакуя маленькими глотками, новый напиток, поставил пластинку Франка Синатры и развалился на диване в гостиной. Ноты прилетали в уши, и Р. чувствовал, как мир становится дальше от него, и он тонет в мягком диване как в болоте, это было очень необычно для тревожного парня, впервые он почувствовал, что контролирует свою жизнь и только в таком расслабленном состоянии он – это он.