Астерион: иллюзия свободы

Маргарита Теплова

Астерион: иллюзия свободы

"Прибытие"

Солнце, упрямо цеплявшееся за августовское небо, раскалило асфальт до состояния жидкой смолы, заставив воздух над дорогой дрожать, словно дешёвая киноэкранная ткань. Лира Мартен сидела, вжавшись в потёртый кожзам сиденья микроавтобуса, чьи пружины скрипели в такт её учащённому дыханию. Запотевшее стекло разделяло её не только от водителя в потёртой кепке, но и от реальности, которая с каждым поворотом аллеи становилась всё менее правдоподобной. Ветви старых дубов, сплетаясь в готический свод, бросали на дорогу узорчатые тени, напоминающие трещины на старинной фреске. Она машинально сжала потрёпанный ремешок сумки – последний якорь, связывающий с миром, где уборщицы в дешёвых халатах не теряли сыновей в мраморных коридорах элитных школ.

Когда ворота возникли впереди, Лира непроизвольно втянула воздух. Чёрное кружево кованого железа взмывало ввысь, его спиралевидные элементы переплетались в гипнотический узор, будто гигантская паучиха застыла в момент плетения смертельной ловушки. Каменная арка над проёмом несла высеченное имя – «Астерион» – буквы, выдолбленные с такой яростью, что крошечные осколки гранита всё ещё цеплялись за углубления, сверкая на солнце алмазной пылью. Микроавтобус замер, и шипение гидравлики двери прозвучало как предсмертный хрип.

Холодный воздух, пахнущий цитрусовым антисептиком и деньгами, обжёг лёгкие. Лира поправила подол платья – синтетическая ткань, окрашенная в цвет ночной бури, уже покрылась каплями пота между лопаток. Её пальцы скользнули по шву на левом плечу, где когда-то оторвалась бирка с ценником. Впереди, за стеклянным фасадом, напоминавшим ледяной дворец Снежной королевы, кучковались фигуры в безупречных силуэтах – живые манекены из бутиков на Пятой авеню. Шёпоток смеха донёсся сквозь стекло, и Лира внезапно осознала, что её ногти, обкусанные до мякоти, выглядят чужеродным элементом в этом мире лакированного совершенства.

Шаг. Ещё шаг. Каблуки туфель, купленных на распродаже в универмаге, глухо стучали по камню, выложенному плиткой цвета воронова крыла. Она сосредоточилась на ритме: левый-правый, левый-правый, как солдат на параде. В периферийном зрении мелькали лица – скульптурные профили с налётом скуки, глаза, оценивающие её дешёвую сумку как биологический образец. Где-то щёлкнул затвор камеры. Лира заставила уголки губ дрогнуть в подобии улыбки – той, что репетировала перед зеркалом в общежитии для мигрантов, где они с матерью жили после…

– Мисс Мартен. – Голос разрезал воздух, как скальпель.

Женщина в костюме цвета оружейной стали двигалась бесшумно, будто её туфли на шпильках имели каучуковые подмётки. Лира отметила идеальную линию помады – ни миллиметра за границами губ. Бейдж гласил: Эвелина Воронцова. Заместитель директора по адаптации.

– Ваше прибытие совпало с началом лекции профессора Хардинга по квантовой экономике. Надеюсь, это не станет прецедентом для нарушения распорядка. – Глаза директора, цвета переохлаждённого кофе, скользнули по потёртому воротнику Лиры. – Астерион – не приют для одарённых маргиналов. Здесь создают будущее. Вы – эксперимент. Постарайтесь не превратить его в фарс.

Лира ощутила, как ногти впиваются в ладони. «Эксперимент». Точно так же они говорили о Марке, когда он получил стипендию. До того, как его нашли у восточных ворот с перекошенным лицом и пустым взглядом, в котором застыл немой вопрос.

– Благодарю за возможность, – выдавила она, заставляя голос звучать ровно. В ушах стучало: не дрогни. Она смотрит. Где-то и он смотрит – убийца ее брата.

Эвелина Воронцова холодно кивнула, повернувшись к ассистентке в безупречном блейзере. – Отведите мисс Мартен в крыло Гипериона. И проследите, чтобы она ознакомилась с разделом устава о внешнем виде.

Путь через лабиринт коридоров напоминал экскурсию по музею современного искусства. Сквозь витражи в готических окнах лился свет, раскладываясь на полу радужными пятнами. В одном из залов гигантский голографический глобус вращался под потолком, метая лазерные лучи на стены с именами выпускников – министров, CEO, нобелевских лауреатов. Лира поймала себя на поиске знакомой фамилии, но тут же одёрнула: Марк никогда не попал бы на эти стены. Недостаточно звёздный эксперимент.

– Ваше общежитие, – ассистентка жестом указала на дверь с табличкой «3.14». – Соседка уже внутри. Правила на столе. Ужин в семь.

Комната оказалась просторной клеткой в стиле минимализма: две кровати-платформы, встроенные шкафы с сенсорными панелями, окно во всю стену с видом на внутренний сад, где роботы-садовники стригли кусты в форме платоновых тел. На ближайшей кровати сидела девушка в оверсайз свитере, чьи огненно-рыжие локоны контрастировали с серебристой тканью постельного белья.

– Приветствую в царстве лицемерия и дезодорантов за пятьсот баксов, – она сняла наушники в форме кошачьих ушей. – Я Эллис, но все зовут Элли. Ты, видимо, та самая Золушка без хрустальной туфельки?

Лира замерла с сумкой в руках. – Лира. И… Золушке хотя бы тыкву дали. Мне достался микроавтобус с кондиционером-инвалидом.

Элли фыркнула, развалившись на подушках. – О, сарказм. Значит, выживешь. Слушай, у тебя есть что-нибудь съедобное? Они тут кормят едой из тюбиков, как космонавтов. – Она кивнула на мини-холодильник, стилизованный под ретро-радиоприёмник.

Пока Лира распаковывала скудные пожитки, её взгляд наткнулся на трещину в стене за кроватью – тонкую, почти невидимую, тянущуюся от пола до потолка. Она провела пальцем по шероховатой поверхности. Стены тоже слушают, – вспомнились слова анонимного письма, пришедшего за неделю до отъезда.

– Эй, это твой? – Элли держала в руках фотографию в самодельной рамке. На снимке Лира лет тринадцати, обнимающая высокого парня в футболке с принтом «Radiohead». Его рука замерла в жесте, заслоняющем объектив, словно пытаясь остановить время.

– Марк. Мой брат, – Лира выхватила фото, прижав к груди. Стекло рамки было холодным, как мраморная плита в морге.

– Слушай, я не хотела… – Элли замялась, впервые теряя напускную развязность. – Он… тоже здесь учился?

Лира кивнула, глядя на сад, где робот-топиарий теперь выстригал спираль Ферма. – Два года назад. Его нашли у восточных ворот. Официально – суицид. Но… – Она сглотнула ком в горле. – Он собирал материалы для расследования. Говорил, что здесь творят что-то… нечеловеческое…

Тишину разрезал скрип поворачивающегося кресла. Элли вскочила, внезапно побледнев. – Смотри!

За окном, в противоположном крыле, на фоне затемнённого кабинета, чья-то фигура замерла у стекла. Высокий, в тёмном свитере, с лицом, которое казалось высеченным из мрамора – слишком правильным, чтобы быть живым. Его глаза, цвета грозового неба, впивались в Лиру с интенсивностью хищника, выследившего добычу.

– Кассиан Вейн, – прошептала Элли, будто имя было заклинанием. – Глава «Септемвирата». Если эта школа – Рим, то он – Юлий Цезарь, Брут и Сенат в одном флаконе.

Лира не отводила взгляда. Вейн медленно поднял руку, пальцы скользнули по стеклу, оставляя следы на запотевшей поверхности. Жест напоминал и приветствие, и предупреждение. Потом он шагнул назад, растворившись в тенях, как призрак.

– «Септемвират»? – переспросила Лира, ощущая, как мурашки бегут по спине.

Элли нервно закрутила прядь волос вокруг пальца. – Семь принцев тьмы. Решают, кто достоин дышать этим святым воздухом. Твой брат… – она бросила взгляд на фото, – он ведь тоже получил стипендию? Как и ты?

Лира кивнула, сжимая рамку так, что стекло затрещало.

– Тогда совет: не ходи на вечерние лекции. И проверяй замки. – Элли швырнула на кровать плюшевого дракона с нашитыми кристаллами Swarovski. – А теперь давай выберем тебе приличный наряд. На ужине будут все.

Когда Лира оделась в предложенную Элли рубашку с кислотным принтом («Vintage! Папа привёз из Милана!»), она поймала своё отражение в зеркале-хамелеоне, меняющем оттенок в зависимости от освещения. Дешёвое платье валялось на полу, как сброшенная кожа.

– Идеально, – Элли щёлкнула пальцами. – Теперь ты выглядишь как бунтующая наследница, а не Золушка.

По пути в столовую Лира заметила камеру наблюдения, поворачивающуюся вслед за ними. Красный огонёк мигнул трижды – как будто система распознавания лиц выдала сбой.

Ужин проходил в зале, стилизованном под океанический лайнер 1920-х. Хрустальные люстры в форме медуз отбрасывали блики на фарфоровые тарелки с логотипом школы. Лира ковыряла вилкой что-то, напоминающее молекулярную икру, когда по залу прокатился шёпот.

Вейн входил через чёрный ход, сопровождаемый шестью фигурами в масках венецианского карнавала. Его пальцы скользнули по спинке стула рядом с Лирой, оставляя след на бархатной обивке.

– Мартен, – его голос напоминал звук ножа, точащего о мрамор. – Выбрали неподходящий день для перевоплощения. Пятница – день жертвоприношений.

Прежде чем Лира успела ответить, свет погас. В темноте кто-то схватил её за запястье, вдавив в ладонь холодный металлический предмет. Когда вспыхнули аварийные лампы, на столе перед ней лежала монета с выгравированным глазом – символом, который она видела в последней записи своего покойного брата – Марка.

Элли, бледная как мел, прошептала: – Это приглашение. Или приговор.

На противоположном конце зала Вейн поднял бокал с кроваво-красным вином. Его губы дрогнули в подобии улыбки. Игра началась…

"Правила"

Рассвет в Астерионе наступал под аккомпанемент механического жужжания – роботы-уборщики с щупальцами, напоминающими хирургические инструменты, скользили по коридорам, вылизывая каждый квадратный миллиметр мрамора до стерильного блеска. Лира проснулась от ощущения, будто спала на операционном столе: матрас с памятью формы идеально повторял контуры тела, лишая права на несовершенство. На потолке, где вчера был лишь гладкий гипсокартон, теперь светились голограммы – цитаты Ницше и курсы акций, пляшущие вдоль карнизов как цифровые пиявки.

– Доброе утро, мисс Мартен, – женский голос с британским акцентом прозвучал из ниоткуда, заставив Лиру вскочить. – Ваше расписание синхронизировано с нейроимплантом. Пожалуйста, подтвердите получение.

Над кроватью материализовался экран. Строки текста всплывали одна за другой, будто вытравливаясь кислотой в воздухе:

07:30 – Медитация с биологической обратной связью (Зал Эврипида)

08:15 – Завтрак (Соблюдать диету №3: 340 ккал)

09:00 – История власти (Лекторий Макиавелли)

…

Лира потянулась к голограмме, но пальцы прошли сквозь пиксели, оставив муаровый узор. В углу экрана мигал красный значок – череп с титановыми шестерёнками вместо костей.

– Неутверждённое расписание будет удалено через десять секунд, – предупредил голос.

Она тыкнула в «Подтвердить», и экран схлопнулся, оставив в воздухе запах озона. В шкафу, который вчера был пуст, висели пять одинаковых платьев-футляров цвета мокрого асфальта. На бирке – «Dresscode Sigma: минимализм как протест против избыточности».

– Ты готова к первому дню в концлагере для перфекционистов? – Элли, завернутая в плед с принтом Че Гевары, жевала что-то липкое, похожее на органический мармелад. Её взгляд скользнул по платьям. – О, тебе досталась коллекция «Скорбящая вдова». Повезло – у прошлой стипендиатки был дресс-код «Киберпанк-нуар».

Лира сняла майку, стараясь не смотреть на шрам у ключицы – след от падения в двенадцать лет, когда Марк учил её кататься на велосипеде. Натянув на себя платье, она была даже удивлена. Ткань платья оказалась живой – она сжалась на талии, подчеркнув линии тела, будто стыдясь собственной утилитарности.

– Не спрашивай, из чего это сделано, – фыркнула Элли, пристёгивая к запястью браслет с бегущей строкой криптовалютных котировок. – В прошлом семестре девочка из Бангладеш покрылась сыпью от «этичного шёлка». Оказалось, его ткут из переработанных медиаторов роботов-самоубийц… Это даже не переработанный мусор из Тихого Океана…

По пути в столовую Лира заметила, что стены меняют текстуру. Вчерашний гладкий бетон сегодня напоминал кожу рептилии – чешуйки с микрочипами вместо пор. Над дверью в лифт висела картина, которую она бы поклялась, что не видела раньше: абстракция в кроваво-красных тонах, где при ближайшем рассмотрении угадывались силуэты семи фигур, сплетённых в кольцо.

Завтрак подавали в зале, напоминавшем оранжерею с хищными растениями. Столы стояли между плотоядными лианами, которые периодически смахивали капельки нектара на фарфоровые тарелки. Лира взяла пробирку с зелёным гелем, помеченную «Фотосинтез-люкс», когда Элли ткнула её локтем:

– Смотри. Семёрка часовых на галерее.

На балконе второго этажа, за стеклом с затемнением, стояли семь фигур в чёрных мантиях с капюшонами. Лица скрывали маски из белого фарфора без прорезей для глаз. Один из них держал посох с голограммой двуглавого орла, бьющего крыльями, казалось, что он попадал в такт пульсу Лиры.

– Совет старейшин? – прошептала Лира, ощущая, как гель в пробирке пульсирует в такт её сердцебиению, отдаваясь где-то в районе горла.

– Хуже. «Септемвират». Они выбирают жертв для… – Элли внезапно замолчала, когда мимо прошёл официант с подносом, уставленным кристаллическими бокалами, в которых плавали живые светлячки. – …для внеучебной активности…

Лира хотела расспросить по подробнее, но в ухе запищал имплант: «Мисс Мартен, вы опаздываете на медитацию. Штрафные баллы начислены».

Урок 1.

Зал Эврипида оказался куполом из чёрного стекла, где вместо подушек лежали капсулы, напоминающие гробы для преждевременных похорон. Инструктор в костюме, сшитом из экранов, демонстрировал позу лотоса, встроенную в нейросеть.

– Ваша задача – снизить когнитивный шум до 12 децибел, – его голос звучал как автоответчик. – Частота альфа-волн будет проецироваться на экран. Неудачники получат электрошок для стимуляции и старания.

Лира залезла в капсулу. Датчики впились в виски холодными щупальцами. На внутреннем экране замигали цифры: 89% стресса. Уровень угрозы: критический.

– Концентрация на дыхании, – прошипел динамик. – Визуализируйте пустоту.

Она закрыла глаза, и сразу всплыл образ: Марк в последний вечер перед отъездом, вертящий в пальцах монету с выгравированным глазом. «Они как боги, Лир. Но даже богам нужны жертвы».

– 64%. Неудовлетворительно. Наказание: 5 секунд.

Ток ударил в поясницу, заставив её выгнуться. Лира впилась ногтями в подушку, стиснув зубы, чтобы не закричать. На экране мелькнула тень – кто-то наблюдал за этим представлением через камеру в потолке.

После такой «медитации», Лира побрела в лекторий, потирая онемевшие мышцы. Вдоль коридора висели портреты выпускников – их глаза следили за ней, зрачки поворачиваясь с механическим скрежетом, как в какой-то комнате страхов. На стене у туалета, кто-то нацарапал граффити: «Семь звёзд – семь гробов». Краска ещё не высохла окончательно…

Лекция по истории власти началась с голограммы Цезаря, декламирующего «Записки о галльской войне» на латыни. Профессор Харгривз, существо, напоминающее оживший скелет в костюме от Армани, тыкал указкой в карту древнего Рима:

– Власть – это вирус, – его голос скрипел, как несмазанные шестеренки. – Вы либо носитель, либо симптом. Стипендиаты, – он посмотрел прямо на Лиру, – обычно становятся антителами. Но даже антитела могут мутировать.

На последней парте Кассиан Вейн чертил что-то в голографическом блокноте. Его пальцы двигались с хирургической точностью. Лира поймала себя на мысли, что следит за линией его скул, и тут же одёрнула: Он из них. Из тех, кто решает, кто станет жертвой в этой школе выживания.

После окончания пар, Элли повела её в крыло библиотеки, заваленное антикварными фолиантами вперемешку с нейроинтерфейсами.

– Тут можно найти всё, – она провела пальцем по корешку книги с тиснёным тигром на обложке. – Даже то, что не стоит искать.

Лира открыла случайный том. Страницы оказались чистыми, но, когда она провела рукой над текстом, в воздухе всплыли письма Людовика XIV с пометками на полях: «Сожги после прочтения».

– Элли, что они делают с теми, кто… не проходит отбор?

Рыжая подруга замерла, держа в руках первое издание «Государства» Платона. – Ты видела сад с топиарными фигурами? – она заговорила тихо, будто стены наклонились ближе. – В прошлом году там исчезла девочка из Кении. Говорят, её мозг использовали для обучения ИИ. Теперь куст в форме слона иногда плачет… Возможно, это только страшилки в роде «городских легенд», но, испытывать судьбу я бы лично не стала…

Лира почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она потянулась за книгой по криптографии, но та оказалась прикована цепью к полке…

Странное место.

Вечером, вернувшись в комнату, Лира обнаружила, что ее шкаф был приоткрыт. На полке, между идеально сложенными платьями, лежал конверт из бумаги ручной работы. Внутри – лист, испещрённый неровным почерком, будто писали левой рукой, причем в темноте:

«Ты не одна. Но не доверяй никому.

Особенно Вейну.

Он был последним, кто видел твоего брата живым.

– Друг»

За окном завыл ветер, гоняя по саду клубы искусственного тумана. Где-то в темноте скрипнула дверь, и Лира резко обернулась, прижимая записку к груди. В зеркале мелькнуло отражение – чья-то рука в чёрной перчатке легла на плечо Элли, пока та копалась в шкафу. Но когда Лира моргнула, отражение стало обычным, мираж испарился.

– Ты в порядке? – Элли смотрела на неё, держа в руках набор для маникюра с лазерной гравировкой. – Выглядишь, как будто увидела призрака.

Лира судорожно сглотнула, спешно пряча записку в карман. – Просто… устала. От всех этих правил… Все же сегодня первый день…

– Привыкнешь, ничего страшного, – Элли щёлкнула выключателем, и комната погрузилась в темноту, нарушаемую лишь мерцанием камеры над дверью. – Или нет.

Лира лежала в постели без сна, вслушиваясь в тиканье импланта за ухом. Где-то в здании завыла сирена, и на секунду показалось, что это кричит Марк, падая в ту самую яму, которую они копали в детстве для капсулы времени.

Она снова достала записку, разглядывая подчерк в свете луны, пробивающемся сквозь жалюзи. Буква «и» в слове «живым» была выведена с характерным завитком – точно таким же, как в последней открытке от брата, пришедшей за день до его смерти… Что же здесь происходит…

"Первое столкновение"

Аудитория №13, известная среди студентов как «Чрево Минотавра», дышала запахом старых книг и озоном от перегруженных нейросерверов. Стены, обшитые панелями из чёрного дерева с инкрустациями из расплавленных материнских плат, вибрировали от гула скрытых вентиляторов. Профессор Лангер, напоминавший забальзамированного денди викторианской эпохи, расхаживал между рядами с томиком «Книги вымышленных существ» под мышкой, его трость с набалдашником в форме черепа, шипела при каждом касании пола, словно была жива.

– Сегодня мы разберём концепцию лабиринта как метафоры тоталитаризма, – его голос, обработанный вокодером, звучал как голограмма из прошлого века. – Мистер Вейн, – он резко повернулся к Кассиану, сидевшему в первом ряду, – ваше семейное состояние построено на производстве навигационных систем. Скажите, современные GPS – это упрощение лабиринта или его усложнение?

Кассиан оторвался от голографической схемы, где молекулы ДНК переплетались с биржевыми графиками. – Навигация убивает выбор. Вы превращаетесь в электронного Тесея без нити Ариадны. – Его пальцы провели по проекции, и ДНК мутировала в змею, пожирающую собственный хвост. – Но иногда потеряться – и есть единственный способ найти выход.

Лира, сидевшая у окна, за которым роботы-садовники вырезали из тиса фигуру плачущего ангела, машинально пробормотала: – «Лабиринт состоит из единственной прямой линии». Борхес.

Тишина наступила внезапно, как остановка сердца. Профессор Лангер замер, его стеклянный глаз замигал красным светом. Тридцать пар зрачков повернулись к Лире, словно управляемые единым алгоритмом.

– Мисс… Мартен, – профессор произнёс её фамилию, как название редкой болезни. – Вы цитируете апокрифическое эссе из собрания 2035 года. Интересный выбор для… стипендиатки.

Элли, сидевшая рядом, резко сглотнула, сжимая в руке стилус, который начал дымиться от перенапряжения. Лира ощутила, как имплант за ухом впрыскивает в кровь дозу транквилизатора. Школа не любила неожиданностей.

– Борхес считал, что истинный лабиринт – в зеркалах, – продолжила Лира, игнорируя жгучую боль в височной доле. – А ваши навигационные чипы, мистер Вейн, – она повернулась к Кассиану, – вшивают в затылочную кору. Не слишком ли много зеркал для тех, кто боится собственного отражения?

Стеклянная колба с ядовитой орхидеей на кафедре треснула, наполнив воздух запахом гниющих персиков. Кассиан медленно поднялся, его тень, удлинённая голубым светом голограмм, легла на Лиру как пятно радиации.

– Зеркала – привилегия тех, кто может себе позволить разбить их, – произнёс он, поправляя манжет рубашки, где мерцала зашифрованная татуировка. – Бедняки же, довольствуются… осколками.

Звонок прозвучал как выстрел, разрезая своим звуком – напряжение в воздухе, как нож – масло. Студенты замерли в неестественных позах, будто герои голограммы, поставленной на паузу. Только когда профессор Лангер хлопнул тростью о пол, извергнув облако наноботов, толпа ринулась к выходу, оставляя за собой шлейф возбуждённого шёпота…

Лира собирала планшет, когда тень перекрыла ей свет. Кассиан стоял в проходе, его левая рука опиралась о спинку стула, правая сжимала древний том «Алефа» с обожжёнными краями.

– Вы забыли вторую часть цитаты, – он открыл книгу, где вместо текста пульсировали бинарные коды. – «Невидимый лабиринт времени приводит к единственной двери – той, что ты сам и запер».

Он щёлкнул пальцами, и страницы ожили, проецируя в воздух портрет мужчины с лицом, как у Кассиана, но с глазами мёртвой рыбы. Отец. Магнат, чьё состояние началось с военных дронов и закончилось частной тюрьмой на орбите.

– Ты слишком много знаешь для стипендиата, – Кассиан бросил книгу на стол. Она раскрылась на иллюстрации: Минотавр с лицом Марка, пожирающий нить Ариадны. – Почему?

Лира провела языком по металлическому привкусу страха. В кармане жгла записка, замурованная и вшитая в подкладку платья. «Он был последним, кто видел твоего брата живым» – в голове крутились слова, так называемого «друга»…

– А ты слишком много спрашиваешь для мёртвого человека, – она ткнула пальцем в голограмму отца Кассиана, которая вдруг исказилась, показав шрам от пули на затылке. – Говорят, твой отец до сих пор подписывает контракты. Правда, что его последний эксперимент назывался «Лабиринт для недочеловеков»?

Стены аудитории замигали тревожным янтарным светом. Кассиан схватил её за запястье, а его пальцы были холодными, как титановый протез. – Ты играешь с системами, которые не понимаешь. «Септемвират» не прощает любопытства к меню избранных. Ты – просто мусор, который я, с легкостью могу выбросить!

Лира почувствовала, как под кожей запястья задвигались микрочипы из его перстня. – А я и не собираюсь ужинать с палачами. – Она рванула руку, оставив в его ладони царапину, из которой тут же выступила капля крови цвета вольфрама.

За дверью, послышался скрежет механических крыльев – дроны-наблюдатели с камерами вместо глаз уже летели на сигнал тревоги. Кассиан шагнул назад, растворяясь в тени, как голограмма при отключении питания.

– Ищи комнату с семью зеркалами, – его шёпот пришёл отовсюду и ниоткуда. – Твой брат оставил там… сувенир.

Лира выбежала в коридор, где стены теперь пульсировали в такт её сердцебиению. Элли схватила её за рукав, таща в противоположную сторону от стаи дронов, жужжащих как разъярённые шершни.

– Ты сошла с ума? – Элли запихнула её в лифт для обслуживающего персонала, битком набитый роботами-уборщиками с окровавленными щупальцами. – С Вейнами не спорят. Их кормят твоим страхом!

Лифт рванул вниз, в подвалы, отмеченные на картах как «технические помещения». Воздух стал густым от запаха смазочных масел и чего-то сладковато-гнилостного. На стене кто-то снова нарисовал мелом – семь перечёркнутых глаз.

– Куда мы? – Лира попыталась вырваться, но роботы окружили их, щелкая резаками.

– Ты хотела правды? – Элли достала из-под блузки ключ-чип с гравировкой в виде ДНК-спирали. – Это «Комната отражений». Единственное место без камер. Мы идем туда.

Дверь открылась с звуком рвущейся плоти. Внутри, в свете ультрафиолетовых ламп, стояли семь зеркал в рамах из костей… нет, из отполированных титановых имплантов. В каждом – искажённое отражение Лиры: то с крыльями за спиной, то с проводами вместо вен, то с лицом покойного Марка…