Поводырь

Поклонились низкой и широкой притолоке, вошли в «белую» гостевую избу.

– Растопи, любезный, растопи, – снова вклинился я. – И на стол собирай. Мед говоришь? И мед неси. И вот еще что… Водка есть? Полуштоф.

Я хотел, чтобы он ушел. Я хотел сбросить с плеч давящий на душу мундир, и не мог это сделать в его присутствии.

В обширной комнате оказался удобный отвешенный тканями закуток, где нашлось место и для объемного мехового куля бобровой шубы и деревянный колышек в стене под мундир. От выбеленного бока печки ощутимо несло теплом, так что и в одной рубашке озябнуть я не боялся.

Вернулся заботливый Дорофей Палыч. Передал Гинтару отпилок доски со стаканами, квадратной бутылкой, чашей с нарезанным крупными ломтями ароматным хлебом и пиалой меда.

– Сейчас и щти поспеют, – кивнул он сам себе. – Тута вот газетки пока полистайте. А подощти уже и водочки отведаете…

Газеты! О! Источник информации! Дрожащими от нетерпения руками я взялся перебирать хрусткие, отвратительного качества бумаги, листы «Томских губернских ведомостей». И в первую очередь, убедившись, что газета выходит еженедельно, принялся отыскивать самую свежую из имеющихся.

Номер первый за девятое января 1864 года уведомил меня, что в Томском городском благородном собрании прошел праздничный новогодний бал. На котором, стараниями супруги городского полицмейстера, баронессы фон Пфейлицер-Франк, собрано 411 рублей на нужды воспитанниц Мариинской женской гимназии. Какие молодцы! Если я правильно помнил, Мариинск – это город к северу от Кемерово. Почему Томская элита собирает пожертвования для девочек Мариинска, мне было не понятно. Мне, в общем-то, и дела до этого не было. Может в самом городке у черта на рогах одна беднота проживает, детьми, стремящимися к знаниям, обремененная. Преимущественно – девочками… Собрали четыреста с лишним рубликов, и ладно. Честь им и хвала. Могли и пропить, а так нуждающимся помогли.

За то теперь я знал, что попал в новое тело 19-го февраля 1864 года. До того самого, злополучного бон-вояжа наследника престола Российской Империи еще почти год, и я легко успеваю его предупредить. Нужно только источник моей информированности организовать. Ну да это дело не сложное. Придумаю чего-нибудь. Для начала с жандармами подружусь, а там будем посмотреть.

В «Ведомостях» жандармы не упоминались вовсе. Юбилей Сибирского линейного 11-го батальона в августе прошлого года – был. Назначение майора фон Пфейлицер-Франк, Александра Адольфовича томским полицмейстером – была. Даже цены на основные продукты питания – были… О жандармах – тишина. Не любят, видно, их. Или те не любят публичности. И то и то мне на руку.

А имя надзирателей начальника и оперов командира я постарался запомнить. В крайнем случае, отложу в памяти его баронский титул. Вряд ли в Томске их много. Полковника Денисова, губернского воинского начальника, упоминавшегося в связи с очередным рекрутским набором, тоже на полочку. С силовиками надо дружить! Интересно, динамит уже придумали? И есть ли он у господина полковника? Чего мне шахты кайлом людишек заставлять рыть что ли? Так, где я опытных шахтеров наберу. Сто кило взрывчатки и греби уголь или там бурый железняк лопатами…

От газет отвлекла Матрена – яркий представитель многоуважаемой гильдии поварих. Всегда с подозрением относился к худым и востроносым кулинарам. А Матренины яства кушал с удовольствием – у пышных телом, курносых хохотушек и в печи все пышет и шкварчит. И запахи такие завлекательные, что от одного вида ее булочек слюней полон рот.

Экстаз. Дуть на горячий суп в ложке. Откусывать тающий на языке ноздреватый хлеб. Грамм тридцать водочки под кислые щи. Густейший, терпкий чай со сдобой. Янтарные потеки меда на зажаристой корочке пирожка. Снова делать то, с чем распрощался миллион лет тому назад. Снова есть, пить, уставать, совершать глупости… Да просто развалиться в неудобном кресле и млеть, размышляя о том что приобрел и чего лишился. Улыбаться возмущенным воплям выбравшегося из своего убежища Геры и верить, что лучшее еще впереди.

– Простите, молодой господин, – тяжко вздохнул Гинтар, решившись все-таки отвлечь меня от ленивых мыслей. – Я спать лягу. Силы уже не те…

– Ложись, – кивнул я. – У нас карта моей губернии есть? Достань и ложись.

Шелковый мешок с невзрачным чертежом на невероятно толстой – как два ватмана – бумаге. Ни китов или других каких кикимор, и медведей в лесах. Даже самоедов на оленях и тех не оказалось. Почему я думал, что украшать карты перестали только при Советах?

«Генеральная карта Томской губернии с показанием почтовых и больших проезжих дорог, станций и разстояния между оными верст», сочинена по новейшим и достоверным сведениям в Санкт-Петербурге 1825 года». Хренасе! Поновей ничего не нашлось? Полковник Пядышев, коим «сочинена и гравирована» уже наверное почил в бозе… А мне этим пользоваться? Как-то по этому чертежу деятельность планировать? Половина рек не подписана. Как мне геологов на разведку отправлять? Да и с точностью большущие проблемы. Я даже по очертаниям удела вижу, что с реалиями эта «генеральная карта» нефига не совпадает.

Блин, проблема на пустом месте. Придется туземных проводников для своих экспедиций искать. Названия речек я помню, места примерно тоже, но по картам от ГУГК, а не от полковника Пядышева. Может быть, в легендарном 25-ом году эта картина и была прорывом в геодезии, но в 1864 – уже совершенно не впечатляла.

С другой стороны, есть вероятность, что я зря нервничаю. Главным на этой «генералке» выведены дороги. В СССР тоже туристические схемы печатали, и даже кому-то были нужны. Почему бы и этой не быть просто пособием для путешествующих Сибирским и другими, совмещенными трактами? Да легко. У военных наверняка есть другие карты. Им же войска водить. И не только по дорогам. С «показанием раЗстояния между оными», блин.

Сквозь сипение ветра за стенами послышалась какая-то возня, конское ржание, топот множества копыт. Спустя пару минут уже в широком коридоре, разделяющем черную и белую избы, зацокали подковками кавалерийских сапог. Я взвел боек «Адамса» и пересел на стул лицом к входной двери. Не слишком метко получится стрелять из-под столешницы, но если в гости к Дорофею Павловичу явились караваевцы, им получится замечательный сюрпризец.

А что? Вполне себе логичный ход. Ждали – пождали сообщников в условленном месте, сообразили, что фортуна повернулась к бедолагам задом. А приказ-то остался. Куда денется потерпевший, едва-едва ускользнувший от верной смерти? Конечно в ближайшую почтовую станцию – место, по мнению столичного молодого повесы, надежное и безопасное.

И что бы я сам сделал на месте разбойничьего атамана? Во-первых, я бы уж точно не стал посылать троих самых бестолковых. Понятно – их не жалко, все-таки окажись у отважного губернатора охрана, сдуру в одиночку путешествующего по просторам дикой Сибири. Только ненадежно это. Я же ленивый. Уйдет, гоняйся за ним потом вдоль тракта. А если увидит кто?! Зачем мне свидетели? Нет, ни мне, ни им свидетели не нужны. Значит – грамотная засада. Даже десяток фузей образца Отечественной войны 12-го года, залпом, гарантированно подавит любое сопротивление.

Но, случилось непоправимое – я сглупил. Потеряны трое бойцов, внезапность и следы удачливого немчика. Куда Герман свет Густавович делся – уже выяснили. Что же дальше? Буран. Вся Усть-Тарка по домам сидит, поближе к теплым печным бокам. Полицейский, даже если он есть в этой Богом забытой дыре, за воплями ветра выстрелов не услышит. В станции – я же местный, мне это точно известно – кроме Дорофея Палыча и Матрены только этот скользкий тип – новый Томский начальник… Ухмыляюсь, собираю пяток самых отмороженных злодеев с пистолями и длинными ножами и идем грабить почту. Voici et tout. Через часок цель мертва, а о банде Караваева слава гремит по всей Сибири. Шутка ли, самому барону фон Пфейлицер-Франк в лицо плюнуть! Государственную контору ограбить! В кассе у молодого коллежского регистратора хоть рублей десять да найдется – народу в оправдание. Для большинства сибиряков червонец ассигнациями – бешенные деньги.

И вряд ли ближайший подручный атамана глупее меня. Дурня уже давно отловили бы и запечатали в самую глубь сибирских руд. Так что, жаль, у меня нет второго «Адамса». Пусть я и не Брендон Ли, и стрельбе с двух рук не обучен, но курок нажимать – не великое искусство. В узком коридоре спрятаться особо негде. Дело решило бы количество выстрелов, а не спецназность с ниньзюшностью.

– Генерал-то не почевает еще? – тяжелые шаги крупного и уверенного в себе человека оборвались низким, шаляпинским басом. – Тыб, мил друг, Дорофеюшка, глянул что ли. Негоже с побудки знакомство зачинать…

Могли ли тати быть знакомы с хозяином станции? Да легко. Раз в этих краях промышляют – почтовые дворы самое лучшее место для планирования налетов. Купцы ведь тоже здесь проезжают, и на чай с печенюшками останавливаются.

Пальцы на ребристой рукоятке револьвера побелели. Знаю, что плохо. Мастера стрельбы говорят, нужно вообще пистолет двумя пальцами держать. Большим и указательным. Нежно. И курок жать плаааавненько… Ага. Когда руки дрожат так, что ствол по столешнице снизу постукивает, только о «плавненьком» думать!

– Что тебе, любезный? – кашлем скрыв волнение, поинтересовался я, едва кудрявая голова Палыча показалась в двери.

– Поспрашать, Ваше превосходительство. Может нужно чего?

Ваше превосходительство!? Герина память подсказала, что это обращение к военным и чиновникам в чине генерал-майора или действительного статского советника. А я ведь не представлялся. И чином не хвастался. Стрелять или пусть живет?

Понадеялся. Подумал – если это нападение, так он все равно из коридора никуда деться не успеет. А если нет? Нехорошо начинать службу на новом месте с убийства ни в чем не повинного маленького чиновника.

– Как там мой возница?

– А и жив еще. Чего ему сделается? Лошадок прибрал, повечерял да и спит ужо.

Почудилось, что ладонь, отодвигавшая молодого почтаря от двери, величиной с лопату. Моргнул. Обрадовался. Все-таки меньше. Всего лишь со среднюю книгу. Но все равно – очень большая.

– Позволь-ка.

Скрипнули сапоги. Цокнули подковки. Медвежья ладонь смахнула с головы мохнатую папаху с алым верхом. Блеснули под расстегнутым волчьим полушубком натертые салом ремни портупеи, перетягивающие грудь такой ширины, что Арнольд нервно курит в стороне. Картину видели «Три богатыря»? Там центровой – Илюша Муромский. Вот его, только облаченного в явно казачий мундир, я и увидел.

Свободный ход курка выбран. Не поклонись этот гризли, не начни говорить, одним богатырем на Руси стало бы меньше.

– Здоровеньки булы, Ваше превосходительство! Вот вы где! А мы-то весь тракт облазили. Вас высматривали. Казаки мы.– Командующий первою сотнею, сотник Безсонов Астафий Степанович, 12-го коннаго полка Сибирскаго казачьяго войска. Со мною два десятка наисправнейших воинов. Другие-то вдоль дороги до самого Каинска сидять, Вас ожидаючи.

Глупо было бы спрашивать у сотника удостоверение личности. Пришлось поверить на слово. И, нужно сказать, как-то это легко у меня, прожженного циника и даже параноика, вышло. Смею надеяться, в людях я немного разбираюсь, а Безсонов на грабителя с большой дороги вовсе не смахивал.

– Рад вас видеть, сотник. Размещайте людей, позаботьтесь о лошадях и возвращайтесь. У меня скопилось много вопросов… – и поспешил добавить в спину так и норовившего смыться Дорофея. – А вас, господин коллежский регистратор, я попрошу остаться!

А чем я не Мюллер? Генерал? Генерал. Немец? О, еще какой. Даже по хфранцуски парлять обучен. Третьим по курсу в Императорском училище правоведения был. Это вроде Высшей Партийной Школы и Юридического факультета университета в одном флаконе. Латинский и Французский языки. Этикет. Греческий правда незадолго до Геры поступления в этот светоч знаний заменили на естествознание. Но, судя по обрывкам его рассуждений, с таким же успехом могли и Спиритизм преподавать. Естественные науки в этом веке еще выше плинтуса не приподнялись. Зато на специальных курсах проходили энциклопедию законоведения – начальный курс права, затем права церковное, римское, гражданское, торговое, уголовное и государственное, гражданское и уголовное судопроизводство, историю римского права, международное право, судебную медицину, полицейское право, политическую экономию, законы о финансах, историю вероисповеданий, историю философии, в связи с историей философии права. Что-что, а параграфов и прецедентов в голову моего подопечного вкачали, как в Аль-Каиду денег. Только вот выходило, после анализа ответов на самые распростейшие вопросы, что с законами в моей, теперь родной, Российской Империи, совсем плохо. Такой бардачина с законами, что юридические консультанты олигархов 21-го века от зависти слюной бы изошли. Всегда находилось уложение, указ или постановление Сената полностью противоречащий предыдущим постановлениям, указам или уложениям. И это не могло не радовать. Во-первых, мне, случись что, адвокат был бы не нужен. И, во-вторых, то, что я собирался совершить, лучше всего делать в мутной воде и при слабой власти.

Конечно – слабой. Чем сильнее власть, тем больше порядок. А уж в сфере юстиции и подавно. Исполнители не должны отгадывать и бегать по любому поводу на самый верх. Они должны точно знать: кого, за что и куда. А в отношении особо упертых даже и наоборот: куда, за что, кого. В моей же ново-старой Родине легко могло получиться, что тебя в острог, а ты на них в суд за клевету и навет. Те к царю, а он – это что вапче за тип? Тут ему кто надо на ушко шепнет, мол – милый парнишка, верноподданнически Вас просит… И все! Суд закончен, ты в кабаке с фужером шампани, а злобные бяки, клеветники и наветчики, в Туркестане, абрекам лекции о пользе турнепса читают.

Гера мой вроде и гордится своим третьим местом по курсу в ИУПе. А и того, что попечителем здания на углу Фонтанки и Сергиевской улицы Высочайшим рескриптом принц и племянник Императора Николая I, Петр Георгиевич Ольденбургский назначен, друг и покровитель папеньки, Густава Васильевича Лерхе, тоже не скрывал. Потому как нет сейчас еще грани между личными успехами и блатом. Своим умом да энергией единицы на самый верх вылезают. Этот самый «верх» давно кланами да группировками, партиями, как ныне говорят, поделен. Через то и чин и должность Герману Густавовичу достались. Неужто думали мода это новая – молодых охламонов губернаторами назначать?!

Ну, это по сравнению с другими правителями регионов мое новое тело относительно молодо. И сам я для них конечно «Ваше превосходительство», но все-таки повеса и выскочка. А для двадцатилетнего станционного смотрителя я представитель государя Императора, действительный статский советник – то есть генерал-майор. Просто жуть, какой важный господин.

– Чего изволите, Ваше превосходительство?

– А скажи-ка ты мне, любезный, – вальяжно воспросил я, спуская боек и бросая револьвер на стол. – Что за человек такой есть, коллежский секретарь Караваев?

– Капитолий Игнатьевич? Милейший человек, – испуганно затараторил парень. – Широчайшей души господин. Контролером губернской почтовой конторы служит. Инспектирует по Каинскому округу. Как бы ни приехали с друзьями, так обязательно и медку не побрезгует отведать, и рубль даст. Так-то жалование у меня и до пятнадцати рублёв за год не дотягивает. В скудности пребываю, в бедности. А ить и платье не казенное и мундир. Да я разве не понимаю. Честь почтового департамента блюду.

Пятнадцать рублей – годовая зарплата? Господи Боже, как он на эти гроши существует-то? Крестьянам и то полегче. Подворье, домашний скот. Огороды там, зерно. А этот же все покупать вынужден.

– А он что?

– Так яж и говорю, Ваше превосходительство. Я разве ж с жалобой? Я понимание имею. Государева служба-с. А он, как бы ни приехал, так рупь дает. Бывает-то часто по казенным делам. Порядок пригляда просит, разе я без понятия… Но строг! Как ни приедет, друзей в черную, а сам и выспросит все и журналы учетные просмотрит. И медку не брезгует отведать…

– А метеорологией сам решил заниматься?

– То Его Светлость упросил. И термометр, и барометр его же. Анемометр по его же чертежам… Добрейшей души человек. Просвещеннейший.

– Его светлость?

– Ах, Ваше превосходительство. Вы у нас человек новый, а князь Николай Алексеевич Костров уж давно изучениями Сибирскими занят. Хоть и сам жалование надворного советника получает, а по пятидесяти копеек с попутными гостями передает.

– Что-то не припомню штатного положения в губернском правлении по метеорологии…

– Что вы, что вы, Ваше превосходительство…

– Что ты право, с этим превосходительством зачастил. Герман Густавович я. В крайнем случае, господин губернатор.

С юмором у парня совсем туго, и шутки он не понял.

– Герман Густавович, Его Светлость при Губернском правлении комиссионером соляной операции служит… И в Русское Географическое общество сообщения отсылает, где и моя лепта малая…

– Похвально, – только и нашелся я что сказать.

Ну, с пресловутым местным бэтменом Караваевым все понятно. Служит себе мужчинка инспектором, а значит, имеет право почтовые станции посещать и документы смотреть. А в журналах все подорожные расписываются. Кто, куда, откуда, зачем. Коли мозги в голове, а не на метр ниже – не сложно понять, кого стоит встретить в пустынном месте, а кого себе дороже. Пригрел чиновничек десяток варнаков, приручил, да и натравливает. А сам в полной безопасности. Даже случись облава – ему-то что? Его только предупредить должны. А он уже и татей своих. На один только вопрос моя паранойя ответ не нашла – Гера-то чем ему помешал? Думаю – ни чем. Как говориться – ничего личного, просто бизнес. Или если по нашенски – заказали меня. Что душегубам-то? Одной загубленной душей больше, одной меньше – все едино. И, либо о-о-очень хорошо заплатил неведомый пока вражина, либо не может господин Караваев, он же Капитолий свет Игнатьевич, этому кому-то отказать. Например, тому, кто от беды бережет. Верхнему «папе». И вот доберусь я таки до губернского стольного града Томска, и раскрою что-то этакое, прямиком к южному берегу моря Лаптевых ведущее. Тут сразу «крыше» и поплохеет. А, значит и самому Робингуду.

Логично было еще узнать – с какой такой радости сотня здоровых мужиков из теплых казарм сорвали новенького губернатора встречать? Яйцы в седлах морозить. Неужто я бы сам не доехал? Мне бы еще «Максим» на крышу, так точно бы доехал…

А вот что казачки бы свершили, если бы нашли мое тело бездыханное на тракте, да троих придурковатых грабителей? При учете, что сотнику строго-настрого приказано было меня в дороге сыскать и в Томск сопроводить? Да порубали бы в капусту! Потом может и подумали бы, что надо было вязать да в острог тащить. Но сначала бы точно порубали. И концы вводу ушли бы безвозвратно. Ну, напали тати на карету. Ну, убили. Не повезло. А чьи людишки, кто кого, о чем попросил? Только Бог ведает. Зачистили хвосты-то.

Только ошибка вышла. Душегубов самих приголубили. Проверить исполнение задания Караваев не успел, а тут и казаки. Наверняка, поторопились приказ исполнить, всю дорогу коней нахлестывали. И самое забавное, что Безсонов мне легко расскажет, от кого инициатива исходила об его февральском вояже.

Дорофеюшка же, со своей башней и князем Костровым меня потряс до глубины души. На его-то доходы только с хлеба на воду перебиваться, а он – в Русское Географическое Общество статьи пишет. И ведь наверняка их, эти его сообщения, благосклонно принимают. Может, и благодарственные письма шлют. Значит, не без таланта парнишка.

– Чем еще могу служить, господин губернатор?

– Матрену пришли. Пусть сотнику на стол накроет. Поди, весь день в седле…

– Не извольте беспокоиться, Ваше превосходительство. Разве ж мы без понятия…

– И еще… Посмотри, как там извозчик мой. Если не спит, приведи его сюда.

Дорофей Палыч клюнул головой в попытке изобразить военный поклон. И даже каблуками попытался щелкнуть, только нет у овчинных чуней каблуков. Но попытку я оценил.

Казачий сотник, похоже, тоже. Потрепал, протискиваясь мимо, парня по курчавой голове, разулыбался.

– Славный парень растет, Ваше превосходительство! Уважают его крестьяне тутошние шибко.

– Я заметил, – кивнул я. – Не каждого в его-то годы по отчеству величают.

– Так-то еще с отроческих лет евойных, – позабыв величание, вскинулся могучий казак. – Дядька его по матери покойнице, Степан Иванович Гуляев, увлек колосками…

– Это как?

– Дык сам Степа под Барнаулом обретает. Науками там занимается. А Дорофейке раз по приезду и сказал, мол ежели из колосьев пшеничных самые богатые выбирать, да из тех самые крупные зерна, потом только их и высаживать. На следующую осень все по новой. Так мол, за десяток лет можно и семена вывести, что урожай вдвое поднимут.

– Правильно сказал. Так оно и есть.

– Так уже лет пять, как все это поняли. Ваше превосходительство, – вспомнил и смутился богатырь. – Ить девятая осень только вот была, а из зерен Дорофейкиных и правда поболе урожай уже выходит. Уже и до ста двадцати пудов с десятины получается, коли с другим семенем не мешать…

Полцарства за таблицу соотношений. Пуд – это шестнадцать килограмм. А десятина – это сколько? В мое время урожаем в 35-40 центнеров с гектара никого не напугать было. Сто двадцать пудов – это 19,2 центнера. Если десятина – десятая часть гектара, то гигантский у них выход. А если больше? У кого бы спросить? Где бы прочитать?

– Вы присаживайтесь, Астафий Степанович, – махнул я рукой. И на крепкий, туземного, незамысловатого производства стул, и на свои мысли о мерах и весах. – Повариха здесь отменная. Рекомендую.

– Благодарствую, – склонил голову польщенный величанием по-отчеству сотник, снова смутился и поспешил добавить. – Ваше превосходительство.

– Давайте уж без чинов, раз за одним столом сидим. Герман Густавович – я… Потом, на людях церемонии разводить будем… А что касается смотрителя местного, так селекция – это конечно замечательно. И полезно. Только надо бы по науке все. Агроном знающий нужен. Чтоб не только зерна и колосья отбирать, а и как какие земли обрабатывать, что лучше сеять выяснил. Губерния наша велика. Где-то одна земля, в другом месте другая. А кое-где и ковырять землю, быть может, не стоит – не для того подходит. Знаком вам такой человек в наших землях?

Эх, как было бы славно, вот так вот, походя, решить извечный сельскохозяйственный вопрос. Уж кусок земли для опытов с посевами и удобрениями я бы им легко подыскал. И финансирования ведь тут особенного не нужно. Вот и Гера подсказывал – провели бы изыскания по крестьянской комиссии при губернском правлении. Думаю, и внедрить на местах нашли бы как. Да тех же казаков в их поселениях бы припрягли. Потом сарафанное радио лучше всякой рекламы по региону весть бы разнесло. Одним, ну парой выстрелов такой пласт проблем бы перевернули – ого-го! На обильных урожаях бы рождаемость повысилась. Цены на хлеб уравновесились бы. Глядишь, и на экспорт бы что-нибудь пошло. А больше денег у землевладельцев – выше их покупательская способность. Есть спрос – появилось бы и предложение. Сначала купчины из России бы товары везли, потом яб им подсказал, что и сами с усами – тут можно все производить. Первое время – протекцию для туземных фабрикантов…

– Экак! – крякнул казак. – Нету такого. Я бы знал. Тут немца выписывать потребно…

И покраснел. Так часто бывает у тех людей, слова которых быстрее разума. Вот брякнул, подумать не успев. Потом только дошло, что с немцем за одним столом и сидит. Самое интересное – как теперь выкручиваться?

– Не стесняйтесь, Бога ради, – грустно улыбнулся я. – Прапрадед мой к Екатерине Великой на службу вызван был – вот он точно немец. Да и то женат на русской был… А я уж только по фамилии. Да и не выбирают люди кем родиться. Господь распределяет…

Безсонов оглянулся в поисках иконы, нашел маленький темный лик за крошечной искоркой лампадки в угу, и размашисто перекрестился. Я присоединился бы к нему, еслиб не играл роль лютеранина.

– Истинно так, Ваше… Герман Густавович. Господним промыслом и живем.

Гера недовольно пробурчал из резервации для оккупированных душ: «мое тело захватил православный ангел. Предки в гробах плачут обо мне». Мои предки много о чем плачут, поверь – насмотрелся. А твои пусть привыкают.

– Вот и хорошо. Вот и ладно… А немца-агронома, думается мне, нам не надо. Своего нужно искать, русского. Откуда немцу ведома наша земля? Начнет все по своему, по-европейски в наших дебрях корежить, так только хуже выйдет. Да и как наш Дорофеюшка германца понимать станет, если я, своей волей, его в помощники на опытную станцию определю? Языкам парень не обучен… пока.

– Да уж где ему, – прогудел в бороду богатырь. – Не по его барышам в училищах обучаться.

– Решаемо это. Для его светлой головы изыщем средства. Я о другом хотел с вами поговорить…