Шёпот лисицы

Дохён почувствовал, как внутри него всё сжимается. Угрожать ему было одно, но приюту… его надежде… это было невыносимо. Он годами боролся за это, за свою самостоятельность.

–Папа, ты не можешь так поступить! Это навредит репутации компании!

–Репутация компании зависит от её финансовых показателей, а не от приютов для бездомных тварей! – отрезал отец. -Твоя мать места себе не находит – позор для семьи, что её старший сын тратит время на что-то столь никчемное!

На лице Доджина появилась ехидная ухмылка. Он наслаждался происходящим, потягивая свой кофе, словно это был театральный спектакль.

–И это ещё не всё. – голос отца понизился, став ледяным, а интонации угрожающими, почти шипящими. Он наклонился вперёд, глядя Дохёну прямо в глаза. – Я кое-что узнал о твоей… партнёрше по проекту. Сон Ми, не так ли? Очень скрытная особа. Ни истории, ни родни. Будто из воздуха взялась, не так ли? Наша служба безопасности нарыла кое-что интересное, хотя и очень мало. Таких людей не бывает, Дохён. Чистый лист. Это настораживает. Если ты хочешь ей добра… Если дорожишь этой женщиной, а я вижу, что ты к ней слишком привязался, больше, чем дозволено наследнику, то тебе стоит быть предельно осторожным. Очень предельно. С нашей властью, с нашими связями в государственных структурах, в прокуратуре, в СМИ… если мы начнём “копать” по-настоящему, поверь мне, ей не останется на земле ни одного спокойного уголка. Думаю, ей было бы крайне неприятно, если бы начали распространяться слухи… о её прошлом, о её происхождении. Или о внезапных трудностях с законом: со счетами, с арендой, с налоговой. Мы можем сделать её жизнь невыносимой, Дохён. Без каких-либо явных улик, просто дав понять, что она нежелательна. Подумай, Дохён. Подумай, что ты готов рискнуть ради своих капризов и этой… странной женщины. Или вернись в семью, займись своим делом, и тогда никто не будет копать под твою загадочную подружку. Никто не узнает, кто или что она есть на самом деле.

Эти слова ударили Дохёна сильнее, чем любой удар. Угроза в адрес Сон Ми была невыносима. Отец знал его слабости. Он знал, что Дохён не допустит, чтобы она пострадала. Это был шантаж. Холодный, рассчитанный, безжалостный. И это было лишь предупреждение. Отец не блефовал.

Дохён посмотрел на отца, затем на довольного Доджина. Всё его естество кричало от негодования. Он чувствовал, как гнев поднимается в нём, обжигая горло. Он мог потерять приют. Мог смириться с ненавистным будущим в бизнесе. Но Сон Ми… Он не мог позволить ей стать целью этой жестокой игры. В его голове пронеслись образы: её мягкая улыбка, её заботливый взгляд, её хрупкость, которую он интуитивно чувствовал под маской отстранённости. Как она говорила о том, что “животные не предают”. И в этот момент он понял, что не может предать её. Он не мог рассказать ей об угрозе. Зная её характер, её гордость, она бы тут же разорвала все связи, исчезла бы навсегда, чтобы не подвергать его опасности, или, что ещё хуже, попыталась бы противостоять его семье. А это было бы безумием. Против такого мощного конгломерата и сетей влияния она была бы бессильна. Её “загадочность” для них была лишь поводом, а не преградой.