Шёпот лисицы

Его младший брат, Доджин, был полной ему противоположностью. Амбициозный, хитрый, жаждущий власти и признания. Доджин с детства демонстрировал острый ум и талант к интригам, искренне восхищаясь деловой хваткой отца. Он жаждал занять место старшего брата, который, по его мнению, был “слишком мягким” и “неподходящим” для такой роли. Это порождало постоянные разборки и скандалы внутри семьи.

Отец, хоть и ценил деловые качества Доджина, твёрдо придерживался традиций: старший сын – значит наследник. Эти постоянные семейные баталии, где Доджин исподтишка пытался подорвать авторитет Дохёна, а отец давил на него, заставляя “повзрослеть и взяться за ум”, утомили Дохёна до предела. Единственным прибежищем для него был мир, где не было акций, прибыли и корпоративных войн – мир, где он мог помогать. Мир животных. Именно там он чувствовал себя по-настоящему живым и нужным, а не просто винтиком в огромной корпоративной машине. Он видел в своих благотворительных проектах не игру в филантропа, как едко заметила Сон Ми, а свой настоящий путь и отдушину.

Вот почему слова Сон Ми о “чебольском сынке” задели его: они попали в самую важную и болезненную точку его жизни, напоминая о постоянном давлении и непонимании со стороны семьи. И именно поэтому её интерес к его предложению о приюте, пусть и очень сдержанный, стал для него лучом света. Он чувствовал, что Сон Ми, с её отстранённостью и цинизмом, могла понять его лучше, чем кто-либо из его окружения.

Глава 4

Сон Ми думала. Взяв визитку Дохёна, она чувствовала исходящее от нее лёгкое, почти незаметное тепло. Не то тепло, что источают люди – слишком поверхностное, переменчивое. Это было тепло искренности. Он действительно хотел помочь. Он действительно не был похож на тех охотников, что отняли у неё семью. Его глаза, когда он говорил о приюте, светились такой же преданностью, какой сияли глаза спасённой ею собаки.

Она провела несколько дней, наблюдая за ним издалека. Он действительно приходил в приют, работал, разговаривал с животными так, словно они были старыми друзьями. Он не стремился к показухе, не искал камер. Его увлечение было настоящим. И это тронуло Сон Ми глубже, чем она хотела бы признать. Её многовековая броня, сотканная из презрения к людям, немного пошатнулась.

Идея большого, современного приюта, где животные будут в безопасности, где о них будут по-настоящему заботиться, не покидала её. Это было именно то, о чём мечтала её лисья душа – убежище для беззащитных, место, где ни одна живая душа не испытает боли и страха, которые испытала она. Она не могла построить это сама, ведь это снова привлекло бы к ней слишком много внимания. Но с его ресурсами…

Спустя три дня она позвонила. Голос Дохёна был полон неприкрытой радости, что заставило её слегка поморщиться.

–Сон Ми! Это вы! Я уже думал, вы не…. – он осёкся, поняв, что может её спугнуть. – Спасибо, что позвонили. Вы… надумали?

–Да. Я согласна. Но при одном условии. – её голос был ровным, безэмоциональным. – Никакой публичности. Все, кто работает над проектом, должны подписать соглашение о неразглашении. Я хочу оставаться в тени.

–Конечно, конечно! Без проблем! Это абсолютно… да, я понимаю.– Дохён был готов согласиться на что угодно. – Когда вы свободны встретиться? Я подготовил некоторые чертежи участка, предварительные сметы….

–Завтра, в полдень. Мой адрес…– она назвала адрес своего апартамента, ожидая, что он будет ошарашен.

–Отлично! Буду вовремя. – ни тени удивления в его голосе. Он был слишком сосредоточен на проекте. Или слишком учтив, чтобы показать это. Сон Ми усмехнулась.

На следующий день Дохён пунктуально появился у её двери. В руках у него была аккуратная папка с документами и скрученные в рулон чертежи. Син Юри, облачённая в строгий, неброский костюм, открыла дверь. Ему невольно пришлось признать: даже в самой простой одежде она выглядела безупречно. Она пригласила его пройти в гостиную, обставленную минималистично, без лишних деталей, но со вкусом. На столике уже стоял горящий чайник и две чашки.

–Перейдём к делу.– сразу отрезала она попытки на праздный разговор.

И они перешли. Дохён разложил чертежи. Это был впечатляющий план – огромная территория за городом, с уже обозначенными зонами для прогулок, местами для вольеров, ветеринарным блоком, даже карантинной зоной. Он говорил с такой искренней увлечённостью, что Сон Ми невольно ловила себя на мысли, что ей почти… интересно.

–Изначально здесь был старый сельскохозяйственный комплекс. – объяснял Дохён, указывая на план. – Мы можем переоборудовать некоторые постройки, это сэкономит время. Вот здесь, на плане, зона для собак. Мы разделим их по размеру и характеру.– Сон Ми внимательно слушала, задавая точные, порой неожиданные вопросы. Её практический подход к делу поражал Дохёна. Она не просто кивала, она вникала в каждую деталь, предлагала свои соображения, которые были настолько логичны и эффективны, что он сам удивлялся, как не додумался до них раньше.

–Мы должны разместить ветеринарную клинику ближе к входной зоне. – сказала она, указывая на чертёж. – Так проще принимать экстренных животных и не тревожить основной блок. И карантинная зона должна быть максимально изолирована, с отдельной вентиляцией.

Они спорили. Сначала мягко, потом жарче. Дохён был поражён её знаниями о поведении животных, об их потребностях. Казалось, она знала каждое животное наизусть, понимала их с полуслова. Она настаивала на дополнительных игровых зонах, на более глубоком бассейне для реабилитации собак с проблемами суставов, на индивидуальных домиках для кошек, а не просто общих клетках. Он, чебольский сын, учившийся в лучших школах, с каждым её предложением чувствовал себя всё более неопытным и наивным. Но это не раздражало его, а наоборот – восхищало.

Во время их оживлённого обмена мнениями, её обычно ледяные глаза загорались. Азарт, который она испытывала, споря о наилучшем расположении вольеров или идеальной диете для ослабленных котят, был искренним и завораживающим. Дохён ловил себя на том, что смотрит не на планы, а на неё – на то, как её тонкие пальцы проходятся по схемам, как меняется выражение её лица, когда она аргументирует свою позицию. Он чувствовал, как некая стена, окружавшая её, понемногу истончается, позволяя ему уловить её истинное, страстное «я», которое она так тщательно скрывала от мира.

–Вот здесь. – Сон Ми указала на дальний уголок участка. – Эта часть должна быть отведена под реабилитацию диких животных. Лисы, еноты, птицы. Они нуждаются в особой тишине и максимально приближенных к естественным условиям. С выходом на небольшую лесную зону.

Дохён улыбнулся.

–О чём вы? Там же нет леса?

–Он будет.– холодно ответила Сон Ми. -Если мы посадим его. Это вопрос перспективы. И терпения.

В её глазах мелькнуло что-то глубокое.

Он чувствовал, как его сердце сжимается. Ей было не просто не всё равно на животных, она понимала их глубинно, на каком-то почти интуитивном уровне, который ему, человеку, был недоступен. Казалось, она видела их души, слышала их мысли. И эта её способность, в сочетании с той немыслимой, отстранённой красотой, создавала гремучую, притягательную смесь.

Они провели над планами почти весь день. Разговор перетекал с архитектурных деталей на особенности поведения разных пород, с логистики поставок корма на правильное психологическое воздействие на травмированных животных. Дохён ловил себя на том, что он готов слушать её бесконечно. Она была умна, невероятно компетентна и обладала какой-то особой, почти магической харизмой, когда речь заходила о том, что ей было действительно важно.

К вечеру, когда солнце уже начинало садиться, окрашивая небо в оранжевые и фиолетовые тона, Сон Ми устало откинулась на спинку дивана. Дохён заметил, что её осанка, обычно безупречная, слегка ослабла. На её лице появилась лёгкая усталость, но в глазах всё ещё горели искорки.

–Вы меня поразили, Сон Ми.– искренне сказал Дохён, собирая разбросанные чертежи.-Никто так не боролся за оптимальные условия для животных. Никто не видел таких деталей.

–Я просто хочу, чтобы дело было сделано правильно. – ответила она, её голос был мягче, чем обычно. Кажется, она на мгновение подпустила его чуть ближе.

–И вы можете на это очень сильно повлиять.– продолжил Дохён, подняв взгляд. -Это будет наш проект. Наша надежда. Как назовём его? Центр ‘Надежда’?

Сон Ми задумалась.

–Надежда… Да. Звучит неплохо.– Она слегка улыбнулась. Это была первая искренняя, тёплая улыбка, которую он видел на её лице. Она была короткой, мимолётной, но осветила её лицо и заставила его сердце снова ёкнуть. На этот раз – от чего-то очень нежного и обнадеживающего.

Он почувствовал, что переступал черту. Чувствовал, что его потянуть слишком далеко, слишком быстро. Но не мог остановиться.

–Сон Ми… – начал он, его голос был чуть хриплым. -Вы… вы невероятная.

Она тут же подняла на него взгляд. Холод вернулся в её глаза.

–Не стоит. – отрезала она, словно закрывая двери, которые только что приоткрылись. -Эмоции мешают делу. Нам предстоит много работы.

Дохён понял намёк. Он убрал чертежи, приготовился уходить.

–Вы правы. Много работы. Спасибо за ваше время. Я закажу предварительные сметы по вашим правкам. И закупку саженцев для ‘нового леса’.– Он произнёс это с лёгкой насмешкой, но в его глазах светилась нежность.

Сон Ми лишь кивнула, провожая его до двери. Когда он уходил, она бросила ему вслед:

–Пришлите мне проект договора о неразглашении и техническое задание для архитекторов. И я хочу лично утвердить всех поставщиков и персонал.

Требования были жёсткими, но это означало, что она приняла его предложение. Он улыбнулся.

–Конечно. – сказал Дохён. -Как пожелаете.– Ему хотелось обернуться, посмотреть на неё ещё раз, но он устоял. Нужно было показать ей, что он серьёзен и уважает её границы. Он спустился вниз, чувствуя невероятный прилив сил. У него появился не просто проект, у него появился партнер. А может быть, и нечто большее. Время покажет. И это ожидание было волнующим и совершенно новым для него. Он уже предвкушал их следующую встречу.

Если еще утром у него были сомнения, все таки вкладывать огромные деньги в проект с незнакомым человеком не очень разумно, то уже к вечеру он был уверен. Она не гналась за его деньгами, она лишь хотела помогать тем, кто в этом нуждался.

Глава 5

Дни сливались в недели, недели – в месяцы. Проект “Надежда” набирал обороты. Дохён и Сон Ми встречались регулярно – то на участке, контролируя ход строительства, то в офисе, просматривая бесчисленные документы и отчёты. Их отношения оставались строго деловыми, но Дохён чувствовал, что под этой маской скрывается нечто большее. Он начал замечать её привычки: всегда садилась так, чтобы видеть выход, её взгляд постоянно скользил по окнам, оценивая потенциальные угрозы. Она пила только айс-кофе, даже в холодную погоду, и никогда не притрагивалась к пище, предложенной кем-то, кроме его собственного помощника, который, по её требованию, приносил ей лишь запечатанные упаковки еды. Иногда казалось, будто у девушки паранойя, слишком уж она была осторожной. Дохён был уверен, что у такого ее поведения была причина. Но спрашивать напрямую он не стал, боясь оттолкнуть и нарушить то тонкое взаимопонимание, что между ними установилось. Поэтому поручил это своему помощнику. Уже два месяца тот искал на девушку хоть какую нибудь информацию, но все было тщетно. Вообще ни чего. Все что удалось узнать, так это то, что она недавно приехала в город. Где она была до этого выяснить не удалось. Никаких записей или данных о перемещениях не было. И это было странно, казалось, будто бы девушки не существовало до приезда в Сеул. Но парень не сдавался, он все еще надеялся узнать о ней хоть что-нибудь. Хотя бы одну ниточку, которая помогла бы ему стать ближе к девушке.

Сегодня они сидели в углу одной из элитных кофеен Сеула. Шум голосов, звон чашек, мягкая музыка – всё это создавало фон для обсуждения следующих этапов строительства. Сон Ми лениво потягивала свой айс-кофе, едва касаясь губами соломинки. На ней снова была простая, но дорогая толстовка и тёмные джинсы. Дохён увлечённо рассказывал о новой системе фильтрации воды для бассейнов в реабилитационной зоне, но Сон Ми на мгновение отвлеклась. Её взгляд скользнул по молодым женщинам за соседним столиком, смеющимся над фотографиями в своих телефонах, затем по мужчине, который грубо отчитывал своего маленького сына за пролитый сок.

И в этот момент, сквозь ароматы свежесваренного кофе и городской суеты, её затопило воспоминание. Яркое, острое, как осколок льда, пронзившее её существо.

Первые дни её человеческого обличья были адом. Боль от трансформации ещё звенела в каждой клетке. Она была словно новорождённый ребёнок в чужом, слишком большом теле. Неуклюжие, длинные конечности не слушались. Она падала, спотыкалась о собственные ноги, её равновесие, которое в лисьем теле было абсолютным, теперь было потеряно. Говорить? Она не знала человеческих звуков. Только хрипы и нечленораздельные восклицания вырывались из её горла. Её прежние инстинкты кричали, но тело было чужим. Она не понимала, что делать с этими двумя ногами, с этими бесполезными руками. Её Кумихо-форма была ещё так несовершенна, так далека от того совершенства, которое она обрела спустя века.

Голод, холод – они терзали её, непривыкшую к таким ощущениям в этом новом теле. Её меховой покров сменился гладкой, уязвимой кожей, которая промерзала до костей даже от лёгкого ветерка. Она брела по лесу, инстинктивно ища укрытия, но каждое движение было испытанием. Внутренний зверь, растерянный и злой, выл внутри неё.

Она вышла к краю леса, к месту, где уже не было деревьев, а начинались возделанные поля. Вдалеке виднелись несколько хижин – деревня. Надежда, такая хрупкая, мелькнула в её новообретённом человеческом разуме. Может быть, там есть тепло? Еда? Она пошла на свет огоньков, на слабый запах дыма.

Она была почти у деревни, когда её заметили. Она шла медленно, шатаясь, полностью обнажённая, потому что никто не объяснил ей, что человеческое тело нуждается в покрове. Её красота, дарованная духами, ослепила жителей, но незнание и дикость повергли их в ужас. Из уст мужчин вырвались крики, затем – гнев. “Демон!” – выл кто-то. “Дух лисицы, голый и мерзкий!” – визжали женщины. Дети прятались за юбки матерей.

В её сторону полетели камни, палки. Мужчины с вилами и факелами ринулись к ней, их лица были искажены страхом и ненавистью. Она попыталась бежать, но ноги подвели, она споткнулась и упала. Камни градом сыпались на её незащищённое тело, оставляя синяки и ссадины. Она слышала их проклятия, чувствовала боль, но больше всего – страх и отвращение в их глазах. Это были те же глаза, которыми смотрели охотники в лесу, только теперь они были полны ненависти к ней, к её человеческому облику.

Она смогла отползти, скрыться в лесу под покровом ночи. Залегла, зализывая раны, дрожа от холода и ужаса. Но голод не давал покоя. И понимание: чтобы выжить среди этих существ, нужно стать одной из них. Нужно понять их. И использовать их против них.

Под покровом ночи, когда деревня уснула, она, всё ещё неуклюжая, но движимая отчаянием, прокралась обратно. Тени скрывали её. Она научилась двигаться тихо, сливаясь с темнотой. Проникла в одну из хижин, где на верёвке сушилась одежда. Её ноздри различали запахи, которые раньше были недоступны лисе: пота, ткани, пищи. Она нашла грубую, но тёплую пару брюк и рубаху, натянула их. Одежда была велика, но давала тепло и, что важнее, сокрытие. Потом она нашла немного сушёного мяса и рисовых лепёшек, схватила их и исчезла так же бесшумно, как появилась. С тех пор она поняла, что доверия к людям быть не может. Лишь расчёт. Лишь выгода. И лишь осторожность.

–Сон Ми? Вы меня слышите? – голос Дохёна вырвал её из прошлого. Он смотрел на неё с беспокойством, заметив её отрешённость.

Она моргнула, возвращаясь в реальность залитой светом кофейни, даже чуть тряхнула головой, прогоняя наваждение. Комок в горле мешал говорить. Она чувствовала вкус пыли и страха во рту, хотя пила ароматный кофе.

–Да. – ответила она, стараясь придать голосу прежнюю холодность. -Я думаю, что для этого проекта нам понадобятся более мощные насосы. Те, что вы предложили, не справятся с объёмом воды для бассейна.

Дохён кивнул, но не отпустил её взгляда.

–Вы выглядите… уставшей.– Он протянул руку, чтобы коснуться её лба, проверить температуру, но она резко отдёрнулась, её глаза сверкнули стальным блеском.

–Я в порядке.– отрезала она. -Просто сосредоточена на деталях.– Он опустил руку, чувствуя её отчуждение.

–Конечно. Просто мне показалось…

–Вам показалось. – закончила она.

Сон Ми взяла чашку с айс-кофе, её пальцы слегка подрагивали. Холод льда в чашке был единственным, что помогало ей вернуться из того леденящего душу воспоминания. Она сделала большой глоток, стараясь заглушить призрачный вкус крови и страха, и спрятать за безразличным выражением лица тени древней боли.

Дохён, хоть и чувствовал её отчуждение, решил не давить. Он знал, что на неё нельзя давить. Вместо этого он переключился на обсуждение бюджета, позволяя ей самой регулировать дистанцию. Сон Ми быстро вернулась к делу, её комментарии были острыми и по существу, но Дохён всё равно чувствовал, что что-то изменилось. Она стала чуть более замкнутой, а её глаза, обычно скрытые под покровом расчёта, теперь казались ещё глубже, словно скрывая бесконечное множество невысказанных историй.

Проект “Надежда” неумолимо двигался вперёд. Строительная площадка гудела, возводя новые здания и адаптируя старые. Дохён проводил там каждую свободную минуту, практически живя на объекте. Он нанял лучшего менеджера проекта, но именно Сон Ми была его “теневым” партнёром. Она не просто утверждала чертежи и сметы – она приходила на стройку в самые неожиданные моменты, появлялась словно из ниоткуда. Она могла появиться рано утром, когда рабочие только начинали свой день, или поздним вечером, когда уже все ушли, осматривая каждый уголок с невероятной дотошностью. Она замечала малейшие недочёты, которые профессионалы могли бы пропустить: неправильный уклон для стока воды, недостаточно крепкие ограждения вольеров, некачественные материалы, которые заменялись на лучшие по её настоянию.

Дохён был восхищён её скрупулёзностью. Казалось, она видела сквозь стены, предвидела проблемы задолго до их появления. Он доверял её интуиции безоговорочно, а она, хоть и продолжала держать его на расстоянии, проявляла некую заботу, которая раньше была для неё немыслима. Она могла принести ему термос с горячим чаем в холодный день, или заметить, что он слишком мало спит, хотя сама выглядела так, будто не нуждалась во сне вовсе.

Однажды Дохён, уставший после долгого дня, сидел на сваленных досках и зарисовывал новую идею для игрового комплекса. Сон Ми появилась неслышно, словно призрак, и села рядом. Она ничего не сказала, просто смотрела на его наброски.

–Что думаете?– спросил Дохён, не поднимая головы. Она указала пальцем на одну из линий.

–Здесь нужно добавить дополнительный барьер. Очень активным животным этого будет недостаточно. А вот здесь. – она повела пальцем по другой части рисунка. – можно сделать пологий спуск, если когда-нибудь понадобится для животных с травмами конечностей.

Он удивлённо поднял голову.

–Вы… вы читаете мои мысли?

Она лишь загадочно улыбнулась. Это была не та мимолётная, почти незаметная улыбка, что он видел в кофейне. Эта была чуть шире, чуть дольше, отражаясь в её глазах, делая их чуть теплее.

–Просто я знаю, что нужно животным.– – ответила она. -И что нужно тебе.

Её слова застали Дохёна врасплох.

–Мне?– Сон Ми повернулась к нему.

–Да. Тебе нужна эта работа. Тебе нужен этот приют. Это твоё убежище. Твоя надежда.– Её взгляд был удивительно проницательным. Она словно заглянула в самые потаённые уголки его души. Она видела его отвращение к семейному бизнесу, его борьбу с отцом, его одиночество. Она видела, что этот приют был для него не просто благотворительным проектом, а смыслом жизни, его способом быть собой. И это понимание с её стороны было для него ценнее всяких слов. Он чувствовал, как стена между ними рушится с невероятной скоростью.– А разве не так? Разве не животные единственные, кто не разочаровывает? Они не преследуют своих интересов, не лгут, не предают ради выгоды или из страха. Их любовь проста и безусловна, их преданность чиста. Вот почему им можно доверять. В отличие от людей.– сказала она, её голос был тихим, почти неуловимым, но каждое слово отзывалось давней болью. Она не смотрела на Дохёна, её взгляд был устремлён вдаль, словно она видела перед собой вереницу веков, наполненных человеческим коварством и жестокостью. Она не ожидала ответа, просто констатировала факт, глубоко запечатанный в её душе.

–Ты тоже. – спонтанно вырвалось у Дохёна. -Ты не судишь. Ты просто есть.– Он запнулся, понимая, что говорит слишком много, слишком искренне. -То есть… ты понимаешь.– Сон Ми слегка склонила голову набок, её взгляд потеплел ещё больше.

–Я понимаю. Больше, чем ты думаешь.

Молчание повисло в воздухе, но оно не было неловким. Оно было наполнено чем-то новым, невысказанным, чем-то, что было больше, чем деловые отношения. Дохён чувствовал, как его сердце ускоряет ритм. Он хотел протянуть руку, коснуться её, но боялся разрушить эту хрупкую близость. Он встал.

–Пойду, проверю поставки бетона. Завтра будет большой день.– Сон Ми кивнула.

–Будь осторожен. Ночью здесь бывает холодно.– Это было не просто банальное предупреждение. В её голосе звучала настоящая забота. Для Дохёна это было как глоток свежего воздуха после долгого пребывания в затхлой атмосфере семейных интриг. Он улыбнулся ей.

–И ты тоже.– ответил он. -До завтра.

Он ушёл, а Сон Ми осталась сидеть одна, наблюдая за медленно падающими сумерками. Её взгляд был направлен на горизонт, где уже виднелись очертания будущих строений. Внутри неё что-то менялось. Что-то, что она давно похоронила под толстым слоем цинизма и отстранённости. Дохён, этот наивный, искренний человек, пробивал её защиту, не силой, а чистотой своих намерений и своим пониманием. Он видел в ней не Кумихо, не монстра, не объект. Он видел в ней ту, кто глубоко любила животных, и это было для неё новым, пугающе приятным ощущением.

Глава 6

Строительство приюта продвигалось ударными темпами. Дохён и Сон Ми были буквально неразлучны на объекте, их сотрудничество стало почти телепатическим. Слова иногда были не нужны – достаточно было взгляда, кивка, чтобы понять друг друга. Дохён осознал, что глубоко влюблён в эту загадочную, неприступную женщину, чья душа, как он убедился, была чиста и прекрасна, несмотря на её колючие манеры. Сон Ми, в свою очередь, позволяла себе редкие, но драгоценные моменты искренности, проявляя заботу о нём, делясь своими глубокими знаниями о мире животных, которых не встретишь ни в одной книге. Её цинизм по отношению к людям оставался, но к нему, Дохёну, это не относилось. Между ними выросла хрупкая, но крепкая стена доверия.

Именно в этот период хрупкого счастья и нагрянул шторм.

Юн Сон У, отец Дохёна, был человеком старой закалки. Для него бизнес был религией, прибыль – целью, а семейные традиции – незыблемым законом. Он долго закрывал глаза на “детские увлечения” старшего сына, считая это временной блажью. Но когда масштабы проекта “Надежда” перестали быть “копеечными пожертвованиями” и стали требовать серьёзных активов, а Дохён всё больше времени проводил не в офисе компании, а на какой-то “строительной площадке для бродячих собак”, терпение патриарха лопнуло.

Утро началось с резких звонков от отца, которые Дохён игнорировал. В конце концов, он получил гневное сообщение: “Приезжай в офис. Немедленно. Или я сам приеду в твой рассадник бездомных зверей.” Дохён знал, что шутки кончились.

Когда Дохён вошёл в кабинет отца, тот был уже багровым от гнева, а его младший брат Доджин сидел напротив, с притворной заботой на лице, но с торжествующими искорками в глазах. Он определённо “помог” отцу раскрыть все детали проекта “Надежда”, предоставив выписки со счетов и фотографии со стройки, что подчёркивало его роль в “срыве покровов”.

–Ты что, совсем из ума выжил, Юн Дохён?! – голос отца прогремел по кабинету, разносясь эхом по полированным стенам с инкрустациями. – Приют?! Для бездомных животных?! Ты тратишь десятки миллиардов вон на… на собак и кошек?! На то, что не принесёт ни единой прибыли, ни одной акции, ни одного клиента?! Мы живём в условиях жесточайшей конкуренции, каждый вон должен работать!

–Отец, это не вопрос прибыли, это вопрос… – попытался Дохён, его голос был поразительно спокоен, учитывая внутреннюю бурю.

–Это вопрос здравого смысла, которого у тебя, по-видимому, нет! – перебил Юн Сон У, ударив кулаком по столу из красного дерева. – Ты – старший сын и наследник этого конгломерата! Твоё место здесь, за этим столом, а не на какой-то грязной стройке! Я приказываю тебе, немедленно сверни эту бессмысленную деятельность! Иначе я сам этим займусь. И поверь мне, мне не составит труда прикрыть твой приют еще до открытия. Мы владеем всей землёй в том районе, и мы можем отозвать все разрешения. Это будет груда разбитого бетона и сломанной арматуры. Куча металлолома и снесённых стен. И ни одной лающей собаки!