Дочь ярла

Ева Уайт

Дочь ярла

Глава 1

Холодный, как лезвие ножа, воздух ворвался в легкие Эйры вместе с запахами предрассветного боя: едким дымом тлеющих домов, медной вонью крови и кисловатым смрадом развороченной земли. Рассвет над Скарсхеймом окрашивал небо в грязно-багровые тона, будто само небо истекало кровью после ночной резни. Под ногами чавкала грязь, перемешанная с пеплом и чем-то темным, липким. Эйра вытерла тыльной стороной ладони брызги с лица – теплая, чуть липкая влага. Чья-то. Не ее. Пока что.

Она стояла на краю захваченной деревни союзников вражеского клана. Ее люди, суровые воины ее отца, ярла Торгрима, завершали разгром. Крики раненых сливались с грубыми командами, звоном стали о сталь и зловещим карканьем воронья, уже слетавшегося на пиршество. Эйра ощущала знакомую дрожь в руках – не страх, нет. Адреналин, ярость, горькое удовлетворение выполненного долга. Долга дочери ярла, воительницы, которой доверили вести авангард. Она доказала свое право быть здесь, в этой мужской пляске смерти, не словом, а мечом. Ее кольчуга, пропитанная потом и чужим дыханием, тяжело лежала на плечах, а в правой руке она сжимала рукоять меча – верного «Ледяного Зуба», клинок которого тускло поблескивал в скупом свете утра, запятнанный багрянцем.

«Ледяной Зуб» жаждал еще. И Эйра чувствовала это. Ее взгляд скользнул по хаотичной картине боя, выискивая угрозу, цель. Большая часть сопротивления была сломлена. Несколько вражеских воинов, отчаянно отбиваясь, отступали к черному лесу на склоне холма. И среди них… Эйра замерла. Один выделялся. Не ростом, хотя был статен и широк в плечах. Не доспехами – простые кольчужные рубаха и шлем. А манерой. Он не бежал. Он отходил, спокойно, расчетливо, прикрывая отступление других. Его движения были лишены паники, точны и смертоносны. Он парировал удар одного из воинов ее отца, коротким, резким движением запястья отправил клинок противника в сторону, а следующим – плавным, почти небрежным взмахом – открыл горло атакующему. Без лишних усилий. Как будто косил траву.

Слишком спокоен, – пронеслось в голове Эйры. Слишком умел. Такой не должен уйти. Он выкосит еще десяток, прежде чем его возьмут. Если возьмут.

Решение созрело мгновенно. Эйра рванула с места. Ее ноги, сильные и быстрые, легко несли ее по развороченному полю, огибая трупы, перепрыгивая через пылающие обломки. Она мчалась, как волчица на добычу, низко пригнувшись, «Ледяной Зуб» занесен для удара. Ее цель, казалось, почувствовал опасность. Он обернулся. Неспешно. Его взгляд скользнул по приближающейся фигуре, оценивая. Эйра увидела его лицо под сдвинутым на затылок шлемом. Молодое. Суровое. С резкими чертами, будто высеченными топором из дуба. И глаза… Серые, как грозовое небо над фьордом. Но не это заставило ее на мгновение замереть внутри. В них не было ни страха, ни отчаяния, ни даже ярости. Только вызов. Чистый, неразбавленный, ледяной вызов. И глубина. Такая глубина, что Эйра на миг почувствовала, будто падает в бездонный колодец.

Этот взгляд, полный презрения и какого-то странного, необъяснимого любопытства, вскипел в ней новой волной ярости. Кто ОН такой, чтобы смотреть на дочь ярла Скарсхейма как на равного? Как на достойного противника? Она – буря, она – смерть, несущаяся на него!

– За моего отца! За мой дом! – крикнула она, не сама ли для бодрости духа, но голос прозвучал хрипло, сорвавшись. Она вложила в удар всю силу ненависти, оскорбленной гордости и этого проклятого, гипнотического вызова в его глазах. «Ледяной Зуб» взвыл в воздухе, описывая смертоносную дугу.

Воин не стал уворачиваться. Он принял вызов. Его меч, короткий и широкий, как топор, встретил «Ледяной Зуб» с оглушительным лязгом, высекая сноп искр. Удар был чудовищной силы. Эйра почувствовала, как боль пронзила ее запястье, плечо, шею. Она едва удержала оружие. Он был силен. Нечеловечески силен. Его серые глаза вспыхнули. Не гневом, а адреналином, азартом. Он парировал, его клинок скользнул по ее, пытаясь уйти под гарду, к кисти руки. Эйра отпрыгнула назад, сердце бешено колотилось. Они кружили друг вокруг друга, как два хищника, мерили взглядами, дыхание клубилось паром на холодном воздухе. Вокруг них все стихло – ее воины, закончив с другими, наблюдали. Никто не смел вмешаться в поединок ярлин.

Он атаковал первым. Быстро, резко, серией ударов, заставляя Эйру отступать, парировать, чувствовать каждый мускул, каждое сухожилие. Он дрался не как викинг – с размаху, вкладывая всю мощь. Его стиль был точен, экономичен, смертоносен. Каждый удар был рассчитан на уязвимое место: шея, подмышка, пах. Эйра едва успевала. Ее щит был изрублен, кольчуга на левом плече порвана, теплая струйка крови текла по руке. Но и он получил – ее меч оставил длинную царапину на его кольчуге у ребер, и еще одну – на предплечье. Он лишь усмехнулся, будто не чувствуя боли. Его серые глаза горели холодным пламенем.

– Сильна, ярлин, – его голос был низким, хрипловатым, как скрежет камней. – Но яростна, как необъезженная кобылица. Гнев слепит тебя.

Его слова, его спокойный тон – это было хуже любого оскорбления. Эйра рыкнула, забыв про технику, про все, что знала. Она ринулась вперед, в яростном порыве, «Ледяной Зуб» занесен для сокрушительного удара сверху. Она видела, как он подставляет свой меч для парирования… но это был обман. В последний миг он сделал невероятно быстрый шаг в сторону, его тело будто растворилось из-под удара. «Ледяной Зуб» с воем вонзился в землю. Эйра потеряла равновесие, заваливаясь вперед. И в этот миг он был уже за ней. Его сильная рука обхватила ее за горло, прижимая к груди, обитой кольчугой. Горячее дыхание обожгло ее ухо.

– Сила есть, – прошептал он так тихо, что слышала только она, и его губы чуть коснулись мочки ее уха, вызвав странный, ледяной ожог по спине. – Но мастерство… требует холодной головы, женщина.

Ярость Эйры взорвалась белым светом. Она не думала. Она действовала. Резко откинула голову назад, ударила затылком ему в лицо. Он инстинктивно ослабил хватку, и этого было достаточно. Она рванулась вперед, выкручиваясь, и одновременно, с нечеловеческой ловкостью, выхватила из ножен на бедре короткий кинжал – «Косторез». Развернулась на пятках.

Он стоял в двух шагах, вытирая тыльной стороной руки кровь из разбитого носа. Его глаза… они уже не были просто серыми. В глубине зрачков, в самом их центре, горел крошечный, холодный синий огонек. Как звезда в ночи. Как… как лед под утренним солнцем. Эйра на миг оцепенела.

Но времени на раздумья не было. Он уже снова шел на нее, без меча, сжав кулаки. Его взгляд был прикован к ней с пугающей интенсивностью. Эйра сжала «Косторез» в кулаке. Она не даст ему снова схватить себя. Она пронзит его. Пронзит этот взгляд, полный вызова и этой чертовой синевы!

Он сделал выпад. Быстрый, как змея. Эйра прыгнула в сторону, ее кинжал блеснул, целясь ему в бок. Он парировал удар предплечьем – кольчуга звенела, искрилась от трения стали о сталь, но защитила. Его другая рука схватила ее за запястье с «Косторезом». Его пальцы были как стальные тиски, горячие даже через кожу рукавицы. Он потянул ее к себе, пытаясь лишить равновесия. Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. Она видела каждую черточку его лица, разбитый нос, тонкий шрам через бровь, упрямый подбородок. И эти глаза… Синева в зрачках пульсировала, как живая. Его дыхание, горячее и учащенное, смешалось с ее. Запах пота, крови, железа и чего-то дикого, звериного, что исходило от него. Эйра попыталась вырваться, но он был невероятно силен. Она почувствовала, как ее тело прижалось к его, как кольчуги скрежещут друг о друга. Грудь к груди. Живот к животу. Странная волна тепла, смешанная с отвращением и… чем-то еще, промчалась по ней.

– Отпусти, тварь! – выдохнула она, пытаясь ударить его коленом.

Он лишь сильнее сжал ее запястье, заставляя вскрикнуть от боли. «Косторез» выпал из ослабевших пальцев. Его другая рука обхватила ее за талию, прижимая еще ближе. Она была в ловушке. В ловушке его рук, его тела, его взгляда.

– Ты убила моего брата, ярлин, – прошипел он, и его голос был как скрежет льдин. – Ты взяла его кровь. Теперь я возьму твою.

Его голова наклонилась. Он целился ей в шею, в незащищенный участок между шлемом и кольчугой. Чтобы вонзить зубы? Чтобы перекусить горло, как зверь? Эйра в ужасе зажмурилась, из последних сил пытаясь вырваться. Но его хватка была мертвой.

И тут громовой рев оглушил ее. Не человеческий крик. Рев ярости и боли. Эйра открыла глаза. Один из ее воинов, огромный детина по имени Бьярн, вонзил секиру в спину врага. Тот вздрогнул всем телом. Его стальные пальцы ослабли. Синие искры в его глазах вспыхнули ярко, почти ослепительно, и погасли, сменившись шоком и… невероятной болью. Его рот скривился в беззвучном крике. Хватка на запястье Эйры ослабла окончательно. Он отшатнулся, спина его была раскроена ужасной раной, кровь хлестала фонтаном, заливая кольчугу.

Эйра отпрыгнула назад, натыкаясь на Бьярна. Она задыхалась, сердце колотилось как бешеное. Она смотрела на врага. Он стоял на коленях, опираясь одной рукой о землю, другая бессильно свисала. Голова была опущена. Кровь стекала по его лицу, сочилась из носа и изо рта. Но он не упал. Он поднял голову. И снова посмотрел на нее. Серые глаза, теперь без синевы, были тусклыми, наполненными болью и все тем же вызовом. И еще чем-то. Не упреком. Не ненавистью. Словно предупреждением. Его губы шевельнулись.

– Ты… развязала… бурю… – прохрипел он так тихо, что Эйра едва разобрала. Кровь пузырями выступила у него на губах. – Которую… не… контролируешь…

Он сделал последний, судорожный вдох. Его взгляд застыл, устремленный куда-то сквозь Эйру, в кровавое небо рассвета. Потом тело медленно, как подрубленное дерево, рухнуло на бок в грязь. Неподвижно.

Тишина. Даже вороны замолчали. Эйра стояла, не в силах пошевелиться. Дрожь пробегала по ее телу – не от холода. От напряжения боя? От его прикосновений, которые все еще жгли кожу? От этого последнего взгляда? От его слов?

Бьярн тяжело дышал рядом, вытирая лезвие секиры о штанину.

– Сильный был, черт. Держался, как тролль. Прямо тебя, ярлин, чуть не…

– Замолчи, Бьярн, – отрезала Эйра, голос ее звучал хрипло, но твердо. Она заставила себя сделать шаг вперед, к телу. Нужно было убедиться. Убедиться, что этот… этот демон… мертв. Она подошла, глядя сверху вниз на его лицо. Теперь, в смерти, оно казалось моложе. Резкие черты смягчились. Кровь на губах и подбородке была почти черной в сером свете утра. Его глаза, все еще открытые, смотрели в небо, тусклые и пустые. Синевы не было и в помине. Наверное, ей померещилось. Адреналин, усталость, ярость боя.

Она опустилась на корточки, чтобы обыскать тело. Воин должен знать, кого убил. Может, знак клана, украшение… Ее пальцы, все еще дрожащие, скользнули по его кольчуге, пропитанной кровью – его и, наверное, ее воинов. На шее, под кольчугой, что-то блеснуло. Эйра отогнула металлические кольца. На простом кожаном шнурке висел… Не амулет в привычном смысле, это был обломок. Длинный, изогнутый, острый на конце. Цвета старой слоновой кости, но тяжелый, как камень. И гладкий, отполированный до блеска временем или прикосновениями. Обломок когтя? Но какого зверя? Медведя? Волка? Он был слишком велик, слишком неестественен. На ощупь он был теплым. Не так, как тело. А словно изнутри него шел слабый жар.

Эйра сорвала шнурок с шеи мертвеца. Обломок лег ей на ладонь, странно тяжелый для своего размера. Тепло пульсировало сквозь кожу рукавицы. Она поднесла его к глазам. На сломе, под странным углом, виднелись мельчайшие, почти невидимые прожилки синего цвета. Как те искры в его глазах. Она резко сжала находку в кулаке, словно обжигаясь. Что это? Трофей? Доказательство победы? Или… ключ к той «буре», о которой он хрипел?

– Ярлин? – окликнул ее Бьярн. – Все в порядке? Что это?

Эйра быстро сунула странный обломок в мешочек на поясе.

– Ничего. Трофей. Помоги убрать тела. Особенно этого. В клетку. Пусть все видят, что ждет врагов Скарсхейма.

Ее голос звучал жестко, властно. Голос дочери ярла. Но внутри все еще клокотало. Его руки на ней. Его дыхание. Его взгляд. И этот чертов теплый обломок когтя, жгущий кожу сквозь мешочек.

– В клетку? – Бьярн удивленно поднял брови. – Он же мертв, ярлин.

– Мертв? – Эйра резко обернулась к нему. Ее собственный взгляд, должно быть, пылал чем-то нехорошим, потому что огромный воин невольно попятился. – Пусть висит на всеобщее обозрение. Пока вороны не склюют. Чтобы запомнили. Чтобы боялись.

Она бросила последний взгляд на тело. На его пустые, устремленные в небо глаза. Ты развязала бурю, которую не контролируешь. Слова эхом отдавались в черепе. Она резко отвернулась.

– Убирайте этот сор! И ведите пленных. Отец ждет отчета.

Она пошла прочь, стараясь идти ровно, гордо, не оглядываясь. Но спину ее пронзал холодный пот. А в кулаке, сжимающем рукоять «Ледяного Зуба», все еще чувствовалось жгучее тепло странного трофея и призрачное давление пальцев врага на запястье. Ненависть к нему, к этому дерзкому мертвецу, пылала в ней ярким пламенем. Но где-то глубоко, под пеплом ярости, шевелилось что-то другое. Тревога? Предчувствие? Или притяжение к той нечеловеческой силе и загадке, что он унес с собой в могилу? Эйра сжала зубы. Нет. Только ненависть. Она будет ненавидеть его имя, его память. Она будет радоваться, что вороны выклюют ему глаза, в которых горел этот безумный вызов.

Но когда она взглянула на залитое багровым светом небо, ей на миг показалось, что где-то высоко, выше дыма и облаков, мелькнула огромная, изломанная тень. И сердце ее бешено заколотилось снова.

Глава 2

Скарсхейм, оплот ярла Торгрима, гудел как растревоженный улей. Возвращение военного отряда с победой, но потерями, всегда вызывало бурю эмоций. Радость победителей, оплакивающие вдовы, звенящие монеты дележа добычи – все смешалось в гулкий хаос перед длинным домом ярла. Но Эйра не слышала этого гула. Она стояла на деревянном помосте перед главным входом, спиной к шуму и веселью, и смотрела вниз, на центральную площадь поселения. Туда, где наспех сколоченная из толстых березовых стволов клетка уже приковывала к себе взгляды.

В ней, скрючившись из-за тесноты, висело тело. Его тело. Привязанное к жердям за запястья и лодыжки, обнаженное по пояс, чтобы все видели страшную рану на спине, нанесенную Бьярном. Уже почерневшую, облепленную первыми мухами. Голова бессильно свисала, волосы, слипшиеся из-за запекшейся крови, скрывали лицо. Вороны, осторожные, но наглые, уже кружили на соседних крышах, выжидая момента. По замыслу Эйры, это должно было быть зрелищем торжества. Наглядным уроком для всех врагов. Виселица как символ непобедимости Скарсхейма и жестокости его дочери.

Но почему же тогда у нее в горле стоял ком? Почему каждый раз, когда ее взгляд скользил по этому безжизненному силуэту, ее пальцы непроизвольно сжимались, будто снова ощущая стальную хватку на запястье, а кожа под кольчугой покрывалась мурашками от призрачного дыхания у уха? И этот проклятый обломок когтя, лежащий в мешочке у нее на поясе, казалось, излучал все больше тепла, навязчиво напоминая о себе. Ты развязала бурю, которую не контролируешь. Слова мертвеца эхом отдавались в тишине ее сознания, заглушая праздничный гам.

– Не впечатляет, ярлин?

Голос Хальдора, ее сводного брата, прозвучал прямо за спиной, едва не заставив ее вздрогнуть. Она не обернулась, не давая ему удовольствия видеть ее напряжение. Хальдор подошел вплотную, его плечо почти коснулось ее плеча. Он тоже смотрел на клетку. Его лицо, обычно носившее маску подобострастной учтивости перед отцом, сейчас было искажено неприкрытой злобой и удовлетворением. Он ненавидел этого пленника. Ненавидел за то, что тот чуть не убил Эйру. Или за то, что тот осмелился коснуться дочери ярла? А может, за ту силу, которую проявил? Хальдор ревновал к любой силе, кроме своей.

– Труп как труп, – холодно ответила Эйра. – Урок для глупцов.

– Урок? – Хальдор фыркнул. – Этот… зверь… убил троих наших лучших бойцов прежде чем Бьярн доконал его. И чуть не взял тебя. Не урок, ярлин. Это предупреждение. Его клан придет за ним. Или за местью.

– Пусть придут, – огрызнулась Эйра, чувствуя, как раздражение поднимается в ней. – Мы встретим их так же.

Хальдор повернулся к ней. Его глаза, узкие и светлые, как у хищной птицы, скользнули по ее лицу, выискивая слабину.

– Он говорил с тобой. Перед смертью. Что он сказал?

Эйра на мгновение заколебалась. Рассказать о «буре»? О странном когте? Хальдор тут же разнесет это по всему Скарсхейму, обрастая домыслами, и доложит отцу в самом невыгодном для нее свете.

– Предсмертный бред, – буркнула она, отводя взгляд обратно к клетке. – Угрозы. Обычное дело.

Хальдор не отставал.

– А этот… предмет? Что ты сняла с него? Я видел.

Эйра инстинктивно прикрыла рукой мешочек на поясе. Тепло когтя ощущалось даже сквозь кожу и ткань.

– Трофей. Ничего особенного.

– Покажи, – потребовал Хальдор, его голос потерял нотку фальшивой почтительности.

– Нет, – резко сказала Эйра, поворачиваясь к нему. Ее глаза встретились с его взглядом. – Моя добыча. Моя воля.

Между ними натянулась струна молчаливого противостояния. Хальдор ненавидел ее. Ненавидел за то, что она – дочь ярла от первой, любимой жены, наследница по крови. Ненавидел за ее боевой дух, за доверие отца. За то, что она была сильнее, и он это знал. Но открыто перечить ей он пока не решался.

– Как знаешь, ярлин, – он натянуто улыбнулся, но в глазах не было тепла. – Просто… будь осторожна. Некоторые трофеи несут проклятие.

Он бросил последний взгляд на клетку и скрылся внутри длинного дома, вероятно, искать отца.

Эйра осталась одна. Чувство тревоги не уходило, а только усиливалось. Предупреждение Хальдора, хоть и сказанное со злостью, задело что-то внутри. Она снова посмотрела на труп. Мухи гудели гуще. Пора было отдать приказ снять и сжечь его, пока вонь не расползлась по всему поселению. Она сделала глубокий вдох, собираясь позвать стражу, как вдруг заметила движение.

Показалось? Нет. Голова мертвеца… шевельнулась. Слабый, едва заметный рывок. Эйра замерла, впиваясь взглядом. Может, ветер раскачал клетку? Но ветра не было. Воздух был тяжелым и неподвижным. И снова – движение. На этот раз явственнее. Голова медленно, с нечеловеческим усилием, поднялась. Матовые, безжизненные волосы откинулись, открыв лицо.

Эйра почувствовала, как ледяная волна прокатилась по ее спине. Это было невозможно. Рана на спине… она была смертельной! Он истек кровью. Он был мертв! Она видела пустые глаза, устремленные в небо!

Но теперь эти глаза смотрели прямо на нее. Серая бездна. Живая. Сознательная. И в глубине зрачков – те самые крошечные, холодные синие искры, которые она видела в бою. Они пульсировали, как далекие звезды. Неуловимо, но они были. Он был жив. Чудовищно раненый, пригвожденный к клетке, но живой.

Он медленно перевел взгляд с Эйры на свою руку, привязанную к жерди. Мускулы на предплечье напряглись, как стальные канаты. Раздался сухой, кошмарный треск. Кости. Его большой палец неестественно выгнулся, затем с нечеловеческой силой вправился обратно. Он не издал ни звука. Ни стона, ни хрипа. Только его глаза, полные невыразимой боли и ледяной концентрации, оставались прикованными к своей руке. Он работал над вывихом, чтобы освободиться? Сейчас? При всех?

Эйра оцепенела. Ужас и невероятное, дикое восхищение перед этой чудовищной силой воли смешались в ней. Она должна была крикнуть. Поднять тревогу. Приказать добить его немедленно. Но ее голос застрял в горле. Она могла только смотреть, завороженная, как он, превозмогая агонию, один за другим вправляет пальцы, готовя руку к освобождению.

Их взгляды снова встретились. Синие искры в его глазах вспыхнули ярче, будто уловили ее замешательство. Его губы, потрескавшиеся, запекшиеся кровью, дрогнули в нечто среднее между гримасой боли и вызовом. Тот же вызов, что был в бою. Смотри, ярлин. Смотри, на что я способен. Даже сейчас.

Этот немой взгляд разбил ее оцепенение. Ярость, чистая и первобытная, хлынула ей в жилы. Как он смеет? Как он смеет жить? Как смеет смотреть на нее с этим проклятым вызовом, будучи пригвожденным к клетке как трофей? Она сорвалась с места, сбежав с помоста вниз, к клетке. Ее шаги гулко отдавались по утрамбованной земле.

– Жив?! – прошипела она, подойдя так близко, что чувствовала исходящий от него запах крови, пота и чего-то горелого, странного. – Чертов оборотень!

Он перестал возиться с рукой. Его голова повернулась к ней, с трудом. Глаза, все еще полные боли, но уже снова обретающие ту страшную ясность, уставились на нее. Синие искры плясали.

– Ярлин… – его голос был хриплым шепотом, как скрип несмазанных колес. Капли крови выступили на губах от усилия. – Простите… за беспокойство. Смерть… задержалась в пути.

Он попытался усмехнуться, но это превратилось в болезненный оскал.

Его наглость, его спокойствие в этом аду бесили ее сильнее любой угрозы. Она не видела страха. Не видела мольбы. Он смотрел на нее не как пленник на победителя, а как равный. Как гость, попавший в неловкую ситуацию. Это сводило с ума.

– Беспокойство? – Эйра захохотала резко, безрадостно. – Ты виснешь на кольях, как туша! Твои кишки скоро вывалятся наружу! И ты говоришь о беспокойстве?

Он медленно перевел взгляд на свою рану, как бы оценивая ее состояние.

– Вид… впечатляющий, согласен. Но… кишки пока… на месте. Благодаря… толстой шкуре. Или… кое-чему еще.

Его взгляд снова скользнул к ней, и в нем мелькнуло что-то насмешливое, знающее.

Эйра сглотнула. Она вспомнила невероятную силу его хватки, его скорость, его выносливость в бою. И этот синий огонь в глазах… Благодаря кое-чему еще. Что он имел в виду? Она резко встряхнула головой. Неважно. Он пленник. Он должен быть сломлен. Унижен. Она не позволит ему сохранять это проклятое достоинство.

– Стража! – крикнула она, не отрывая взгляда от него. Двое воинов, стоявших поодаль, поспешили к ней. – Снять его. Живого. И запереть в Морозную Яму. Цепями. И чтобы на нем не было ни тряпки! Пусть остынет.

Морозная Яма – это глубокий ледникный колодец, вырытый еще предками для хранения припасов. Даже летом там стоял лютый холод. Выжить там без теплой одежды и движения было невозможно. Должно было сработать. Должно было сломить.

Воинам было не по себе от приказа, но они не посмели ослушаться. Они осторожно подошли к клетке, с опаской поглядывая на пленника, который, несмотря на рану и положение, все еще излучал опасность. Они начали отвязывать веревки. Пленник не сопротивлялся. Он лишь закрыл глаза, когда его тело, лишенное опоры, рухнуло вниз, на грязную землю у подножия клетки. Он лежал ничком, не двигаясь, лишь прерывисто дыша. Кровь сочилась из раны, смешиваясь с грязью.

– Тащите! – приказала Эйра, чувствуя странное удовлетворение от его немоты и неподвижности. Наконец-то.

Но когда воины наклонились, чтобы схватить его под мышки, он вдруг открыл глаза. Синие искры полыхнули. Он резко, с неожиданной силой, оттолкнулся одной рукой от земли, перекатываясь на спину. Воины отпрянули, хватая за оружие.

– Спокойно, волки… – прохрипел пленник, его голос был слаб, но тверд. – Я… пойду сам.

Он попытался встать на колени, опираясь на одну руку. Его тело сотрясала дрожь от боли и усилия, пот струился по лицу, смешиваясь с грязью и кровью. Но он встал. Стоял на коленях, гордо подняв голову, глядя на Эйру не снизу вверх, а почти наравне. Его взгляд снова был полон того невыносимого вызова. Видишь, ярлин? Даже на коленях я не сломлен.

– Я… ваш гость, ярлин, – он выдохнул, переводя дыхание. Каждая фраза давалась ему ценой невероятных усилий. – И… как гость… прошу… воды. И… тряпку. Чтобы… не оскорблять ваш взор… своим видом.

Он кивнул в сторону своей раны и грязи.

Его слова, его просьба, сказанная с ледяным спокойствием, как будто он действительно был гостем, а не окровавленным пленником на краю гибели, взорвали Эйру изнутри. Ярость, которую она пыталась обуздать, вырвалась наружу.

– Гость?! – закричала она, делая шаг вперед. Ее рука сама потянулась к рукояти «Ледяного Зуба». – Ты – мясо! Мясо для ворон! Ты должен ползать и умолять о милости!

Он не отводил взгляда. Синие искры в его глазах казались ярче на фоне серой радужки.

– Ползать? – он усмехнулся, и капли крови снова выступили на губах. – Перед… тобой? Нет, ярлин. Ты… этого не заслужила. Ты сильна. Яростна. Но… пока… не более чем… щенок, кусающий за пятки.

Он перевел дух, его грудь судорожно вздымалась.

– Дай мне… воды. И тряпку. Это… по закону гостеприимства. Даже… для врага.

Закон гостеприимства. Священный для их народа обычай. Даже врагу, переступившему порог дома, полагалась пища, вода и кров, пока он гость. Но он не был в доме! Он был на площади! Он был ее пленником! Но его слова, произнесенные с такой уверенностью, как будто он действительно имел на это право, повисли в воздухе. Воины переглянулись, неуверенные. Эйра видела их замешательство. Он играл с ними. Использовал их же законы против них. Использовал ее ярость, чтобы доказать свое превосходство духа.