Колодец желаний

Артем похолодел. Он машинально потрогал карман рюкзака, где лежала завернутая в платок монета. Метка. Печать.

– Отец Александр… а что случилось прошлой ночью со Степаном?

Лицо священника исказилось гримасой боли.

– Степан… несчастный человек. Он бросил монету в колодец полгода назад. Желал вернуть жену, которая ушла от него к другому. Жена на следующий день вернулась. Но через неделю она умерла. Упала с крыльца и сломала шею. А у Степана… с тех пор бывают приступы. Как одержимость. Он кричит чужим голосом, требует вернуть ему долг, говорит на непонятных языках. И всегда после приступа… он находит у себя в кармане монету. Новую. Каждый раз.

Артему стало дурно. Он прислонился к холодной стене, чтобы не упасть.

– И что с ним делать?

– Ничего, – горько ответил священник. – Я его исповедую, причащаю. Но это… это не болезнь. Это не бесноватость в классическом понимании. Это что-то иное. Как раковая опухоль на душе. Она растет. И я не знаю, как ее остановить. Я могу лишь облегчать его страдания, когда приходит время.

Они вышли из церкви вместе. Ветер усилился, срывая последние листья с деревьев.

– Уезжайте, Артем, – сказал отец Александр, прощаясь. – Это не ваша борьба. Это место давно обречено. Оно медленно умирает, и колодец – это язва, которая ускоряет его смерть. Не становитесь еще одной его жертвой.

Артем побрел обратно к дому Марии Васильевны, не в силах думать ни о чем. Его мозг отказывался обрабатывать информацию. Он был помечен. Как Степан. С ним заключили договор, о котором он не просил. И теперь он ждал расплаты.

Вечером он снова не мог уснуть. Он сидел за столом в своей комнате, при тусклом свете керосиновой лампы, и смотрел на завернутую в платок монету, которую положил перед собой. Он не мог заставить себя выбросить ее. Она была доказательством. Залогом. Единственной нитью, связывающей его с этой тайной.

Он взял ее в руки, снова ощущая противную шершавость. Он попытался соскоблить налет ногтем. Под коркой буро-красной грязи проглядывал тусклый металл. И вдруг ему показалось, что монета… теплая. Теплая, как живая плоть.

С отвращением он отшвырнул ее. Она покатилась по столу и упала на пол. И в этот момент он услышал звук.

Сначала тихий, едва различимый. Как шуршание. Как будто кто-то осторожно проводит пальцами по внешней стороне стены дома прямо под его окном.

Артем замер, вглядываясь в темноту за стеклом. Но там ничего не было видно, только непроглядная тьма.

Шуршание повторилось. Теперь оно было ближе. Казалось, что кто-то стоит под самым окном и скребет по стеклу ногтями. Медленно, методично.

Сердце Артема заколотилось. Он медленно подошел к окну, боясь дышать, и заглянул в щель между занавесками.

На улице было темно. Пусто.

И тут скрежет раздался прямо перед ним! Что-то острое провело по стеклу с другой стороны, издав визгливый, противный звук.

Артем отпрыгнул от окна, в ужасе уставившись на темный квадрат стекла. Он ждал, что сейчас там появится лицо. Чье-то ужасное, искаженное лицо.

Но ничего не появлялось. Только скрежет повторился снова. И еще. И еще. Теперь уже с разных сторон. Словно вокруг дома кружил невидимый посетитель, царапая стены, окна, дверь.

Он услышал, как внизу задвигалась Мария Васильевна. Послышался ее голос, сердитый и испуганный одновременно:

– Уходи! Уходи отсюда! Не твоего ума дело! Уходи!

Скребущие звуки на мгновение стихли. Затем раздался последний, яростный скрежет по крыльцу, и воцарилась тишина.

Артем стоял посреди комнаты, дрожа как осиновый лист. Он понимал, что это не было галлюцинацией. Это было предупреждение. Наблюдение.

Он подошел к окну и снова выглянул. Ничего. Только ветер гнал по улице клочья тумана.

И тогда его взгляд упал на подоконник с внешней стороны. На нем, на темном дереве, белело что-то маленькое.

Присмотревшись, он ощутил леденящий ужас.

На подоконнике лежал мелкий, острый камешек. А рядом с ним – несколько темных, влажных комочков земли. Словно кто-то только что стоял здесь и стряхивал грязь с рук.

Грязь с глубины колодца.

Он отступил от окна, его разум наконец сдался под натиском кошмара. Он рухнул на кровать, зарывшись лицом в подушку, чтобы заглушить собственный стон. Он был в ловушке. В ловушке этого дома, этой деревни, этого невыносимого ужаса.

И где-то внизу, в кармане его рюкзака, лежала и ждала своего часа маленькая, круглая метка. Расплата на кончиках пальцев.

Он знал, что не уснет. Он знал, что должен что-то делать. Но что? Бежать? Но куда? И что последует за ним по пятам? Или… или пойти до конца? Узнать, что же хочет от него эта сила? Чего она ждет?

Вопросы звенели в его голове, не находя ответа. А снаружи ветер выл все громче, словно вторя его внутреннему смятению, предвещая, что тишина и покой – лишь затишье перед самой страшной бурей.

Глава третья: Шепот в тенях и цена вопроса

Рассвет не принес облегчения. Он приполз за горизонт бледной, больной полосой, не в силах разогнать ночной мрак, а лишь разбавив его до состояния грязной, серой мути. Артем не сомкнул глаз. Каждый скрип дома, каждый шорох за стеной заставлял его вздрагивать, впиваться пальцами в край матраса и задерживать дыхание, пока сердце не начинало колотиться с такой силой, что казалось, вот-вот разорвет грудную клетку.

Он пролежал так несколько часов, оцепеневший от страха и истощения. Мысли путались, перескакивая с рациональных попыток объяснения происходящего на грань чистой животной паники. Скрежет когтей по стеклу. Комки земли на подоконнике. Монета. Все это было реально. Слишком реально.

Наконец, когда за окном окончательно посветлело, он заставил себя подняться. Ноги были ватными, во рту стоял мерзкий привкус страха и бессонницы. Первым делом он на четвереньках обыскал пол вокруг стола, пока не нашел завернутый в платок холодный металлический кружок. Он не смотрел на него, просто сунул обратно в рюкзак, глубже, на самое дно, придавив томиком Достоевского, который взял с собой для вдохновения. Ирония не вызвала у него ни малейшей улыбки.

Спускаясь вниз, он ожидал увидеть испуг или по крайней мере вопросы на лице Марии Васильевны. Но хозяйка дома вела себя так, будто ночью не было ничего, кроме особенно порывистого ветра. Она молча кивнула ему, указывая на стол, где уже стоял чайник и лежал кусок черного хлеба.

– Вас ночью ничего не беспокоило? – не выдержал Артем, садясь на лавку. Голос его скрипел, как несмазанная дверь.

Старуха бросила на него быстрый, исподлобный взгляд.

– Ветер. Осень. Бывает. Стены старые, вот и скрипят.

– Это был не ветер! – он чуть не крикнул, с трудом сдерживаясь. – Кто-то был снаружи. Царапался в окно. Вы же сами кричали, чтобы он ушел!

Она отвернулась к плите, помешивая что-то в котелке.

– Коту, поди, не понравилось, что чужака понюхал. Или сова. У нас их много. Выпей чаю, не разводи панику. От нервов все болезни.

Он понял, что ничего от нее не добьется. Деревня закрылась перед ним, как устрица, почуявшая лезвие ножа. Он должен был действовать сам.

После скудного завтрака он вышел на улицу. Воздух был холодным и колючим. Туман рассеялся, но небо по-прежнему было затянуто сплошной серой пеленой. Он прошел к тому месту под своим окном, где ночью слышал скрежет. Земля была мягкой, влажной от ночной влаги. И на ней, совершенно отчетливо, виднелись следы.

Но это были не следы человека.

Они напоминали отпечатки босых ног, но слишком длинных, неестественно вытянутых, с острыми, почти когтистыми пальцами. Пятка была узкой, почти что копытцеобразной. Следы подходили прямо к стене дома, топтались на месте, а затем вели прочь, в сторону леса, туда, где была тропа к колодцу.

Артем почувствовал, как волосы на затылке шевелятся. Он вытащил телефон, чтобы сфотографировать отпечатки, но экран устройства погас, и никакие попытки включить его снова не увенчались успехом. Батарея была полностью мертва, хотя вечером он заряжал ее от повербанка. Кажется, технологиям не было места в этой старой, проклятой истории.

Он пошел по следам. Они были четкими, навязчивыми, будто их обладатель не старался скрыть своего присутствия, а наоборот – демонстрировал его. Следы привели его к краю деревни, к той самой тропинке, что вела к колодцу, и там оборвались, словно тот, кто их оставил, растворился в воздухе.

Стоя на краю леса, Артем почувствовал неодолимое, магнетическое желание вернуться к тому месту. Взглянуть еще раз в черную воду. Попытаться понять. Может быть, даже крикнуть в эту темноту, потребовать ответов. Это желание было сильным, почти физическим, словно к его разуму привязали невидимую нить и теперь тянули за собой.

Он уже сделал шаг по тропинке, как вдруг услышал за спиной приглушенный плач.

Звук доносился из-за покосившегося сарая неподалеку. Детский плач. Горький, безутешный.

Артем остановился, разрываясь между жутким зовом колодца и человеческим звуком страдания. В конце концов, последнее перевесило. Он свернул с тропы и обошел сарай.

За ним, на сложенных в поленницу дровах, сидела девочка лет семи-восьми. Она была босиком, несмотря на холод, в стареньком платьице, и, обхватив колени руками, тихо плакала, уткнувшись лицом в колени. Рыжие косички вздрагивали в такт ее всхлипываниям.

– Девочка? – осторожно окликнул ее Артем. – Что случилось? Ты потерялась?

Девочка резко подняла голову. Ее лицо было красным от слез, глаза распухшими и полными такого отчаяния, что ему стало не по себе. Увидев незнакомца, она не испугалась, а наоборот, посмотрела на него с немой мольбой.

– Он… он опять не такой, – прошептала она, и голосок ее дрожал. – Папа. Он опять стал плохим.

Артем медленно приблизился и присел на корточки рядом с ней, стараясь казаться менее грозным.

– Твой папа… это Степан?

Девочка кивнула, снова разрыдавшись.

– Его ночью опять забрали. Он кричал. Очень страшно кричал. А теперь он дома спит. А когда проснется… он опять будет не моим папой. Он будет смотреть пустыми глазами и ничего не помнить. И будет ждать монетку.

– Монетку? – у Артема перехватило дыхание.

– Она приходит к нему. Всегда. После того как он поспит. Он ее боится. Прячет. Но она всегда находит его. В кармане. В ботинке. Под подушкой. – Девочка говорила быстро, захлебываясь, словно боялась, что ее прервут. – А потом он опять идет к колодцу. Чтобы отдать ее назад. Но колодец не берет! Он никогда не берет назад! Он только дает новые!

Артем почувствовал леденящий холод в животе. Цикл. Замкнутый, бесконечный круг страдания. Бросил монету – получил исполнение желания и метку – метка возвращается снова и снова – жертва в ужасе пытается вернуть долг – колодец не принимает его, заставляя жить в этом аду, порождая новые монеты для новых жертв? Или для того, чтобы взыскать старый долг с новой силой?

– Как тебя зовут? – мягко спросил он.

– Аленка, – прошептала девочка.

– Аленка, а твой папа… он говорил, что он просил у колодца? Что он желал?

Девочка опустила глаза, сжимая в руках подол платья.

– Мама ушла от нас. К дяде Коле, в город. Папа очень плакал. Говорил, что без мамы мы пропадем. Что он не может один. Он ходил к колодцу. Говорил, что попросил, чтобы мама вернулась. Она и вернулась. Через неделю. Ее привезли в черном автомобиле. Говорят, она упала. А папа… он первый нашел у себя в куртке монетку. В день, когда маму хоронили.

Артем закрыл глаза. История повторялась. Точь-в-точь, как рассказывал отец Александр. Колодец давал именно то, что просили. Самый короткий путь. Самый ужасный.