Полная версия
Роза на дворцовой лестнице
Ольга Фармига
Роза на дворцовой лестнице
Я твердо верю, что ничто в этом мире не бывает напрасным. Каждое испытание, каждый момент боли, каждая горькая слеза или капля крови – все это вплетено в общий узор человеческого пути, где даже самое мучительное переживание становится частью неведомого, но важного плана. Боль не проходит бесследно: она трансформирует, очищает, вдохновляет, и только со временем мы начинаем осознавать, как глубока была ее роль.
Есть тайна, которая питает мою веру. Тайна, скрытая в словах апостола Иоанна, словах, несущих истину, которую человеческому разуму не всегда дано постичь. Подлинный смысл этих слов не только обнажает устройство мироздания, но и напоминает о главной силе – любви, пронизывающей все сущее. Любовь, раскрывающаяся в страданиях и радостях, соединяет нас с бесконечным: она – суть вечности и сам свет истины. Именно в этом, как мне кажется, кроется заветная загадка жизни, открывающая свет надежды даже в самые темные времена.
Глава 1
Осень 1865 года, золотистой и багряной кистью расписавшая русские земли, была в самом разгаре. Воздух звенел тишиной, пронзённой лишь шорохом опавших листьев и стуком колёс двухосного тарантаса по разбитой дороге. Анна Владимировна Львова сидела в экипаже, кутаясь в шерстяную шаль. Её взгляд, устремлённый за открытое окно, блуждал по бескрайним полям, обрамлённым густыми перелесками. Лес, словно накинувший палитру на плечи, казался уставшим от величия прошлого лета и медленно угасал под шепот первого дыхания зимы.
Ей было двадцать пять, но в её глазах – глубоком, строгом карем омуте – могла прочитаться мудрость и печаль, несвойственная столь юному возрасту. Дочь князя Владимира Владимировича Львова, известного прежде своим детским творчеством, а затем сдерживающим пыл русской литературы цензором, и Софьи Алексеевны Перовской, чьё происхождение было окутано туманом самых противоречивых слухов, Анна несла на своих плечах груз своего происхождения и осознание того, что мир далеко не так прост, как некогда казалось.
– Так и быть, ради Екатерины, – прошептала Анна, едва слышно, скорее для себя, вспоминая слова старшей сестры. – Да и Александр Григорьевич просил. Помощь кому-то более молодому, чем я, вряд ли сорвёт мне шею.
Эта просьба увела Анну из уединения их родового имения в селе Спасское-Телешово в Клинском уезде Московской губернии. Скромное, но уютное поместье, полное запахов яблоневых садов и свежевыпеченного хлеба, что в юности воспетое Алексеем Константиновичем Толстым. Она проводила в этом доме почти весь свой доселе спокойный и, как ей казалось, размеренный, пусть и немного тоскливый, взрослый век. Но вот теперь дорога занесла её в совершенно другую сторону.
Целью её путешествия был дом Михаила Ивановича Раух – графа, светского щеголя и завсегдатая пышных петербургских балов, славившегося своим умением разбивать женские сердца столь же легко, как ветер разбивает хрупкие лепестки цветов. Говорили, что он был прекрасен, как античная статуя, с чертами лица благородными и правильными, но холодными, как сама мраморная глыба, из которой сделан образ. Мог ли такой человек действительно нуждаться в ком-то? У Анны были сомнения.
Но она ехала не ради него – Александр Григорьевич ясно дал понять, что племянница графа Михаила, скромная девушка по имени Варвара, сейчас на перепутье между девичеством и взрослой долей. Девушку будто призвали в высшее общество, не дав ни должной защиты от его ядовитых шипов, ни понимания его многослойной фальши.
Семья Раух, несмотря на блистательную репутацию, давно славилась внутренними противоречиями. Сам Михаил Иванович был вторым сыном давно почившего графа и старшей его супруги Софьи Петровны, женщины сильной и властной. Говорили, что в их доме царит порядок, но природа этого порядка вызывала вопросы – выстрадан он или же навязан железной волей матери? Михаила называли «повелителем обольщений», но Анна чувствовала, что за блеском его светской маски таится что-то иное, возможно, куда более тёмное.
Карета, скрипя на вбитых в размокшую землю колёсах, остановилась перед величественными воротами фамильного поместья Раух. Дымка моросящего дождя окружала старинный дом, создавая атмосферу холодной отстранённости. Дом в стиле классицизма возвышался над широкой лужайкой, словно строгий надсмотрщик прошлого века. Его белоснежные колонны блестели от влаги, отполированные невидимыми руками дождя, а скат крыши чуть дымился паром, словно сам дом вдыхал осенний воздух, полный запахов мокрой земли и увядающей травы. Анна окинула мрачное величие взглядом и поправила пальцами накидку, чтобы прикрыть плечи от холодного ветра.
–Мадам, вы прибыли, – лакей, невысокий мужчина в глубоком возрасте, аккуратно распахнул дверцу кареты, помогая ей спуститься. Её сапожные каблуки мягко утонули в гравии.
На крыльце, укрываясь от дождя под карнизом, стояли две молодые девушки. Они синхронно присели в церемонном поклоне, не сказав ни слова. Их плотные локоны были тщательно уложены, а бледные лица не выражали эмоций, словно они и сами стали частью этого строгого интерьера. Вот она, граница её новой жизни. Анна глубоко вдохнула сырой воздух и, собравшись с духом, прошла сквозь высокие двери, которые тихо открылись перед ней.
Зал, куда её проводили, был массивным. Влажный запах полированного дуба смешивался с тонкими нотами сандалового дерева, исходящими от огромного камина, в котором потрескивал осторожный огонь. Стены тонули в тени, лишь изредка озаряемые светом люстры, увенчанной настоящими свечами. С потолка на неё глядели портреты загадочных предков, а массивные дубовые панели, покрывавшие стены, создавали ощущение бесконечной тишины. Однако именно фигура в центре зала больше всего привлекла её внимание. Мужчина стоял к ней спиной. Едва слышный шелест её шагов заставил его обернуться, и Анна почувствовала, как её сердце замерло на мгновение. Это был граф Михаил Иванович Раух – хозяин поместья. Его высокий рост, широкие плечи и спокойная уверенность в каждом движении производили впечатление. Бархатный тёмно-винный жилет подчёркивал атлетическую фигуру, но настоящей силой обладал его взгляд. Синие глаза, пронизывающие, как сверкающий лёд зимнего озера, встретили её взгляд. На мгновение она уловила отблеск признания в них. Это было нечто большее, чем простое приветствие. Возможно, это было мгновенное осознание важности их встречи, или, возможно, это была смесь удивления и восхищения её красотой, о которой молва явно не преувеличивала.
–Добро пожаловать, – произнес граф с ровным голосом, в котором звучала легкая насмешка. – Надеюсь, Петербург не покажется Вам столь суровым, как его утренние дожди.
Анна позволила себе лёгкую улыбку, но ответила сухо, формальным тоном: -Благодарю, Михаил Иванович. Погода Петербурга пока ни в коем случае не может затмить ваше гостеприимство.
Его улыбка расширилась, как будто её слова подтвердили какие-то его ожидания.
– Прошу себя чувствовать здесь как дома, – он жестом указал на дверь, ведущую дальше в дом, но не сводил с неё взгляда.
Она лишь слегка склонила голову, скрывая лёгкое волнение, которое охватило её. Ни его улыбка, ни внешнее благодушие не могли обмануть её. Она сразу почувствовала, что этот мужчина не из тех, кто открывает свою душу первому встречному. В этом доме всё будет испытанием: взгляды, слова, молчание. Она должна быть начеку, особенно если её долг – помочь его племяннице Варваре. Племянница ждёт вас наверху, – сухо добавил он. – А поужинать мы будем в семь. Настоятельно советую не опаздывать.
Анна прошла за служанкой, не давая себе возможности отвлечься на странное ощущение, которое оставил граф. Его манеры были безупречны, его внешность безукоризненна, но что-то странное её тревожило – может, этот слишком пристальный взгляд, который как будто бы оценивал её не просто как гувернантку, но как соперницу в каком-то невидимом поединке.
Поднявшись по широкой лестнице из белого мрамора, она оказалась в длинном коридоре, увешанном портретами. Лица предков Раух смотрели на неё то с высокомерием, то с отчаянием, а то и с чем-то невыразимо страшным.
Варвара, молоденькая девушка с косами, туго заплетёнными в изящный венок, встала, увидев новую наставницу. Её глаза горели живым блеском, не совсем укладывающимся в тот образ строгого воспитания, который вряд ли одобрял Михаил Иванович.
– Вы Анна Владимировна? – с лёгким волнением спросила она.
– Да, Варвара. Надеюсь, мы станем добрыми союзницами в деле вашего образования, – ответила Анна, вежливо, но настойчиво глядя в глаза девушки.
Семейство Раух не видело нужды в гувернантке все эти двенадцать лет. Анна сразу поняла: девочке не хватало не только образования, но и простого человеческого тепла.
-Уже слишком поздно, – сухо отметила она про себя, наблюдая за Варварой в библиотеке. Девочка сидела за столиком с высокой спинкой кресла и механически водила пером по бумаге, словно написание букв – не вдохновляющее занятие, а пустая обязанность.
– Варя, – осторожно обратилась Анна, стараясь смягчить голос. – Как ты думаешь, что бы ты хотела изучать больше всего?
Девочка молчала. Её взгляд моментально устремился к закрытой двери – туда, где вечно мог находиться граф Раух. Анна догадалась: разговоры о желаниях в этом доме точно не приветствовались.
– У меня нет необходимостей что-либо выбирать, – ровно произнесла Варвара, не отрывая взгляда от бумаги.
Выйдя из комнаты, Анна едва взяла дыхание, как за её спиной послышались шаги – мужские, уверенные и опасливо приближающиеся. Оглянувшись, она увидела Михаила Ивановича. Он был слишком близко.
– Анна Владимировна… – тихо начал он, и его голос стал более искренним, чем уместным. – Мне кажется, мы с Вами… ещё поговорим.
Затем он ушёл так же внезапно, как появился, а сердце Анны учащённо забилось.
Мягкий свет золотого заката струился сквозь длинные окна столовой, играя на хрустальных бокалах и скромных фарфоровых тарелках, что стояли на прекрасно отполированном дубовом столе. Для столь роскошного замка, обед казался аскетичным, будто кто-то умышленно хотел подчеркнуть, что материальная сторона их жизни – не самая важная. Однако Анна инстинктивно чувствовала, что этот обед – много больше, чем просто семейное собрание за едой.
Она сидела напротив Марии, младшей сестры графа. Женщина была элегантна до кончиков пальцев. Строго зачесанные волосы открывали тонкие скулы, а платье тёмно-синего цвета подчёркивало её аристократическую осанку. Но за этой безупречностью скрывалась холодная, проницательная энергия. Каждый её взгляд был вымерен, каждое слово весило больше, чем могло показаться.
Анна, привыкшая к интригам своего круга, понимала, что это была проверка, испытание на прочность.
– Вы, вероятно, почувствуете себя в этом доме немного затерянной, – вдруг заметила Мария, прервав тишину своим тихим, но проникающим в самую суть голосом.
Анна взглянула на неё, чуть приподняв голову. Этот момент вызова нельзя было игнорировать. Она знала – в этом доме ей придётся выстроить свои границы, если она не хочет стать пешкой в чужих играх.
– Благодарю за заботу, графиня, – сказала она мягко, но уверенно, выбрав ровный тон. – Я охотно решила помочь вашей семье в воспитании Варвары.
Почувствовав лёгкий дрожь напряжения в воздухе, Анна увидела, как Мария чуть приподняла одну тонко очерченную бровь. Слова Анны прозвучали так искусно и точно – между уважением и тонкой остротой, что даже гостье в чужом доме удалось нанести едва заметный удар.
Мария улыбнулась краем губ. Это была та улыбка, что говорила: Я прочла ваш ход, но хвалю ваше мастерство.
– Прекрасно, – сдержанно ответила она. – Тогда, как я понимаю, вы начнёте с завтрашнего утра, княгиня. Надеюсь, девчонка вам перечить не будет.
Анна ответила лёгким кивком, хотя внутри разгорелось подозрение: были ли эти слова простой формальностью или завуалированной угрозой? Но прежде чем она успела вывести Марию на более откровенный разговор, в её голове вспыхнул другой вопрос.
– А где Михаил Иванович? – вдруг решила уточнить княжна, сделав вид, что спросила это почти случайно.
Секунда промедления была едва заметна, но её хватило, чтобы Анна осознала, что её вопрос затронул скрытую грань. Во взгляде Марии промелькнуло что-то, чего Анна не могла сразу расшифровать.
– Граф в отъезде по рабочим вопросам, – сухо, но учтиво ответила графиня. – Однако к ужину он вернётся, так что на ужин спускайтесь без опозданий.
Тон был почти дружелюбным, если не считать той лёгкой доли холодности, которая просматривалась в её голосе. Но больше всего настораживало что-то скрытое за интонацией, как будто в этом приказе был вызов, невидимый, но ощутимый. Анна медленно опустила глаза на свою тарелку, видя, как свет солнца играет на краях тончайшего фарфора. За этим домом скрывалось что-то большее. Что-то, что ей предстояло выяснить.
– Я обязательно буду вовремя, – вежливо произнесла она, но Мария, казалось, уже мысленно улетела куда-то далеко.
За столом воцарилось молчание, неловкое и вместе с тем громкое, словно каждый обедающий внезапно понял, что слова больше не нужны. Они уже сказаны и развешены в воздухе, словно портреты в этом доме – неприкосновенные, но всегда наблюдающие.
Когда Мария удалилась из столовой, Анна задержалась на мгновение, чтобы обдумать всё произошедшее. Не было сомнений, что все в этом доме называли себя семьёй, но она не чувствовала ни единой капли настоящей близости между его обитателями. Даже Варвара, с которой ей предстояло работать, оказывалась загадкой. Графиня-то упомянула её совсем вскользь, будто девочка была посторонней.
Анна поднялась, чтобы отправиться в свою комнату. Но в коридоре её неожиданно остановил слуга в строгой ливрее.
– Прошу прощения, княгиня, – сказал он, поклонившись. – Могу ли я быть полезен?
Возможно, показать Вам Ваши покои?
Она кивнула, но прежде чем последовать за ним, обернулась в сторону зала. Одно окно было слегка приоткрыто, и лёгкий ветерок колыхал тяжёлые шторы. На мгновение она прикрыла глаза, пытаясь наполнить грудь свежим воздухом, но легкое головокружение от только что выпитого бокала вина не заставило себя ждать.
–Что ж, граф, – подумала она, поднимаясь по лестнице, – до ужина мы, кажется, не узнаем, какие ещё сюрпризы приготовила для меня Ваша семья. Но, пожалуй, я постараюсь узнать о Вас больше, чем вы рассчитывали.
Анна поднялась в свои покои. Тёплый приглушённый свет лампы освещал тяжёлую резную мебель, покрытую мягкими тканями, и сундук, в котором она привезла свои самые сокровенные вещи. Прикоснувшись к прохладной древесине, Анна тихо и чуть задумчиво открыла его. Из сундука она достала свои недавно написанные стихи, а рядом с ними – старые записки. Листы пахли парфюмерными маслами и чернилами, напоминая о доме.
Она скользнула ладонью по стихам – своим мыслям, обличённым в слова. Затем отложила рукописи и села за письменный стол. Перо, на мгновение замешкавшись у горлышка чернильницы, всё-таки окунулось в жидкие тёмные чернила. Она начала писать.
**'Дорогая Катя,'** – выводила буквы Анна, чувствуя, как строки оживают на белом листе. Она описала дорогу и первое впечатление от особняка Раух, который поражал своим невероятным размахом. Мрамор, картины, скульптуры, антикварные предметы искусства – всё вокруг напоминало галерею, наполненную молчаливым великолепием.
Но что-то её тревожило. Варвара, племянница графа Михаила Ивановича, была странно запуганной, будто кто-то или что-то постоянно удерживало её от свободного общения. 'Её глаза… словно они полны страха, но о чём она боится рассказать, я так и не поняла,' – добавила Анна.
Сестра графа, Мария, обладала совершенно иной энергией – её манеры были вызывающими, а её слова – обманчиво-лёгкими, будто за каждым предложением скрывался иной, более коварный слой. Анну это насторожило. Мать графа же осталась невидимой фигурой во всей этой картине – Анна ещё не имела возможности увидеть её, так как та еще не спускалась из своих покоев.
Отложив письмо и решив разобраться с нарастающим ощущением беспокойства, Анна нашла момент, чтобы поговорить с Варварой. Девушка сидела в уголке гостиной и сосредоточенно вышивала.
– Варвара, Вы так погружены в работу, – начала Анна, присаживаясь рядом. – Пожалуй, я впервые вижу такое крошевое мастерство.
– О, благодарю Вас, Анна Владимировна, – тихо улыбнулась Варвара, не отрывая взгляда от ткани.
Её голос был едва слышен, а движения – осторожны, как у птицы, готовой в любой момент взлететь от резкого шороха.
– Как Вам удаётся сохранять такую сосредоточенность? Я бы уже давно уронила иголку.
– Наверное, привычка… – ответила она и, внезапно замолкнув, добавила совсем другим голосом: – Вам здесь нравится?
– Слишком ранний вопрос для ответа. Всё ещё привыкаю, – Анна прищурилась. – А Вам? Вы ведь живёте здесь всю свою жизнь?
– Да, – Варвара кивнула, затем подняла взгляд и почти шёпотом добавила: – Но у этой красоты своя… цена.
Анна хотела спросить, что она имела в виду, но Варвара вдруг встала, извиняясь.
–Простите, мне нужно идти, – произнесла она и, быстро сжав ладони в жестком жесте, удалилась. У дверей стояла Мария. Графиня со снисходительной улыбкой подошла к гостье.
– Моя дорогая, Вы поразительно молчалива, – сказала она, наполняя свой бокал вином. – Неужели Вас смущает наш фамильный особняк?
Анна почувствовала лёгкую волну раздражения.
– Напротив, Ваш дом вызывает восхищение, – спокойно ответила она, но взгляд её оставался испытующим. – Только я всё же привыкла к более уютной атмосфере.
– Ах, милочка, – Мария насмешливо подняла бровь. – Не всякому уюту стоит доверять. Здесь обманчива не только внешность дома… но и людей, усмехнулась она, указывая рукой с бокалом вина на ребенка.
Анна удержалась от ответа, но её сердце ёкнуло. Эти слова оказались более точными, чем Марии могло показаться.
Вернувшись в свои покои, Анна закончила писать письмо сестре. Она добавила описание погоды в Петербурге, где постоянно моросил дождь, и выразила надежду, что скоро выпадет снег, принося легкость зимнего настроения. Но всё же основная часть письма была о поместье и странностях его обитателей.
'Здесь, несмотря на всё великолепие, я чувствую какую-то скрытую тяжесть,' – писала Анна. – 'Мне кажется, есть что-то, что скрывают от меня, но и что-то говорит мне оставаться и разузнать больше.'
Анна сложила письмо, запечатала его и положила в сундук для отправки утром.
Переодевшись в бархатное бордовое платье, она выскользнула из своих покоев и остановилась у каменного балкона лестничной площадки, услышав чарующую мелодию, доносившуюся снизу. Звук рояля был таким пленительным, таким манящим, будто каждая нота шептала: «Спустись, Анна, здесь твое успокоение. Вино, музыка и забытье». Она сделала вдох, чтобы приободриться, и, осторожно взявшись за перила, начала медленно спускаться по мраморной лестнице.
Высота лестницы, её блеск и холод мрамора немного пугали Анну. Казалось, эта внушительная конструкция была создана лишь для того, чтобы подчеркнуть её хрупкость. Но спустя несколько шагов её путь преградил высокий мужчина с пронзительным взглядом и лёгкой улыбкой.
–Михаил Иванович, – удивлённо произнесла Анна, чуть не оступившись.
–Анна Владимировна, – с лукавой галантностью отозвался граф, склонив голову в изящном поклоне. – Вы великолепны в этом платье. Жаль, что моя лестница оказалась столь устрашающей. Позвольте Вам передать: ужин подаётся в столовой. Искренне прошу заглянуть туда. Я вынужден ненадолго задержаться, но скоро присоединюсь.
Его слова прозвучали с лёгкостью, но в глазах мелькнул какой-то скрытый огонёк.
– Благодарю Вас, граф. Жду Вас за ужином, – сдержанно ответила она, стараясь скрыть свою неловкость.
Войдя в столовую, Анна заметила, что за длинным столом из тёмного дерева, усыпанным серебром и горящими свечами, сидела лишь Мария.
– Добрый вечер, – проговорила Анна, подходя к столу.
– О, Анна Владимировна! Садитесь, не стесняйтесь, – обратилась к ней Мария, жестом указывая на стул рядом. – Признаться, я уже заждалась общества.
В этот момент в дверь вошёл граф Михаил Иванович. Его лицо было всё так же добродушным, но взгляд слегка напряжённым, как будто его что-то тяготило.
–Анна Владимировна, – обратился он, садясь напротив неё. – Надеюсь, Вы успели устроиться в своих покоях? Всё ли Вам по душе?
– Благодарю. Всё прекрасно. Ваш дом – это настоящее произведение искусства. Правда, я не успела осмотреть Ваши сады – дождь помешал этим планам, – вежливо ответила Анна, откинув прядь струящихся волос за ухо.
– Ах, жаль! Наш сад, пока его не засыпал снег, просто великолепен, – ответил граф с лёгкой улыбкой. – Надеюсь, завтра погода подарит Вам возможность насладиться его красотой. Ах, да! И вы знакомы с Марией?
Не успела Анна ответить, как Мария включилась в разговор:
– Конечно-конечно. Мы прекрасно провели время днём. Даже принялись обсуждать, как Анна могла бы освежить обстановку в своих покоях, чтобы продолжать писать свои стишки около окна, – с напускной любезностью добавила она.
Анна натянуто улыбнулась, чувствуя фальшь в голосе Марии.
– Надеюсь, теперь всё знают об увлечениях Анны, – с лёгкой иронией сказала она, откинувшись на спинку стула.
Граф кивнул, но затем его голос приобрёл чуть более серьёзный тон.
– Кстати, Анна Владимировна, – продолжил он. – Моя мать, Софья Петровна… Вы не встретили её? Она спускалась сегодня вниз?
– Нет-нет, – резко перебила Мария. – Её всё ещё нездоровится, она даже не выходила из своих покоев.
Анна решила сменить тему, чувствуя напряжение:
– Простите, Михаил Иванович, но почему Ваша племянница Варвара предпочитает принимать пищу не в общей столовой, а у себя или на кухне?
Этого вопроса будто бы ждали. Мария высокомерно вскинула голову и выпалила:
– Там ей и место. Такие, как она должны знать своё место…
Раздался оглушительный стук. Граф ударил кулаком по столу, заставляя дрожать серебряную посуду.
– Хватит, Мария! Если ты не прекратишь подобные слова, я попрошу тебя удалиться из-за стола.
Напряжение повисло в воздухе. Ужин, казалось, был напрочь испорчен. Прислуга у стены замерла, боясь пошевелиться, лишь свечи продолжали безмолвное мерцание.
Анна отвела взгляд, чтобы дать Марии возможность успокоиться. Граф, очевидно, страдал от того, что ужин превратился в тяжёлую сцену, и, повинуясь его примеру, все сосредоточились на еде в полной тишине. Однако напряжённость не покидала никого за столом.
После окончания трапезы Анна, извинившись, направилась в музыкальную гостиную. Не успев отойти от обстановки за ужином, она села в широкое кресло у камина и погрузилась в звуки фортепиано. Кто-то продолжал играть, словно отгоняя тени тревоги прошедшего вечера. Мелодия рояля переплеталась с едва слышным стуком капель дождя по стеклянным дорожкам крыши.
Её веки становились всё тяжелее, пока музыка и звук дождя не убаюкали её.
Легкое прикосновение к плечу заставило Анну вздрогнуть. Она испуганно приоткрыла глаза и увидела высокий силуэт. Михаил Иванович стоял перед ней, слегка наклонив голову, его взгляд был строгим, но в нем читались и тёплые нотки заботы.
– Я полагаю, что Вы устали, – тихо произнес он глубоким голосом, – Возможно, долгий день в дороге и несколько бокалов вина сделали свое дело? Позвольте мне проводить Вас до ваших покоев.
Анна, смутившись, поспешно поднялась. Её щеки порозовели, а голос дрогнул, когда она стала оправдываться:
– Прошу прощения, граф… Это действительно долгая дорога, и я, вероятно, позволила себе слишком многого.
– Не стоит оправдываться, – мягко ответил он, и его губы тронула едва уловимая улыбка. – В таких обстоятельствах любой бы устал.
Пока они поднимались по лестнице, граф задумчиво смотрел на неё. Его манеры оставались безукоризненными, но в его глазах мерцало что-то большее, чем просто вежливость. Наконец он заговорил, слегка нарочито:
– Завтра я планировал прогулку по саду. Составите ли Вы мне компанию?
Анна искренне улыбнулась, чувствуя, как в груди расцветает неожиданное тепло от этого приглашения.
– Конечно, Михаил Иванович. Я буду рада.
Они подошли к двери её комнаты. Михаил Иванович остановился и склонил голову в вежливом прощании.
– Доброй ночи, Анна Владимировна.
Анна поклонилась и скрылась за дверью. Едва успела она разуться и задернуть плотные шторы, как усталость вновь навалилась на неё. Она провалилась в сон практически мгновенно и увидела прекрасные сны – о саде, о солнечном свете, о том, как граф и Варвара гуляют рядом с ней между мраморных статуй.
