Зайка

Андрей Дегтярев

Зайка

Зайка

За окном вечерело. Почему-то захотелось расположиться около него и молча смотреть, не отрываясь, уместив подбородок на ладонях, туда, в беспросветную, захваченную лишь пятнами света, погружающуюся в предвечерний сумрак территорию.

Город готовился ко сну. Пожалуй, не так: город готовился встречать и провожать вечер. Ещё сновали по улицам люди с портфелями, сумками, котомками. Ещё проносились, шелестя шинами, троллейбусы, набитые разношёрстной публикой. Ездили туда-сюда автомобили. За всё это время проехала лишь пара грузовиков. Почему-то запомнились именно они, и я даже запомнил цифру: их было два. Ветер бросил в окно горсть ледяных крупинок, отчего я встрепенулся. Начиналась позёмка, перекатывая небольшие волны мелких, колючих льдинок вдоль дороги. Прохожие как-то сразу все съёжились, подав тела немного вперёд, ускоренными шагами пытаясь преодолеть встречный ветер, при этом забегая, не останавливаясь, в теперь уже ярко освещённые магазинчики. И, выходя, обязательно останавливались, перед тем как отдать себя стихии вечернего города. Дорожные столбы стали отдавать свой желтоватый свет фонарей рядом стоящим домам. Да и окна этих гигантов всё больше зажигались всевозможными оттенками света, в большинстве своём такого же тона. Но то там, то тут появлялись и бледно-розовые цвета, изредка синеватые. Нашёл взглядом несколько зелёных свечений.

      Люди возвращались домой после трудовых будней. Кто сразу за стол, кому-то надо было ещё и приготовить что-то на ужин. Да мало ли домашних дел у каждого отдельно взятого человека: кому уроки с детьми сделать, другому и работу на дому продолжить. Иной располагался сейчас у телевизора, окуная себя в мир эфирного волшебства. Многообразие действий в своём заключительном акте заканчивалось сном, по крайней мере, для большинства людей.

Я сидел у не зашторенного окна номера гостиницы, в которой поселился по приезде, и молча смотрел на всё это действие.

      В какой-то момент созерцание мне наскучило, и я решил спуститься в ресторан.

Народу было немного, звуки аккордеона наполняли внутреннее пространство зала. Подошедшая администратор предложила мне место под зелёным абажуром у бокового столика. Я согласился.

Меню порадовало своим разнообразием. Оставалось не потерять эту положительную эмоцию при приёме пищи.

Всё оказалось очень даже съедобным. Я внутренне взбодрился от положительных эмоций, полученных при поглощении всего того, что мне было предложено.

Сзади послышался шорох и звук шагов. В зал вошла молодая женщина, толкая впереди себя кресло-каталку, в которой сидела девчушка. То, что ребёнок был болен, было очевидно по жестикуляции. Она вертела ладошками и головкой, увенчанной двумя бантами ярко-жёлтого цвета, при этом пытаясь что-то выговаривать. Женщина наклонилась к её уху и негромко стала шептать что-то. Ребёнок стал вести себя потише, лишь немного покачивая головой и выставив одну ладонь. Мне показалось, что девочка своим видом пыталась таким образом что – то утвердить, оставляя тему под вопросом.

К ним подошла администратор и отвела пару за дальний столик, заранее приготовленный для них. На матери ребёнка было надето шикарное платье с большим разрезом. Платье опускалось до самого пола, вспыхивая блёстками звёзд в полутьме зала, облегающее, струящееся по стройной фигуре женщины. Её вид контрастировал с обязанностями, которые ей приходилось выполнять. Расположившись за столиком, мать и дочь вели только им понятный разговор. Девочка сидела спиной ко мне, а её мать расположилась напротив, и я не мог увидеть лица ни одной, ни другой. Оттуда доносился лишь негромкий разговор.

      Мой ужин подходил к концу. Обильная и вкусная пища, напитки, поглощённые мною с особым удовольствием, подвигли меня на необдуманный поступок. Хотя в тот момент мне так не казалось. Я поднялся со своего места и прошёл в конец зала, туда, где сидела пара, и, театрально поклонившись сначала девочке, а потом её маме, предложил последней потанцевать со мной. Пауза с ответом на моё предложение затянулась. На меня смотрел холодный, испепеляющий взгляд. Видимо, моё предложение не отозвалось в душе женщины положительной эмоцией.

Я было уже решил откланяться, как вдруг девчушка закрутила ручками и, наклонив на бок головку, стала что-то говорить. Мне послышалось, что она просит свою маму принять предложение. Женщина перевела взгляд на дочь, и на её глазах навернулись слёзы. Девочка неуклюже захлопала в ладошки. Я понял, что поступил необдуманно.

– Простите великодушно,– проговорил я и уже собрался уйти, как женщина снова резко перевела взгляд в мою сторону и произнесла:

– Затея ваша абсолютно неуместна, но раз просит Зайка, так тому и быть,– и протянула мне свою тонкую, изящную руку.

Я принял её в свою, и мы вышли на середину зала. Девочка самостоятельно повернула своё кресло и продолжила хлопать неумело в ладошки, при этом что-то бормоча. Началась новая мелодия, и мы неспеша закружились в танце.

Я молчал, молчала и моя партнёрша, легко двигаясь и не отрывая взгляда от меня.

Это её холодное рассматривание моей физиономии нервировало и заставляло то и дело переводить взгляд то на её тонкую шею, украшенную золотой цепочкой с кулоном, то на открытые плечи.

– Не ёрзайте по мне своим взглядом, пожалуйста, – вдруг негромко проговорила женщина. – Вы итак допустили несуразный поступок, так сосредоточьтесь на моём лице и хоть немного примите серьёзный вид, при плохой игре.

Мне эта тирада показалась пощёчиной, и, вперив в неё взгляд, я произнёс: – Ещё раз приношу свои извинения, но мне захотелось сделать что-то приятное понравившейся мне женщине.

Она без раздумий продолжила:– Ну, это и понятно, разомлев от выпитого и съеденного, вас понесло к облакам, и неуместное решение показалось вам ничем иным, как благородством!

Я был неприятно удивлён, так как поступок, казавшийся мне вначале вполне уместным, оказался в её понимании некой неуместностью.