Дай мне жить. Сбежать от тирана

После бетонных коробок Москвы этот пейзаж пугал меня своей бесконечностью. Бесконтрольностью. У кого-то клаустрофобия, а у меня, похоже, наоборот. Здесь, на этих бескрайних полях, степях и подлесках могла зародиться любая стихия. Любой дикий зверь мог выскочить на дорогу. Но лучше стихия или зверь, чем Ильдар.

Без интернета жизнь стала совершенно другой. И время стало тянутся, а не бежать. Раньше новости лились рекой с экрана смартфона, а теперь информацию приходилось добывать, словно уголь в шахтах. Но я не решалась выходить в интернет со своих аккаунтов и искать работу там, хотя бы на Авито. Потом прикину, как лучше поступить. Сейчас у меня другие задачи. Просто где-то обосноваться, хотя бы ненадолго. Поесть, помыться, заработать денег. Очень легко расстаться с привычным комфортом, когда за него приходится платить такую высокую цену. Я готова была полы мыть, ягоды какие-нибудь собирать. Лишь бы быть в безопасности.

Я доехала до станицы – мне на пути попалась большая стела с её названием. Я не ожидала, что кубанская станица будет похожа на маленький, но весьма развитый городок. Нет, здесь слишком много людей, техники, камер… Я не смогу здесь задержаться. Не сбавляя скорости и надев поглубже на голову капюшон, я проехала сквозь городок и снова очутилась среди частного сектора, который с каждым километром всё редел, закончившись в итоге тем, с чего и начинался мой путь – фермерскими полями.

Страх подгонял меня. Я понятия не имела, где тут поблизости автозаправка, где можно поесть, где можно отдохнуть, не рискуя быть облапанной или того хуже…

«Персиковый пруд» – гласила вывеска у ближайшей грунтовки, где вдалеке виднелись кирпичные и деревянные постройки и еще, кажется, большой сад деревьев. Я завернула туда.

Под колёсами взвивалась пыль, пришлось даже закрыть окно и ехать в духоте. Кондиционер я не включала, берегла бензин. Когда я подъехала к домику за забором и остановилась, ко мне деловито подошла черно-белая коза с большими рогами. Она стояла у моей двери, словно ожидая, когда я выйду. Вероятно, чтобы забодать меня.

– Зорька, а ну пшла вон!

Из калитки показался мужчина преклонных лет, в рубашке и высоких сапогах, испачканных по самые колени. Коза, не спеша зацепила клок травы и пошла по своим делам. Я осторожно приоткрыла дверь.

– Вам кого?!

– Извините, я ищу работу…

– Нет, у нас нет работы.

И захлопнул калитку. Коза, видя, что пусть чист, резко развернулась и направилась ко мне. Я едва успела захлопнуть дверь, как она боднула колесо.

– Господи…

Сзади машины скопилась стайка этих коз, и я никак не могла сдать назад, чтобы уехать от этой фермы, они меня в кольцо взяли. Я засигналила, потом начала медленно двигаться. Только тогда они разошлись, очень медленно и степенно. Непуганные хозяйки местности.

Фермерские хозяйства под названиями «Кубанский огород» и «Дольмен» также отправили меня восвояси. В «Дольмене» хотя бы объяснили, что нанимают работников бригадами и в сезон сбора урожая. А конец мая – это только сезон для клубники, но не для яблок, винограда, пшеницы, картошки и прочих, прочих культур, а постоянных работников у них и так хватает. В основном, как я поняла, здесь живут и работают семьями. Потому что из станиц, а уж тем более из Краснодара каждый день на работу не наездишься. Даже без пробок.

Начало темнеть. Я проехала еще километров десять, пока не загорелся датчик бензина.

– Чёрт…

Я вышла из машины, огляделась.

Да, закат тут обещает быть невероятным. Во все четыре стороны зеленые луга и редкие деревья. Только мне эту красоту было не оценить, потому что тревога зашкаливала. Остаться на ночь посреди полей для меня было равно самоубийству. Тишина давила на меня, привыкшую к вечному нескончаемому гулу машин, и только разгоняла тревогу.

Я наудачу поехала вперёд. Если машина встанет, то придётся идти пешком. Лишь бы двигаться. Иначе я тут просто умру. Мысль о смерти не посещала меня до этой минуты. Я судорожно вспоминала, сколько человек может прожить без воды, без еды. У меня в багажнике последняя пятилитровка. Из еды только сухие печенья, купленные впопыхах на последней заправке. Если бы я знала куда меня занесет, я была бы более подготовлена. Это настоящие курсы по выживанию, которые я прямо сейчас проваливала с треском.

Вдалеке что-то замаячило, словно мираж в пустыне. Я доехала до очередной группы построек под лаконичной вывеской «Фермерское хозяйство».

Я долго стучалась в ворота, пока в одной из построек не зажегся свет. Видимо, этот амбар с плоской крышей и есть жилой дом?

Я услышала, как хлопнула дверь, потом шаги и тихое матюкание. Калитка, наконец, распахнулась и я увидела огромную фигуру с кочергой в руке. В рубашке в бордовую клетку, наброшенную прямо на голый торс. И голос, который я хорошо запомнила.

– Опять ты?!

Глава 5

Я, не отрываясь, смотрела на кочергу. В его огромной свёрнутой в кулак руке, с вспученными венами эта кочерга однозначно играла роль холодного оружия. Интересно, как часто ему тут приходится обороняться?

Я боялась вдохнуть. Я боялась, что эта железка обрушится на мою голову, мало ли что там у него щёлкнет. И при этом я ощущала облегчение, увидев знакомое уже лицо. Если уж он дважды спас меня, то может быть, поможет и в третий раз?

– Простите меня…

– Что тебе нужно? – резко спросил он, прервав моё блеяние. От неожиданности я сильно растерялась.

– Мне нужна помощь.

– Здесь ферма, больница дальше, – он почти захлопнул дверь перед моим носом, но я не привыкла сдаваться. Я прошла целый курс по отработке возражений, когда только начинала окунаться в сферу недвижимости, меня отказами не напугать. Поэтому я собралась.

– Паша, Пахан. Павел, как вас по отчеству? – я сыграла на том малом, что знаю о нём, и это подействовало. Он посмотрела на меня ещё пристальнее. Взгляд его как рентген был, цепкий, натасканный. – Мне нужна работа.

Он вышел из-за ворот, резко посмотрел направо, налево, и втащил меня за рукав толстовки во двор.

Во тьме и слабом освещении дворовых фонарей я могла увидеть только большую чистую асфальтированную площадку, края которой уходили в тень, и я не понимала, каких она размеров, дальше заметила загоны с решетками, постройки, прошмыгнувшего вдоль стены дома тёмного кота…

– Откуда ты знаешь моё имя? – он вернул моё внимание к себе, встал между мной и своими владениями, словно защищал их.

– Я…

– Отвечай. Кто ты и откуда меня знаешь?

Павел наклонился и посмотрел мне прямо в глаза. Взглядом, полным чёрной злобы. Точно отбитый на всю голову, как и предупреждал владелец наливайки. Возможно, контуженый, или ПТСРщик раз бывший спецназовец. Тут мания преследования налицо, или паранойя. Ничего хорошего, в общем. Господи, это какая-то катастрофа. Я сейчас еще и виноватой окажусь.

– Я тогда в баре слышала, как вас называли…

– Ты откуда? Говор не местный. Из Москвы?

– Да…

– Что ты здесь забыла?

– Я ищу работу. Мне нужна помощь.

Только сейчас он отпустил меня. Я дёрнула плечами, пытаясь скинуть тотальную скованность. Мне было страшно находится рядом с ним, но сейчас он был единственным, кто бы мог мне помочь. Если бы захотел. А я была в таком отчаянии, что бежать бы от него подальше, но я уже не могла двигаться. Я так устала…

– Помощь нуждающимся оказывают в церкви. Церковь, как видишь, тоже не тут.

– У меня бензин закончился.

– Литров десять плесну тебе, – он хотел было направится за канистрой, но я остановила его, тоже взяла за руку, удержала. Он дёрнулся от моего прикосновения, как от кипятка. И посмотрел на мою руку большими округлившимися глазами.

Как будто я что-то нарушила. Или взбудоражила…

– Павел. Простите, я не могу больше ехать. Я не знаю, куда ехать.

У меня на глаза слёзы навернулись. Мне было всё равно, что этот Павел обо мне подумает. Я больше не могла «держать лицо».

– Бежишь откуда-то? – он снова наклонился ко мне, впился своим пробирающим до костей взглядом прямо мне в глаза. – Мне не нужны проблемы.

Я не успела глазом моргнуть, как он выдавил меня за дверь и запер её. Я привалилась спиной к воротам, сползла прямо на землю и разрыдалась. Грудь сотрясали сухие всхлипы, плечи мелко тряслись. Я забралась так далеко. Так далеко… У меня болела спина, шея, руки, колени. Я разваливалась на куски. Сколько дней я просто еду и еду? Без цели. Без начала и конца.

Честное слово, я боролась. Боролась за себя и свою нормальную жизнь. Но я не смогла. Я не смогла пойти на танк с голыми руками. Я бы просто сошла с ума.

«Почему ты надела именно это юбку? В ней слишком высокий разрез. Откуда у тебя вообще эта юбка?»

Воспоминания накатили на меня волной цунами. Тогда из-за этой злосчастной юбки я просто не смогла сходить в торговый центр с подругой. Просто в торговый центр за покупками!

«Ты специально купила эту юбку, чтобы меня позлить?! Рит, переодень её сейчас же. И больше без меня ничего не покупай».

И я переодевалась. Безропотно. Надевала сарафаны в пол с открытыми плечами. На открытые плечи он тогда посмотрел недобро, но промолчал.

«С кем ты идешь? С Инной? Она не замужем, у неё никого нет, она выходит из дома, чтобы кого-нибудь подцепить. И не спорь со мной, я её виде, я знаю. Я людей насквозь вижу. Ты никуда не пойдешь. Нет, я не дам тебе ключи. Хочешь идти в окно? Тут тринадцатый этаж».

И я принимала это. Чтобы не сойти с ума. Не зря говорят, что психика человека гибкая, адаптируется к любому аду, чтобы сохранить себя. Так и моя.

Смеркалось всё сильнее. С приходом темноты тишина лишь усиливалась и давила на голову. Вымотанная и разнервированная, я чувствовала, что вырубаюсь, прямо сидя на траве. Привалившись спиной к воротам. Находясь уже где-то далеко, как сквозь вату, я услышала, как скрипнула ручка ворот, и я ввалилась спиной во двор к этому Павлу.

– Ты чего удумала?

Я ничего не ответила, не смогла. Только почувствовала, как сильные руки подняли меня и куда-то понесли. Уложили на какую-то поверхность, похожую на старый пружинистый матрас. Проверили пульс, потрогали пульсирующую жилку на шее, дотронулись до лба. Потом накрыли чем-то тяжелым, тёплым, пахнущим травой. И дальше я погрузилась в темноту.

Глава 7

Оглушающий звук заставил меня вскочить на ноги. Но я тут же упала, запутавшись в старом ветхом ватном одеяле, котором была накрыта. Прямо на колени, прямо на солому, на вытоптанную до состояния асфальта землю и острые камушки щебня.

Чёрт, больно.

Колено будто спицей проткнули. Я в детстве так падала с велосипеда. Но сейчас уже не детство, а все тридцать, с суставами лучше не шутить.

Я встала, подняла одеяло. Оно расползалось в руках – хлопок был настолько вытерт, что цвет его почти невозможно было определить, а из дыр торчали комья серой ваты. Но при этом оно было чистым. Значит, где-то здесь есть стиральная машина? Мне так хотелось постираться.

Звук повторился под самым ухом. О, Боже, это же петух! Настоящий живой петух, от которого меня отделяла проржавленная сетка-рабица!

Я осмотрелась. Я была под навесом внутри какого-то сарая. Широкий вход под навес загораживала старая порванная местами тюль в кудрявых узорах. Похожая была у моей бабушки. Кажется, такие из хлопка раньше делали. Эта тюль, похоже, играла здесь роль москитной сетки, но играла не очень – мои руки были покрыты красными волдырями и чесались. Чесалось и лицо. Значит, и лицо у меня опухшее и покрасневшее. Отлично, так меня совсем никто не узнает.

Позади меня стоял старый вытертый диван. Ещё одним флешбеком метнулась в памяти картинка – похожий диван стоял на мусорке у пятиэтажек, которыми в шестидесятых годах начала застраиваться бабулина деревенька. На нём часто сидели местные алкаши вечерами, а днями прыгали и резвились дети. На подобном мебельном ветеране я сегодня, похоже, и спала. Под навесом сарая. Павел не пустил меня в дом. С одной стороны понять его можно, а с другой… Слишком подозрительный он, жёсткий, даже жестокий. Мне везёт на таких. Я как магнит для них. Сломал ты меня, Ильдар. От когда-то уверенной в себе, успешной молодой женщины теперь веет страхом, и каждый считает своим долгом за мой счёт самоутвердиться.

На стеллажах стояли пустые пластиковые ящики, свёрнутые в рулоны мешки и пакеты, садовые инструменты по порядку выстраивались вдоль стен – лопаты, вилы и еще какие-то странные маленькие штуки с острым краем на деревянных черенках. Корзины, бочки, чуть подальше, через стенку дровница, в углу накрытый брезентом, кажется, мотоцикл.

Петух не переставал вопить. Я подошла ближе к решётке, чтобы посмотреть на него, но удушающий запах отбросил меня назад. Похоже, тут был настоящий курятник. Я отчётливо расслышала бормотание кур. Сквозь очередное оглушающее кукареканье, я услышала, как где-то хлопнула дверь. Я притаилась. Не глядя в сторону сарая по двору, прошёл Павел в какой-то серо-зелёной робе и скрылся в маленькой будке, два на два. По звуку льющейся воды я поняла, что это уличный душ. А на улице прохладно ещё для купаний…

Мне бы тоже душ не помешал. Я чувствовала, как к телу липнет одежда – не сказать, что было очень жарко, но кожа будто бы покрывалась испариной. Похоже, дело было в климате, отличном от Москвы, и близости к морю. Воздух тут был влажный, тягучий, тяжелый. Слишком чистый. Но с тошнотворными примесями куриного помёта.

Сколько вообще сейчас времени?

Я достала свой кнопочный телефон. Четыре утра. Вот это да. В жизни не просыпалась так рано. А Павел уже пошёл в душ. Видимо, для него ранние подъёмы норма жизни.

Прошло минут пять, деревянная дверца распахнулась, и хозяин фермы вышел из неё в одном только полотенце, обёрнутом вокруг бёдер. Я стыдливо опустила глаза и кашлянула, чтобы он понял, я проснулась.

Он резко остановился, посмотрел на меня. Придержал полотенце.

– Подожди.

И скрылся в доме. А у меня уши от стыда горели. Будто я мужчину никогда не видела.

Павел был сложён прекрасно, что греха таить. Ничего лишнего, не перекачан, но мускулист, и мускулы эти не под зорким глазом тренера спортзала выработаны, а долгими месяцами и годами тяжёлого физического труда. В Москве таких не встретишь. Почти все, кого я знала, как один, тяжелее ручки «Паркер» ничего не поднимали. Ещё я заметила давнишние шрамы на предплечьях. Грубые, белесые, большие, едва сросшиеся, будто бы наскоро зашитые…

Через пару минут Павел вышел в футболке и штанах. В руках дымилась чашка кофе.

– Растворимый, – протянул её мне.

Конечно, я не пила растворимый, только зерновой. Но сейчас это был для меня напиток богов.

– Звать тебя как?

– Ри…, – я закашлялась, сделала вид, что поперхнулась. – Кира.

– Ну что ж, Кира, – он выделил моё имя так, словно заподозрил, что оно лживое.

Сложив руки на груди, Павел привалился плечом к дверному косяку.

– Сейчас ты мне всё расскажешь.

Глава 8

– Тебя кто-то подослал ко мне?

– Зачем?

– Это ты мне скажи, Ки-ра.

Я чувствовала, что попала на допрос. А мой спаситель мыслями будто бы вернулся в горячую точку, а была захваченным вражеским пленником. Не сомневаюсь, что он там был. Профессиональная деформация налицо.

Павел стоял, лениво опершись плечом о косяк проёма, но поза его была расслаблена только с виду. Дёрнись я, он среагировал бы мгновенно. Как тогда, в наливайке. Я наблюдала воочию его подготовку. И мне становилось страшно.

Будто бы от одного тирана я попала в лапы другого.

– Меня никто не подсылал. Я решила уехать из Москвы.

– Чтобы найти работу на Кубани? Сама-то веришь в это? – он едко усмехнулся.

– Я устала от городской суеты, мне захотелось тишины и покоя, – я вымученно улыбнулась, стараясь примерить на себя роль заевшейся дауншифтерки в поисках смысла жизни.

– Ну тогда тебе у меня делать нечего. Мне работники нужны, а не блогеры с первопрестольной.

– Я вообще-то риэлтор, – я возмутилась сравнению меня с бездельницами, снимающими кладовки в Москва-Сити, чтобы подвозившие их перспективные папики не думали, что подцепили дешёвку, мечтающую паразитировать на их кошельке до конца жизни. Я всего сама добивалась. Родителей у меня не стало двенадцать лет назад, ушли друг за другом с перерывом в полгода. И были они простыми людьми, никуда не пропихивали, только хорошо учится умоляли, чтобы не пропала без них. Я и училась, и в МГУ поступила, и работала параллельно. Пахала я, как раб на галерах, пока не набралась опыта и не перешла в элитную недвижку. А там и меня Ильдар и поймал…

– Ещё лучше. Объяснишь Ваське, что его курятник вполне комфортабелен и полностью пригоден для жизни. А то повадился оттуда сбегать и шастать по соседям.

– А Васька это кто? – вдруг взбрело мне спросить.

– Петух.

– А кота как звать? Петька? – ляпнула я ни с того, ни с сего.

– Вальдемар. Вальдик.

Мы смотрели друг на друга долго, цепко, глаза в глаза.

Я не выдержала. Расхохоталась до слёз. Это было и нервное, а Вальдемар с Васькой как-то неожиданно рассмешили меня.

С этим полуистерическим хохотом из меня выходило чудовищное напряжение последних дней. А Павел не шелохнулся, так и стоял, как статуя. Ни смешинки в глазах, ни улыбки. Я, проглотив остывшую кофейную горечь, успокоилась, утерла слёзы. Почувствовала нереальную усталость. Будто бетонная плита легла мне на плечи. Мне было всё равно, найдёт меня Ильдар или нет, и что со мной будет дальше. Ощущение, что жажда свободы и жизни покинула меня, как душа покидает тело после смерти.

Вот, Ильдар, именно тогда, когда я сбежала от тебя, ты меня и сломал. До меня словно брошенный в спину метательный нож долетел. Долетел и воткнулся в сердце.

– Павел, я… Я честно готова работать. Мне просто нужно хотя бы временная работа и жилище. Можете помочь мне ещё раз?

Он помолчал. Глубоко и тяжело вздохнул.

– Паспорт давай.

– Только я неофициально! – взмолилась я, и Павел мгновенно изменился в лице.

– Так, Кира. Выметайся, пока я не вызвал полицию. Ты мне ещё тогда на дороге не понравилась. Сразу понял, проблемная ты. Бери бензин и сваливай, – грубо отшил он меня и, отлепившись от стены, рванул было в дом.

– Меня Маргарита зовут, – воскликнула я, вскочив с дивана. – Я не преступница и ничего не сделала. Я была вынуждена уехать из Москвы, потому что мой муж, почти уже бывший муж, плохо со мной обращался. Он преследовал меня и угрожал. Полиция не смогла мне помочь. Мне пришлось бежать, я всерьёз опасалась за свою жизнь и здоровье. Я даже сейчас боюсь, что ты меня сдашь за вознаграждение!

Его лицо изменилось, взгляд помутнел. Он будто в воспоминания окунулся или в какие-то свои размышления.

– Я никого никогда не сдавал, – вдруг выдал он севшим голосом.

– Вот.

Я достала паспорт. Все бумажки, которые были со мной, всё копии моих заявлений в полицию и в суд.

– Я не обманываю.

Он не стал брать в руки мои документы. Просто взглянул на меня снова, так же холодно и пристально, будто препарировал меня хирургическим лезвием, вскрывал мне кожу.

– Вопрос, зачем это мне?

– Я здесь никого больше не знаю. Вы мне помогли, и я…

– И ты решила, что я местный благотворитель? Послушай, Маргарита, у меня тут серьёзный бизнес, я не принимаю ни нелегалов, ни беглых жён. Я дам тебе денег и бензина, и уезжай. Может, где-то тебе повезёт.

Он залил в мою машину канистру и оставил на приборке десять тысяч рублей. Две розовые купюрки. Вымотанная донельзя, почти не выспавшаяся, обречённая на неизвестность, я снова села за руль. Отъехав на несколько десятков метров, я припарковалась под раскидистым тополем, дававшим тень, и закрывшись все двери на замки, откинулась на сиденье и прилегла подремать. Я не выспалась, чувствовала себя больной и разбитой.

Ничего больше не хотелось. Полная апатия. Где-то впереди, за молочным утренним туманом, маячила деревня – я слышала оттуда пение петухов и мычание коров. Может, что-то удастся найти там.

Приеду туда попозже, не в пять утра же. Понятное дело, что петухи уже не спят, но люди явно не ожидали гостей в столь ранний час.

Я не знала, сколько прошло времени. Большой громкий пыльный УАЗик остановился рядом. Из него вышел Павел, обошёл мою машину и постучал в окно. Я спустила стекло.

– Я вчера из-за тебя бригады лишился. Они, конечно, придурки были, ценные иностранные специалисты, чтоб их. Но пока я найду новых, время пройдет, а работа не ждёт, – сказал он мне, припоминая ту потасовку в наливайке, где он вырубил моего обидчика с одного удара. – Что умеешь делать? Убирать за птицей? Кормить?

– Я всё сделаю. Что не умею, научусь, – во мне взошли слабые, прозрачные ростки надежды.

– Нужно следить за птицами, вовремя закупать и готовить корма, собирать зелёный корм, чистить загоны, выпускать, потом загонять. После них чистить двор. Иначе мы в говне утонем. По хозяйству тоже нужна будет помощь, но это после испытательного срока.

– Испытательный срок? – для уборки птичьего дерьма? Неожиданно.

– Я должен быть уверен, что ты меня не обнесёшь.

– Принято, – ради Бога, пусть испытывает. Мне не надо чужого.

Павел вернулся к своему УАЗику, распахнул пассажирскую дверь.

– Машину свою закрой и садись. Поехали за комбикормом.

Глава 9

Я не без труда взобралась в салон УАЗика, прикрыла за собой дверь.

– Сильнее хлопай, это не «Мерседес».

Я открыла и попыталась «с разбегу» закрыть её снова. Не вышло. Дверь была тяжёлой, авто далеко не последней модели. Я привыкла к дверным доводчикам и самозакрывающимся багажникам, именно в таких возил меня мой муж. Мне пора отвыкать от комфорта. Слишком дорого пришлось за него платить.

– Подожди.

Павел перегнулся через меня. Очень близко. Я замерла, прижав локти к груди в защитной позе. Но в его действии не было ни намёка на желание меня полапать или придвинуться ближе, только необходимость посильнее захлопнуть мою дверь. А я не чувствовала страха. Только лёгкую неловкость. И запах стирального порошка, и немного бензина. Потому что он недавно заправлял мою машину.

Мы тронулись по дороге, на которой асфальт был положен ошмётками, давно растрескавшимися и вмурованными в землю. Трясло на каждой кочке. Я еле вытащила ремень безопасности, чтобы застегнуться. Его всё время клинило. А я боялась, что меня раскачает так, что я треснусь головой о лобовуху. Хотелось было попросить ехать поаккуратнее, но я вовремя поняла, что не в такси еду по Тверской. Павел может и высадить меня. А я в эту возможность залечь на дно на этой ферме вцепилась намертво.

За окном плыли невероятные для меня пейзажи: мы ехали вдоль деревянных построек, покрытых серой ветхой черепицей, вдоль кирпичных домов с пасущимися козами, овцами, зелёных полей и виднеющихся вдали гор, спрятанных за сизей утренней дымкой. Я смотрела на всё это необычное для меня великолепие, не отрывая глаз, будто только-только очнулась. Пока я ехала сюда за рулём, мне было не до созерцания. Но сейчас я позволила себе вертеть головой и, кажется даже наслаждаться.

– Нравится? – вдруг спросил он.

– Очень, – я ответила совершенно искренне.

– Я сначала тоже обалдел. Потом привык. Я в Москве двадцать лет прожил.

– Правда? – Не знаю, чему я больше удивилась – тому, что мы земляки или внезапному приступу разговорчивости моего нового сурового работодателя.

– Угу.

Лаконично. Что ж.

Дальше мы ехали в молчании, пока не встретили стадо коров в сопровождении двух собак.

– Ух ты! – я не удержалась от изумления. Я коров только с экрана видела, вживую никогда. – Коровы!

Павел притормозил, чтобы пропустить их.

– Идут пастись на луга. А Федя, похоже, опять накидался вчера и проспал. Зарплату похоже, надо его собакам платить, а не ему, – пробурчал он больше сам себе, чем мне.

– Федя, это пастух? – я проявила чудеса дедукции.

– Верно.

Я едва ли не по пояс вылезла в окно, чтобы рассмотреть стадо.

Какие величественные животные! Рыже-белые, чёрно-белые, совсем рыжие и совсем чёрные, и даже какие-то серые, с рогами и без, с выменем и без, с разным поведением и выражением морд. С некоторыми мне не хотелось бы пересечься вне машины, настолько они казались грозными и опасными. Это был другой мир. Коровы словно плыли по земле. Неспешно, они шли, бросая на землю коричневые кучи, притормаживая у края дороги, чтобы пожевать травы. В раскрытые окна долетал непередаваемый запах парного молока и навоза, терпкий и тёплый. И совсем не отвратительный.

Наконец, процессия ушла, и мы тронулись. Я вернулась на грешную землю.

Павел всё также хмуро молчал. Его большие ладони крепко сжимали руль одной рукой, второй он подпирал подбородок, опершись локтем в раскрытый проём окна. Быстрей, чем на второй скорости по таким дорогам ехать было нецелесообразно, рычаг передач он почти не трогал. Ветер развивал его светлые, выгоревшие на солнце волосы. Я заметила, что они у него вьются кольцами. Похоже, давненько не стригся фермер-бизнесмен. В деревне нет барбершопов.