Ключ Бездны

– Аня, – его голос прозвучал резко, предупреждающе.

Она появилась в дверном проеме через мгновение, с лицом, мгновенно ставшим серьезным и сосредоточенным. Она следовала за его взглядом. Внедорожник остановился у калитки. Мотор заглох. И снова наступила тишина, но теперь напряженная, звенящая.

Дверь машины открылась. Из нее вышел мужчина. Лет пятидесяти, в идеально сидящем сером пальто, с коротко стриженными седыми волосами и лицом, которое, казалось, было высечено из гранита – ни единой лишней эмоции, ни морщинки волнения или любопытства. Его глаза, холодные и светлые, как зимнее небо, медленным, оценивающим взглядом окинули дом, веранду, их обоих. Он двигался легко и бесшумно, как крупный хищник.

Лео встал, не выпуская ножа из руки. Аня сделала шаг вперед, непроизвольно приняв позу защиты.

Незнакомец дошел до калитки, но не открывал ее. Он просто остановился и слегка склонил голову.

– Леонид Орлов. Анна Сомова. Мое имя – Георгий. Я пришел поговорить, – его голос был ровным, глуховатым, без дружелюбия или враждебности. Просто констатация факта.

– Разговор через забор не самый удобный, – жестко парировал Лео. – Но для начала сойдет. О чем?

– О порядке. О безопасности. О том, что вы, сами того не желая, всколыхнули муть, и теперь в воде крутятся не только мелкие рыбешки, – Георгий сделал паузу, дав словам просочиться. – Инцидент в Институте имени Макарова. Это была ваша работа?

Лео почувствовал, как сжимаются его кулаки. Аня положила руку ему на локоть, едва заметный жест, призывающий к осторожности.

– Мы не имеем к этому никакого отношения, – четко сказала она.

– Жаль. Было бы логично. Но неважно, – Георгий махнул рукой, словно отмахиваясь от докучливой мухи. – Важен факт: «наследие», как вы его называете, выходит на поверхность. Артефакты просыпаются и находят себе новых, глупых или отчаянных хозяев. Это создает… нестабильность.

– И кого это волнует, кроме нас? – в голосе Лео зазвенела сталь.

–Меня, – ответил Георгий просто. – Моих работодателей. Мы предпочитаем, чтобы подобные вещи были под контролем. Или, в идеале, ликвидированы. Вы показали себя… эффективными. Пусть и несколько хаотичными в своих методах.

Лео фыркнул.

– Понятно. Вы – те самые «Хранители», да? Пришли предложить работу? Спасибо, не надо. Мы сами разберемся со своими проблемами.

Георгий почти незаметно улыбнулся. Это было похоже на трещину на ледяной глади.

– Это не предложение работы, детектив. Это констатация необходимости. Вы плаваете в океане, полном акул, на надувном матрасе. Я предлагаю вам лодку. И карту. Взамен я попрошу вас отловить несколько особенно зубастых акул. Симбиоз.

– Вы ничего не попросите, – прошипел Лео, делая шаг вперед. Ярость, старая, знакомая, закипала в нем. Эти люди в дорогих пальто, которые считали, что все можно купить, все можно просчитать. – Мы не ваши солдаты. Не ваши собаки, которых можно натравливать на нужных людей. Убирайтесь.

Аня сжала его локоть сильнее. Ее глаза были прикованы к Георгию, она изучала его, как редкий и опасный экспонат.

– Что именно вы предлагаете? – спросила она, ее голос был спокоен, но в нем чувствовалась стальная пружина.

– Информацию. Ресурсы. Прикрытие, если понадобится. Полную автономию в принятии решений на месте. Мы лишь будем указывать на цели и предоставлять все, что нам известно о них, – Георгий говорил, как бухгалтер, зачитывающий условия контракта. – Первая цель – в вашем городе. Некий гражданин, который с помощью одного довольно мерзкого предмета из коллекции Макарова устроил нечто вроде культа в своем квартале. Люди начали пропадать.

Лео хотел было снова отказать, но слова Георгия задели его за живое. Люди. Пропадают. Он ненавидел это. Ненавидел тех, кто использовал слабость и боль других в своих целях. Эта ненависть была единственным, что он понимал лучше, чем свою любовь к Ане.

– Мы не нуждаемся в ваших ресурсах, – сказал Лео, но уже без прежней ярости.

– Нуждаетесь, – холодно парировал Георгий. – Вы сидите в библиотеке, тем временем мир вокруг горит. Я даю вам не только воду, но и координаты пожара. Решайте. – Он достал из внутреннего кармана пальто тонкий, черный смартфон и положил его на столб калитки. – Здесь все данные по первому делу. Ничего более. Решите помочь – устройство будет активно. Решите нет – выбросите его. Но тогда следующее письмо вы получите уже не от меня. И вряд ли оно будет столь же вежливым.

Он повернулся и, не прощаясь, пошел к своей машине. Дверь закрылась с тихим щелчком, мотор заурчал, и внедорожник медленно развернулся и исчез за поворотом, оставив после себя лишь легкое облако пыли и тяжелое, давящее молчание.

Лео стоял, словно вкопанный. В ушах у него стучала кровь. Он чувствовал себя… использованным. Припертым к стенке. Его предложили купить, и даже не спросили его мнения.

Он не видел, как Аня осторожно подошла к калитке, взяла смартфон и вернулась. Он не слышал ее шагов.

Он почувствовал ее тепло за спиной. Она не стала поворачивать его к себе, не стала лезть с словами. Она просто прильнула к нему спиной, повторив его позу, обняла его за плечи и прижалась к его спине щекой. Ее ладони лежали на его груди, чувствуя бешеный стук его сердца под тонкой тканью футболки.

Он вздрогнул от прикосновения, затем его мышцы медленно, с огромным трудом начали расслабляться. Он накрыл ее руки своими. Они были холодными. Он закрыл глаза, вдыхая знакомый запах ее волос, смешанный теперь с запахом лесной пыли и чуждого, дорогого парфюма, что витал вокруг Георгия.

Они стояли так молча несколько минут. Спина к спине. Два одиноких острова, против всего мира. Ее молчаливая поддержка была красноречивее любых слов. Она понимала его ярость, его отвращение к этой сделке. И она тоже чувствовала ледяную хватку страха, которую оставил после себя этот визит. Страха не перед угрозами, а перед той бездной систематизированного, бездушного зла, на краю которой они стояли.

– Он прав, – наконец тихо выдохнул Лео, ломая тишину. Его голос звучал устало. – Нас уже втянули. Игнорировать это – значит позволить случиться очередной беде.

– Мы не будем им подчиняться, – так же тихо ответила Аня, ее губы почти касались его лопатки. – Мы будем использовать их. Как они хотят использовать нас. Мы получим от них информацию и сделаем так, как считаем нужным.

Лео медленно повернулся в ее объятиях. Он посмотрел в ее темные, серьезные глаза и увидел в них не страх, а ту же решимость, что горела в нем самом. Только облаченную в холодную, аналитическую форму.

– Это опасная игра, – прошептал он.

– А какая у нас была? Не опасная? – она поправила прядь его волос, и в уголках ее глаз дрогнула тень улыбки. – Но теперь мы играем в нее вместе. И мы устанавливаем свои правила.

Он наклонился и прижался лбом к ее лбу, закрыв глаза. Ее дыхание было теплым на его губах. В этом прикосновении была вся их сила, вся их боль и вся их надежда.

Они больше не были просто парой влюбленных, прячущихся от мира. Мир в лице холодного человека в сером пальто постучался в их дверь. И они решили открыть. Но на своих условиях.

Первым делом они сожгли смартфон Георгия. Аня разобрала его и подвергла компоненты сложному ритуалу с солью и травами, чтобы убедиться, что внутри нет ничего, что могло бы их выдать. Потом они пошли в архив. Теперь у них была конкретная цель. Имя. Адрес.

Охота начиналась. Но на этот раз не только ради мести. Ради того, чтобы защитить свой хрупкий мир от тех, кто хотел его сломать, и тех, кто хотел им управлять.

Глава 4. Первый вызов

Адрес, присланный на одноразовый телефон с неопределенного номера, вел в район старых фабрик, где некогда кипела жизнь, а теперь царило запустение. Мастерская художника располагалась на последнем этаже бывшего цеха по производству механики. Лифт не работал, и им пришлось подниматься по бесконечным лестницам, пахнущим сыростью, краской и немытой тоской.

Лео шел первым, спиной к Ане, прикрывая ее. Каждый его шаг был отточенным, взгляд метался, выискивая ловушки, засады, любую аномалию. Он чувствовал себя марионеткой, которую дергают за ниточки, и это злило его пуще любой прямой угрозы. Аня следовала за ним, ее пальцы время от времени непроизвольно касались амулета на ее шее. Она чувствовала то же самое – нарастающее, липкое давление, исходящее сверху.

Дверь в мастерскую была не заперта. Она приоткрылась с тихим скрипом, словно приглашая их.

Им ударил в нос запах. Сладковатый, приторный, как у гниющей лилии, смешанный с едким химическим духом растворителей и старой масляной краски. Мастерская была огромным пространством, заваленным холстами. Одни висели на стенах, другие стояли на полу, третьи были свалены в углу грудой.

И на всех них было изображено одно и то же.

Лицо. Женское. Прекрасное и ужасное одновременно. С идеальными, будто выточенными из мрамора чертами, и глазами, полными такой бездонной, леденящей скорби, что по коже бежали мурашки. Она смотрела с каждого холста, ее взгляд, казалось, преследовал зрителя, куда бы он ни шел.

В центре комнаты, спиной к ним, сидел человек. Он был исхудавшим, почти скелетом, обтянутым кожей. Его волосы, некогда густые, теперь редкими прядями свисали на плечи. Он что-то яростно рисовал на новом холсте, и слышался лишь сухой, царапающий стук угля по поверхности.

– Александр Ветров? – осторожно окликнула его Аня.

Художник обернулся. На его лице читалась агония. Кожа – серой, глаза – ввалившимися и горящими лихорадочным, нездоровым блеском. Но в его правой руке, сжимающей обычную, казалось бы, кисть с темной деревянной ручкой, была заключена вся его сила. Кисть пульсировала тусклым, багровым светом, и от нее исходила та самая, давящая аура голода.

– Вы пришли посмотреть? – его голос скрипел, как несмазанная дверь. – На нее? На моего ангела? Мое проклятие? Она является мне… каждую ночь… Я должен запечатлеть ее! Должен!

Он повернулся к холсту, и его рука заработала с новой, нечеловеческой скоростью. И Лео с Аней увидели, что он рисует не углем. Он водил по холсту пустой кистью, но на поверхности проступали идеальные, жуткие линии. Он не рисовал. Он высасывал образ прямо из своего разума, выкачивал его, как насос.

– Кисть, – прошептала Аня, бледнея. – «Перо Харпии». Она вытягивает творческую энергию. Талант. Но не создает, а ворует. Он рисует за счет своей собственной жизни. За счет своей души.

Ветров вдруг замер и медленно повернулся к ним. Его взгляд упал на Аню, и в его глазах вспыхнул нездоровый интерес.

– Вы… вы красивая, – просипел он. – Ваше лицо… оно имеет глубину. Оно полно… жизни. Дайте мне ее! Дайте мне вашу жизнь для моего искусства!

Он рванулся с места с неожиданной для его истощенного тела скоростью. Кисть в его руке вспыхнула алым, хищным светом. Лео успел оттолкнуть Аню в сторону и принял удар на себя.

Он ожидал физического контакта, удара. Но его не было. Ветров просто ткнул в его сторону кистью, и Лео почувствовал, как из него вырывается… что-то. Не кровь, не воздух. Что-то неосязаемое. Силу воли. Яркую вспышку гнева, что пылал в нем мгновение назад. Эмоцию растворили, вычерпали, как воду из колодца. Его на мгновение охватила апатия, пустота. Он едва устоял на ногах.

– Лео! – крикнула Аня.

Ветров уже поворачивался к ней, его кисть тянулась, жаждущая новой жертвы. Аня, не раздумывая, схватила с ближайшего стола банку с разбавителем и швырнула в него. Стекло разбилось, жидкость обрызгала художника и холсты. Он взревел от ярости и боли – химикаты, казалось, жгли его истонченную кожу.

Это дало им секунду. Лео встряхнулся, отгоняя наваждение. Он рванулся вперед, не для того чтобы ударить Ветрова, а чтобы выбить из его рук кисть. Но артефакт уже имел собственную волю. Он отвел руку художника, и багровый свет ударил Лео в грудь.

На этот раз боль была физической. Лео почувствовал, как его собственные воспоминания – яркий образ отца, подбрасывающего его к потолку; теплоту материнских объятий – потускнели, стали далекими и чужими. Его захлестнула чужая тоска, отчаяние Ветрова, его ненасытная жажда признания. Он застонал, отшатываясь.

Аня поняла, что силы не равны. Она рванулась вперед, не к Ветрову, а к его картинам. К этому проклятому лику, что сводил его с ума. Она схватила самый большой холст и с силой швырнула его на пол. Стекло защитного покрытия треснуло.

Ветров издал душераздирающий вопль, будто ударили его самого. Его связь с артефактом была мучительной симбиотической пуповиной.

– НЕТ! МОЕ ИСКУССТВО!

Лео, используя его мгновенную слабость, наконец рванулся и ударил ребром ладони по его запястью. Кисть вылетела из ослабевших пальцев и, описав дугу, упала на бетонный пол.

Эффект был мгновенным. Багровый свет погас. Ветров рухнул на колени, рыдая и захлебываясь. Он выглядел старым, разбитым, опустошенным до самого дна. Его знаменитые картины на стенах вдруг потускнели, краски на них сморщились и потрескались, будто искусство было лишь иллюзией, подпитываемой украденной жизнью.

Аня, дрожа, подняла кисть. Она была холодной и инертной. Просто куском дерева и щетины. Она сунула ее в специальный бархатный мешочек, который всегда носила с собой, и затянула шнурок.

Они молча смотрели на рыдающего художника. В нем не было зла. В нем была лишь бесконечная, всепоглощающая слабость, которой воспользовалась дрянная безделушка.

В машине, по дороге назад, царило гнетущее молчание. Аня сжимала в руках мешочек с кистью, а Лео молча вел машину, судорожно сжимая руль. На его куртке, чуть ниже плеча, зиял разрез – не от лезвия, а от того, что материал просто истлел и разошелся после атаки артефакта.

Они поняли все без слов. Георгий знал, с чем они столкнутся. Он знал силу артефакта. И он послал их вслепую, без подготовки, без предупреждения. Они были тестовыми крысами. Расходным материалом в его чистой, прагматичной игре.

Вернувшись на дачу, они молча прошли в гостиную. Адреналин отступил, оставив после себя лишь усталость, горечь и тихий, холодный ужас. Лео скинул куртку и опустился на колени перед диваном, положив голову на сиденье. Его руки все еще дрожали.

Аня не стала говорить. Она принесла аптечку и большую иглу с прочной нитью. Она села рядом с ним, взяла его порванную куртку и принялась за работу. Ее пальцы дрожали, она несколько раз промахивалась, колола себя, но продолжала методично, с упрямой настойчивостью, сшивать разорванную ткань. Каждый стежок был немым обещанием. Обещанием чинить, восстанавливать, защищать.

Лео сидел неподвижно, его лицо было уткнуто в мягкую ткань ее свитера на животе. Он дышал ее запахом – травы, кожи и чего-то неуловимого, что было просто ею. Он обнял ее за талию, чувствуя под пальцами тепло ее тела, ее дыхание, ритм ее сердца. В этой простой, бытовой сцене – зашивании одежды – была такая мощная, глубокая интимность, какой не было бы ни в одном страстном поцелуе.

Они не говорили о Георгии. Не говорили о кисти. Не говорили о страхе. Они просто были. Он – в ее объятиях, она – заботясь о нем. В этом молчаливом ритуале «зализывания ран» они черпали силы для следующих битв. Они были друг для друга и щитом, и убежищем. И это было единственное, что не могло быть отнято никакими «Хранителями» и никакими артефактами.

Глава 5. Условия сделки

Тишина на даче после истории с кистью давила как пресс. Она нависала над ними не просто отсутствием звуков, а тяжелым, невысказанным пониманием. Их использовали. Бросили в бой вслепую, даже не потрудившись предупредить об истинной природе угрозы. Лео молча сидел за кухонным столом, собирая свой пистолет после чистки. Каждое движение было отточенным, яростным, стремительным. Аня наблюдала за ним, скрестив руки на груди, прислонившись к косяку двери. Ее лицо было бледным, но решительным.

– Мы не можем играть по его правилам, – наконец проговорила она, нарушая молчание. Ее голос прозвучал громко в тишине кухни.

Лео щелкнул затвором, проверяя ход, и отложил оружие.

– Нет, – согласился он. – Не можем. Но мы не можем и игнорировать то, что он предлагает. Информацию. Ресурсы.

– Значит, мы диктуем свои условия, – Аня подошла к столу и села напротив него. Ее глаза горели холодным огнем. – Мы находим его сами.

Это было безумием. Найти человека, который явно умел заметать следы. Но безумием, которое было единственным логичным выходом. Они потратили остаток дня и половину ночи, роясь в цифровых архивах, оставшихся после Макарова, сопоставляя данные. Георгий был призраком. Но каждый призрак оставляет хоть малейший след – несоответствие в данных, странный денежный перевод, мимолетное упоминание.

И они нашли его. Вернее, нашли ячейку. Анонимный почтовый ящик, через который, судя по всему, происходил обмен информации людьми Макарова. Ячейка была обезличена, но Аня, используя один из алгоритмов, найденных в записях ее отца, вышла на физический адрес – нейтральное место, кафе в деловом центре города.

На следующий день они пришли туда. Было рано, посетителей почти не было. Георгий сидел за столиком у окна, с чашкой эспрессо и планшетом. Он не выглядел удивленным, когда они подошли к его столику. Возможно, он ожидал этого. Возможно, его люди следили за ними и предупредили.

– Присаживайтесь, – предложил он, не отрываясь от планшета. – Кофе замечательное.

Лео остался стоять. Аня опустилась на стул напротив, положив руки на стол.

– Мы не ваши подопытные кролики, – заявила она без предисловий. Ее голос был ровным, но в нем вибрировала сталь. – Вы послали нас на артефакт, не предоставив никакой информации о его свойствах. Вы рисковали нашими жизнями.

Георгий медленно поднял на нее взгляд. Его ледяные глаза были пусты.

– И вы справились. Эффективно и с минимальными разрушениями. Что подтверждает мою теорию о вашей полезности.

Лео сделал шаг вперед, едва сдерживаясь.

– Нам плевать на ваши теории. Вот наши условия, – он перечислил по пунктам, ударяя пальцем по воздуху. – Полный и беспрепятственный доступ ко всей информации, которой вы располагаете по каждому объекту. Снаряжение, которое мы запросим. Полная автономия. Мы принимаем решения на месте. Вы не вмешиваетесь. Никаких скрытых тестов. Иначе мы уходим, и вы можете сами разбираться со своим зоопарком.

Георгий внимательно слушал, его лицо не выражало никаких эмоций. Он отпил глоток кофе.

– А что я получу взамен? – спросил он наконец.

– Результат, – парировала Аня. – Ликвидацию угрозы. Без лишнего шума. Без вопросов. Вы же этого хотите? Порядка?

Уголки губ Георгия дрогнули в подобии улыбки. Он отложил планшет.

– Вы требуете очень многого, не предлагая гарантий.

– Наша работа – и есть гарантия, – жестко сказал Лео. – Вы уже видели ее в деле.

Наступила пауза. Георгий смотрел на них по очереди, взвешивая, оценивая. Наконец он кивнул.

– Хорошо. Ваши условия приняты. – Он достал из портфеля тонкий планшет и положил его перед Аней. – Ваш новый рабочий инструмент. Все данные будут приходить сюда. Первое задание уже ждет.

Аня взяла планшет. Экран был черным. Она провела пальцем, и он вспыхнул, потребовав отпечаток ее пальца и сканирование сетчатки. База данных открылась перед ней.

– Пропажи детей, – прошептала она, пробегая глазами текст. – В одном спальном районе. За последний месяц – трое. Все из разных семей. Никакой связи. Следов насилия нет. Просто… исчезли.

– Местные жители шепчутся о «Бабушке», – добавил Георгий, снова уткнувшись в свой планшет, словно они обсудили погоду. – Старая городская легенда. Добрая старушка, которая уводила непослушных детей в лес. Легенда, судя по всему, ожила. Разберитесь.

Он встал, оставил на столе деньги за кофе и вышел, не попрощавшись. Они остались сидеть за столом, с новым планшетом и новой, леденящей душу загадкой.

Вернувшись на дачу, они погрузились в изучение данных. Карты района, списки жителей, отчеты потеряшек… Все было чисто, стерильно, пока не начинаешь складывать детали воедино. Все дети пропали вечером, все – в радиусе трех кварталов, все – после ссор с родителями. И везде мелькали туманные упоминания о старушке в темном платке, которую кто-то видел неподалеку.

К ночи у Ани разболелась голова от напряжения и мерцания экрана. Лео заставил ее отложить планшет и пойти спать. Но сон не шел. Она ворочалась, ее мозг продолжал анализировать, складывать пазлы, и каждый новый вариант был страшнее предыдущего.

Она спустилась на кухню, чтобы заварить чаю. Руки у нее слегка дрожали. Она стояла у раковины, глядя на струю горячей воды, заливая ею заварку в большом глиняном чайнике, и не замечала, как по ее щекам катятся слезы. Не слезы страха, а слезы бессилия и колоссального давления.

– Не спит мой главный аналитик? – раздался у самой двери тихий голос Лео.

Она вздрогнула, вытирая лицо тыльной стороной ладони, и попыталась улыбнуться.

– Просто чай хотела. Помогает уснуть.

Он подошел, взял у нее из рук чайник и сам разлил заварку по двум кружкам, добавил кипятка. Они сели за кухонный стол, уставленный картами и распечатками. Пахло мятой, медом и тревогой.

– Я не знаю, справлюсь ли я, Лео, – вдруг вырвалось у нее, тихо и надтреснуто. – Это же дети. Если мы не успеем… если мы ошиблись…

– Мы не ошибемся, – он положил свою большую, шершавую ладонь поверх ее тонких, холодных пальцев. – Потому что мы вместе. И потому что мы не позволим никакой «Бабушке» забрать их.

Чтобы разрядить обстановку, он начал рассказывать. Голос его стал глубже, спокойнее.

– Знаешь, когда я был маленьким, и у меня не получалось уснуть, бабушка рассказывала мне одну историю. Про то, как мой дед, будучи совсем пацаном, решил подарить ей букет одуванчиков. Но он так нервничал, что по дороге к ее дому споткнулся и упал прямо в лужу. Весь перемазался. А одуванчики все помял.

Аня смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– И что же?

– А он не растерялся! – Лео улыбнулся, его глаза потеплели. – Вылез из лужи, отряхнулся как мог, подошел к ее крыльцу и сказал самым серьезным голосом: «Это вам букет… особо хрупких цветов. Они немного пострадали при транспортировке, но их чувства от этого только крепче». А она, моя бабушка, тогда еще совсем девчонка, так расхохоталась, что чуть с крыльца не упала. Говорила потом, что это был самый лучший букет в ее жизни.