Надежда Нара
Марево
Глава 1
июль 2019
Выдвигаться решили ближе к обеду, чтобы утром хоть как-то выспаться, приехать к точке сбора (разумеется, подождать опоздавших, хоть Лёха и ругался каждый раз, что кто опоздает – поедет сам), покидать вещи в машины и прицеп и кавалькадой двинуться к переправе.
Никита загрузил свои вещи в машину уже с вечера – холостяку многого не надо, уложился в одну ходку, даже две трети багажника остались пустыми, – поэтому сегодня он мог почти спокойно выспаться, если бы не гомонящие под окном школьники на выгуле. Проснулся уставшим, как будто не спал, а всю ночь вагоны разгружал. Хотя он давно уже себя ощущал безумно, адски вымотанным, и надеялся, что хоть отдых на природе сможет его оживить.
Душ – обычно он таким барством, как душ с утра не страдает, но в следующий раз блага цивилизации ожидались только через неделю, поэтому хотелось «с запасом» постоять под горячей водой – стакан растворимого кофе, который раскрыл опухшие глаза, и вот он уже в шортах и футболке садился за руль.
Машинка отозвалась урчанием, полгода назад движок сам перебирал.
Ехать до Лёхи было пятнадцать минут, которые растянулись на все тридцать по утренним пробкам, но он всё равно прибыл первым. Как всегда.
Лёха, впрочем, тоже уже не спал, а без конца поправляя очки на тощем носу, отчитывал Светку за то, что она в очередной раз забыла что-то положить из списка в их общую сумку. Светик сносила выговоры с юмором, заливисто похохатывая – её вообще было сложно вывести из себя: лёгкая, юморная и активная, она просто забивала Лёху своей энергией, и Никите иногда казалось, что Лёхе проще согласиться с девушкой, чем отстаивать свою точку зрения.
Втроём с прицепом они разобрались быстро, прицепив его к машине Никиты, как самого ответственного и с большим опытом вождения.
Почти сразу после этого приехали Влад, Надя и Саша. Дальше машины (прицеп уже был забит доверху) утрамбовывали вшестером.
Выезжать должны были в двенадцать, но наученные опытом, в это уже никто не верил – и правильно. Ира Мелкая опоздала всего на двадцать минут, зато Вову с Ирой Большой пришлось ждать больше получаса, при том, что жили они в десяти минутах ходьбы пешком от Лёхи. Тот порывался сбегать до опоздунов лично и лично же их привезти ко всем, но сам же понимал, что это не ускорит, а замедлит процесс, потому что у ребят появится дополнительный повод на потрындеть и опоздать ещё больше.
Но наконец и они подъехали, шумно переругиваясь с таксистом, который, кажется, пытался их увезти куда-то не туда.
– Да ещё и оплату списали в два раза больше! – Вова пнул колесо ни в чём не повинной машины Никиты и тот с двойной укоризной посмотрел на друга: за опоздание и за машину. Им же на ней ещё ехать, в конце концов, вдруг сломается?
Ещё раз проинструктировав собравшихся и бегло пробежавшись по списку вещей, которые все должны были взять с собой, Лёха приказал грузиться по машинам.
Никита занял своё вечное место, удостоверился, что прицеп видно в зеркало заднего вида (правда, кроме прицепа там счастливо щерились две довольные и уже начавшие обгорать рожи, а одна рожа мазалась солнцезащитным кремом рядом с ним), и мягко стартовал с подъездной дорожки.
Ехать предстояло около часа и видят боги, с этой компанией скучно ему не будет.
На удивление, друзья вели себя почти прилично, хотя окружающие машины от них всё равно шарахались – мало кому понравится «Сердцеедка» в исполнении четырёх орущих глоток, у которых ни слуха, ни голоса не было с рождения – а вот руки были, и народ активно высовывал их в открытые окна, ловя встречный ветер трассы.
Кто-то попытался высунуть голову, получил по ней перекати-полем в лицо и больше так не рисковал.
К парому подъезжали уже наполовину охрипшие.
Вторая машина их уже ждала – на ту сторону скопилась очередь из местных и отдыхающих, но они успевали переправиться за один заход.
Никита, следуя указаниям паромщика, заехал рядом с Сашей, с недоумением посмотрел на паркующийся за ним Камаз (и пускают же его с обычными легковушками!), пересчитал и отдал деньги за свою машину и пассажиров.
После переправы начиналась дикая и условно неизведанная для городских местность. Это были охотничьи угодья, здесь часто стреляли зайцев, куропаток и прочую степную живность, которую не отпугивали отдыхающие у воды.
Лёха знал секретное место, до которого мало кто из чужих доезжал – во-первых, потому, что оно находилось в два раза дальше, чем располагалось основное стойбище туристов, а во-вторых, к нему надо было взбираться на крутую горку и мало кто без опыта рисковал так рисковать машиной, простите за каламбур.
Никита горку взял с лёту под пронзительные визги над и за ухом.
Был бы собакой – ей-богу – дёрнул бы этим самым ухом.– Фига ты опытный! – восторженно прозвучало прямо у него за подголовником.
– Так мы ж тут были, – напомнил Никита и тут же круто вывернул руль, уходя от высоченной колеи.
– Да? Точняк, позапрошлый летом! Да пофиг, всё равно Шумахер! – его хлопнули по плечу, в воздухе запахло хмелем – вот почему они такие весёлые, черти. А ему нельзя, он рулит…
Заветное место не подвело: вокруг было метров пятьдесят свободной поляны со спуском к реке, ровно по периметру росли приземистые и желтоватые от постоянного жгучего солнца деревья, под раскидистыми лапами которых было так удобно расставлять палатки. Горячий песок обжигал ступни, но всё равно хотелось пройтись по нему босиком, пусть и подскакивая и ойкая.
Девчонки, все как одна, выйдя из машин, похватались за головы и резинки для волос – шутник-ветер с Дона моментально вцепился в причёски, разлохматил и развалил всю красоту.
– Что ж, бабоньки, придётся по-старинке, – объявила Надя и первая по привычке скрутила «учительскую» кулю, заодно сдув с лица слишком короткие волосы.
Пока дамы брали паузу на прихорашивания, парни поставили машины и прицеп полукругом, закрывая подъезд к полянке, а потом уже все вместе принялись растаскивать то, что с усердием, чтобы не потерять на дороге, привязывали полтора часа назад.
Юридическим канцеляритом матерился даже всегда тихий Саша, вместе с Надей пытаясь совместить каркас для палатки и отверстия в лямках. Не смотря на опыт и четыре высших образования на двоих палатка вела в счёте, заставляя ребят всё активнее переругиваться.
Рядом вальяжно, с достоинством бывалого походника, собирал своё будущее жилище Лёха, снисходительно поглядывая на друзей – пока не пришла Светик, не заметила натянутую от палатки верёвку и не снесла к чёртовой матери весь труд парня.
Ничего нового ребята не услышали, но экспрессии хватило бы на десяток палаток.
Светик виновато хлопала глазами, сдерживая улыбку – так забавен и грозен был тощий, высокий и хлипкий парень, с упоением распекающий её неловкость.
– Ты просто голодный, поэтому злой, – рассудительно заметила она, когда её спутник выдохся, – надо срочно сооружать обед!
Идея была здравая, тем более, что желудки начинало крутить у всех.
Ребята оправили Лёху искать провиант в вещах, скинутых кучей под деревом, и спешно поставили несчастную палатку. Заодно нагрузили и Светика с другими девчонками – таскать сухостой для костра.
Куча веток, веточек и брёвен (сильны дамы, ох сильны!) росла поминутно, и за дело взялся освободившийся Влад. Вместе с Вовой и бензопилой они быстро порубили самые достойные бревна и сложили костер, который Влад умеючи зажег с одной спички, несмотря на крепчающий с Дона ветер.
Лёха наконец выкопался из продуктов с добычей, и, грозно потрясая котлом, услал Светика подальше от костра, купаться и нагуливать аппетит.
Никита, прикинув, что в данный момент его помощь никому не требуется, развалился на походном стуле почитать новости. Экран телефона, несмотря на разрекламированные технологии, нещадно бликовал на обжигающем солнце, поэтому читать было невозможно. Парень вздохнул и отложил телефон. Толку от него…
Тент поставили скорее вопреки здравому смыслу, чем благодаря ему – он упрямо вырывался из рук, хлестал краями по лицам, палки-упоры били по ногам и рукам. В общем, ветер был такой силы, что ребята рисковали улететь домой почти как Элли с Тотошкой, даже не смотря на помощь Влада с почти идеальной шарообразной фигурой.
Но победили и тент.
Сидеть в тенёчке оказалось скучно, поэтому разложенный под тентом же стол быстро оброс закусками, бутылками и стаканчиками; почти сразу Лёха заявил, что каша готова – и прибавились ещё и одноразовые тарелки, которые сначала держали в руках, чтобы не сдуло, а потом, ошпариваясь и облизывая испачканные пальцы, громоздили на стол.
Никита видел, как с интересом смотрела на кашу – быстрозавариваемая овсянка с цукатами и тут же порезанными бананами – гурманка Надя, как морщилась, обжигая язык, и работала ложкой Ира Мелкая – и ехидно подумал, что в городе мало кто из них бы стал это есть, слишком переборчива в обычное время в харчах была их компания.
Но на природе под бурчание голодного желудка гурманствовать сложно, и Лёха был совершенно прав, готовя нажористое и сладкое.
Впрочем, Никита сам готовил не лучше, поэтому тут даже тройная выгода: сытно, горячо и готовит не он. Есть можно.
После обеда всех, разумеется, разморило на полежать – солнце уходило на закат, поэтому коллектив дружно расстелил полотенца у воды и отправился загорать и дремать.
Наступило затишье.
Солнце медленно стекало по стволам деревьев, скользило по палаткам, наполняя тент янтарным светом, будто внутри расплескался мёд. Воздух начал остывать – сперва незаметно, лишь по лёгким мурашкам на загорелой коже и хрипловатым комментариям:
– Что-то уже не так печёт, да?
– Или просто ты уже остываешь…
Никита полежал немного с закрытыми глазами, вслушиваясь в то, как рядом кто-то шуршит пакетом, кто-то смеётся сквозь зевок, кто-то вяло матерится, запнувшись о чью-то растянутую ногу, и как вяло отругивается хозяин конечности. Всё звучало в полудрёме, как в вате. Мягко, по-домашнему.
Потом началась вечерняя суета – как будто по щелчку.
Кто-то первым заметил, что скоро стемнеет, и надо бы развести огонь по-серьёзному – не туристический костерок для фоток, а чтоб жаркий, с искрами и углями. На манер прежних лет.
– А вы помните, как мы в первую ночь развели костер два года назад, а Мелкая потом через него прыгала? – спросила Света, замотав мокрые волосы в полотенце: пользуясь моментом, она не вылезала из воды, докупавшись до синевы и гусиной кожи.
– Пятки спалила, – вспомнил Вова.
– О да, мы ещё ржали, что она на эпиляции сэкономила! – подхватил Влад.
Ира смутилась:
– Раз я не помню, значит, не было!
– Ой, да сиди ты, тоже мне, курица-гриль, – отмахнулся Лёха, который тот раз извёл весь пантенол на подругу, а потом сам страдал и щеголял красными, как филе лосося, плечами.
Воспоминания быстро выдохлись – им ещё будет своё, персональное время. Сейчас были важнее угли.
Парни снова принялись за топор и бензопилу, Иры таскали дрова, кто-то вспомнил про еду и начал в промышленных масштабах нарезать сразу два тазика салата, кто-то разливал алкоголь, не забывая дегустировать. Стол под тентом снова ожил: бутылки вразнобой, пластиковые стаканчики, один нож на всех (и тот Влада, который с ним просто не расставался), огурцы, сыр, уже потеплевшие вино и пиво…
Темноту встречали сидя вокруг костра, согревая стаканы с вином в ладонях. Кто-то нацепил предусмотрительно взятые тёплые вещи, Надя с Сашей вообще залезли ногами в один спальник и походили на сиамскую русалку. Лёха неторопливо курил, рисуясь и выпуская дым колечками, пока стоящая у него за плечом Света задумчиво перебирала его волосы. Ира Большая что-то рассказывала на ухо Ире Мелкой, косясь в сторону Вовы; обе девушки иногда смущённо хихикали. Вова дремал, запрокинув голову и приоткрыв рот, даже во сне мягко держа подругу за руку. Влад задумчиво перебирал струны гитары, создавая ненавязчивый фон, но пока не начинал играть всерьёз.
Под вечер всё как будто стало ближе. Звук – громче. Вино – теплее. Люди – мягче, силуэты терялись в темноте и дыме. Костёр трещал, как будто кого-то перебивал – только он был самым громким из всех.
Естественно, пели под гитару. Влад играл одну за одной, память у него была отменная, кажется, он знал аккорды всех песен, и покорно склонял голову, когда кто-то заказывал у него очередное «Выйду ночью в поле с конём». Ира Мелкая диковато поблескивала в темноте глазами, постоянно косясь на Никиту, но тот был почти равнодушен к её интересу: он пригрелся, ему было хорошо и спокойно, душу наполняло чувство глубокого умиротворения. Очертания друзей вдруг словно поплыли, размазанные дымом.
Никита уснул.
Глава 2
– Тревога-а-а-а!!
Никита вздрогнул и чуть не рухнул вместе со стулом.
Костёр ещё горел, только изредка выбрасывая ярко-оранжевые искры, как будто приглашал поиграть.
– Чего ты орёшь? – недовольно поинтересовался он у вылезающего из палатки Лёхи. Следом за ним выползла Светик, щуря сонные глаза, подтянулись Вова и Ира. Саша обнимал Надю за плечи и тревожно посматривал по сторонам: Лёха просто так суету в лагере наводить не будет. Ира Мелкая жалась к костру и испуганно оглядывалась: она, как и Никита, засиделась и задремала и теперь пыталась понять, что происходит.
– Всем молчать! – рявкнул так непохожий на себя Лёха. Стёкла очков забликовали пламенем, как будто показывая его ярость.
Ребята продолжали недоверчиво перешептываться – а потом услышали! – и тишина сама собой опустилась на маленький лагерь.
Потому что сейчас солировали другие артисты.
Сначала раздался одиночный лай – резкий, будто зашипевшая петарда. Потом к нему присоединился другой, выше и злее, и вскоре вся степь взорвалась хриплым тявканьем, как будто кто-то бил по жестяным крышкам. И среди этого – протяжный, чуть визгливый вой, словно кто-то скреб когтями по стеклу.
Хор переливался многоголосьем и оттенками, хор пел и срывался на визг и хрип, хор подлаивал – и их песня разносилась вдоль реки, путалась в ветвях деревьев и кустов и оседала мурашками по коже.
Завороженные, туристы не могли пошевелиться – и словно вспоминали свои прошлые жизни, когда между ними и дикой, первозданной и хищной природой ещё не стояла крепость цивилизации.
Время остановилось.
Влад опомнился первым – он резким движением вырвал что-то у Лёхи из руки, поднял над головой и пальнул… из ракетницы.
Яркая звезда взметнулась в небо, не столько освещая, сколько предупреждая – здесь посторонним не рады! – и плавно начала опускаться вниз.
Недовольный звуковом отпором и запахом пороха вой замолчал, хотя отдельное тявканье и порыкивания ещё были слышны.
Выстрел словно нажал кнопку «пуск» – Надя испуганно охнула, прижимаясь к Саше, Ира Мелкая и вовсе чуть не прыгнула в костёр – Никита ухватил её за ворот, придержал, а потом и вовсе привлёк дрожащую девушку к себе, согревая и успокаивая.
– Что… Кто это был? – хрипло спросила Света, кутаясь в толстовку и переваливаясь на месте. Тело требовало движения, а лучше – бежать, искать безопасное место!
Ирония была в том, что все они находились сейчас в самом безопасном месте – в толпе.
– Шакалы, – в один голос ответили Ира Большая и Влад. Парень протянул руку, возвращая ракетницу Лёхе. Тот смущённо – залип, заслушался, тоже мне лидер и глава похода! – принял её и нехотя признался:
– У меня ещё два патрона, я вообще не думал, что она пригодится, в прошлый раз таких проблем не было.
– В прошлый раз нас чуть змеи не сожрали, – запальчиво возразила Надя.
– Ой, да подумаешь, ужиков встретили, – махнула было рукой Ира Большая, но дальнейшие препирательства перебил непривычно тихий и серьёзный голос Светика:
– Ребята, у нас проблемы…
Она смотрела в сторону, куда упал отстрелянный патрон ракетницы – и там мелькало что-то жёлто-рыжее, с красноватыми отблесками.
Дул слабый, но ощутимый ветерок – он играл распущенными волосами девушек, шевелил полы выпущенных рубашек и… траву. Сухостой, который выжарило степное июльское солнце.
– Ля-а-а-а! – выдохнул Лёха и развернулся к компании, – Девки! Набираем пустые баклажки из-под воды, сколько есть – набираем ВСЁ! Вова, собирай покрывала и пледы! Никита, тащи питьевую воду! Саша, Влад – за мной! – а затем рванул к разгорающейся траве.
Дальше всё слилось во что-то невообразимое: тонкие девчачьи крики, матерные команды парней, гарь, выедающая глаза и лёгкие, мокрая одежда, чьи-то руки, много рук и много дыма. Тьма была плотной, вязкой – свет фонариков дрожал, выхватывая из мрака клочья дыма, лица, растерянные, будто смазанные. Всё смешалось: тени, отрывистые команды, снопы искр, отблески на траве, которая уже тлела злобным оранжевым. В такой темноте огонь казался живым – и он тоже требовал своей добычи, раз глупые туристы решили его разбудить.
Все бегали, мешались, налетали друг на друга, хватались за одно и то же, обливали друг друга водой вместо костра. Крик – «Осторожно!» – глухо тонул в гуле. Никто не знал, кто где. Фонарики слепили, казалось, у каждого вместо глаз – светящиеся пятна, резкие и бесполезные.
Трава горела быстро. Она не трещала, она шипела, как разозлённая змея. Огонь метался пятнами – вспыхивал и гас, снова вспыхивал чуть дальше. Он будто обходил защитников, выбирал обходные пути.
Никита вылил воду из пятилитровки, не зная, куда точно лить – он почти ничего не видел. Ладони были мокрыми, соскальзывали по пластику, колени жгло – и от жары, и от усталости. Кто-то пробежал мимо, сбив его с ног.
– Куда ты?! –крикнул он в темноту, но получил в ответ только кашель и удар от бьющейся на ветру ветки.
– Слева! Слева ещё дымит! – хрипел Влад, а может, Саша, разобрать голос было невозможно.
Ира Большая сорвала с себя кофту, поползла вперёд на четвереньках – ткнулась в что-то горячее и резко отдёрнула руку, закусив губу, чтобы не закричать.
Света хлопала курткой по земле, ругаясь на каждый шаг. Лёха исчез куда-то, а потом внезапно возник в свете чьего-то фонаря, с чернеющим лицом и растрёпанными волосами:
– Мы теряем правый край! Кто с водой – туда! Кто с одеялами – сюда, быстро!
– Да не видно ни хрена! – задыхался Саша. – Там кто-то есть? Алё?!
– Я здесь! – раздался голос Нади. – Я… чёрт! – и за ним – кашель, за которым скрывалось что-то похожее на плач.
Они действительно почти ничего не видели. Только багровые отсветы плясали на лицах, как в древнем ритуале жертвоприношения. Только огонь обозначал, где «там», а где – «уже поздно».
На секунду Никита снова замер. В голове не осталось ни мыслей, ни плана – только чёрные круги от фонарей, блёклые отблески, хаотичный топот, и пульс, сильный, как сигнал тревоги. Пахло гарью и страхом.
А потом он снова побежал.
Сколько это длилось – никто бы не сказал. Вечность, минута? Всё слилось в монотонный гул – как будто сердце степи билось рядом. Потом что-то щёлкнуло – не в пламени, не в костре, а внутри – и стало понятно: огонь уходит. Выгорел. Выдохся. Им удалось.
Последние искры гасли на остывающей траве. Кто-то на всякий случай хлопал ещё, затаптывал, ощущая жар даже сквозь кроксы, поливал из последних сил, кто-то уже просто стоял, вытирая с мокрого и горячего лица сажу, размазывая её по щекам.
Тишина наступила не сразу, но резко. Как будто кто-то убрал звук. Слышно было только дыхание. И ветер. И треск, уже не огня, а надломленных веток под ногами, когда ребята направлялись к стоянке.
Света села прямо на землю. От неё шёл пар – то ли от мокрой футболки, то ли от кожи, обожжённой жаром. Ира Мелкая дрожала, будто на сквозняке. Влад, спотыкаясь, дошёл до прицепа и просто опустился рядом с колесом, уронив голову на руки.
– Ну… – сипло начал Лёха, срываясь горлом, нахватавшимся дыма, на кашель, – ну мы, конечно, молодцы…
И никто не стал уточнять, то ли он об источнике пожара, то ли о пожарной команде.
Никита смотрел на потухший костёр. Не тот, который они тушили. На тот – нормальный, вечерний. Он уже не дымился, оставшись без присмотра этот костёр не пошёл вразнос.
Он моргнул. Пошевелился. Но не смог вспомнить, потушили ли они его до паники. Успел же кто-то, позаботился, чтобы после одного пожара их не встретило ещё одно пепелище.
Никита посмотрел вверх – на звёзды, которых было всё меньше, и подумал, что эта ночь наконец заканчивается. Где-то на краю неба поднималось ещё одно зарево – но на этот раз уже от рассвета.
Сидеть у потухшего костра никто не захотел, ребята почти сразу разбрелись спать. Только Ира Мелкая задержалась, на вопросительные взгляды ответив, что хочет встретить рассвет, раз уж всё равно ночка выдалась жаркая.
***
Утро в маленьком лагере началось в обед: измученные ночными приключениями, ребята около шести утра выползли из нагревшихся палаток, в которых все медленно запекались в собственном поту, разложили простыни в тенечке на траве и продолжили отсыпаться.
Никиту разбудила севшая ему на лицо муха. Она упорно отказывалась улетать, и всё порывалась залезть парню то в одну ноздрю, то в другую, то вовсе устроиться в ухе. Парень и так и эдак пытался удержать остатки сна, но к одной мухе добавилась вторая и сонный парень сдался, облокотился спиной на дерево рядом и замер, медитируя на синюю рябь воды. Дон, несмотря на свою небольшую глубину конкретно на этой излучине, был глубокого синего цвета. Спокойный и величественный, он неторопливо нёс свои волны дальше, пронося мимо берега редкие, не выдержавшие битву со временем, брёвна, молчаливых рыбаков на лодках, редких туристов на сапах. Для береговой охраны было то ли еще рано, то ли уже поздно, поэтому тихий шелест воды не нарушало ничего.
Никита вздохнул и полез сначала за телефоном, а потом, с тоской глядя на экран – за повербанком. Правда, зря: связи по-прежнему не было, видимо, вышки до их лагеря просто не добивали.
В итоге Никита плюнул и пошел купаться на реку, пока никто не видит и можно спокойно помыться, не опасаясь, что кто-то из девчонок увидит лишнее.
Мыло зверски выскальзывало из рук, но парню удалось с ним справиться и теперь он теперь он благоухал чистой речной водой, с запахом тины и немножко хозяйственного мыла.
– Надо в деревню, – хмуро поприветствовал его Лёха, решивший спуститься к речке за тем же самым. – У нас воды совсем не осталось, даже чай не заварить.
– Сеть не ловит, – напомнил Никита, который уже успел столкнуться с этой болью: заметки по работе, которые он оставлял ещё в городе, наотрез отказывались синхронизироваться. Поэтому и перешёл на формат дневника: мозгам всё равно требовалась нагрузка. – А у местных вряд ли будут терминалы для оплаты картами, надо наличку собирать.
Лёха задумчиво намыливал волосатую грудь, подслеповато – оставил очки на берегу – щурясь.
– Я растолкаю народ, – решил он, – а там решим, может, у кого-то деньги остались.
Люди поднимались сонные, тёрли глаза, но молчали. Воспоминания о завершении вечера были свежи, и большинство ещё переживало тот первобытный ужас, когда стихия вырывается из-под контроля.
– Короче, – начал Лёха, дождавшись всеобщего внимания, – мы все баклажки пустили на тушение пожара. Чтобы не пить воду с Дона, а потом не бегать по кустам, надо доехать до деревни и купить воду у них, если она вообще есть. Сеть здесь нихрена не ловит, возможно, в деревне будет лучше, но не факт. Наличка у кого-нибудь есть? И надо решить, кто поедет за водой, а кто останется в лагере.
Ребята неуверенно зашарили по карманам. Вова почесал в затылке, а потом просветлел лицом и ринулся к прицепу. Вернулся он, нежно обнимая полную пятилитровку.
– Я вспомнил, что она в машину не помещалась, и одну засунул в прицеп, на всякий случай, – объяснил он.
– Ля ты кры-ы-ы-ыса! – с восхищением протянул Саша. – И даже не сказал ночью, когда мы на Дон бегали воду наливать!
– Да я вообще про неё забыл, – оправдывался парень, продолжая сжимать баклажку, – Сунул и всё…
– Брейк! – ёмко ругнулся Лёха. – Переигрываем: вода у нас есть, пять литров. Сейчас все быстро пьют по чаю-кофе, и выдвигаемся в деревню. Кто остаётся? Света, Вова, Ира, Саша, Надя, Никита, Влад?
В итоге решили, что Саша, Надя и Лёха едут за водой, а остальные сторожат лагерь.
Костёр разожгли быстро, брёвна горели весело и обдавали жаром, сыпая искрами. Добытчики загрузились в машину, и отчалили, переругиваясь даже в дороге по поводу того, по какой дороге им ехать до посёлка. Все телефоны были в офф-лайн режиме, карты скачаны были только у запасливого Саши, но с ориентацией на местности у него были проблемы, поэтому бурчание в автомобиле напоминало картину «Письмо запорожцев турецкому султану».