Рок Разиных: протокол проклятия

Алексей Зелепукин

Рок Разиных: протокол проклятия

Пролог

Небольшая хибара, увешанная пучками высохших трав, наполнилась сизым дымом. Старая карга что-то шептала над большим чаном у очага. Потом седая ведьма добавила в зелье прядь волос девушки, и мутная жидкость в котле забулькала.

– Вечно жди, вечно мучайся. Красота твоя станет проклятием твоим… – седовласая крючконосая старуха взывала и сотрясла воздух поднятыми над головой руками. – Именем Гекаты, властью козлобородого, да сгинет в гиене огненной любой, кто возжелает тебя. Стужей смертной обернется для него твоя страсть. Душа его навеки будет скитаться во мраке ночи, преследуя тебя, покуда не откроется в Велесову ночь тропа заветная и цветок папоротника не укажет нам дорогу к Калинову мосту!!!

Трель телефона оторвала Егора Разина – следователя по особо важным делам убойного отдела ГУВД – от просмотра сериала.

Широкоплечий, голубоглазый мужчина потер лысину и нажал паузу на пульте телевизора.

– Надо было отключить телефон, запекся же. – пробурчал Егор и ответил на звонок.

Звонил его наставник и непосредственный начальник Семен Семенович Лобов. О его неподкупности и честности ходили легенды ещё в далёкие лихие девяностые, когда тогда ещё молодой опер прославился своей непреклонностью и решительностью в следовании букве закона.

– Привет, Егор. Время позднее, так что я сразу к делу. В Ульяновске ЧП. В течение недели четыре трупа со странными и непонятными причинами смерти. Пострадавших словно огнём жгло, но при этом есть следы обморожения. Словно кровь в жилах застыла. В Главке паника, вдруг эпидемия. Местные совсем с ума посходили. В отчетах бред про колдовство и проклятие. Сразу поясню ситуацию. Твоя задача – выяснить причину гибели. И если это не инфекция, сливай всё на местных, пусть сами разгребают. А то после Ковида у руководства паника. Сам понимаешь. Тем более что ты сам оттуда. Я тебе пару дней дам, к родне заскочишь?

Егор молчал. Как-то странно внутри всё защемило. Стало очень обидно: когда он просил отпуск после почти двух лет непрерывной службы на благо общества – не дали. Причина одна – Народу не хватает. С кадрами напряжёнка. Из-за этого он умудрился поссориться со своей пассией, решившей, что ему жалко на неё денег и внимания. В итоге бывшая подруга всё-таки укатила в Египет, но уже с другим мужчиной.

Разин погладил пышную скандинавскую бороду, роднившую его с образом Рагнара из сериала про викингов. Он всегда так делал, когда пытался взять себя в руки. В этот раз не вышло, и мужчина промолчал.

– Егор, я б не просил, если б варианты были. Больше послать некого. Да ты и сам давеча отпуск просил. Выручай. Приятное с полезным.

Семен Семеныч, надо отдать ему должное, умел разговаривать с подчиненными. Приказу Егор бы ещё сопротивлялся, а вот просьбе учителя отказать не мог.

– Ладно, когда выезжать, товарищ полковник?

– Вчера, Егор. Но с утра заскочи в контору. Папку с документами по делу и командировочное я оставил у секретаря. В бухгалтерию – и с богом. Твой поезд уходит с Казанского в 9:00.

Короткие гудки дали знать, что разговор окончен.

Егор выключил телевизор, бросил пульт на диван. Вечер был испорчен. Надо собирать чемодан.

«Кино про ведьм придется досматривать по приезду из командировки. Дело срочное, пару дней отпуска. А сами на самолёт денег зажали.» – мысленно возмущался мужчина, складывая в чемодан необходимое.

Глава первая. Байки у костра

Вечерело. Ночь вступала в свои права, затягивая небосвод фиолетом. Запад ещё алел багрянцем, но первые звезды уже зажгли свои огоньки. Волга мерно накатывала свои воды на песчаную косу, за которой поднимался непроглядной стеной лес. Шелест волны успокаивал, уносил прочь заботы и проблемы большого города. Пламя, треща, танцевало на обугленных головешках под дуновение ночной прохлады, родившей лёгкий ветерок с реки. Угли мерцали красными огнями на белых проплешинах пепла. Где-то там, внутри, пеклась картошка. А сверху, на двух валунах, шипела выжарками сковорода с домашними сосисками, разнося по округе небывалый аромат, который смешивался с запахом луговых трав, наполняя августовскую идиллию мистическим привкусом детства. Егор уже и не помнил, когда в последний раз вот так сидел у костра. Всё-таки идея взять пару отгулов и сорваться домой была правильной. Решил для себя рослый, широкоплечий гигант. Здесь, вдали от городского шума и марева неоновых огней, и дышалось по-другому, хотя проблема, приведшая его на малую родину, – оставалась проблемой. Егор взял чурку и подкинул её в костёр. Все его последние годы жизни были пронизаны человеческими пороками, превращающих людей в диких монстров, опускающихся до невиданной жестокости преступлений.

Но всё это было там: в огромном городе – столице необъятной страны, куда словно мотыльки на свет свечи слетались не только вдохновленные таланты, но и самые отпетые преступники. Он привык к жестокости и смерти, подлости и низменной алчности железобетонных джунглей мегаполиса. Егор невольно вздрогнул.

У него до сих пор эхом звучали слова начальника: «Выручай».

«Всё равно бы послали меня», – мелькнуло в мыслях Егора. – Так хоть с батей на рыбалку выбрался…»

Бубнёж изрядно подвыпивших отца и дяди оторвали его от раздумий. Батя был средним братом в семье, а дядя Федор – младшим. Старшего из сыновей – Матвея схоронили прошлой зимой. Братья сильно сдали с тех пор, хоть ещё и хорохорились перед Егором. Подкосила их смерть старшего. По отцу прям сильно заметно стало. Он словно враз поседел, сгорбился. В руках былой силы поубавилось. Егор помнил, как батя играючи вытаскивал из воды катер со всей семьей на борту. А щас пустую лодку они вдвоём еле на берег вытащили. Дядя Федор был помельче отца и почти облысел, несмотря на то что был моложе. И отец не забывал над этим подтрунивать, ероша свою всё ещё густую, хоть и белую как снег шевелюру.

На этот раз старички спорили не на шутку, а алкоголь в крови лишь усиливал накал страстей.

– Да я клянусь, Вань. Своими глазами видел. Русалка, кожа бледная, соски торчат. Хвост. На мгновение показалась над водой, словно рукой поманила, потом на живот перевернулась, попой светанула и хвост, огромнейший. Как у сома. Черный. И сиськи. Огромные такие, – дядя растопырил ладони на всю ширь. – И сосцы цвета гречишного меда.

Федор смахнул прилипшую к рукаву чешую, а потом полез в рюкзак за бутылкой.

– Да как ты цвет-то рассмотрел? Говоришь же, на закате дело было. – отец повернулся к сыну – Егор, ну ты ему хоть мозги вправь.

– Так и не увидал бы днём-то. От воды ж блик идёт. А ночью прям со дна словно поднялась, белая среди тёмной водищи. – не унимался младший брат бати. – А сомий хвост я и в темноте узнаю.

Мужчина долго рылся и наконец извлёк из недр запотевшую бутыль с самогоном. Взболтнув её, дядька улыбнулся и продолжил. – Квок ни с чем не перепутать. Как дал по воде, аж лодка закачалась.

– Пил бы ты меньше на рыбалке, Федь. И это кончай самогон на мухоморах настаивать.

– Ты чего? Не веришь? Ты ещё скажи, что про лешего брешут? Я своими глазами видел. Я тогда шампиньоны хотел набрать. Знаешь ту поляну у излучины? – Федор откупорил бутылку и налил немного жидкости в стакан, сполоснул его. Батя в это время нарезал на газете сало тонкими ломтями. Федор облизнулся и выплеснул содержимое гранёного стакана в костёр. Пламя ожило, и столб огня взметнулся вверх.

– Тише ты, окаянный. Сосиски пожжешь, чем ужинать будем?

– А зачем вы это… водку в костёр? Хорошо ж и без этого горело… – спросил Егор.

– Это Лешему, чтоб не завидовал и не мешал. – ответил дядька и, повернувшись к брату, продолжил.

– Вот причалил я, значит, давай землицу ножом ковырять, а мне голос, странный такой. Аж до сих пор мурашки по коже, как вспоминаю: «Иди, говорит, от сюдова, пока цел». Я нож-то в руке зажал, выпрямился – нет никого, тут прям из дерева мужик вышел. И давай снова: «Уходи по добру по здорову». А я смотрю, с моего ножа кровь капает. Ну я струхнул, нож бросил и в лодку. С тех пор туда ни ногой.

Закончив тираду, дядька вытащил из пачки сигарету и прикурил её от костровой головешки. Батя аккуратно разложил ломтики на бумаге и принялся за хлеб. Егор аж облизнулся, вспоминая давно забытый вкус ржаного хлеба. Дядька протянул племяннику головку чеснока.

– Почистишь? А то слеп я стал.

Егор кивнул.

Дрова громко потрескивали, обдавая лицо и руки жаром. Полицейский улыбнулся. Вроде и ветер с реки зябкий, а на душе тепло. Закончив с хлебом, отец сложил нож и убрал его в карман.

– Знаешь, Федь, тут ведь не всё просто с русалками этими. Это у басурман и нехристей они страшные. А наши… они ведь наши. Эту реку раньше Итилем звали. А сейчас Волга. Знаешь почему?

– Нет, если честно. Расскажешь, бать? – встрял в разговор Егор.

Старый рыбак выпил залпом протянутый ему братом стакан, но закусывать не стал, лишь занюхал бутербродом.

– Давным-давно жила девушка красивая, но не счастливая. Влюбилась она в сына главы старосты, ну и он в неё, но его родители были против свадьбы, считали не ровня она ему. Страдали молодые, в тайне от всех под луной ночи коротали, но ты не подумай ничего, это сейчас молодёжь пошла, а раньше целомудрие блюли. И решили влюблённые судьбу проверить, прежде чем дома родные оставить. Не успели.

В ночь на Ивана Купалу, когда Лада суженных сводит, хазары на то поселение набег устроили.

Кровавая ночь вышла.

Родителей Вольки – так девушку ту звали – хазары посекли. Всю деревню вырезали, а она уцелела.

Её венок из воды хазарский хан выловил. И в издевку на её глазах пленных казнил, а её в полон увести хотел. А возлюбленного Вольки долго мучал, в конце концов утопил. Не сдалась Волька. Вырвалась из лап хазар так, связанная, с обрыва и сиганула, чтоб даже в смерти с любимым остаться.

А потом то тут, то там стали у реки нехристи гибнуть. Кто за водой пошел – не вернулся, а иной раз и целые корабли на дно шли под песнь девы речной. Так и родился миф о хранительнице русичей, прекрасной деве – Вольке, а реку в честь неё Волькой величать стали, с годами история забылась, и река стала Волга. Но до сих пор, если ты на этих берегах зло удумал, или девушку понапрасну слёзы лить заставил, – не будет тебе пощады, а коли с чистым сердцем в беду попал, то говорят, русалка тебя и из стремнины вытащит, в шторм лютый целехоньким на берегу оставит. Вот такая она, наша русалка. Волька. Хранительница Итиля.

– Да сказки всё это. – выдохнул Егор и подкинул в костёр очередное полено.

– Сказки. – дядька Федор снова наполнил стакан кристально прозрачной жидкостью. – Говорю вам. Бабка наша ведунья была. Мне батя. Дед твой. Рассказывал.

Он с фронта приехал, комиссовали его по ранению, в госпиталь тутошний. А как в палату положили: всё тело у деда тогда нарывами покрылось. Ни с того ни с сего.

Ну он, значит, бабке нашей уж прощальное накатал. Та всё бросила и к нему рванула. Говорят, что из-за этого чуть под трибунал не попала…

– Тогда законы строгие были, – вставил Батя. – никакие заслуги в зачёт не шли. Чуть что – трибунал. Но бабка твоя безбашенная была. От ордена отказалась и сюда к деду.

Федор с укоризной глянул на старшего, заставляя его умолкнуть, а потом добавил:

– Так вот, Бабка твоя, над водой что-то нашептала, поплевала, соли сыпанула, бумажку с отцовскими волосами сожгла, да его самого в бане крапивным веником пропарила. Всё как рукой сняло. Он потом сокрушался, что ведьма повоевать не дала. Он даже добровольцем пытался записаться снова, а нет. Не брали. А. Ты говоришь…

Егор отмахнулся.

– У меня на работе хрень полная. На 12 июля четыре жмура нашли. В разных уголках города. Совершенно разные люди. Друг друга не знали, не пересекались. Один за одним скопытились. Четыре ночи, четыре трупа. Ничего общего. Фамилия только у всех одинаковая.

– Это какая же? – вставил дядька Федор.

– Ну столица большая. Эка невидаль – четыре трупа. У нас по весне в сугробах поболе находят, а городишко-то наш…. – отец Егора опрокинул предложенный стакан с самогоном и принялся занюхивать куском свежего хлеба со шматом сала на нём.

– Их не в Москве нашли. В Ульяновске… и фамилия у всех Разины.

Батя чуть не опрокинул сумку с харчами.

– Ну Разиных в Поволжье пруд пруди. После Степки все вольные себя так кликали. Не факт даже, что родня. – Хотя голос у дяди Федора явно дрогнул. Крути не крути, а дело пахло фамильным проклятием.

Егор воспользовался моментом и продолжил. – Так вот, у всех, по данным разных патологоанатомов из трёх разных моргов, у всех у них странные симптомы. Тело в ожогах, а кровь в венах загустела, словно труп замерз насмерть. Ни свидетелей, ни улик. Просто, ни с того ни с сего, вышли на улицу в чём мать родила среди ночи и скопытились.

– Городские, че. Чудиков везде пруд пруди, а там их и не счесть поди. Щас каждый второй чуть чаго – в больницу или к энтому психиатру бежит.

– Психологу, – улыбнулся Егор, поправляя порядком захмелевшего дядьку.

– Так воть. – говорю тебе, ведьма тут замешана, не иначе. – вернулся в дискуссию Иван, дожёвывая бутерброд. – Бабу тебе надо искать, в ней причина. Шерше ля Фам…

Эта фраза, сказанная дядькой с эпичным видом, заставила Егора улыбнуться.

– Есть женщина. Все четверо были с ней знакомы. В разное время, правда. Но у неё алиби. Причём железное. Она в дни смерти дежурила. На виду, куча народу в свидетелях. Врач в больнице. Камеры проверили, карточку магнитную – не отлучалась.

– Значит, отравила чем-то. Хотя, судя по тому, как они копыта отбросили, – эт магия. Причём чёрная. – Дядя Федор поднял палец в небо. – Жалко, Февронья совсем плоха стала, не слышит нихера. А то она б подсобила. Эт хоть и старая грымза, но нюх на нечисть и колдовство у неё не отнять.

– Ой, Федька, был ты дурнем, дурнем и помрёшь. Ну какая она ведунья-то? Она сейчас лопух от одуванчика не отличит. К батюшке Серафиму надо сходить, ну или девку эту в камеру и допросить с пристрастием. – батя стукнул кулаком в ладонь.

– Серафим занятой, его раньше воскресенья не застать. Да и в воскресенье-то, если сразу после службы не подойти, всё, жди ещё неделю.

– Да глупости всё это, – Егор подкинул в костёр ещё пару веток. – К делу слова святого отца не пришьёшь, да и о колдовстве лучше даже не заикаться. Местные в рапорте только упомянули о проклятии, меня с проверкой отправили. Следом точно ФСБ приедет. А те ребята не шушукаются. В дурку на раз отправят, на обследование. Устанешь потом анализы сдавать…

– Не, ну а чё ты теряешь-то? Поспрашать-то можно. За это по мордам не бьют. – голос отца стал серьёзным. – тем более в Москве своей в храме-то ни разу и не был.

– Да и с Федосией, то что при лавке церковной сидит, можно побеседовать. Хуже ж точно не будет. Не всё в этом мире можно объяснить с научной точки зрения, – добавил дядька. – Я спать пойду, поздно уже. Рассвет на реке летом ранний. Скоро светать начнёт.

Дядька, крехтя и скрепя суставами, направился в палатку.

– Ты, сына, не серчай на нас, мы ж не со зла. Помочь хотим. Знамо дело, у тебя своя голова на плечах. Не глупая, светлая. Вона до майора дослужился. Но послушай старика. Всё в этом мире крутиться вокруг женщин. Начни с неё.

– Ей-то и предъявить нечего. – сокрушённо пробормотал Егор.

– А ты не как полицейский к ней. Как мужчина присмотрись. Может, чего и выведаешь. Иногда женщина лишь проводник. Вон, если верить слухам, в ещё царской России жила тут при храме убогая. Снасильничали её в юности, та с горяча проклятие и прокричала. Все померли. Страшной смертью скончались насильники, а она так при храме и осталась, за души их молилась. Словом любую хворь исцеляла у прихожан, а насильников вона в могилу свела, да на этой почве умом тронулась. На каждого блудливого мужика кидалась, да кричала: «Ящуры тебя заберут! Во четыре крыла, огонь да полымя!»

– Драконы что ли?

– Это у вас драконы. А тогда всех чешуйчатых либо ящуром, либо змием кликали. Так что вот так вот.

– Ты правда во всё это веришь, бать?

– Ты притчу про воробья помнишь?

– Того, что замерз и упал, а на него испражнилась проходящая мимо корова?

– Угу. Не тот тебе враг, кто на тебя нагадит, и не факт, что из дерьма тебя друг вытащит.

– Предлагаешь сидеть и не чирикать?

– Предлагаю не делать поспешных выводов, сынок. Главное – разберись до конца. Вдруг это только начало? Хотя и с плеча рубить тож не спеши, отсеченную голову назад не приставишь. Оборванную жизнь не вернуть, а искалеченную душу не поправить. Ты Ульку Синицину помнишь?

Егор канул головой.

– Соседка наша, через дорогу жила, у продуктового, лет на пять тебя старше.

– Не помню, бать.

–Ну да ладно, не суть. Так вот Улька эта решила приворожить мужчину, а он женат был. И ведь  не побоялась ничего, ни бога , ни черта, сделала ритуал на крови, увела мужчину из семьи. Любил он ее конечно больше жизни, как собачка за ней бегал, все прихоти исполнял, а пару тройку лет спустя той бабе все опостылело, просто надоел он ей. Ну Она его бросила, а тот с горя повесился. И она долго не прожила, ей везде он мерещился, приходил к ней во сне, говорил что любит. И она сошла с ума, а потом и руки на себя наложила. Вот так вот. Выходит Он забрал её с собой, не дав жить. Магия вещь темная, а вот проклятье точно существует. Главное не руби с плеча.

Глава вторая. Встреча с прошлым

Ульяновск – не чета огромному мегаполису, но всё-таки он поглотил Егора целиком. С ходу по макушку завертев в своём маховике. Начальство требовало отчёта, названивая по три раза в день. На фоне недавней пандемии странная серия смертей могла посеять панику, и министерство давило на главк, главк на управление, и в конечном счёте бремя легло на плечи Егора. Бесчисленные поездки к фармацевтам не выявили препарата, способного оказать подобный эффект.

Тела усопших отправили спецрейсом в рефрижераторе прямиком в лабораторию Кафедры вирусологии МГУ. Оставалось дождаться результатов исследования, и можно было смело отправлять дело в отдел «висяков», но что-то словно мешало сделать это.

Слишком много было непонятно. Да ещё и местный следователь отдела Никитин Семен Васильевич настаивал на немедленном аресте Екатерины Костниковой по подозрению в колдовстве. Благо, в прокуратуре отказали в ордере и позвонили в Главк. Этот тип пришёлся Егору не по душе с первых минут знакомства.

Никитин создавал впечатление заносчивого и самоуверенного бычка, идущего на пролом. Низкий лоб, лысеющая голова, тучное телосложение. Прям вылитый типаж инквизитора из голливудских фильмов. Такие обычно выбивают признание, а не дознаются до истины. Оставить дело такому человеку Егор не мог. Он понимал, что скорее всего Никитин вынудит Екатерину дать признание. Такие, как он, ставят отчёты выше человеческих судеб. Так что на исходе третьих почти бессонных суток, прочитав все отчёты и посетив лично врачей, делавших вскрытия, Егор выписал повестку женщине.

Можно было отложить ворох бумаг в сторону и нормально, по-человечески выспаться лёжа на простынях, а не на диване в кабинете.

* * *

День догорал в лучах садящегося светила. Таял, словно мороженое, забытое на столике.

«Как быстро летит время. Вроде только вчера сидел с отцом и дядькой на берегу Волги, а уже почти неделя пролетела». Егор сбросил с плеча кобуру и скинул рубашку.

Духота замкнутого пространства казённой квартиры усилила ощущение жары. Кондиционера в однушке, выделенной для московского следователя, не было. Егор распахнул настежь окна. И тут же гул улицы ворвался внутрь, сменяя затхлый запах на пропитанный влажностью свежий ветер с Величайшей русской реки.

Тушёнка заскворчала на сковородке. Обычный ужин одинокого мужчины, поглощённого своей работой. Как же всё это опостылело. Ему вдруг захотелось тепла и семейного уюта. Чтоб кто-то родной ждал его прихода. Ждал и радовался встрече. Чтоб было кому поведать о дневных заботах и проблемах. О трудностях на работе. И чтоб было кому сказать самое главное: «Ты молодец. Ты справился». Засвистел чайник. А следом гранёный стакан наполнился кипятком, но пакетик «Липтона» отказывался погружаться и плавал как поплавок. Сахара на кухне не оказалось.

– Надо список составить. Продуктов купить. Так и до язвы недалеко. – пробормотал себе под нос мужчина и решил провести учёт товаров первой необходимости.

Ну сколько я тут ещё проторчу? Дня четыре минимум.

Ожидание встречи в этот раз совсем не было похоже на рутинную повседневность. За годы службы в своём кабинете мужчина перевидал разного. От отпетых преступников до перепуганных обывателей. Работа есть работа, и следователь научился отстраняться от человеческих чувств, но в этот раз он почему-то ждал встречи с каким-то непонятным возбуждением. Незнакомка с фотографии смутно напоминала ему что-то волшебное из далёкого забытого детства, но что? Егор не помнил. Час Х пробил, и в кабинет постучали. Мужчина привычным движением убрал документы в стол. На зелёном сукне осталось лежать лишь папка с её делом.

Женщина вошла в кабинет. Темноволосая, каштановые волосы струились по её плечам. Не совсем подходящая причёска для визита к следователю убойного отдела. На губах яркая помада. Макияж. Тени, подчёркивающие её огромные глаза цвета тёплой июльской ночи. Она пришла словно на свидание. Деловой костюм облегал её точеную фигурку, а сквозь полупрозрачную блузку виднелся кружевной бюстгальтер.

«Виноватой себя не считает, уверена, что бояться нечего…» – отметила тренированная годами интуиция следователя.

Мужчина привстал, жестом указывая женщине на стул перед столом. Хотя в кабинете больше мест для сидения не было, не считая старого потертого казённого кресла.

– Здравствуйте… – голос девушки дрогнул. Всё же она не настолько самоуверенна, тут же подметил следователь.

– Здравствуйте. – суровым тоном ответил Егор. – Давайте знакомиться, я следователь по особо важным делам убойного отдела, Разин Егор Иванович. Вы наверняка понимаете, почему вас пригласили.

– Понимаю, – ответила черноглазая красавица, – прошу простить, я с дежурства, ночь была трудной, много пациентов, две реанимации. Но меня больше беспокоит другое. Я как вашу фамилию в повестке увидела, меня словно током шарахнуло. Это же ведь ты – Егор. Тот самый рыцарь, что нес меня на руках от школьного стадиона до дома? Ты помнишь?

Егор плюхнулся в кресло, врата памяти распахнулись, он словно снова попал в тот вечер, много много лет назад.

* * *

Уже темнело. Конец мая благоухал зеленью и сводящим с ума ароматом сирени. Вечер был тёплым. Впереди пара тройка дней до последнего звонка. Егор уже не помнил, какими тропами судьба привела его на ступеньки возле своей школы, но там рядышком, на детской площадке, в момент, когда молодой человек остановился попить воды из фонтанчика у школы, рядом на игровой площадке громко треснула сорванная петля качели. Смех девчат, воркующих на площадке, смолк, и в тишине явно раздался стон. Следом в ужасе заголосили подружки. Егор пригляделся. На полу, в жёлтом сарафане, сидела девушка, упавшая с качели, и, уткнувшись лбом в коленку, держала себя за лодыжку. Белоснежная кожа ноги из-под задранного платья для молодого юноши была словно удар дубиной по голове. Он, ещё не имевший опыта близости и навыков общения с противоположным полом, замер, не зная как поступить. Но стоны и всхлипывания девушки, сидевшей на грунте, заставили его шагнуть к стайке восьмиклассниц.

Каково же было его удивление, когда в пострадавшей он узнал родственницу своего одноклассника и близкого друга Сереги. Это была, толи сестра, толи племянница мужа его старшей сестры. И Серега не раз рассказывал про свои планы на счёт этой девушки. Уж больно она ему нравилась.

– Привет. – едва смог выдавить из себя Егор.

– Что случилось?

Подружки наперебой начали рассказывать про оторвавшуюся качелю. Но Егор смотрел на Катю, столько отчаянья и мольбы в глазах он ещё не видел. Лиловые, с каким-то фиолетовым отливом, огромные глаза казалось глядели в самую душу парня.

– А я тебя знаю, ты – Катя, родственница Сереги Бородетского. Правильно?

Девушка кивнула и одернула задравшую полу сарафана.

– Ты это… идти сама сможешь?

Егор протянул девушке ладонь. Та приняла помощь и поднялась. Но попытка сделать шаг провалилась, и девушка едва снова не рухнула на грунт, стоня от боли, а из глаз покатились слёзы, оставляя блестящие борозды на покрытых пылью щеках.

Что тогда случилось, Егор сам не понял. Но что-то внутри заставило поймать девушку и прижать к себе. Горячая кожа под лёгким платьем. Запах её волос и глаза, полные слёз и надежды. Егор поднял девушку на руки и зашагал знакомой тропой к дому закадычного друга.