Прыжок в неизвестность

То, что случившееся на корабле – саботаж, уже не вызывало вопросов. Лишь только корабль вынырнул из варпа и встал на верфь, техножрецы быстро нашли что и как конкретно было выведено из строя, чтобы повредить поле Геллера. Поломку устранили быстро, а расследование передали в руки агентам Инквизиции. И теперь Рейвен и Филипп фон Хардинг смотрели на вереницу изможденных людей, что тянулась к допросной. Большинство из них были переданы в руки дознавателям своими же собственными собратьями из чувства долга или за дополнительный паёк.

Молодая медикэ передала отчеты о состоянии каждого из беглецов.

– Большинство из них чисты. Наши авгуры не выявили ни скверны, ни каких-либо заболеваний, о которых не было известно раньше, – отрапортовала она, нервно заламывая руки и безуспешно пытаясь это скрыть.

– А вы часто проводите медосмотр людей с нижних палуб? – Рейвен бросила ироничный взгляд и вопросительно изогнула брови.

– Мы знаем, чем болеют наши люди, – с готовностью ответила она, сжимая кулачки. – И хоть вы мне не поверите, но стараемся о них заботиться… По мере возможности, конечно, – на последней фразе она слегка стушевалась.

Филипп фон Хардинг лишь ухмыльнулся.

– Отбери нам тех, у кого нашли следы скверны. По убывающей. Сначала поговорим с теми, кому повезло меньше.

Двенадцать человек – столько несчастных ожидало своей участи в крохотной душной комнатушке, за стеной которой раздавались душераздирающие крики тех, кто не хотел говорить. Таких, как и предполагалось, оказалось не много. Первые – с явными следами мутации – быстро и честно признались, что просто испугались, и просили лишь не трогать их семьи. С ними было быстро покончено. С остальными пришлось потрудиться.

Мужчина лет сорока на вид, удивительно крепкий для жителя нижних палуб, сидел в кресле, затравленно глядя на аколитов исподлобья.

– Да я ведь здоров! – раз за разом повторял он, – проклятые железяки что-то напутали!

Филипп фон Хардинг тяжело вздохнул и сжал руку в кулак.

Гримаса боли исказила и без того изможденное лицо. Рейвен слышала, как хрустят суставы подозреваемого, как скрипят сжатые зубы, видела слезы на глазах.

– Я виноват лишь в том, что не пошел в карантин, – рыдая, выдавил он, когда кулак дознавателя разжался. – А как я мог иначе?

Эту историю он повторял уже в третий раз: на корабле никому нет дела до обитателей нижних палуб, никто их не лечит, никто их не кормит. Когда все произошло, он испугался, убежал по лестнице. А когда объявили карантин, побоялся пропустить смену, ведь тогда его семье не выдадут паек. Излишним было говорить, что, во многом под давлением Рейвен, капитан распорядился поощрять едой всех, кто добровольно явился в изолятор и пристально следить за их состоянием.

– А потом дошло! До меня дошло! – продолжал реветь мужчина. – Меня же в шлюз выбросят. А кто тогда будет кормить мою семью? У меня семь детей! Семь! Умоляю, отпустите меня!

Рейвен перевела взгляд на инфопластину с данными авгуров. Нет, как бы ни хотелось верить в обратное, ошибки быть не могло: крупная киста неизвестного происхождения должна была по меньшей мере дать о себе знать, а по мнению медикэ и вовсе убить этого бедолагу. Кто-то остановил её рост, убрал симптомы, и Филипп фон Хардинг почувствовал нечестивое вмешательство.

– Повторю свой вопрос еще раз, – с нажимом проговорил он, – кто заговорил эту дрянь у тебя в груди? К кому ты ходил?!

– Я не…. А-А-А!!!

Мужчина скорчился, казалось, его сейчас всего вывернет наизнанку. Пальцы медленно вывернулись под неестественным угром.

– Говори! – наседал дознаватель.

Но из уст несчастного слетал только истошный крик.

– Говори!

Мужчина сжался, глаза готовы были вот-вот вылезти из орбит.

– Филипп, хватит! – вмешалась Рейвен. – Ты убьешь его!

– Сейчас не время играть в благородство, аколит.

– Мертвым он тебе точно ничего не скажет.

Челюсть дознавателя потяжелела, губы превратились в тонкую ниточку. Оставив несчастного, тяжело дыша, приходить в себя, он поднялся и, уже, стоя на пороге, процедил:

– Тогда, будь добра, сама с этим разберись.

Дверь бесшумно закрылась за ним.

Рейвен проводила Филиппа фон Хардинга хмурым взглядом, затем подошла к несчастному и присела перед ним на корточки.

– Как вы?

Она осторожно коснулась дрожащего плеча.

– Госпожа, – простонал мужчина, обращая к ней полный боли взгляд.

Рейвен махнула стоящему у входа штурмовику.

– Прикажи принести воды.

Долго ждать выполнения поручения не пришлось.

Рейвен осторожно поднесла фляжку к губам несчастного, тот принялся жадно пить, жалобно поскуливая.

– Госпожа, вы тоже мне не верите?

– Мне бы очень хотелось вам верить, – отозвалась она, – но, боюсь, факты говорят не в вашу пользу.

Вздох.

– Послушайте, – начала Рейвен мягко, вкрадчиво, глядя несчастному прямо в глаза, – он вернется, и этот кошмар продолжится. А если вы ничего ему не расскажите, он найдет вашу семью и ваших детей. И… – она болезненно зажмурилась. – Я даже не хочу представлять их судьбу тогда. Спасти их – в ваших руках, Гартис.

– Без меня они и так умрут, – простонал мужчина.

– О них позаботятся.

– Обещаете?

– Обещаю.

Несчастный подался вперед, почти повалился на Рейвен, пришлось его удержать, и, дрожа всем телом, тихо, измученно заговорил:

– Есть у нас на нижних палубах знахарь… Здоровяк По. Он один такой, не пропустите. Лицо у него доброе. Как у вас. И глаза мудрые. – он всхлипнул. – Я как почувствовал жжение в груди, к нему пошел. Он что-то поколдовал, и сказал, что время мое, мол еще не пришло, мол, иди, живи, радуйся жизни.

Рыдания снова сотрясли ослабленное тело.

Рейвен похлопала его по спине.

– Вы молодец, Гартис. Вы молодец.

Оставив мужчину, она покинула допросную и шагнула в соседнюю комнату – туда, где прозрачная только с одной стороны стена позволяя наблюдать за дознанием.

Филипп фон Хардинг, как всегда спокойный и собранный, поприветствовал её одобрительным кивком.

– Хорошая работа, агент Дальмайер. Твой план снова приносит свои плоды.

– Благодарю, Мастер фон Хардинг. Мы с Льюисом столько раз разыгрывали этот спектакль, уже не счесть.

– Есть и в парной работе свои плюсы, – дознаватель почти улыбнулся.

– Пожалуй, – отрешенно ответила Рейвен, наблюдая, как штурмовики уводят еле волокущего ноги обреченного на смерть мужчину.

Внутри что-то шевельнулось. Печаль, горечь, едкий неприятный осадок, что ложится на душу всякий раз, когда из допросной уводят очередного обреченного, который мгновение назад, подкупаемый лаской и притворным добрым сердцем, открывал её душу. А ведь она, едва выйдя за порог, даже забыла его имя.

– Ты все еще их жалеешь?

– Не знаю, их или себя, – честно ответила Рейвен.

– Ты сделала то, что должна была. Благодаря тебе теперь мы сможем спасти сотни, если не тысячи невинных жизней.

– Спасибо, – искренне поблагодарила она, а затем, глубоко вдохнув, повернулась к выходу: – Пойду, спасу то немногое, что от меня осталось. Распоряжусь о судьбе семьи этого несчастного.

– Рейвен, – окликнул фон Хардинг. Она обернулась. – В тебе больше человека… Чем во мне.

– Порог был невелик, – губы сложились в ироничную ухмылку.

Дознаватель притворно скривился.

– Это даже почти обидно.

Часть V

Рейвен долго смотрела на свое отражение в прохладной воде умывальника. Сколько ей сейчас было? Ах, да, тридцать четыре. Хотя, порой, казалось, намного больше. Непозволительный долгожитель по меркам рядового терранского работяги, но ещё совсем молодая для Инквизиции. И лицо… Да, пожалуй, у неё действительно было доброе лицо. Редкость для аколита. Хотя, вероятно, появление следов холодного отчуждения – лишь вопрос времени.

Она подняла взгляд, тот уперся в зеркало.

До смерти Льюиса Рейвен не задумывалась, как сильно изменила её работа в Инквизиции. Хотя нет. Нет, изменения начались раньше. Она коснулась глубокого шрама на щеке, что тянулся от переносицы к скуле. Напоминание о простой истине, что так любил повторять Его Светлость Фридрих Грюнвальд: к тем, кого коснулась скверна Архиврага, жалость неприемлема.

Ей было шесть, когда старуха Азуя – удивительно сердобольная для учительницы – пригрела под своим крылом внука-мутанта. Тилли, так его звали. Что именно случилось с мальчиком, и как его коснулись силы Архиврага – неизвестно, однако он спокойно разгуливал среди детей, посещал занятия и не привлекал к себе внимания. Рейвен ходила с ним в один класс. Мутацию она заметила случайно – длинные, отдаленно похожие на рыбьи жабры отметины на плечах. Как добропорядочная имперка, она сразу отправилась к старшим.

– Это очень серьезное обвинение, – резко осадил её учитель.

Наверное, то была его ошибка – собрать едва ли не всех учеников и преподавателей во внутреннем дворе интерната чтобы прилюдно разоблачить мутанта. Насмерть перепуганный Тилли начал меняться. Рейвен до сих пор помнит его крик, хруст суставов, запах крови, залившей лицо, острую боль в щеке от застрявшего там крыла аквилы, что мгновение назад сияла на груди Тилли. Никогда в жизни она больше не испытывала такого страха, как тогда, когда огромное чудовище, состоящее из узлов и наростов рвало на части пытавшихся сбежать детей. А потом схватило её за ногу и поволокло в разверзшийся на теле огромный рот.

Томас Дальмайер появился буквально из неоткуда. Двенадцатилетний мальчишка кинулся на мутанта с ножом и сражался, пока не подоспела подмога.

В тот день Инквизиция впервые обратила внимание на их семью. На Томаса как на потенциального аколита, а на Рейвен как на свидетеля.

Первый допрос, первое копошение в голове – все это было слишком для шестилетнего ребенка. Под конец она плакала и молила отпустить её домой. Мать тогда впервые назвала Рейвен позором семьи.

Дальнейшая жизнь только добавляла поводов для цинизма.

Она плеснула в лицо холодной водой, отгоняя неприятные воспоминания. Нет, они давно уже не были болезненными, но каждый раз искушали начать задавать вопросы «а что было бы, если бы…»

– История не терпит сослагательного наклонения, – тихо произнесла она своему отражению.

Удобно устроившись в кресле, Рейвен нащупала на затылке разъем и привычным движением воткнула кабель, соединяя имплант у себя в голове с планшетом. Три быстрых моргания, и открылся сетчатковый интерфейс.

Пора браться за работу.

Сотни протоколов замелькали перед глазами. Допросы, слухи, разговоры, переговоры экипажа, записи с камер – все это сменяло друг друга с такой скоростью, что справиться мог только подготовленный и улучшенный разум.

Здоровяк По – личность примечательная. Плотный, невысокий, круглолицый. Глаза темные, миндалевидные, волосы черные, вечно растрепанные. Отличительный признак – ожирение второй степени. Слухи позволили составить точный портрет, разум отрисовал его и высветил на периферии зрения. Видео с камер. На нижних палубах их не так много, но рано или поздно каждый матрос должен попасться. Придётся отсмотреть очень много за очень короткое время. Рейвен отдала приказ. Тело на автомате вкололо лежащий под рукой нейростимулятор. Почувствовав пьянящую лёгкость, она даже не заметила, как правая рука начала непроизвольно дергаться. Ничего, небольшая плата за удвоенную продуктивность.

Снова замелькали тексты, слова, видео. Вот и наш Здоровяк По. Клан мусорщиков. Штурмовикам уже были направлены портреты тех, кто с ним взаимодействовал, и примерные координаты нахождения. Приказ брать живыми. Попутно они проверяли места, которые Рейвен вычисляла по прямым или косвенным показаниям.

Сложно сказать, сколько прошло времени. Не меньше шести часов, если сверяться с протоколами. И у нее было точное местоположение Здоровяка.

Однако что-то было не так.

Тишина. А потом резко пропало две камеры. Не прошло и пары мгновений, как исчез поток от одного из соглядатаев. Рейвен тут же доложила об этом. Её механический голос прозвучал из десятков вокс-передатчиков старших офицеров и штурмовиков.

Еще одна камера исчезала. Люди с оружием бросились на охранников. Перестрелка. Исчез еще один соглядатай.

Рейвен прыгала с камеры на камеру, формируя отчеты о происходящем и стараясь не упустить подозреваемого.

Вот он!

– Рейвен!

Дознаватель сильно тряхнул её за плечи. Файлы рассеялись, перед взором интерфейса предстал его хмурый лик.

«Филипп фон Хардинг

Род деятельности: Агент Инквизиции

Должность: дознаватель

Возраст: данные отсутствуют

Родной мир: данные отсутствуют

Принадлежность к фракциям: данные отсутствуют

Проступки: данные отсутствуют»»

Всплыло перед глазами то, что имплантат заботливо выуживал из её собственной памяти.

Рейвен сильно зажмурилась, рваным жестом показала, что ей нужно время.

После многих часов работы вернуть речевые центры под контроль сознания оказалось труднее, чем предполагалось.

– Я знаю, – прохрипела она. – Знаю, где он.

Непослушными руками она нащупала еще один стимулятор, попыталась кольнуть его в шею. Промахнулась.

– Рейвен, ты знаешь, злоупотребление…

– Я слежу! – прорычала она сквозь сжатые зубы, снова пытаясь вогнать иглу в нужное место. – Я не магос. Мне не хватает…

Он забрал у нее стимулятор. Легкий укол, и в голове прояснилось.

– Идем, – коротко скомандовал дознаватель.

Часть VI

Самый быстрый путь на нижние палубы. Лифт, спуск по лестницам занял бы целую вечность – не меньше.

– Воспользуемся офицерским, – коротко бросила Рейвен, идя чуть впереди.

Очень странно было ощущать расколотость сознания, когда одна часть неустанно отсматривала видео с камер наблюдений и анализировала данные, а другая взаимодействовала с окружающей средой. Как будто мир вокруг ненастоящий. Очень похоже на то, что ощущаешь, когда погружаешься в варп. Ты слышишь каждый стон корабля, знаешь, где находится добрая половина экипажа, но с огромным трудом осознаешь себя во всей этой информационной какофонии. Рейвен старалась так не делать: как было сказано Филиппу фон Хардингу, она не магос, и в ее импланте нет Духа Машины, чтобы работать автономно, а возможности мозга обычного человека лимитированы. Чтобы обойти границы приходилось прибегать к нейростимуляторам, применение ни одного из которых не проходило бесследно. Да, Инквизиция постаралась раздобыть для своих аналитиков наиболее безопасное зелье, но лучшее, что от него стоило ждать – головной боли и нервного истощения. Однако таков долг аколита – идти, порой, на жертвы ради искоренения ереси.

Стайка офицеров расступилась перед ними, пропуская к раскрывшимся дверям. Оказавшись в тесной коробке Филипп фон Хардинг заметно напрягся.

– У меня плохое предчувствие.

– Надеюсь, оно не оправдается.

– Я бы не был столь оптимистичен. – И, помолчав, добавил: – Он всё ещё на месте?

Рейвен потребовалось несколько мгновений, чтобы ответить.

– Да, прячется в техническом отсеке. Но он не один. С ним еще десятка три вооруженных людей. Но ничего, штурмовая группа уже ждёт нас на полпути. Просчитываю наиболее быстрый и безопасный путь.

Дознаватель глянул на табло, где мелькали этажи и названия палуб.

– Не слишком ли быстро спускаемся?

– А? – Рейвен неосознанно вздрогнула, отвела больше мощности на взаимодействие с окружающей средой и проследила за его взглядом.

Обыватель вряд ли заметил бы неладное, но модифицированный мозг сразу определил: цифры сменяли друг друга все быстрее и быстрее. Недолго думая, Рейвен ударила по кнопке экстренного торможения. Ничего не произошло.

Почти одновременно с этим Филипп фон Хардинг достал пистолет, отстрелил замки, блокирующие потолочный люк. В кабинке повеяло потусторонним холодом, на кончиках пальцев заплясали лёгкие покалывания. В следующее мгновение он легким движением подбросил Рейвен, она плечом выбила люк и, вскарабкавшись наверх, подала ему руку.

Двери, этажи и всевозможные отсеки проносились перед глазами. От грохота закладывало уши.

– Готовьсь! – громко скомандовал дознаватель, после чего его ледяная рука крепко обхватила Рейвен за талию.

И он прыгнул.

Кабина лифта с воем понеслась вниз, тросы горько стонали, будто предсказывая печальный конец.

А аколиты висели на каком-то кабеле, тяжело дыша и провожая взглядом свою несбывшуюся погибель.

– Попались как новички, – недовольно процедил фон Хардинг, когда до них донесся скрежет разбившейся кабины.

Рейвен нечего было ответить. Она выудила из хранилища импланта план шахты лифта и огляделась в поисках чего-нибудь, что вывело бы их наружу.

– Смотри, – она тронула дознавателя за плечо и указала на лестницу на противоположной стороне. – Она ведет к воздуховоду. Достаточно широкому, чтобы можно было пролезть. Через него мы выберемся к сто четвертой палубе.

– Допрыгнешь?

– Постараюсь.

Она взобралась сначала ему на спину, затем встала на плечи, стараясь игнорировать шедший от него холод и не отпускать замечаний о его недюжей силе. Биоманты еще не то могли творить со своим телом.

– Страховочный трос? – одобрительно заметил он, когда Рейвен закрепляла карабин на одном из кабелей. – Умно.

– Никогда не знаешь, где пригодится.

Проверив надежность крепления, она оттолкнулась.

Первый блин комом. Даже не достигнув лестницы, Рейвен повисла на канате и больно ударилась плечом о стенку.

– Ты в порядке?

– Да, всё нормально.

Она упрямо подтянулась, встала на плечи дознавателя и снова прыгнула. Пальцы неуверенно схватились за перекладину, готовые вот-вот соскользнуть. Стиснув зубы, Рейвен перехватилась получше и подтянулась. Когда ноги нашли опору, она облегченно выдохнула, отцепила трос от пояса и крепко закрепила на лестнице

Тем временем фон Хардинг проделал обратную манипуляцию, прикрепив себя к тросу.

В глазах потемнело, голову прострелила невыносимая боль. Один за другим стали исчезать потоки информации, которую обрабатывал имплант. Кто-то уничтожил сеть камер на нижних палубах.

Она слишком поздно осознала, что потеряла связь с реальностью. Нога соскользнула, руки не успели ни за что уцепиться.

Резкий рывок привел в чувство. Филипп фон Хардинг крепко держал её.

– Спасибо, – выдохнула Рейвен еще не совсем понимая, что только что избежала довольно неприятной смерти.

Он не ответил, только помог ей вскарабкаться наверх.

Спустя некоторое время они, наконец, добрались до воздуховода и выползли к сто четвертой палубе.

Не теряя времени, Рейвен перевела имплант в боевой режим, достала из кобуры револьвер и кивнула дознавателю. До нижних палуб – рукой подать.

Часть VII

Штурмовой отряд уже ждал их на месте. Они окружили вход в крупный отсек, где располагались мусороперерабатывающие машины, и откуда периодически прилетали выстрелы. По данным Рейвен около сотни бунтовщиков забаррикадировалось в путаных коридорах, требуя улучшения условий жизни. Однако, как показывала практика, подобные выступления вели только к уничтожению кланов, еще более сильному закручиванию гаек и урезанию пайков.

Удивительно, что капитан не отдал приказ просто разгерметизировать отсек. Ответ на незаданный вопрос пришёл по вокс-передатчику от техножреца, который настоятельно рекомендовал с уважением относиться к нежным машинам для переработки, ибо ни починить, ни заменить их до прибытия на Ризу не получится. В ответ на вопрос, неужели на принявшей их верфи не найдётся ничего подходящего на замену, в вокс-передатчике раздалось что-то среднее между злобным шипением и бинарной трелью посылания умника куда подальше.

– Значит, не стрелять, – со вздохом констатировал командующий штурмовым отрядом.

– Вот пусть эта шестеренка придёт и сам выкурит этих чертовых засранцев! Варп их подери! – Отвечал ему один из старших офицеров, гневно размахивая руками.

– Выкурить – это хорошая идея, – улыбнулась Рейвен, уже сверяясь с картой отсека.

– Как можно больше бунтовщиков должны быть взяты живыми, – предупредил дознаватель. – Толстяк – наша главная цель.

Пока по всей палубе разносилось эхо затихающих выстрелов, аколиты разрабатывали план действий. Несмотря на яростные протесты подоспевшего техножреца, был отдан приказ теснить остатки сопротивления к отсеку с мусороперерабатывающими машинами: больше свидетелей, больше сведений, больше вероятность вырезать все зачатки неповиновения и надолго отложить следующий бунт. Да, не предотвратить, а отложить. Условия на нижних палубах ковали людей отчаянных – им нечего терять, кроме своего жалкого существования.

После недолгой проверки работоспособности внутренних шлюзов, решено было пустить внутрь усыпляющий газ с легкой примесью нейропаралитика. Почтенный Магос Биологис из медотсека великодушно выделил одну из сотен ячеек памяти на двухминутное вычисление нужной концентрации, поэтому, изолировав отсек, команда пустила плотный белый туман по вентиляции.

Маска с респиратором легла на лицо; длинноствольный револьвер ощущался в руке приятной тяжестью.

Выждав нужное время, отряд направился внутрь.

Рейвен и Филиппу выпал третий выход – ближайший к лифту. Тому самому, что едва не стал их жестяной могилой. Хотя по изначальному плану они должны были отправиться вместе с основным отрядом.

Глупо было бы ожидать, что все бунтовщики послушно уснут, а потому едва аколиты переступили порог отсека, до слуха донеслись приглушенные звуки перестрелки.

Боковым зрением Рейвен заметила неясное шевеление. Решение было принято молниеносно. Выстрел. Стон. Тощее тело в респираторе и с винтовкой в руках грудой тряпья повалилось на пол. Повеяло холодом. Крик. Там, куда Филипп протягивал руку, корчились на полу сразу двое оборванцев.

В мозгу что-то щелкнуло. Рейвен оттолкнула дознавателя, слыша свист пуль у самого уха, оказалась на полу, быстро откатилась и укрылась за грудой ящиков. Место, где они стояли, располосовала автоматная очередь.

Филипп прислонился спиной к стене, вытащил пистолет. Высунулся. Выстрел. Промах. Что-то прокричал в вокс-передатчик. Рейвен не расслышала. Из своего укрытия она отслеживала передвижения бунтовщиков: по коротким вспышкам, шороху и движениям вычисляла их местоположение. Пятнадцать. С тремя уже разобрались.

Еще два выстрела. Рука дрогнула. Первый патрон попал прямехонько меж глаз оборванца, второй застрял в обшивке. Снова холод. Бежавший на них человек упал замертво.

Тяжелый снаряд пробил ящик и обжег кожу на шее. Если бы не скрытый под одеждой ячеистый доспех, Рейвен лежала бы сейчас в луже собственной крови с отлетевшей головой. Она рванула к другому укрытию. Вовремя: предыдущее разлетелось на мелкие осколки. В ушах зазвенело. Имплант убрал оглушающий писк, быстро привел мозги в порядок. Правда, вместе с писком пропали вообще все звуки.

Филипп что-то крикнул, и она, скорее, почувствовав, о чем он говорит, обернулась. Им на помощь спешили гвардейцы. Они шли, почти не скрываясь, зная, что будут иметь дело с нижнепалубными оборванцами. Рейвен попыталась их предупредить.

Голова идущего впереди гвардейца оказалась размазанной по стенам раньше, чем кто-либо понял, что происходит.

Воспользовавшись общим замешательством и появлением новых мишеней, Рейвен выскользнула из укрытия, и готова была поклясться: нечто ледяное коснулось пальцев. Мельком оглянулась. Ничего.

Дымовая шашка полетела вперед. Проход заволокло белым туманом, скрывая, позволяя аколитам скрыться от глаз бунтавщиков.

Рейвен было известно, где засел снайпер. Известно и как подойти к нему со спины. Крюк небольшой.

В узком боковом проходе засел один из бунтовщиков. На его лице навсегда застыла гримаса удивления, когда из дыма на него вынырнуло дуло револьвера.

Звуки потихоньку стали прорезаться. Пока что словно через толстую мягкую перину. Но этого было достаточно, чтобы перестать ориентироваться только на зрение.

Коридор. Сквозная каюта. Какой-то технический отсек. Передаточное окно. Ох, будь она чуть шире в плечах, не пролезла бы. Еще комната. Коридор.

И вот он. Даже если бы у нее не было портрета, не признать Здоровяка По было бы невозможно. Крупный, круглоголовый, он сидел, пригнувшись за сваленными в кучу ящиками, и с его позиций открывался прекрасный вид на место, где аколиты попали в засаду. В руке у него сверкнуло уродливое творение эльдар. И это относилось не столько к самому факту ксеносского происхождения винтовки, сколько к техническому надругательству неумелой человеческой руки.

Рейвен передвигалась бесшумно, но все же чем-то выдала себя. Или Здоровяк почувствовал ее. В момент, когда она уже готова была накинуть удавку, он с удивительным проворством развернулся. Хром блеснул в руке.

Попадание в упор выбило из груди воздух. Секундного замешательства хватило, чтобы По еще несколько раз выстрелил и, осознав, что обычные пули противницу не берут, откинул пистолет, сбил Рейвен с ног и навалился всем своим громадным телом.