Тотальное благополучие

Закрытый город простирался под защитными куполами как замороженная мечта советских инженеров, воплощённая в стекле и металле. Жилые блоки из тонированного стекла и полированной стали отражали танцующие всполохи полярного сияния, создавая иллюзию жизни в гигантской ювелирной шкатулке. Между зданиями тянулись подогреваемые переходы, по которым неспешно перемещались учёные в белоснежных халатах, их движения размеренны и предсказуемы, словно они были частями хорошо отлаженного механизма.

Ольга остановилась у панорамного окна, любуясь видом на экспериментальные станции, разбросанные по заснеженному ландшафту за пределами главного комплекса. Каждая станция представляла собой архитектурное чудо – изящные купола и спиральные башни, соединённые туннелями, которые змеились по белоснежной поверхности как артерии какого-то космического организма. Вдалеке виднелись установки термоядерного синтеза, их реакторы скрывались под многометровой толщей льда и бетона, а на поверхности остались лишь элегантные вентиляционные шахты, напоминающие скульптуры авангардистов.

В медицинском крыле комплекса царила особая атмосфера сосредоточенности. Доктор Петров склонился над блестящим металлическим столом, изучая новейшие образцы биомедицинских имплантов – крошечные устройства размером не больше рисового зерна, способные мониторить каждый удар сердца, каждый нервный импульс своего носителя. Его седеющие виски влажно блестели под яркими лампами операционной, а морщины на лбу углубились от постоянного напряжения последних недель.

– Коллеги, – произнёс он тихо, обращаясь к группе исследователей, собравшихся вокруг стола, – я должен ещё раз поднять вопрос об этических аспектах проекта «Аврора». Эти устройства способны не только мониторить жизненные показатели, но и активно воздействовать на нервную систему носителя.

Доктор Соколова, миниатюрная женщина с острыми чертами лица и пронзительным взглядом, поджала губы.

– Николай Иванович, мы уже обсуждали это на закрытом совещании. Все протоколы одобрены комиссией по биоэтике. Наша задача – обеспечить максимальную эффективность исследований, а не философствовать о моральных дилеммах.

– Но разве вас не беспокоит тот факт, что эти импланты могут влиять на когнитивные процессы? – настаивал Петров, его голос дрожал от сдерживаемого волнения. – Мы превращаем людей в подопытных животных, причём они даже не подозревают об истинном назначении устройств.

Ольга стояла в стороне, внимательно наблюдая за дискуссией. Её собственный имплант – обязательный для всех научных сотрудников – слабо пульсировал под кожей за левым ухом, напоминая о постоянном наблюдении. В последние дни она замечала, как коллеги всё чаще переглядывались с опаской, как их разговоры обрывались при появлении представителей службы безопасности, как тень страха легла на их привычно спокойные лица.

– Николай Иванович, – вмешался доктор Крылов, высокий мужчина с аккуратной бородкой, – возможно, стоит сосредоточиться на технических аспектах? Наши личные переживания не должны влиять на качество работы.

Петров резко повернулся к нему, в его глазах мелькнула искра возмущения.

– Личные переживания? Дмитрий Алексеевич, речь идёт о фундаментальных принципах научной этики! Мы клялись не причинять вреда, а теперь создаём инструменты для… – он замолчал, заметив, как напряглись лица окружающих.

Атмосфера в лаборатории сгустилась как арктический воздух перед бурей. Ольга почувствовала, как учащённо забилось её сердце, а имплант зафиксировал изменение её эмоционального состояния, передав данные в центральную систему мониторинга. Она попыталась успокоиться, зная, что любое отклонение от нормальных показателей может привлечь нежелательное внимание службы безопасности.

Внезапно Петров схватился за грудь, его лицо исказилось от боли. Глаза широко распахнулись, в них отразился первобытный ужас – не столько от физических страданий, сколько от внезапного, ослепительного понимания чего-то страшного. Он упал на колени, его дыхание стало прерывистым и поверхностным.

– Николай Иванович! – закричала доктор Соколова, бросаясь к упавшему коллеге.

Медицинская бригада появилась с поразительной быстротой, словно ожидала подобного развития событий. Врачи в зелёных халатах окружили Петрова, их движения были отточены до автоматизма. Портативный дефибриллятор, блестящие инструменты, ампулы с лекарствами – всё это применялось с профессиональной эффективностью, но Ольга видела в глазах медиков что-то, что заставило её содрогнуться. Это была не паника перед лицом неожиданной смерти, а скорее… отрешённость исполнителей, выполняющих заранее отрепетированную процедуру.

Петров умер через семь минут. Официальная причина смерти – острая сердечная недостаточность. Но Ольга не могла забыть выражение его глаз в последние мгновения жизни – это был взгляд человека, который внезапно понял нечто ужасающее о природе окружающей его реальности.

Когда тело увезли, а лабораторию заполнила зловещая тишина, Ольга вспомнила доктора Волкова, который скончался тремя неделями ранее при похожих обстоятельствах. Тогда она списала это на стресс и переутомление – закрытый город не щадил даже самых выносливых исследователей. Но теперь, вспоминая также и недавнюю смерть доктора Крушева, она начала различать зловещую закономерность.

Все трое мужчин умерли от остановки сердца. Все трое были моложе пятидесяти лет и не имели серьёзных проблем со здоровьем. И все трое в последнее время открыто выражали сомнения относительно этических аспектов проекта «Аврора». Совпадение? Ольга была слишком хорошим учёным, чтобы поверить в случайности такого масштаба.

Тем вечером, когда северное сияние развевалось над куполами Сибири-27 как гигантский зелёный флаг, Ольга сидела в своей квартире на тридцать втором этаже жилого блока. Из панорамного окна открывался завораживающий вид на заснеженный исследовательский комплекс, где тысячи огней мерцали в темноте как звёзды в технологической галактике. Геотермальные станции выпускали клубы пара, которые тут же замерзали в воздухе, создавая причудливые ледяные скульптуры.

Она включила свой персональный терминал – изящное устройство из полированного металла и синтетических материалов, которое служило одновременно рабочим инструментом и средством развлечения. Экран ожил, заполнившись голографическими интерфейсами и потоками данных. Ольга ввела свои идентификационные коды, и система приветствовала её мелодичным голосом.

– Добро пожаловать, Ольга Ивановна. Желаете ознакомиться с рабочими материалами или предпочитаете личную переписку?

– Рабочие материалы, – ответила она, стараясь придать голосу обычную интонацию.

Но вместо обращения к официальным базам данных, она начала вводить пароли, которые случайно подслушала во время разговоров с покойными коллегами. Её пальцы дрожали над голографической клавиатурой, каждое нажатие казалось оглушительно громким в тишине квартиры. Доступ к ограниченным файлам был получен легче, чем она ожидала – словно система не предполагала, что кто-то осмелится нарушить установленные границы.

Первые документы показались обычными медицинскими отчётами. Статистика по имплантам, графики эффективности, технические спецификации – всё выглядело рутинно и безобидно. Но по мере углубления в массивы данных, Ольга начала замечать странности. Слишком много ссылок на проект с кодовым названием «Ледокол-2». Слишком часто упоминались «поведенческие аномалии» и «корректирующие воздействия».

А затем она наткнулась на файл, который заставил её кровь застыть в жилах.