Массинисса. Из заложников – в цари. Столица мира и войны

Возле дома всадников встречали трое слуг.

Один из них – пожилой раб-ливиец с лицом, испещренным множеством морщин, и мешками под глазами. Судя по всему, это был большой поклонник вина, но сегодня он был трезв и смотрел на все, что его окружало, добрым и каким-то немного удивленным взглядом. Его туника была довольно старой, застиранной, но аккуратно подшитой. На шее у мужчины был рабский ошейник с его именем и именем его хозяина.

Рядом с ним стояла пухленькая, невысокая, темнокожая мавретанка с длинными густыми черными волосами. Она была одета в свою национальную одежду – просторную тунику с широкой синей каймой, скрывавшую ее полноту. Девушка крайне заинтересованно поглядывала на Массиниссу, сразу угадав в нем по дорогому одеянию царевича. Но при этом она бросала взоры и на высокого крепкого Оксинту, явно приглянувшегося ей. Тот тоже ответил девушке заинтересованным взглядом.

Третьей была высокая, стройная, чуть смугловатая нумидийка. Ее туника плотно облегала изящную фигуру, при этом один пояс подчеркивал высокую грудь девушки, акцентируя на ней внимание, а второй утягивал ее тонкую талию и привлекал взгляд к округлым бедрам. Волосы у нее были недлинные и кудрявые, перехваченные у лба яркой лентой.

– Интересно, откуда она? – чуть слышно прошептал Оксинте Массинисса.

– Моя землячка, из Чамугади, – уверенно ответил тот. И, поймав удивленный взгляд царевича, пояснил: – У нее на ленте орнамент, это узоры нашего рода.

Спешившийся Зевксис стал представлять людей, которые должны были прислуживать царевичу. Положив руку на плечо мужчины, он сказал:

– Мульпиллес – раб по уходу за лошадьми и заодно уборщик территории. Есть у него небольшая слабость: он любит вино, причем не разбавленное водой. Но он борется с этой напастью и должен ее победить.

Последние слова Зевксис произнес с особым смыслом и даже угрозой. Раб, покорно глянув на него, торопливо закивал.

– Давно отправил бы его на каменоломни, но он хорошо умеет ладить с лошадьми и даже знает, как их лечить. Так что, я думаю, он будет тебе полезен, царевич.

Массинисса согласно кивнул.

Зевксис по-хозяйски обхватил за талию мавретанку, и та, игриво поводя глазами, охотно прижалась к нему. Хозяин дома представил:

– Красотка Юба! Как вы уже, наверное, поняли по ее одежде, она из Мавретании. Служанка по уборке дома.

– Хозяин, переведите царевичу, что я могу убирать его комнату не только днем, но и ночью, – тут же добавила мавретанка.

При этом она так игриво засмеялась, сверкая белоснежными зубами, что Массинисса невольно заулыбался вместе с нею, поняв откровенный намек.

– Похвальное трудолюбие, – по-хозяйски проведя рукой по округлостям служанки, пошутил Зевксис.

Он перешел к нумидийке.

– Мы позаботились, чтобы царевич на первых порах не скучал по своей нумидийской кухне. Это Сотера, она кухарка.

Он попытался приобнять девушку, однако та чуть отстранилась.

– И большая упрямица. Правда, готовит вкусно любые блюда. В общем, эти трое будут тебе прислуживать. Не устроит их работа – скажи. Заменим.

Массиниссе почему-то понравилось, что кухарка-нумидийка так откровенно выражала непокорность торговцу. Он не очень хорошо успел разглядеть ее, потому что Зевксис тут же повел их смотреть гостевой дом.

Они вошли со стороны бассейна в большую комнату. Здесь находились широкое ложе, небольшой стол и лавка для возлежания во время приема пищи, разного размера сундуки, закрывающиеся на замки, и даже ванная у стены. Эта была комната царевича, из которой вторая дверь вела в небольшое помещение для его телохранителя, где одновременно хранилась и кухонная утварь. Дальше располагались сама кухня и продуктовый склад. Рядом со складом находилась совсем небольшая комнатка для прислужницы и кухарки. Мульпиллес жил при конюшне, в маленьком закутке, отгороженном от животных. В его обязанности также входило приглядывать за маленькой дверцей в каменной стене. Она вела на улицу, и через нее Массинисса мог выходить гулять, чтобы не делать большой крюк через сад Зевксиса.

В общем-то комната оказалась гораздо больше той, что была у Массиниссы во дворце в Цирте, и она ему сразу понравилась. А еще ему польстило, что теперь у него есть не только телохранитель, но и слуги. Конечно, они не принадлежали ему, но должны были выполнять его приказы.

– Располагайтесь, царевич! – радушно предложил Зевксис и, встретившись глазами с Канми, прочитал в них немой приказ. – Я, пожалуй, вас оставлю. – С этими словами хозяин дома быстро покинул своих гостей.

Магонид так же строго глянул на слуг и велел им уйти. Затем посмотрел на Оксинту.

– Говори, Канми, – разрешил Массинисса, – Оксинта не понимает по-пунически.

– Хочу сказать о ряде правил, которые необходимы для твоей безопасности, царевич, – начал говорить Канми. – Постарайся без нужды не покидать этот дом, потому что в городе может быть небезопасно. Особенно не рекомендую выходить ночью: темная пора суток – это неофициально разрешенное время для промысла городских воров и грабителей. Как я уже говорил, о том, что ты почетный гость Карфагена, здесь знают не все, да и ночью грабителям это будет глубоко безразлично. Так что, я надеюсь, впредь мы обойдемся без мальчишеских выходок, таких, как сегодня?

Массинисса кивнул.

– Рамона, хозяйка дома, жена Зевксиса, – молодая женщина. Она иногда собирает в их доме местную молодежь. Думаю, тебе не помешало бы принять ее приглашение. Если такое последует, разумеется. Далее. Постарайся сделать так, чтобы Зевксис получал плату за то, что ты здесь проживаешь, вовремя. Ее задержка хозяина дома, конечно же, не разорит, но это неблагоприятно скажется на том, как сенат будет относиться к тебе и к Массилии. В Карфагене не любят должников!

– Я учту это, Канми! – чувствуя, как в нем накапливается раздражение из-за поучительного тона сенатора, сказал царевич.

– Тебе назначен учитель. По-пунически ты говоришь неплохо, но дополнительные науки и навыки тебе не помешают.

– Это хорошо, – кивнул Массинисса.

Ему уже не терпелось остаться одному в этой большой комнате, избавившись от надоедливого пунийца. Однако тот словно испытывал его терпение.

– И самое главное! Что бы ни произошло, какой бы ни была причина, ты не должен без официального письменного разрешения сената покидать пределы Карфагена! Твое отсутствие здесь будет означать объявление войны Массилии! Помни об этом!

– А почему ты мне об этом так особо напоминаешь? – раздраженно спросил царевич.

– А потому, что это уже пытался сделать твой брат Мисаген. К счастью, я вовремя его поймал и вернул на место. А мог бы и не успеть!.. Не повторяй его ошибок, Массинисса, – сказал перед уходом Магонид, дружески потрепав царевича по плечу.

Тот призадумался над словами пунийца.

* * *

Когда Канми и Зевксис выехали из сада на дорожку, которая вела от хозяйского дома к главным воротам, сенатор жестом велел своим людям чуть отстать и, повернувшись к торговцу, поинтересовался:

– Я надеюсь, что ты помнишь, кто тебе организовал такой хороший доход? Мало того, что ты не будешь платить налоги, так еще и этот нумидиец будет содержаться за счет его царства. И счет этот немаленький!

– Я все помню, уважаемый Канми! Все наши договоренности в силе! Твоя половина от этой суммы будет доставлена тебе по истечении месяца.

– Это хорошо, Зевксис! Не забывай об этом и не задерживай оплату. Я не себе в сундуки эти деньги складываю. У меня слишком много расходов на безопасность Карфагена, а также на то, чтобы протолкнуть тебя в сенат.

– Неужели получится, уважаемый Канми?!

Торговец, волнуясь, облизал языком пересохшие губы. Магонид очень не любил эту глупую привычку своего недалекого родственника. Уже не первый год он обещал ему место сенатора, получал под это определенные суммы, тратил на свои нужды, а Зевксису говорил, что пока не получается. Тот верил и платил: деваться ему было некуда – других влиятельных покровителей в Карфагене у купца не было.

– Пока не получается. Но надежды не теряй, не так много в Карфагене уважаемых горожан, которые смогли осилить строительство трехэтажного дворца. Когда-нибудь придет время, и здесь начнут больше ценить оборотистость и богатство, а не только древние фамилии. Ладно, я отправляюсь в сенат, а ты тут приглядывай за царевичем! Хотя бы на первых порах.

Зевксис кивнул и попросил:

– Может быть, посетишь мой дом, хоть ненадолго? Слуги быстро накроют стол. Поужинаешь, повидаешься с сестрой, которая так скучает по тебе.

Канми на мгновенье задумался. Он любил Рамону, свою красавицу-сестру, которую их отец так опрометчиво отдал замуж за этого неприятного всему семейству Магонидов человека. В тот момент им остро нужны были деньги, чтобы купить для Канми место в сенате. Пришлось отцу выдавать дочь не за достойного карфагенянина, а за этого торгаша-ливийца. Умница Рамона согласилась на эту жертву, но мужа к себе не допускала. Благо, что тот на близости особо и не настаивал, рассматривая их брак скорее как успешный коммерческий проект. Зевксис пользовал покладистых служанок, которых в его дворце было немало.

Магониды не любили бывать в их доме, предпочитая, чтобы Рамона сама приезжала к родителям, желательно без супруга. «Но раз я уже здесь, невежливо будет отказывать хозяину, с которым мы начинаем новое выгодное дело, – подумал Канми. – Да и любимицу нашу проведаю заодно».

– Едем! – повернул коня в сторону дворца сенатор.

Обрадованный Зевксис и сопровождающие воины поспешили за ним.

– Брат мой!

Изящная красавица в белоснежной укороченной тунике из тонкого льна, открывавшей до колен ее стройные ножки, стремительно спустилась по главной лестнице дома и с радостным визгом повисла на шее у спешившегося Канми. Он тоже с удовольствием обнял сестру, благоухавшую египетскими благовониями.

– Как хорошо, что ты к нам приехал! – проговорила она брату на ухо. И тут же укоризненно добавила: – И как долго ты у нас не был!

Она чуть прикусила ему мочку уха своими остренькими зубками, как делала это, когда они дрались в детстве.

– Осторожней, сестра! Ты покушаешься на здоровье сенатора! – с шутливой угрозой в голосе проговорил брат, отстраняясь от нее и откровенно любуясь ее красотой.

Природа для Рамоны не поскупилась: белоснежная кожа, большие карие глаза, маленький носик, пухленькие губы. Густые черные волосы были украшены дорогой диадемой, на маленьких ушках висели массивные серебряные серьги, тонкую изящную шею украшало богатое ожерелье из жемчуга. Обе тонкие руки были в дорогих браслетах и кольцах, на лодыжках ног – золотые цепочки. Даже пояс, который стягивал тунику на талии, был весь в драгоценных камнях.

– Я смотрю, балует тебя твой муж! Не каждая карфагенянка может носить на себе целое состояние, – проговорил Канми, мысленно подсчитав, сколько стоят украшения на сестре.

– Мой супруг очень щедр!

Рамона неожиданно прижалась к Зевксису, и тот неловко обнял ее одной рукой, явно удивившись благорасположению жены. Но та тут же отпрянула и, схватив сенатора за руки, поинтересовалась:

– Брат, что ты привез нам на этот раз? Очередного нумидийского безумца? Когда я была маленькой, ты привозил с охоты из степей диких животных, это было гораздо интересней.

Усмехнувшись, Канми сказал:

– У вас будет жить настоящий львенок – наследник царя Гайи, царевич Массинисса! Постарайся познакомить его с молодежью Карфагена. Он нам может пригодиться в будущем.

– Опять царевич, – разочарованно проговорила сестра. – Небось такой же, как его брат. Что толку знакомить этих дикарей с приличным обществом, если они не умеют себя в нем вести? Предыдущий нумидиец только и делал, что пил неразбавленное вино да пытался ухлестывать за моими подругами с воплями: «Я царевич!» После его выходок к нам долго еще никто из гостей не хотел приходить. И вот ты снова просишь нас об этой услуге?

Канми обнял сестру за плечи и стал убеждать:

– Эти братья абсолютно не похожи друг на друга, почему-то даже и внешне. Но главное, Массинисса пока не пьет вина и не интересуется девушками. То есть вполне возможно, что они ему уже нравятся, но до его так называемого Дня взросления ему ничего нельзя – ни вина, ни женщин. Так что не волнуйся: в этом отношении трудностей с ним не возникнет.

– Ну не знаю… – задумчиво произнесла Рамона и вопросительно поглядела на мужа.

Тот развел руками:

– Если уважаемый сенатор просит, значит, это дело государственной важности.

Рамона, шутя стукнув кулачком по груди брата, с наигранным недовольством в голосе произнесла:

– Ладно! Умеешь ты пользоваться служебным положением! И зачем только мы тебя в сенаторы протолкнули?!

– Чтобы совершать великие дела, – взяв в ладонь кулачок сестры и нежно поцеловав его, с улыбкой ответил Канми.

– Останься на ужин! – попросила сестра.

– Не могу, нужно ехать, успокоить сенаторов. А то они всполошились, когда этот царевич рванул через весь Карфаген к Нумидийским воротам. Скажу им, что парень разместился в гостеприимном доме уважаемого Зевксиса и его очаровательная супруга позаботится о том, чтобы нашему гостю здесь было не скучно.

Магонид еще раз обнял сестру, затем кивнул Зевксису и, вскочив на коня, отправился вместе с охранниками к воротам.

Сестра, глядя ему вслед, вздохнула. Как же хорош ее брат! Какой он стройный, красивый, умный, смелый и добрый! Полная противоположность мужу. И почему ей теперь предстоит жить с этим ничтожным толстяком, который ее откровенно боится?!

После их первой брачной ночи, когда переволновавшийся муж не смог исполнить свой супружеский долг, она так зло его высмеяла, что он на коленях умолял ее никому об этом не рассказывать. Кроме позора, он страшно боялся потерять расположение семейства Магонидов. Чужеземцу в Карфагене ссора с известной пунической семьей ничего хорошего не предвещала. Рамона это знала и вытребовала обещание, что больше у них не будет никакой близости. Для всех они изображают счастливое семейство, но каждый будет спать с тем, с кем пожелает. Главное, чтобы информация об этом не выходила за стены их дома. Так и жили.

– Идем, горе мое! – сердито бросила Рамона Зевскису и пошла в дом.

Муж послушно засеменил за нею, откровенно любуясь изящными белыми икрами жены. Эх, если бы она ему еще хотя бы раз позволила… У него все так хорошо получалось со всеми служанками, которых он склонял к близости. Дай жена ему теперь хотя бы один шанс, она бы не пожалела… Только этого не будет: Рамона слишком дорожит своей нынешней неприкосновенностью.

«Ах, какие же у нее красивые ножки! И бедра!.. И… Да все у нее красивое!» – распалялся, поднимаясь по лестнице, купец.

Когда они вошли в дом, Рамона свернула в зал для приема гостей. Увидев брата с мужем из окна, она велела слугам срочно накрыть на стол, надеясь, что Канми отужинает у них. Теперь хозяйка дома приказала все убрать: ужинать с супругом она не собиралась.

Прислушиваясь к участившемуся сопению Зевксиса за спиной, женщина поняла, что он пялился на ее прелести и уже прилично возбудился. Ей нравилось распалять мужа, при этом ничем не рискуя. Она чувствовала свою власть над ним и делала в доме что хотела, лишь на людях играя роль послушной, скромной жены. Мысленно насладившись своим превосходством, она молча отправилась в свою спальню.

Запыхавшийся Зевксис отстал от резвой жены. На пороге дома одна из молоденьких служанок подала ему на серебряном подносе кубок с водой. Жадно утолив жажду, купец отбросил кубок в сторону и, схватив девушку за руку, быстро потащил ее в соседнюю комнату, к окну с тяжелыми занавесками. Спрятавшись за ними, Зевксис стал быстро раздевать служанку, которая, растерявшись, вцепилась обеими руками в пустой поднос, позволяя хозяину делать с ней все, что он хотел…

* * *

– Царевич, что он тебе говорил? – поинтересовался Оксинта, когда Канми с Зевксисом уехали. Телохранитель видел, что Массинисса был расстроен словами сенатора.

– Неприятно, когда тебе говорят, что ты почетный гость, а потом указывают, что тебе можно, а чего нельзя, – не стал подробно объяснять суть разговора царевич. Ему вдруг стало грустно и одиноко, хотелось с кем-то поговорить, поделиться тем, что на душе.

Но Оксинта деловито произнес:

– Не грусти, царевич, нет трудностей, которые не преодолеваются. Что-нибудь придумаем, когда здесь хорошенько обоснуемся. А пока давай помогу тебе разложить вещи. И неплохо было бы поужинать.

Когда телохранитель обернулся, оказалось, что Мульпиллес уже снял всю поклажу с коней царевича и Оксинты, а также с их запасных лошадей и отвел животных на конюшню.

– А этот раб – расторопный малый! – грубовато пошутил мулат и, подхватив сумки, внес их в главную комнату.

Массинисса вошел следом.

Пока он раскладывал по сундукам одежду и кошели с монетами, Оксинта молча вышел в соседнюю комнату и стал располагаться там. Дверь за собой он прикрыл.

Царевич вновь остро почувствовал одиночество. Он сидел на заправленном чистыми простынями ложе в большой темной комнате и жалел себя. «О боги! Я так далеко от дома! Здесь нет ни одного близкого человека! Оксинта и тот старательно изображает верного слугу, вместо того чтобы действительно по-дружески поддержать. Хотя он тут тоже не по доброй воле. С чего ему со мной дружить?» Массинисса вздохнул.

Тут в дверь со стороны кухни постучали.

«Зачем это Оксинта стучит? Изображает, что он воспитанный и деликатный слуга?»

– Можно войти, царевич? – услышал он мелодичный, приятный женский голос.

– Да, входи! – заинтересованно глядя на дверь, разрешил он.

Вошла Сотера с большим подносом, уставленным различными яствами.

– Почему ты сидишь в темноте?

Она быстро и ловко зажгла несколько масляных бронзовых ламп, и освещенная комната тут же преобразилась, теперь здесь было не так грустно. К тому же кухарка приготовила несколько нумидийских национальных блюд, которые очень аппетитно пахли.

Массинисса почувствовал, что голоден, и набросился на еду. Набив рот мясом, он вспомнил об Оксинте и спросил:

– А мой телохранитель? Позови его со мной ужинать.

– Он сказал, что будет кушать отдельно. Ему не положено питаться вместе с царевичем. И не волнуйся, его я уже покормила.

Массинисса понимающе кивнул. Правда, то, что Оксинта старался держать дистанцию, ему не очень понравилось.

– А что в кувшине? – спросил он.

– Мед, разбавленный водой, – сказала девушка. – Меня предупредили, что предлагать тебе вино еще нельзя. С твоего разрешения, я пойду.

– Не уходи, побудь здесь, – попросил царевич. – Скажи, а ты правда родом из Чамугади?

– Да, царевич. А как ты догадался?

Массинисса хотел было сказать, что понял это сам, но подумал и признался:

– Мне об этом сказал Оксинта. Он увидел орнамент чамугади на твоей ленте.

Девушка улыбнулась:

– Это хорошо, что ты говоришь правду, царевич. Он успел мне сообщить о вашем разговоре, и мне было интересно, захочешь ли ты меня обмануть.

– Может, тогда и ты мне расскажешь правду? Правду о том, как ты здесь оказалась.

Сотера присела рядом.

– Это не очень веселая история, царевич. А у тебя и так сегодня трудный день – первый день на чужбине. Тебе лучше отдохнуть, набраться сил.

Массиниссе было приятно, что эта симпатичная молодая женщина его жалеет. Она была старше его, но разговаривала с ним как с равным по возрасту и не заискивала из-за его царского происхождения.

– И все же расскажи.

Сотера налила ему в кубок воды с медом, чуть поправила затухающий фитилек стоявшей рядом лампы, который снова разгорелся ярким огоньком, и начала свой рассказ.

– Я дочь купца. У моего отца очень хорошо шли дела в Чамугади, и боги благоволили ему так часто, что он сильно разбогател и почему-то подумал, что у него все так же успешно получится и в Карфагене. Он продал дом в Массилии, на все деньги закупил нумидийских товаров и решил поехать сюда, чтобы торговать ими здесь. Абдосир, отец Оксинты, его отговаривал. Он, кстати, наш дальний родственник.

– Я его знаю, – припомнил Массинисса мятежного правителя Чамугади.

Кухарка кивнула и продолжила:

– Поначалу дела здесь шли неплохо. Отец купил хороший дом, набрал товара, даже взял деньги у своего здешнего знакомого купца Зевксиса. Тот потребовал за помощь значительные проценты, но моего отца это не напугало. Он решил отправить товары в Испанию, чтобы наторговать там побольше. Это было рискованно, но раньше ему всегда везло. Кроме этого раза…

Сотера вздохнула и продолжила:

– Корабль с товаром, который он нанял, захватили и ограбили пираты. Мы остались ни с чем. Отец даже продал дом, но так и не смог рассчитаться с Зевксисом. Тогда вся моя семья пошла к нему в услужение. Он отправил отца, мать и младших братишек на свою виллу, которая располагается возле Большой степи. Это очень далеко отсюда. Зевксис платит им за работу очень мало, так что они находятся у него почти в рабстве. Мне удалось найти работу здесь, во дворце, когда стало известно, что тут будет жить новый царевич взамен прежнего. Пригодилось мое умение хорошо готовить не только пунические, но и нумидийские блюда. Зевксис платит мне больше, чем моим родным, и я надеюсь когда-нибудь заработать и отдать ему весь наш долг.

– Давай я помогу тебе деньгами, – отпивая глоток медовой воды, предложил царевич.

Сотера вскочила на ноги. Ее лицо вспыхнуло, глаза засверкали.

– Я рассказала тебе о нашей беде не с целью выманить деньги! Если бы мне захотелось получить деньги более быстрым, но позорным путем, я бы поддалась уговорам хозяина и гораздо быстрее заработала необходимую сумму! Но я нумидийка и всегда помню о гордости!

Она хотела уйти, но Массинисса, поднявшись, сказал:

– Прости! Я хотел лишь помочь, а не обидеть тебя.

Задержавшись, молодая женщина тихо произнесла:

– Моя гордость – это все, что у меня осталось. Прошу тебя, никогда больше не предлагай мне денег, если не хочешь оскорбить. Я сумею собрать нужную сумму и спасти свою семью. Давай больше не будем говорить об этом.

– Хорошо, Сотера. Ты вкусно готовишь. И это единственная приятная для меня новость за сегодняшний, первый день в Карфагене.

Сотера улыбнулась:

– Что ж, постараюсь не разочаровать тебя и в дальнейшем.

Она сказала это таким приятным, волнующим голосом, что Массинисса почувствовал, как у него учащенно застучало сердце.

«Неужели я ей нравлюсь? Я же еще мальчишка, а она молодая женщина, старше меня. Что у нас с нею может быть?»

Но, глядя, как она, грациозно изгибаясь, быстро собирает на поднос посуду и танцующей походкой уходит из комнаты, царевич поймал себя на мысли, что любуется каждым ее движением.

– Так… Кажется, не с того я начинаю свою жизнь в Карфагене, – сказал он вслух сам себе. – Рановато мне думать о женщинах.

Но он увидел Сотеру буквально этой же ночью. Правда, во сне, и это был очень приятный сон…

Глава 3. Новые знакомства

Прошло три месяца. Царевич постепенно обживался в Карфагене. Это оказалось не так уж трудно, учитывая, что многие дни были очень похожи друг на друга.

Услышав поутру легкий стук в дверь, Массинисса повернулся лицом к ней, но глаза не открывал, делая вид, что еще спит. Через какое-то время Сотера тихонько вошла в его комнату, внесла на подносе завтрак – кусок жареной рыбы, вареные яйца, овощи – и принялась накрывать на стол, стараясь не шуметь. Чуть приоткрыв глаза, царевич наслаждался буквально каждым ее грациозным движением. Вот она потянулась, подальше отставляя кувшин с медовой водой, и ее большая грудь коснулась стола. А как она изящно наклонилась, собирая посуду, оставленную им после ужина под столом!

«У нее такие округлые манящие бедра, – разглядывая прелести Сотеры, думал Массинисса. – „Манящие“? Да-а, меня так и тянет к ней. Но что мне с нею делать? Как мне быть с женщиной, когда придет День взросления?» Эти мысли терзали царевича, который не представлял себе, как будет происходить то, что станет ему доступным после заветного дня.

Когда Сотера ушла, он еще какое-то время полежал на ложе, чтобы успокоить забившееся сердце, затем поднялся, умылся и наскоро позавтракал.

После этого царевич вышел на тренировочную площадку, где его уже поджидал Оксинта, пришедший сюда через кухню.

– Сегодня отрабатываем метание дротика, – объявил он и, подняв оружие, ловко метнул его в мишень, попав точно в цель.

Его телохранитель делал это мастерски. А вот у Массиниссы пока так не получалось. Но когда Оксинта начинал слегка подтрунивать над ним, царевич доставал один из чевестинских кинжалов и метал в мишень, попадая в нее так же точно, как телохранитель дротиком.

Но в этот день Массинисса настойчиво и решительно раз за разом выполнял это упражнение, пока, наконец, его дротик не оказался совсем рядом с тем, что швырнул Оксинта.

– Ты делаешь успехи, царевич! И это хорошо! Нумидиец должен метко бросать дротики, это наше национальное воинское ремесло, – сказал телохранитель. И чуть слышно добавил: – А вот что ты научился хорошо орудовать метательными кинжалами, лучше особо никому не показывать! Это редкое умение в нужный момент может здорово пригодиться.