Двойная ложь

– Сделаю, уж поверь.

Уже закрывая дверь, она обернулась.

– После стольких лет брака ты до сих пор не знаешь мою дочь, Итан.

В любом браке есть трещины

Итан закрыл за Шивон дверь, гордясь тем, что не захлопнул ее. Затем прошел в свой кабинет и налил половину хрустального стакана виски. В углу стояла зеркальная барная тележка в духе Фицджеральда, Итан всегда ее любил.

А теперь та напоминала о его проблемах. Итан слишком много пил в последний год. Конечно, по вполне понятным причинам, но таким способом он отгораживался от Саттон.

В такое время еще рано напиваться, Итан прекрасно это понимал, но все равно выпил первую порцию шотландского виски и налил вторую. Если это годилось для Фицджеральда и Хемингуэя, то и для него годится.

Он сидел за столом и смотрел на фотографию, втиснутую в уголок между поникшим хлорофитумом и телефоном. Итану никогда не хватало духу убрать ее. Фотография ему нравилась. На ней они были счастливы. Улыбались. С обгоревшими носами стояли на пляже, на сыне дурацкая панамка, а великолепные рыжие локоны Саттон развевал ветерок. Улыбки до ушей, объятия и оптимизм. Их жизнь, запечатленная на бумаге, мгновение, которое уже никогда не удастся воссоздать.

Итан протянул руку и коснулся посеребренной рамки, но тут же отдернул пальцы, словно обжегся.

Ему казалось, что рождение ребенка все исправит.

Идиотизм. За мысль о том, что ребенок снова сделает жизнь идеальной, надо отправлять в тюрьму. Но в тот момент он не подумал об этом. Им двигали эмоции.

Да, именно так. Эмоции завели его в тупик. Предполагается, что мужчины не должны испытывать таких сильных чувств. Это все творец, живущий внутри него. Итан многого хотел от жизни – карьеру писателя, любящую жену, свой дом. Наследник – просто естественная часть этой жизни, не нуждающаяся в объяснениях.

Ребенок. Итан не думал, что это так чудовищно сложно. Саттон – женщина. Все женщины хотят детей, верно? Она сказала, что не хочет, что ее жизнь и так идеальна, ведь как они будут писать, когда под ногами путается малыш, но Итан не раз видел, как она со страстным желанием смотрит на женщин с колясками, и ожидал, что она вот-вот намекнет: время пришло. И она говорила Айви, что любит детей; однажды он услышал, как они сплетничали на кухне за чаем.

Но она так и не намекнула, и каждый раз, когда он касался этой темы, говорила «нет».

Может, с его стороны это было эгоистично, неправильно. Но Итан хотел ребенка. Хотел изменить отношения между ними. Хотел, чтобы Саттон снова смотрела на него с ожиданием чуда в глазах. Потому что без тени сомнения знал, что Саттон когда-то его любила.

Вот только толком не знал, когда перестала любить.

Итан отряхнулся, как мокрая собака, и образы некогда счастливой жизни упали на пол. Не зная, что делать дальше, он встал и прошелся по дому. Переходил из комнаты в комнату, вспоминая все, что когда-то было, и представляя тень жены во всех привычных местах: на диване – ее ступни, поджатые под бедра, как у кошки; в кабинете – ее голова, склоненная над клавиатурой таким странным образом, что подбородок выглядит заостренным, как у эльфа; в спальне, где она раскинулась и готова к тому, что он войдет в нее и доведет до крика.

У них всегда была восхитительная жизнь. Благодаря Саттон Итан чувствовал себя сексуальным, остроумным и привлекательным. Каждое написанное им слово предназначалось для того, чтобы произвести впечатление на Саттон; все, что он делал, имело намек на хвастовство. «Посмотри на меня, жена. Посмотри, что я для тебя значу».

Ради нее Итан старался сильнее, чем для кого бы то ни было. Ее улыбка и смех делали его счастливым до глубины души.

Он не знал, когда все пошло наперекосяк. Не знал, когда она перестала его любить, когда ей перестал нравиться их брак. Но это произошло задолго до Дэшила. Может, когда они делали ремонт в этой громадине? Разве не ремонт – основная причина разводов вместе с изменами и «Фейсбуком»?[3] Кажется, Итан где-то об этом читал.

Или когда у него иссякли слова для Саттон и он совсем перестал работать? Еще до того, как он впал в отчаяние. До того, как совершил самую большую в жизни ошибку.

Нет, наверное, это произошло еще раньше, и его прежде нежная и сексуальная жена стала холодной. Фригидной. Отстраненной.

Они стали редко смеяться вместе. Саттон смотрела на него со смесью насмешки и недоумения, как будто однажды утром проснулась и обнаружила, что замужем за незнакомцем.

Однажды очень пьяной ночью Итан спросил ее, почему она его разлюбила. Саттон резко засмеялась.

– Я люблю тебя сильнее, чем в день нашей встречи. В том-то и проблема.

Больше она ничего не добавила.

И вот к чему все пришло через пять лет. Мертвый ребенок, разбившийся о скалы брак и нагромождение ошибок, как стопка старых газет у двери.

Это он виноват в смерти Дэшила. В безумии Саттон. В том, что она пропустила срок сдачи книги, в отмене контракта. В глубине души Итан знал это, прекрасно знал.

Он совершил столько ошибок, что уже ничего не исправить.

Осталась лишь одна проблема.

Он любил Саттон больше жизни. Итан никогда не любил так ни одну женщину. Он на все был готов ради нее. Абсолютно на все.

Предстояло понять, то ли Саттон решила скрыться на несколько дней, то ли уехала навсегда. Проблема заключалась в том, что, если она не объявится к вечеру, придется привлечь для поисков полицию, в противном случае он попадет под подозрение, а дальнейшее расследование разрушит их тщательно налаженную жизнь, и кто знает, какие тараканы выскочат на поверхность.

Если она решила на несколько дней скрыться, все в порядке. Если она на самом деле сбежала, Итан должен пойти по следу. Потому что необходимо тщательное планирование, чтобы исчезнуть навсегда.

В любом случае Саттон весьма умна. Он должен влезть в ее шкуру и снова найти к ней дорогу.

И тут его осенило.

Банковский счет. Он не проверил банковский счет.

Красавица и чудовище

Тогда

Агент Итана ткнул его в бок.

– На тебя смотрит женщина с того конца зала.

Итан огляделся и не увидел никого примечательного. Но, с другой стороны, он уже порядочно набрался – выпил несколько коктейлей и планировал еще столько же, прежде чем отключиться в мягкой широкой кровати наверху. Ему нравились номера в этом отеле: чистые, просторные и приятные, совсем не угрожающие, в отличие от некоторых агрессивных современных заведений, куда его селил издатель, считая задранную цену оправданной, лишь бы их курица, несущая золотые яйца, была довольна.

Этим вечером Итану хотелось лишь напиться и хорошо выспаться. В Нэшвилл он возвращался только завтра днем. Успеет выспаться, заказать еду в номер, принять долгий горячий душ и взять машину до аэропорта, имея в запасе достаточно времени. В его расписании больше ничего не значилось, и он был этому рад. Неделя в Нью-Йорке его почти доконала. Завтраки, обеды и ужины, несколько женщин, разделивших с ним мягкую широкую кровать, бесконечные разговоры, аплодисменты и рекламные встречи.

Ему требовалась передышка от такой жизни.

«Ты сам этого хотел, придурок. Будьте осторожнее в своих желаниях».

– Итан! Ты меня слышишь? Та девица буквально вся слюной от тебя исходит.

– У меня нет времени на новых женщин, сам знаешь.

Билл весело рассмеялся и похлопал Итана по руке. Иногда он задумывался, не пытается ли Билл его умаслить, проявляя заботу, ведь Монклер приносил очень много денег.

Он считал Билла другом – а тот знал о нем почти все. Но иногда Итан задумывался, что именно он сделал Билла богатым. Очень, очень богатым. Не исключено, что этот человек ненавидит его, ему просто нужен дом в Хэмптоне, который он вскоре сможет купить на свои пятнадцать процентов.

Билл покосился на него:

– Если тебе это неинтересно, может, бросишь кость старому псу?

– Ты женат.

– Я женат, но еще не умер. Могу же я хоть посмотреть? И дайте симпатичную, пожалуйста. У ее платья такой глубокий вырез, мне даже не придется вставать на цыпочки, чтобы заглянуть.

Итан посмотрел на него с высоты своего роста и передернул плечами.

– Ну ладно. Возьму еще пива, и прогуляемся, чтобы ты мог поглазеть на девицу.

К бару стояли две очереди, двигались они быстро. «Может, стоит взять виски вместо пива?» Итан начал разглядывать выстроенные за спинами барменов бутылки и увидел «Макаллан» восемнадцатилетней выдержки. Отлично. Годится.

Он почувствовал, что кто-то коснулся его руки. Повернул голову направо. Рядом стояла женщина. Не та, что была на другом конце зала. Высокая, с длинными светло-рыжими волосами, собранными в хвост. Она не просто дотронулась до него, чтобы привлечь внимание, а как будто приласкала. Странное прикосновение, безумно эротичное, и все остальное в то же мгновение перестало существовать.

Была ли она пьяна? Она не выглядела пьяной. Она выглядела… голодной. И не в смысле «пригласите меня на ужин».

Итан улыбнулся ей:

– Между прочим, у меня есть и вторая рука.

Она отдернула ладонь, будто обожглась. А лицо покраснело. На носу у нее были веснушки. А кожа совершенно чистая, без косметики. Да она и не нуждалась в косметике. Но чтобы не носить маску? В таком-то кавардаке? Любопытно.

– Могу я чем-нибудь вам помочь? – спросил Итан.

Она собралась уходить, но по-прежнему не сводила с него глаз.

– Подождите.

Что ты делаешь, идиот? Какая-то безумная деваха, очередная фанатка. Пусть идет, придерживайся плана.

Незнакомка застыла, как олень в свете фар. В ее глазах читалось глубочайшее смущение и что-то еще, интригующее и привлекательное.

Когда она заговорила мягким голосом, у Итана шевельнулось что-то глубоко внутри.

– Простите. Не знаю, что на меня нашло. Если честно, я обычно не дотрагиваюсь до незнакомых мужчин.

Она развернулась и хотела уйти.

Итан остановил ее, схватив за руку:

– Постойте. Не убегайте. Я даже не знаю, как вас зовут. Меня – Итан.

Она застыла и опустила взгляд на его руку, такую крупную по сравнению с ее ладонью.

– Я знаю. Итан Монклер. Я обожаю ваши романы.

Он так часто слышал эту фразу, что теперь она воспринималась словно заученная, но из уст этой женщины звучала совсем по-другому. Как молитва. Обещание.

– С кем вы здесь?

– В смысле?

Она наконец встретилась с ним взглядом, и теперь Итан мог как следует ее рассмотреть. И увиденное завораживало. Привлекательная, румяная, с рыжеватыми волосами и голубыми глазами – вероятно, ирландского происхождения. Обтягивающее черное платье подчеркивало отличную стройную фигуру, похожую на песочные часы. Девушка выглядела свежо и невинно. Словно соседская девчонка, по которой сохнешь с детства, старшая сестра твоего лучшего друга. А потом ты становишься достаточно взрослым, чтобы переспать с ней, и все меняется. Но в этой до сих пор жил какой-то дух пригорода. Наверное, стажерка.

– Я о том, с каким вы издательством.

– О, ни с каким.

– Тогда что вы здесь делаете?

– Я… – Ее манера смущенно опускать взгляд, как придворная дама, смотрящая из-под ресниц, сводила с ума, причем в лучшем смысле. Она тяжело вздохнула. – Ну ладно. Мы в одном издательстве. Но вы опережаете меня на целую вечность.

Так-так.

– Так вы не стажер?

– Я писатель.

– А имя у вас есть?

Румянец стал ярче.

– Саттон. Саттон Хили.

Определенно ирландка, хотя говорит без акцента. Видимо, второе поколение, но Итан был уверен, что ее семья приехала сюда недавно. Он слышал ее фамилию, но не собирался доставлять ей удовольствие, признаваясь в этом. Он наслаждался ее замешательством. Большинство женщин, с которыми он знакомился, тут же пытались ему угодить. Эта же была просто ошарашена и смотрела на него как на сочный стейк. Это показалось ему милым. Он думал, что это сексуально.

– Я могу вас угостить, Саттон Хили?

– Из бесплатного бара? Конечно.

Она снова коснулась его руки, на этот раз медленнее, и Итан уже знал, что будет дальше. Он отведет ее наверх, они проведут ночь вместе, он узнает Саттон Хили в библейском смысле, и они получат удовольствие от каждой минуты.

Итан услышал за спиной хриплый и насмешливый шепот Билли:

– Вот говнюк.

Итан отмахнулся от него.

Саттон Хили тоже хотела «Макаллан», поэтому Итан заказал две двойные порции. Они отошли в уголок. Он развернул Саттон лицом к залу, а сам встал спиной к толпе. Так они простояли полчаса, и никто их не прерывал. Кажется, он несколько раз провел рукой по волосам. Итан не очень хорошо понимал, зачем он это делает, но обычно это сводило женщин с ума.

Выпив два бокала, Итан признался, что слышал о ее книге.

– Исторический любовный роман, верно?

– Твой агент тайком сунул тебе записку с этими сведениями?

– Я читал.

– Ты читал любовный роман? Да ты шутишь.

– Это успокаивает. Кроме того, интересно посмотреть, как, по мнению женщин, должны вести себя герои. Это дает мне ориентиры. Мне надо отточить рыцарские навыки, особенно сейчас, когда нас заставляют проходить тренинги по чувствительности. Порой очень трудно понять, где должны проходить границы. Если бы мы вели себя с восемнадцатилетними девственницами, как ведут себя твои герои, нас упекли бы в тюрьму. Представляешь, сколько сочных новостей из этого выжала бы пресса?

– Ну и чушь ты несешь, Итан Монклер.

– Возможно. А может, я пьян. – Да, в этот момент он точно провел рукой по волосам, зная, что густые волны немного растрепались; «лохмушки», как говорила его мать. Он одарил Саттон Хили ленивой улыбкой. – А может, это ты на меня так влияешь. Кстати, о пересечении границ. Не хочешь отсюда уйти?

На секунду он заволновался: не слишком ли быстро нажал на газ? В его голосе звучало слишком много желания, но она не колебалась.

– Боже, ну конечно. Терпеть не могу такие вечеринки. Пошли?

Итан помнил каждый из пятидесяти шагов до лифта, и в венах гудело предвкушение. Он положил руку ей на поясницу – нежно, по-хозяйски – и ощутил, как точеная спина плавно переходит в упругую задницу. Итан подождал, пока закроются двери, чтобы поцеловать Саттон. Ее губы были сладкими и дымными от виски, а когда она обхватила его за шею и притянула ближе, его сердце забилось быстрее. Это было нечто большее, чем обычное возбуждение. Что-то в этой женщине буквально опьяняло. Итан понял, что надолго запомнит поездку в Нью-Йорк.

Их номера находились на одном этаже, рядом с конференц-залом. Итан свернул к своему номеру, но Саттон покачала головой.

– Мне нужно десять минут. Дай мне свой ключ.

Он вытащил пластиковую карточку, открыл дверь номера и отдал ключ Саттон.

– Только не разочаровывай меня.

Она улыбнулась, ее взгляд был слегка расфокусирован.

– Ни за что.

И она ушла по коридору. Итан походил по номеру. Почистил зубы. Раздумывая, не налить ли еще одну порцию из мини-бара, он решил, что уже и без того набрался и не скоро протрезвеет.

Верная слову, она вернулась через восемь минут. Итан не мог припомнить, когда в последний раз был так счастлив кого-либо видеть.

Она начала тереться о него как кошка. Итан быстро обнаружил, что она сняла трусики, и так возбудился от сочетания нежности и разврата, что едва успел дотащить Саттон до кровати, как оказался внутри нее.

В четыре утра, насытившийся и голый, сидя на смятых простынях в окружении клубники, шоколада и шампанского, которые ему удалось выпросить у ворчливого ночного администратора, наблюдая, как его рубашка спадает с белого веснушчатого плеча Саттон, он решил, что любит ее.

Кое-что обнаружено

Сейчас

Итан оставил виски в кабинете и, взяв со столешницы уже остывшую чашку чая, отправился в логово Саттон на другом конце дома и включил компьютер. Банковские операции она всегда совершала на компьютере, на котором хранились налоговые документы, поэтому логично, что и вся информация по финансам находилась там же. Саттон никогда не проявляла интереса к деньгам, которые приносил в семью Итан, и платила матери из собственных заработков, как он и настаивал, но прилежно следила за уплатой квартальных и ежегодных налогов.

Семейные деньги. Бо́льшую часть все равно съели покупка дома и последующий ремонт. Надо было взять ипотеку, платить миллион четыреста тысяч сразу – безумие, но Саттон не хотела влезать в долги, поэтому Итан поставил подпись и передал семейное гнездышко жене.

В то время такая крупная выплата не доставила особых хлопот. Считалось само собой разумеющимся, что он продолжит зарабатывать; долгожданный третий роман должен был выйти в июне следующего года. Но, несмотря на все усилия Итана, испытания последнего года оказались слишком тяжелыми даже для его удивительного ума; он так и не сумел довести дело до конца: невнятный финал, банальный слог – как у новичка. Не получив книгу, издатель занервничал, и контракт сорвался. Билл пытался всеми способами тянуть время, но издатель извиняющимся тоном попросил, точнее потребовал, вернуть солидный аванс в миллион долларов. Выход грандиозного романа, в котором описывалось, как фактически распался его брак, официально отменили; Итана публично унизили в отраслевых изданиях и в социальных сетях. Как оправиться от такого позора?

Но случилось кое-что гораздо худшее: Итан стал зависеть от доходов Саттон. Даже в ожидании чека с роялти приходилось урезать траты.

Он чувствовал себя никудышным мужчиной, никудышным мужем, никудышным писателем, но даже это не помогло переломить творческий кризис.

После смерти Дэшила Итан просто не мог написать ни слова. Каждый раз, когда он клал руки на клавиатуру, это оказывалось совершенно бесполезным. Бессмысленным. Слова тонули в обвинениях, в ужасе, рыданиях и криках. Он дал жизнь, и он же помог ее отнять. Ребенок полагался на их любовь и заботу, а они довели его до могилы. Как же им простить друг друга? Как двигаться дальше, забыть прошлое? Более того, как слова – ничтожные, жалкие слова – могут исцелить такую рану?

Но им нужно было чем-то питаться. А Итан не из тех, кто устраивается на работу. Семейные деньги долго не заканчивались – к небольшому, но солидному трастовому фонду он добавил внушительный аванс за дебютный роман, но когда умерли родители, возникли проблемы с недвижимостью, часть денег была связана в трасте, часть пошла на погашение накопившихся долгов, часть он вложил в дом, и остались только скромные заработки, по крайней мере пока.

А их на жизнь не хватало.

Поэтому на хлеб теперь стала зарабатывать Саттон. Именно она приносила в дом деньги.

И это поглотило все ее мысли: ей было все равно, сколько зарабатывает Итан, но своими доходами она гордилась. За завтраком она жестокосердно рассказывала об инвестициях и пенсионном плане, о том, как откладывать средства на будущее и что следует быть бережливыми.

Никакой благодарности за то, что столько лет ее содержал Итан. Никаких «спасибо, что растратил семейные деньги на покупку дома, Итан». Никаких «не волнуйся, милый, ты снова начнешь писать, я уверена».

А теперь они остались одни. Ни няни, ни ребенка. Только они вдвоем в огромном викторианском особняке, и непрерывное тук-тук-тук из ее кабинета, пока Саттон и днем и ночью изливала сердце и душу на страницы, а Итан в одиночестве страдал от творческой засухи.

Она могла работать. Могла говорить о деньгах. Тогда почему не могла поговорить с ним по душам?

Они много месяцев не разговаривали по-настоящему.

Вот стерва.

«О боже, прекрати, Итан».

Так странно было сидеть за ее столом. Там стояла наполовину полная чашка чая с налетом по краю, лежали блокноты, записные книжки и ручка – ее любимая перьевая. Итан провел по ней пальцем. Ему показалось, что перламутрово-белая ручка еще хранит крохи тепла от прикосновений Саттон. Итан предпочитал простой карандаш – прочный, надежный, в нем никогда не заканчиваются чернила, и он внезапно не выпускает на пальцы струю. Саттон смеялась над привередливостью Итана.

«Ты опять отвлекаешься».

Итану не хотелось смотреть на банковские счета, потому что они принадлежат жене, и он будет чувствовать себя униженным.

– Возьми себя в руки, придурок, – сказал он и открыл сайт банка.

У них было два счета: один для бытовых нужд, а другой – для инвестиций.

Оба, похоже, не трогали. Последние траты с простого счета были на сто двадцать четыре доллара семьдесят пять центов в супермаркете и двадцать пять – в «Старбаксе», оба в четверг на прошлой неделе. Саттон расплатилась картой за покупку продуктов. Итан предпочитал пользоваться доставкой, но Саттон нравилось ходить по магазинам. Раньше он поддразнивал ее, что она просто хочет похвастаться ребенком. Конечно, теперь это было не так. В последнее время они все больше полагались на доставку, так что Итана немного удивило, что она пошла в магазин, но ничего зловещего в этом не было.

А вот «Старбакс» – это привычная статья расходов. Итан знал, что Саттон с религиозным рвением пополняет карту раз в неделю. Он смотрел на эту запись с чувством… радости или печали? Он и сам не знал. Саттон всегда любила ходить на площадь, любила многолюдный «Старбакс», узкое помещение с длинными деревянными столами. Она ходила туда каждый день – либо с Эллен и Рейчел после йоги, либо с Филли после пробежки, либо с Айви, когда та была в городе и ни с кем не встречалась утром, в общем, Саттон бывала там каждый день. Больше всего ей нравилось, что их дом расположен в центре Франклина – все, что имело для нее значение, находилось в нескольких минутах ходьбы.

Кто покупает продукты, пополняет карту «Старбакса», а потом сбегает? Какая-то бессмыслица.

Итан просмотрел записи дальше. Насколько он мог судить, за несколько дней с ежедневного счета не было необычных списаний, а в последний раз значительную сумму потратили в прошлую пятницу. Саттон для всех расходов пользовалась дебетовой картой и терпеть не могла носить с собой наличные. Итан был полной противоположностью: ему нравилось ощущать деньги на ощупь.

В какой-то степени увиденное его успокоило, но в то же время напугало. Она не сбежала, набив карманы наличными.

«Вызови полицию. Ты должен вызвать полицию. Что-то не так. Записка как будто написана под давлением».

Но другая часть сознания подсказывала: сначала собери все факты.

Он перешел к инвестиционному счету. Здесь все было устроено гораздо сложнее, со множеством субсчетов, отдельных для налогов и инвестиций, причем на последнем размещались высокодоходные акции, опционы и короткие позиции. Был даже счет с отдельным управляющим, который, по сути, занимался внутридневной торговлей различными акциями и облигациями для их портфеля. Итан считал это пустой тратой денег и настаивал, что лучше воспользоваться услугами Айви, но Саттон уперлась. Нельзя смешивать деньги и дружбу, заявила она.

Итан продолжил листать. Баланс счета с управляющим его удивил, там оказалось гораздо больше, чем он ожидал.

Лишь через час Итан определил схему снятия денег, потому что Саттон меняла время и суммы, а также делала зашифрованные пометки в квитанциях. Но когда он все подсчитал, то обнаружил, что исчезли по меньшей мере пятьдесят тысяч долларов.

Не гигантская сумма. По правде говоря, он списал бы все на случайные траты Саттон на одежду или вещи для дома.

Но внутренний голос твердил: «Нет, дружок, тут что-то есть».

Итан распечатал лист со всеми списаниями и датами, а потом выключил компьютер. Не успел он выйти из кабинета, как зазвонил телефон.

Он посмотрел на экран. Айви.

Итан дрожащими руками схватил телефон, ткнул пальцем на кнопку «ответить» и почти крикнул:

– Есть новости о ней?

Голос Айви звучал тихо и приглушенно. На заднем плане слышался какой-то гул. Она была на конференции где-то в Техасе. Саттон тоже пригласили, как всегда; Айви считала, что в исследовательских целях полезно посещать разные места, но Саттон отказалась от этой поездки, заявив, что не в настроении путешествовать. В последнее время она вообще редко была в настроении что-то делать.

– Итан? Я тебя почти не слышу.

– Я спросил, знаешь ли ты, где она.

– Нет, не знаю. От нее ни слова, и все ее аккаунты заблокированы. У тебя по-прежнему никаких новостей? Куда она могла подеваться?

– Что значит аккаунты заблокированы?

– Похоже, она совершила суицид в соцсетях.

– Я думал, она сделала это уже давно.

– Да? Может, и так, я особо не слежу за «Фейсбуком». Куда она могла пойти?

– Я не знаю, но проверил наши банковские счета, и кое-какие деньги пропали. А еще ее записка… Айви, я не понимаю – то ли она сбежала, то ли что-то с собой сделала.

На другом конце линии послышался вздох.

– Ты позвонил в полицию?

– Нет. Ты сама прекрасно знаешь, что полиция ничего делать не будет. Еще рано.

– Итан, ты должен поговорить с полицией.

– Не пойми меня неправильно, но тебе не кажется, что сначала мне надо поговорить с адвокатом? Уверяю, я не сделал ничего плохого. Мне не нужна защита. Но как только я позвоню в полицию, сама понимаешь, как все будет выглядеть.