Фонарь на краю пустоши

Арсений Верстов

Фонарь на краю пустоши

Небо над разъездом № 14 было чугунным и низким, словно крышка гроба, готовая вот-вот захлопнуться над этими забытыми Богом и начальством верстами. Семён Егорович Кузьмин, смотритель станции, человек с лицом, испещренным морщинами, словно старая карта давно несуществующих дорог, уже двадцать лет встречал и провожал поезда, которые здесь почти никогда не останавливались.

Разъезд № 14 не был станцией в полном смысле этого слова. Это был лишь крохотный островок порядка посреди океана бурьяна и кривых берез: домик смотрителя, семафор да покосившаяся будка телеграфа, молчавшего с тех пор, как медные провода срезали лихие люди в позапрошлом году. Единственной обязанностью Семёна Егоровича было следить за исправностью путей и вовремя переводить стрелку, позволяя редким товарным составам миновать друг друга в этой бескрайней, тоскливой степи.

Жизнь его текла размеренно и тихо, подчиняясь не часам, но гудкам локомотивов. Он жил один. Жена его, Марфа, женщина тихая и богобоязненная, скончалась десять лет назад от чахотки, оставив ему лишь икону в красном углу да глухое, сосущее чувство вины за то, что не уберег, не увез её к докторам в город. Город был далеко, а зима в тот год выдалась лютая.

Но была у Семёна Егоровича тайна, согревавшая его ледяное одиночество. Каждую ночь, ровно в 23:17, мимо разъезда проносился скорый поезд «Полярная Звезда». Он мчался из столицы в далекий Владивосток, сверкая огнями теплых купе, в которых люди пили чай из граненых стаканов, смеялись и жили той настоящей, недоступной смотрителю жизнью.

И каждый раз, когда «Звезда» приближалась, Семён Егорович выходил на перрон. Он надевал свою лучшую, хоть и побитую молью, форменную фуражку и зажигал старый керосиновый фонарь. И вот, когда поезд, обдав его вихрем пара и гари, оказывался напротив него, в окне седьмого вагона на мгновение появлялся силуэт.