Черный чай с лимоном на Подлесной

Marharyta Zayats

Черный чай с лимоном на Подлесной

Глава 1

Девочка по имени Д.

Мне было девятнадцать, когда я потеряла часть своей души. Сейчас мне тридцать, а я всё ещё жду её возвращения. Я успела закончить университет, получить степень магистра, найти своё дело, побывать в разных уголках мира и выйти замуж. Но я всё ещё скучаю по ней. Может, я любила её больше, чем она меня? Поэтому она ушла. Поэтому мы больше не виделись и не разговаривали.

С годами я познала разные виды любви. Любовь к себе – самая непростая и нестабильная, но я владею ею, хоть и неумело. Мой муж показал мне, каково это – чувствовать себя любимой несмотря ни на какие заслуги, слова или действия, а просто за существование. Рождение дочери моей близкой подруги и мой статус крестной матери разжёг в моём сердце невероятное чувство безусловной любви. Я люблю эту девочку и всегда, когда звоню её маме, сначала разговариваю с ней. Часами слушая детский лепет и улыбаясь, я хожу с первого этажа на второй, рассматривая картины и стряхивая невидимую пыль.

Помню, как однажды я разругалась с мужем вдребезги, бросила в него одну из картин и выбежала из дома. Куда глаза глядели – туда и бежала. Я не взяла ни телефон, ни ключи – ничего. Сидела на непонятной остановке и думала, что если на меня нападёт маньяк… Пожилая женщина подошла и предложила помощь. Я попросила у неё телефон и набрала номер моей маленькой девочки. Четверть часа слушала, как она рассказывала о новых игрушках и о том, что мама заставляет её есть кашу. Я плакала и улыбалась. Женщина сидела рядом, только улыбалась и смотрела вдаль. Ни слова не сказала за весь звонок. Поблагодарив её, я направилась домой – в слезах, но с улыбкой на лице. И снова детский лепет спас меня.

Зайдя в дом, муж обнял меня, стал целовать – и мы переспали. Лежа в кровати, я просила прощения, а он сказал, что купит больше картин, чтобы я не метала всё время одну и ту же.

Любить – значит быть рядом. В холодные вечера, укутавшись под одеялом, согревать друг друга голыми телами. Потом набирать номер лучшей подруги и договариваться о ближайшей встрече. «Я не могу быть рядом сейчас, но ты только скажи – и я приеду. Только скажи – и я позвоню тебе. А знаешь, можешь не говорить. Я сама приеду, позвоню и напишу, ведь я люблю тебя», – произнесла я перед тем, как маленькая девочка снова начала лепетать в трубку.

Любить – значит после душа нежно рассматривать своё тело. Проводить ладонями по коже, мягко разглаживать её, нанося ароматный крем. А потом ухаживать за волосами, лицом и прогонять мысли о целлюлите, неровной коже, растяжках. Постоянно прогонять голос: «Ты опять потолстела!» – гнать его в шею. И всё.

Я познала разные виды любви. Я люблю себя, своего мужа, мою крестную доченьку и её маму. Но в моей памяти всё ещё хранится её образ.

Начальные дни октября, начало второго курса. Я вернулась из Парижа и долго валялась в кровати, рассматривая фотографии с поездки. Затем разбирала чемодан, примеряла новый шарф цвета индиго – он был до обидного дорогим. Через пару месяцев он скатался, шерсть стала жёсткой, но цвет был так схож с моими глазами, что это казалось мелочью. Пусть это был уже не настоящий индиго, а его блеклая тень. Тогда я ещё привезла книжку из Оперы Гарнье – детскую историю про балет. Думала, что она поможет мне в изучении французского языка.

Моя соседка по комнате подошла и стала расспрашивать про поездку. Мы заварили чёрный чай с лимоном, и я показывала ей фотографии, рассказывала, как упала на велосипеде около Эйфелевой башни, а вечером видела бежавших крыс, словно из мультфильма «Рататуй». Я всегда сильно жестикулирую, и мой рассказ похож на бредни мальчишки, который не может усидеть на месте: скачет, смеётся, перебивает себя.Но тот жест заставил моего внутреннего мальчишку замереть. Я подняла указательный палец к губам, немного скривила их брови и отвела взгляд налево. Моё сознание замерло, образ Парижа рассеялся, голос соседки стал приглушённым. Сердце сжалось, словно кто-то воткнул иглы в куклу вуду. Она всегда делала этот жест, а я смеялась над ним. В тот день до меня дошло, что мы больше не общаемся. Туман рассеялся, и я больше не могла обманывать себя – это не временно. Мы больше не друзья.

За окном пошёл дождь, соседка прилегла вздремнуть. Чай всё ещё был тёплым, как ни странно. Я набрала ванну и, дождавшись, пока пар перестанет бить мне в лицо, просидела около часа в горячей воде, слушала старые песни The Weeknd и плакала.

С того дня я носила этот секрет, как осколок стекла в сердце. Маленький, невидимый – но каждый раз, когда я думала о нём,моё сердце безжалостно царапали кошки.Это стало моим самым большим секретом и самой большой травмой моего сердца. Тогда я осознала, что часть моей души ушла.

Прошло одиннадцать лет. Я нашла любовь, семью, свой путь. Но где-то там, в далёком уголке моей памяти, всё ещё живёт девочка по имени Дуня. И я всё ещё люблю её.

Только не новая майка

Люди приходят в нашу жизнь неслучайно. Вообще, понятие "случайность" придумано маленькими детьми, чтобы оправдать порванную куртку или разбитую вазу. "Это случайно", – говорила я маме, когда возвращалась с игровой площадки с дыркой на новой куртке.

Одна из моих любимых историй про "случайное" происшествие хранится глубоко в воспоминаниях, но нередко всплывает за праздничным столом. Летний вечер в деревне. Мне было восемь или десять лет. Каждую субботу мы ходили в баню, а после садились ужинать. Кожа дышала тёплым паром, волосы были закутаны в полотенце, и все уже сидели в пижамах. Когда ужин закончился, я убежала к друзьям.

Июльские закаты напоминают нежный розовый зефир, который растягивается тонкой вуалью по всему небу. Треск деревьев, жужжание насекомых, лёгкий ветерок и свежий запах асфальта после дождя. Я была в шортах и новой фиолетовой майке. Мамина подруга привезла её в подарок из Испании вместе с хамоном.

Самое беззаботное время – детство. Ничто не сковывает и не обременяет: работать не нужно, шоколад всегда есть дома, вместо дорогой техники хватает плюшевых игрушек, которые высаживаются в ряд на диване, изображая зрителей на представлении. Даже понятие "проблема" ограничивается пятиминутными слезами.

Каждый вечер в восемь мы собирались на стадионе и играли во всё, что успевали до темноты. Но в тот раз одна девочка пришла с маленькой собачкой, и всё наше внимание переключилось на рыжее существо. Вдруг один мальчик, который мне тогда очень нравился, предложил странную идею: прикрепить поводок к моей новой майке, чтобы не держать его в руках.

Треск. Даже вспоминать больно. Перед глазами картина: я поворачиваюсь к друзьям, вижу их ошеломлённые лица, вокруг – тишина, только рыжая бестия скачет в ожидании продолжения веселья. В голове одна мысль: "Только не новая майка". Я медленно посмотрела за спину и обомлела – одного куска фиолетовой ткани не хватало. Опустив взгляд, увидела поводок, к которому прилипла пропавшая секунда назад деталь. Я порвала майку.

По дороге домой мы с друзьями придумывали оправдания. Версий было много: собака меня покусала и вырвала кусок ткани; я случайно задела торчащий гвоздь на заборе; но самым простым вариантом оказалось сказать: "Это произошло случайно". Мама позже узнала правду. И когда на работе коллеги рассказывали, что их дочери носят вещи аккуратно, а белые футболки у них всегда остаются белыми, она только улыбалась и не верила.

Случайность придумали дети, чтобы скрыться от ответственности и избежать наказания. Всё, что есть в нашей жизни, – следствие действий и решений прошлого. Настоящее – это результат прожитого, а будущее создаётся прямо сейчас. Но если порванная майка – не случайность, а цепь причин и последствий, значит, люди в нашей жизни – это те самые поводки. Кто-то порвёт твою майку, а кто-то сохранит её в целости. Случайно ли?

Relatable

Моё знакомство с ней не было случайностью – это был переворот, изменивший мою жизнь раз и навсегда. В английском языке есть слово relatable – близкий по духу. Помню, как только увидела её, ощутила неизгладимое чувство нужды и прозрения. Наш первый разговор не сложился: она была закрыта, а все мои проявления интереса напоминали поведение влюблённого подростка, которому отчаянно нравится девочка.Я давно заметила в своей жизни определённое, всегда повторяющееся предчувствие, возникающее с новыми людьми. Мне хватает нескольких минут, чтобы понять, какую роль человек сыграет в моей судьбе. Интуиция ещё ни разу за тридцать лет меня не подвела.

До встречи с мужем у меня не было серьёзных романов, но я всегда знала, к чему приведут отношения. Будто судьба оставляла мне подсказки – намёки, приоткрывающие тайну. Мы знаем всё с самого начала, но забываем и теряемся в слепой неведомости, хотя ответы уже лежат перед нами.С ней было точно так же. С первой встречи я осознала: она станет важным человеком в моей жизни. И оказалась права. Через пару месяцев мы начали общаться и сблизились с невероятной скоростью.Оказалось, что у нас схожие семьи, одинаковые проблемы, почти идентичные интересы. Благодаря ей я стала больше читать, мы обменивались стихами, обсуждали литературу и эзотерику. Я часто оставалась у неё на ночёвку – мы пили мартини, слушали музыку, устраивали спонтанные фотосессии. В эти моменты я понимала, что это больше, чем дружба.

Она была моим идеалом. Я возвышала её, считала примером для восхищения. Любовь. Безусловная любовь. Мы никогда не ругались, лишь однажды поспорили на полтора часа о книгах. Иногда меня раздражала её ветреность, её беззаботность,но её плюсы я любила больше,чем минусы.

Наши встречи летом – вне школы – всегда были странными. За весь сезон мы могли увидеться всего пять-семь раз. Хоть мы и общались каждый день, но физическое присутствие человека в жизни чрезвычайно важно. Мы могли провести целый день вместе, а затем разговаривать по телефону за полночь. Темы появлялись из ниоткуда, но в эти моменты я ощущала свою любовь к ней всем своим существом.А потом всё изменилось.

Я уехала учиться в другую страну, поступила на факультет журналистики в университет. Встречала новых людей, осознавала, что как прежде уже не будет, что мне нужно меняться. Я приехала туда маленькой девочкой, которой было сложно выходить из зоны комфорта, заводить новые знакомства, открываться людям.При любой проблеме я бежала к ней. Слушала её советы – и мне становилось легче. Она была связью с моей прошлой жизнью. Но я не считала её прошлым. С самого начала нашего знакомства я видела в ней свою родственную душу и ощущала её присутствие, даже когда нас разделяли сотни километров.

Я очень любила её.Но в какой-то момент всё изменилось.

Девушка среди розовых цветов

Однажды зимним вечером мы с мужем пошли на выставку очень известного художника. Я надела чёрное платье, а муж – бордовый костюм. В этот вечер мы напоминали пару из "Мистера и Миссис Смит", не выпускали из рук бокалы шампанского и смеялись в полной тишине задумчивых, погружённых в искусство людей. Официант уже не отходил далеко от нас с подносом. Он сделал нам одолжение, избавив от необходимости ходить за бокалом с одной стороны зала в другую.

Мы изрядно напились в тот вечер и купили картину с летней лужайкой, полной лошадей. Муж знал, как сильно я их люблю, и пообещал, что однажды я проснусь под звук копыт на нашей лужайке.

Вернувшись домой, мы сбросили парадную одежду и остались в одном белье. Муж принёс мне джин-тоник, и мы развалились на диване, рассматривая новую покупку.

– Знаешь, а эта картина всё-таки ничего. В том зале был отвратительный свет, казалось, что все лошади чёрные. Мне нравится та рыженькая, она похожа на тебя, – он поднёс стакан к губам и сделал глоток.

– Мне тоже она нравится, но мой рыжий лучше, чем у этой лошади. Пообещай, что когда ты купишь мне лошадь, у неё будет такой же окрас шерсти, как и мои волосы. Это будет единственная женщина, которой я прощу идеальный рыжий цвет.

Мы посмеялись и продолжили дискуссию о картинах. У нас дома уже была неплохая коллекция: мы покупали картины в разных странах, вешали их в коридоре и придумывали свои названия для них. Такой вот маленький семейный ритуал. Однако в нашей коллекции ещё не было картины, которой бы мы по-настоящему наслаждались.

– Ты бы хотела иметь свой портрет? Я бы нашёл лучшего художника и попросил запечатлеть тебя на закате. Может, нарисовали бы и меня. Я бы сидел в своём лучшем костюме, а позади меня летали бы драконы… или лучше – стадо людишек, которые обомлели от меня и попадали на колени в восхищении, – он держал бокал и смеялся.

– Ты пьян, дорогой! Какие драконы? От твоего самолюбования иногда становится не по себе. Но я бы показывала эту картину всем гостям и говорила, что мой муж – повелитель драконов и Дня Дураков.

– Моё самолюбие заканчивается ровно в тот момент, когда я осознаю, что люблю тебя больше, чем себя. Так что картина висела бы ровно под твоей. Мой взгляд был бы направлен вверх, чтобы сложилась иллюзия "поклонения рыжеволосой красавице". Давай так и подпишем эту картину?

После этих слов он приблизился ко мне ближе, взял мой стакан и отодвинул его далеко в сторону. Мы слились в поцелуях. Он медленно расстегнул мой бюстгальтер, его руки мягко обнимали моё тело. Он взял меня на руки, не переставая целовать, и через пару минут мы оказались на втором этаже в спальне. Время летело незаметно. Мы занимались любовью больше двух часов. Целовали тела друг друга. Его руки путались в моих волосах, и наши тела были влажными, словно после двухчасовой тренировки в спортзале.

Когда всё закончилось, муж спустился на первый этаж и принёс стакан воды. Алкоголь ещё крепко держался в нашей крови, но разум брал верх, и мы продолжили разговор о картинах.

– Ты так и не ответила на мой вопрос. Мы осуществим план создания собственных портретов? Я даже придумал, в какую рамку их поместим, – он улёгся на кровать, его взгляд был направлен в потолок, и он говорил медленно, совсем уставший.

– Когда ты только успел выбрать рамки для картин? – я перевела взгляд на него и спокойно улыбнулась. – Знаешь, когда мне исполнилось восемнадцать, я получила подарок в виде своего портрета. Его нарисовала одна девочка. Помню, как долго упрашивала её создать мою картину. Мне очень нравилось, как она рисовала, её стиль был непохож на то, что я видела раньше. Думаю, некоторые люди и правда рождены с кистью в руке.

– Что было на той картине? – муж повернулся ко мне лицом, подставил руку под подбородок и внимательно стал слушать меня.

– Она нарисовала моё лицо среди розовых цветов. Кажется, это были пионы. Фон был темно-голубым, и она сделала его необычайно красивым. Цветы находились на границе с моими волосами, будто их корни были тесно переплетены со мной. Картина достаточно большая, мама выделила для неё целую полку, – я тяжело вздохнула, задумалась на несколько секунд и продолжила на выдохе: – Все говорили, что нет никакого сходства. Мол, нос не мой, глаза другие, да и в целом – это не я. Но я видела себя на этой картине. Не столько были важны детали, сколько сама суть. Она нарисовала её с любовью, каждый цветок был прорисован с огромной нежностью и теплотой. Ты знаешь, что я ненавижу розовый, но обожаю розовые цветы с того портрета. Она изобразила меня так, как видит её мир. Это было самое главное.

– Я очень хочу увидеть эту картину. Давай привезём её и повесим в каком-нибудь красивом месте? – он взял меня за руку и продолжал смотреть в мои глаза, почти не моргая.

– Не знаю, милый. Ты знаешь, как трепетно я отношусь к некоторым вещам, эта картина не исключение. Мне нравится вспоминать о ней, но я не уверена, что готова её видеть ежедневно. Может, хочешь чаю? Я бы выпила чёрный с лимоном. – Я поднялась с кровати, накинула халат и стала ждать его ответа.

– Послушай, – он приподнялся на локтях и сделал глубокий вдох, – я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты была счастлива, поэтому ответь мне на один вопрос: почему ты не хочешь связаться с ней? Вы прекратили общение больше десяти лет назад. Может, стоит узнать, чем живёт человек из прошлого? Ведь всё не вечно, и ты просто можешь не успеть…

– Я боюсь, – мои глаза закрылись, и я ощутила, как начинает болеть голова.

– Чего? – он приблизился ближе.

– Давай не будем… Я пойду сделаю чай. – Я отвернулась и вышла из комнаты.

Я кипятила чайник, нарезала лимон. В доме их всегда было много – я не могла жить без лимонов. Выпивала несколько чашек в день. Однажды среди ночи даже поехала за ними в круглосуточный магазин. В очереди за мной стояли парни с бутылками пива, а я – с килограммом лимонов. Наверное, выглядела сумасшедшей.

– Прости, я не сделала тебе чай, забыла, просил ли ты, – я присела на край кровати и опустила голову.

– Милая, если ты не хочешь говорить о ней, я не буду тебя заставлять. Но облегчи душу, не держи всё в себе. Я всегда буду на твоей стороне, ты же знаешь это?

– Знаю, – я кивнула и, перебирая чашку в руках, медленно сказала: – Я… я боюсь… боюсь, что она уже не помнит меня, что живёт своей жизнью и никогда меня не любила.

Я сделала глоток чая и посмотрела на мужа сквозь пелену слёз.

– В твоём мире столько людей, которые любят тебя и хотят быть рядом. Почему бы просто не отпустить прошлое? Перестать терзать себя вопросами, которым не суждено быть разрешёнными? – он обнял меня, вытер слезу с моего лица и продолжил: – Отпускать тяжело. Я сам иногда вспоминаю прошлых друзей и скучаю по ним. Это нормально, что мы больше не общаемся, но нужно идти дальше. Нужно просто отпустить.

– Она была мне не просто подругой, она была чем-то большим, что нельзя обозначить словом «дружба» или чем-то обыденным. Она была моей родственной душой, – я снова опустила взгляд в чашку, пытаясь сосредоточиться на дольке лимона и перестать плакать.

– В один день вы встретитесь, наступит момент, когда ты получишь ответ. Я верю в это, и ты верь, – он улыбнулся и нежно поцеловал меня в щёку. – Давай пригласим на выходных твою подругу с семьёй? Ты увидишься с малышкой, а я отыграю партию в покер с её папашей. Он мне ещё с прошлой игры должен желание. Тем более, вы не виделись уже больше недели, а я знаю, как для тебя это важно. Малышка рассеет твои мысли, и ты увидишься с подругой. Что скажешь?

Я кивнула. Он взял мою кружку и поставил её на прикроватную тумбочку. Пока я была в душе, он расстелил постель. Мы легли в кровать, я закинула на него ногу и устроилась у него на плече. Свет выключился.

Ещё один день прошёл.Ещё один день, когда я снова вспомнила её.

Люксембургский сад

Мой двадцать второй день рождения я встретила со своей лучшей подругой в Париже. Тогда я уже хорошо зарабатывала и смогла увидеть город любви на высшем уровне. Мы сняли номер в отеле в третьем округе. До всех достопримечательностей было рукой подать. Наш отпуск продлился три дня: рестораны, магазины, прогулки по Сене и бокал красного вина по вечерам с видом на Эйфелеву башню. Задувая свечи, единственным моим желанием было – вернуться в Париж с большими чемоданами и без обратного билета.

С самого детства я расцветала от одного упоминания Франции или всего, что с ней связано. С годами я начала задумываться: «А что, если моя любовь к Парижу – всего лишь навязанная иллюзия, красивая реклама, проданная мне под видом мечты?» Но приезжая в этот город снова и снова, я понимала, что это чувство настоящее. Вопрос исчезал сам собой, а мой лексикон быстро забывал английский, уступая место французскому.

В последний вечер мы сидели в Люксембургском саду: я пила чай с лимоном, а моя подруга – латте. Ощущение собственных денег и бесконечной щедрости на себя и близких выражалось в покупке двадцати макарунов из кондитерской Ladurée. Мы наслаждались пирожными, наблюдали за фонтаном и толпой туристов у дворца. Лёгкий, медленный ритм Парижа невозможно не почувствовать. Здесь другой воздух, другое солнце, другие облака. Французы носят часы не ради времени, а ради статуса. Никакой спешки – только наслаждение моментом.

К нам подошла пожилая женщина. Её французский был безупречно чист. Она не говорила – она пела. Слова мягко ложились на слух, и на мгновение я забыла, что нужно ответить на её вопрос. Француженка попросила запечатлеть её с подругой напротив дворца. Они дружили уже сорок пять лет и каждый год делали фотографию в этом месте. Менялась только внешность и одежда, но место оставалось неизменным. Их волосы красиво серебрились на солнце, кожа была матовой, глаза – сияющими. Они нежно улыбались друг другу. Я угостила их пирожными, а они в ответ спросили, как долго дружим мы.Моя подруга всё это время сидела рядом, слушая разговор. Она следила за тем, как я говорю, как отвечают француженки, и лишь иногда вставляла короткое "Oui".

Облака сгустились в тёмную тучу, и через пару минут начался грибной дождь. Люди побежали к ближайшим навесам, но некоторые остались сидеть на железных стульях, а элегантные дамы просто достали из сумочек зонтики – никакой паники.

Спустя мгновение мы оказались в ближайшем кафе. Заказали по чашке чая и уселись у окна. Прохожие торопливо пробегали мимо, накрывая голову руками, девушки несли туфли в руках. Это нас позабавило. Париж учит тому, что погода не может испортить внешний вид – и уж точно не способна испортить день.

– О чём говорили те женщины? – подруга перевела взгляд с бегущих по лужам людей на меня.

– Они дружат уже сорок пять лет! Каждый год встречаются здесь и празднуют годовщину дружбы. Нам бы тоже завести такую традицию, – я отхлебнула глоток чая и достала макаруны из сумки. Они почти не пострадали.

Мы так и не начали эту традицию. Но в тот вечер запечатлели себя после дождя – с мокрыми волосами, в неизвестном парижском кафе. В следующем году, на мой двадцать третий день рождения, мы уже были в Риме. Нам не удалось сохранить место, но мы сохранили главное – друг друга. Неважно, где ты, если рядом остаётся тот, кто важен.

Мы дружим уже больше двадцати лет, но отмечали годовщину единожды. В тот день, когда обычному поеданию пиццы мы придали атмосферу праздника. Тогда нам было по тринадцать-четырнадцать лет. История дня нашей дружбы остаётся загадкой. Будто некоторым людям просто суждено быть вместе, и мир сводит их задолго до первой встречи.

Наш отпуск подошёл к концу. Собирая чемоданы, мы пересматривали фотографии за четыре дня, попивали чай и вспоминали забавного мужчину, который у Нотр-Дама зачитывал вслух, почти крича, отрывки из "Собора Парижской Богоматери". Он размахивал руками, разыгрывал сцену из Дня дураков и подбегал к каждой входящей в собор девушке: "Вас зовут Эсмеральда?". Что если бы он тогда нашёл свою Эсмеральду? Каков был бы его план действий? На удивление, к нам этот мужчина не подошёл. Мы даже немного расстроились. Видимо, он не нашёл сходства между нами и танцующей цыганкой.

Через два часа мы уже были в аэропорту. Приехали заранее и прождали самолёт до самого вечера. Так боялись опоздать, что пришлось провести полдня в этом огромном здании, напоминающем железную коробку. Удивительно, но даже в аэропорту можно найти круассаны и бокал вина. Несмотря на поздний час, французы продолжали баловать себя выпечкой и алкоголем.

Пришло время посадки. В зале собралась длинная очередь. Дети неугомонно бегали и смеялись. Мне нравились дети, но ещё в подростковом возрасте я поняла, что буду питать любовь только к своим детям и детям моей подруги, а для других орущих беспределов останусь тётей с недовольным лицом. Один мальчик задел меня, пробегая мимо, и паспорт выпал из рук. Я почувствовала, как во мне вспыхнуло раздражение – словно огненный шар закипел внутри. Я наклонилась, чтобы поднять паспорт, но чья-то мужская рука опередила меня. Не поднимая глаз, я поблагодарила незнакомца и забрала документ.

– Пожалуйста, – ответил мужской голос.

Я замерла. Узнала его мгновенно. Мы смотрели друг на друга какое-то время, а в голове звучала лишь одна фраза: "Это он". Он почти не изменился: всё такой же, хорошо одетый, с приятным шлейфом парфюма и аккуратной стрижкой. Только лёгкая щетина придавала ему возраста.

– Как твои дела? – спросил он на одном дыхании.

– Всё хорошо, – ответила я, едва осознавая свои слова.

"Внимание, пассажиры, начинается посадка на рейс. Приготовьте свои паспорта", – прозвучал громкий, отрезвляющий голос сотрудницы аэропорта. Я пришла в себя, отвела взгляд и начала машинально проверять паспорт. Он отвернулся, но я знала – он хотел спросить ещё что-то. Как и я. Но не смог.

В самолёте стюардесса предложила чай, кофе, шампанское. К собственному удивлению, я выбрала шампанское. Казалось, через меня пропустили разряд тока. Тело словно оцепенело, дыхание сбивалось, а весь фокус внимания был сосредоточен на пальцах. Я медленно перебирала их, разглядывая кольцо, которое когда-то, лет семь назад, подарил мне папа.