Флакон императора

Первое, что сделала Надежда, – набрала номер Мусиного мобильного телефона, чтобы узнать у нее номер Фараоновой. Но Муськин мобильник был отключен. Ну да, Муська, наверное, уже добралась до того удивительного пансионата и очищает свой организм при помощи аксолотлей или каких-то других экзотических созданий. Так что ей совершенно не до разговоров по телефону. Нужно сосредоточиться, а то вьетнамские паразиты не подействуют.

Но тогда что делать? Как передать Фараоновой этот злополучный билет?

«Да забудь ты про этот билет! – прозвучал в голове у Надежды внутренний голос. – Сделай вид, что ничего о нем не знаешь! Выброси в мусор вместе с рекламными листовками и прочей макулатурой! Тем более, что так и должно было случиться, если бы ты не вскрыла этот конверт по ошибке!»

– Я не могу так поступить! – ответила Надежда своему внутреннему голосу. – Я виновата в том, что конверт попал не по адресу, значит, должна что-то сделать…

«И что ты можешь сделать? – бубнил внутренний голос. – У тебя же нет телефона Фараоновой, нет никаких ее координат!»

– А я пойду в Эрмитаж! Приду к назначенному времени в зал римской скульптуры и посмотрю, кто подойдет к этому несчастному Септимию Северу! И скажу, что Фараонова не получила билет!..

«Это просто глупо, – проворчал внутренний голос. – Глупо и опасно!»

На этот раз Надежда не стала ему отвечать. Потому что ответить ей было нечего. В самом деле, не могла же она сказать, что настоящей причиной, по которой она собирается пойти в Эрмитаж, является покалывание в корнях волос. Покалывание, которое однозначно говорило Надежде, что она столкнулась с очередной криминальной загадкой…

«Стыд и позор! – думала Надежда Николаевна, двигаясь в толпе туристов по холлу Эрмитажа. – Я живу в этом городе, могу приходить сюда хоть каждую неделю, а когда я здесь последний раз была? Страшно подумать – почти год назад, когда двоюродный племянник из Москвы приезжал! А чтобы с Сашей просто так прийти – это нет! Да и сейчас бы не собралась, если бы не история с билетом!»

Большая часть посетителей направилась на второй этаж по роскошной Иорданской лестнице, сверкающей лепниной и позолотой, а Надежда Николаевна свернула направо и по длинному коридору первого этажа направилась в зал античной культуры.

Она миновала огромный Египетский зал, мельком взглянула на расписные саркофаги древних египтян, на свою любимую статую египетского писца, на изящные статуэтки кошек и соколов, каждой из которых было не меньше трех тысяч лет, и наконец дошла до зала римской скульптуры.

Здесь она столкнулась с большой группой финских туристов. Бодрые старушки и их неторопливые спутники внимательно слушали экскурсовода и дружно поворачивались то к одной, то к другой скульптуре. Надежда тоже осмотрела статуи сенаторов и полководцев, знатных матрон и легкомысленных куртизанок – и среди них увидела знакомого бородатого мужчину.

Вот он, Септимий Север!

Рядом со статуей императора стояла самая обычная женщина. Средних лет, невысокая, ни худая, ни полная, одета скромно – в общем, ничем не привлекающая внимания. Она нервно оглядывалась по сторонам и то и дело бросала взгляд на часы.

Все понятно, подумала Надежда, ждет Елену Фараонову!

Надежда Николаевна спряталась за статуей толстого мрачного человека в мраморной тоге (должно быть, какой-то очередной император) и оттуда наблюдала за незнакомкой.

Неожиданно к Надежде подошел один из финских туристов – коренастый жизнерадостный дядечка лет шестидесяти, в смешной клетчатой панаме и джинсовой куртке, обвешанной яркими значками, и что-то бойко залопотал по-фински.

– Я не понимаю по-фински, – проговорила Надежда недовольно: финн нарушал ее конспирацию.

Тот тут же перешел на ломаный английский, с вкраплениями отдельных русских слов. Впрочем, на этой чудовищной смеси языков он лопотал так же бойко, как на родном.

– Вы не из нашей группы?

– Нет-нет, я вообще здешняя! – ответила Надежда, судорожно вспоминая английские слова из школьного и институтского курса. – Я родилась и живу в Петербурге.

– О, это очень красивый город! – оживился финн. – Я приезжаю сюда уже третий раз и обязательно приеду еще! А я живу в Тампере, это тоже хороший город, но не такой красивый, как Петербург! Вы когда-нибудь были в Тампере?

– В Тампере? Нет, в Тампере не была, я была только в Хельсинки!

Из-за плеча своего собеседника Надежда взглянула на незнакомку. Та все больше нервничала и оглядывалась по сторонам.

– Вы обязательно должны побывать в Тампере! – не сдавался упорный финн. – Тампере – красивый город, конечно, не такой красивый, как Петербург, но там тоже есть достопримечательности! Например, дворец Нясилинна, церковь Калева, кафедральный собор… а еще у нас есть музей хоккея! Вы любите хоккей?

– Люблю… – ответила Надежда не очень уверенно и снова взглянула на незнакомку.

– Тогда вы обязательно должны побывать у нас в Тампере!

– Да, непременно! – проговорила Надежда. – Когда-нибудь обязательно соберусь…

– Тогда вы должны навестить нас с женой! – Финн сунул ей визитную карточку. – Вот наш адрес!

– Непременно! – повторила Надежда с вымученной улыбкой и отошла в сторонку.

Время как раз подошло к половине пятого.

Надежда решила, что дольше ждать не имеет смысла, нужно подойти к незнакомке и честно признаться, что Фараонова не придет на встречу, потому что конверт с билетом по ошибке попал к ней, Надежде…

Она уже выстроила в голове покаянную речь, как вдруг женщину возле скульптуры окружили двое мужчин самой подозрительной наружности. Первый был маленького роста и худощавый, с темными зализанными волосами, маленькими злыми глазами и скошенным подбородком, который придавал его внешности что-то акулье. Второй, наоборот, рослый и широкоплечий, с очень светлыми, коротко подстриженными волосами.

Эти двое возникли в зале внезапно. Только что их не было – и вот они подошли к женщине с двух сторон и взяли ее за локти. Женщина вздрогнула, отшатнулась, испуганно взглянула по сторонам, приоткрыла рот, словно хотела закричать… Но тощий что-то прошептал ей на ухо, и женщина обмякла, ее глаза потухли.

Надежда, которая уже вышла из своего укрытия и сделала первый шаг к статуе Септимия Севера, застыла на месте, а потом испуганно попятилась.

Двое незнакомцев повели женщину к выходу из зала. Она вдруг оглянулась и встретилась с Надеждой глазами. В ее взгляде было отчаяние и безнадежность. Тощий человек, должно быть, что-то почувствовал и тоже обернулся.

Надежда шарахнулась за статую мрачного римлянина и натолкнулась на прежнего финна. Тот улыбался и протягивал ей свою визитку:

– Вот, вы ее уронили!

– Ой, спасибо! – залопотала Надежда Николаевна на своем ужасном английском. – Я вам так признательна, я не могла найти эту карточку и очень расстроилась…

Тощий тип скользнул по лицу Надежды подозрительным взглядом, отвернулся и вышел из зала.

Надежда перевела дыхание. Слава богу, она не успела подойти к статуе Септимия Севера, а то ее бы тоже… похитили.

Ну, да. Теперь Надежда уже не сомневалась – только что на ее глазах произошло похищение. И это похищение, несомненно, связано с билетом, который случайно попал в руки Надежды. Потому что незнакомку похитили в шестнадцать тридцать возле статуи Септимия Севера…

Внезапно Надежда поняла, что не может оставить все как есть! Она должна спасти эту незнакомку… ну, или хотя бы проследить за ней, узнать, куда ведут ее похитители!

Надежда кинулась к той двери, через которую только что вышла подозрительная троица.

– Куда же вы?! – крикнул ей вслед патриот Тампере. – Мы с вами еще не договорили! Я рассказал вам еще не обо всех достопримечательностях Тампере!

Но Надежда уже выскользнула в соседний зал.

Здесь были выставлены находки какой-то археологической экспедиции – глиняные черепки, обломки амфор и проржавевшие металлические фигурки. Но Надежду не интересовали эти обломки минувшего – она высматривала незнакомку и ее похитителей. И успела заметить, как они вышли через неприметную дверь в дальнем конце зала.

Надежда устремилась туда. Правда, на двери она заметила табличку: «Вход воспрещен», но не придала этому значения, проскользнула внутрь и налетела на рослого мужчину в черном костюме, с бейджем службы безопасности Эрмитажа на лацкане.

– Женщина, вы куда это? – строго проговорил мужчина. – Вы же видели надпись на двери? Сюда посторонним нельзя!

Надежда попыталась ответить, но от волнения не смогла вымолвить ни слова.

– Вы табличку на двери видели? – продолжил охранник. – Там ясно написано…

– Да видела я, видела! – отмахнулась Надежда, к которой наконец вернулся голос. – Но там… там только что женщину похитили, и они сюда ее увели!

– Никого сюда не уводили! – возразил ей охранник. – Я здесь уже полчаса стою, и никто мимо меня не проходил!

– Но я своими глазами видела, как ее втолкнули в эту дверь…

– Вы ошиблись! – отрезал секьюрити. – И вообще, вернитесь в зал, здесь вам нельзя находиться!

Надежде ничего не оставалось, как подчиниться.

Жаркая южная ночь опустилась на город. Ночь, пахнущая лавром и лимоном, ночь, полная тихого шепота ветвей и журчания воды. В небе, как храмовые светильники, вспыхнули крупные южные звезды. Каменистая дорога смутно виднелась в темноте, исчезая перед темной, величественной громадой храма. По этой дороге быстро ехали три всадника в темных плащах.

Всадники остановились недалеко от храма. Один из них, бородатый человек в коротком военном плаще, соскочил с лошади и быстро поднялся по высоким ступеням храма. Навстречу ему шагнул рослый воин в бронзовом панцире.

– Кто идет? – спросил воин странно высоким голосом.

Луна вышла из-за облаков, осветило его лицо, и стало видно, что это – женщина. Широкоплечая, сильная женщина. По ее осанке, по развороту плеч было видно, что она – опытный и сильный боец.

– Мне нужно увидеть госпожу! – проговорил бородатый человек. – У меня для нее очень важное сообщение.

– Кто ты такой? – спросила стражница.

– Передай госпоже, что ее хочет видеть маленький Луций!

Если стражница и была удивлена, она не показала этого и безмолвно исчезла в темноте.

Бородатый человек терпеливо ожидал на ступенях храма.

Наконец послышались шаги, и на пороге возникла невысокая, закутанная в темный плащ фигура.

– Здравствуй, Флавия! – проговорил бородач, шагнув ей навстречу. – Как давно мы не виделись!

– Здравствуй, – ответила женщина. – Надо же, ты еще помнишь, как я называла тебя в детстве!

– Как я мог забыть…

– А как ты мог забыть веру своей матери? – желчно перебила его женщина. – Как ты мог забыть родной язык, певучий и сладостный язык Карфагена ради сухой канцелярской латыни, которая годится только для военных команд и налоговых отчетов?

– Не укоряй меня, сестра! – Мужчина опустил голову. – Ты не представляешь, как это было тяжело! Но я делал все это, чтобы возвеличить наш род, славный род Септимиев!

– Род Септимиев? – В голосе женщины прозвучала горькая насмешка. – Род нашего отца, жалкого провинциала и неудачника? Его род ничтожен по сравнению с родом нашей матери! Кровь знатных карфагенян, что текла в ее жилах, древнее и благороднее крови римских патрициев…

– Отец и мать дали нам все, что могли. Я же сделаю так, чтобы наше имя навеки вошло в историю!

– Я не верю тебе! Семья для тебя ничего не значила! Ты заботился только о самом себе! О своей карьере, о своей славе! Сколько лет ты не был на родине?

– Ты вправе говорить так, сестра! – Мужчина горестно вздохнул. – Я очень долго не был на земле отцов, не навещал могилы наших предков. Но я даром время не терял, я сражался и интриговал, чтобы наше имя гордо прозвучало на всю империю! – Он поднял голову и проговорил горячо, сбивчиво: – Сестра, сестра! Неужели ты забыла своего маленького Луция? Неужели ты забыла, как мы играли с тобой на берегу ручья? А помнишь, как мы поймали щегла и пытались накормить его засахаренными фруктами? Помнишь, как мы плакали, когда он умер?

Женщина шагнула навстречу брату, порывисто обняла его.

– Я помню, я все помню! Этих лет, что пролегли между нами, как будто не было! Ты все тот же, ты мой маленький брат, мой единственный брат, мой маленький Луций!

Мужчина прижал ее к себе, отбросил край плаща, прикрывавший голову, стал гладить по темным, тяжелым волосам, в которых пробивалась ранняя седина. Женщина немного отстранилась, поправила волосы – и он увидел на шее, за ухом синюю восьмиконечную звезду, вытравленную на коже. Он знал, что это – печать Богини, знак принадлежности к священному культу…

– А если ты помнишь, – мужчина немного отстранился, пристально взглянул в темные глаза женщины, – если ты все помнишь, помоги мне, сестра!

– Так ты приехал только для того, чтобы просить меня о помощи? – Голос женщины стал сухим и колючим, как песок пустыни. – Ты вспомнил обо мне только тогда, когда я стала тебе нужна?

– А к кому еще я мог обратиться? Судьба империи решается через несколько недель… моя судьба решается. Я погибну – или стану владыкой Рима… владыкой всего мира! Неужели ты не поможешь мне, сестра? Неужели ты не услышишь мой голос?

– Чего ты хочешь от меня? Денег? Хочешь, чтобы для тебя я опустошила храмовую казну?

– Нет, деньги у меня есть. Я хочу… я хочу, чтобы ты отдала мне священный флакон.

– Флакон Богини? – Женщина была потрясена, казалось, она не верила собственным ушам.

– Да, флакон Богини Матери. Только он может принести мне императорский венец.

Женщина долго молчала.

Наконец ее голос снова зазвучал, теперь он был слабым, едва слышным, как шепот ветра:

– Хорошо, я помогу тебе. Я отдам тебе священный флакон. Ведь ты – мой единственный брат, мой маленький Луций. Но знай, если ты употребишь мою помощь во зло – гнев Богини будет страшен.

– Я знаю, Флавия!

Женщина запустила руку под плащ и достала кожаный мешочек, который висел у нее на шее. Из этого мешочка она вынула маленький темно-синий флакон.

В этот миг луна снова вышла из-за облаков. В ее призрачном свете флакон засиял, как будто был наполнен звездным светом.

Женщина протянула его брату и проговорила:

– Береги его, маленький Луций! Помни, как дорог этот флакон для нашего народа! Он – единственное, что осталось от древней славы карфагенских богов!

– Ты могла не говорить мне это, Флавия! – ответил мужчина. – В нас течет одна кровь, и мне дорого то, что дорого тебе!

Он прижал флакон к губам, затем спрятал у себя на груди. Хотел на прощание обнять сестру, но та уже исчезла в темноте.

Спала Надежда беспокойно, несмотря на то, что вечером позвонил муж и сказал, что все у него в порядке – долетел благополучно, и гостиничный номер очень хороший, уже познакомился с коллегами за ужином, завтра с утра их доклад первый.

Надежда пожелала мужу ни пуха ни пера и поскорее отключилась, чтобы он не начал спрашивать, когда она поедет на дачу навестить кота. Потому что врать мужу не хотелось, а говорить правду, что в ближайшее время она не поедет, ни в коем случае нельзя. Муж – человек проницательный, сразу поймет, что делами она просто отговаривается и заподозрит, что Надежда опять влезла в какую-тоь криминальную историю. А Надежда, в общем-то, ни сном ни духом, это Муська ей подсуропила, а сама слиняла в неизвестном направлении и телефон отключила…

Положение усугублялось тем, что Надежда Николаевна понятия не имела, что, в сущности, произошло. Ее приняли за другую – это факт, с ним не поспоришь. Тот парень на мотоцикле спросил, она ли Фараонова Елена Петровна, Надежда ответила утвердительно, парень сунул ей в руки конверт, а сам уехал.

А вот если бы Надежда не призналась – я, мол, не я и лошадь не моя, тогда парень конверт бы не вручил и стал бы искать настоящую Фараонову. А если бы не нашел, то та женщина в Эрмитаже не пришла бы на встречу и тогда ее не похитили бы.

Да, но если бы он ее нашел, то Фараонову похитили бы вместе с той, другой женщиной. Потому что это Надежда постеснялась подойти к постороннему человеку, да еще финн тут подвернулся (спасибо ему огромное), а Фараонова бы к той женщине подошла, ей скрывать нечего, она не самозванка.

Да, но вообще-то неясно, похитили ли ту женщину в Эрмитаже. Может, она сама с теми двумя пошла. Добровольно. Может, у нее с ними какие-то дела… Но тут Надежда вспомнила обреченный взгляд, который бросила женщина, и уверилась, что ее точно похитили, тут двух мнений быть не может.

И вот что теперь делать? Ведь Надежда косвенно виновата в этом. И кому что расскажешь?

В полицию не пойдешь, она ведь понятия не имеет, кто такая та женщина, как ее зовут, где она живет и действительно ли ее похитили. А может, ее просто так увели, для приватного, конфиденциального разговора? И она давно уже дома чай с плюшками пьет. Или, учитывая, что уже утро, кофе со сливками.

В общем, нужно найти Елену Петровну Фараонову, поняла Надежда. Найти и все ей честно рассказать: про центр самопознания или как там его, про бестолковую Муську, про конверт и про ту женщину, которая ждала Фараонову у статуи Септимия Севера. И пускай Фараонова сама решает, как быть. А Надежда умоет руки, как Понтий Пилат. Потому что у нее дел выше крыши. В квартире прибраться, цветы в порядок привести, сантехника вызвать и далее, смотри по тексту.

Приняв такое решение, Надежда повеселела и перешла к действиям. Позвонив снова Муське и нисколько не расстроившись, что ее мобильник по-прежнему молчит, она нашла в Интернете фирму «Вега-плюс».

«Вега-плюс» оказалась издательством, причем, как поняла Надежда, издательством небольшим, не художественным и не тематическим, а так, что называется, на все руки. В основном они издавали маленькими тиражами книги заказчиков. Был у них плохонький сайт, Надежда пыталась найти там список сотрудников, но не нашла. Зато нашла телефон и адрес. Подумала немного и решила не звонить, а то как бы не спугнуть раньше времени эту Елену Петровну Фараонову. И то сказать – вот как бы сама Надежда отреагировала на такой звонок? Да тут элементарная осторожность подсказывает вежливо положить трубку! Или просто послать подальше.

Издательство находилось в центре города, опять-таки недалеко от храма Спаса-на-Крови. Возможно, именно поэтому его сотрудникам предлагалась скидка в этом центре самопожертвования, то есть – тьфу! – самопознания.

Еще раз для порядка ругнув Муську, Надежда оделась попроще – в свободные брюки и неяркую блузку – и отправилась на поиски Елены Петровны Фараоновой.

– Скажите, пожалуйста, как мне найти дом семнадцать Б? – спросила Надежда у старушки с пекинесом.

– Это вам нужно войти во двор, пройдете наискосок, там будет калиточка, потом свернете налево, вдоль стеночки аккуратненько, потом за угол завернете, там как раз и будет семнадцатый дом, – обстоятельно ответила та.

И пекинес стоял терпеливо и ждал.

«Везет мне на проходные дворы», – вздохнула Надежда, поблагодарив старушку.

Однако этот двор был совсем не похож на те, которые она видела вчера. И на те, которые появились в нашем городе не так давно – аккуратно выложенные тротуарной плиточкой, с коваными воротами, закрытыми на электронный замок.

Тут было все, как раньше, – выбитый до основания асфальт, грязные мусорные баки, непременный проржавевший «запорожец» в углу, самодельная лавочка возле подъезда. На лавочке сидел заросший до глаз бомж и пил пиво. Надежда прошла мимо, задержав дыхание. Воняло от бомжа страшно.

Надо же, а всего в нескольких метрах отсюда протекает совершенно другая жизнь…

Калитка была открыта, точнее, висела на одной петле. Хорошо, что старушка предупредила, потому что сразу за калиткой начинался форменный разгром. Следующий двор оказался весь разрыт, было такое впечатление, что туда попала фугасная бомба. Высились кучи земли и песка, двор пересекала глубокая канава, через которую были перекинуты мостки. Причем такие хлипкие, что Надежда не решилась бы на них ступить. Она вспомнила наставления старушки и пошла влево, смотря под ноги и придерживаясь за стену.

К чести Надежды нужно сказать, что мысль о том, чтобы немедленно повернуть назад и выбросить из головы Е. П. Фараонову, а главное – ту женщину, похищенную из Эрмитажа, не пришла ей в голову. Возможно потому, что Надежда была сосредоточена на том, чтобы не свалиться в канаву и не переломать ноги.

Надежда ловко перепрыгнула лужу, оставшуюся от позавчерашнего дождя, и оказалась перед подъездом, на двери которого висела табличка: «Вега-плюс». Надежда нажала кнопку домофона, и женский голос ответил, чтобы она поднималась на шестой этаж.

– Кто бы сомневался, – пыхтела Надежда, дойдя до третьего, – и лифта, разумеется, нет…

На четвертом она прикинула, какую же высоту должны иметь потолки в этом доме. Выходило, что не меньше трех с половиной метров. Старый фонд… На пятом этаже не получалось не только говорить, но и считать. А к шестому вообще все мысли выветрились из головы, потому что ее ждал сюрприз.

Вместо двери на площадке оказалась глухая стена, на которой мелом была нарисовала стрелка, указывающая вправо. Надежда тупо уставилась на стрелку, затем пожала плечами и пошла в указанном направлении. Идти пришлось долго – по длинному и узкому коридору, скупо освещенному простыми пыльными лампочками. Надежда поняла, что коридор огибает дом. Она свернула один раз, потом другой, наконец коридор стал шире и закончился.

Надежда уперлась в дверь, на которой висела табличка «Издательство “Вега-плюс”».

И никаких электронных замков.

Надежда открыла дверь и остолбенела на пороге. Огромное помещение было наполнено светом, потому что вся противоположная стена состояла из окон. Да еще и половина потолка тоже была стеклянной. Перегородки между столами были чисто символическими, в основном их заменяли цветы. Всевозможные комнатные цветы – вьющиеся и обычные, в маленьких горшках и огромных кадках, цветущие и вечнозеленые, экзотические и самые обычные.

– Нравится? – подскочила к Надежде бойкая женщина с листком бумаги и ручкой. – Тут раньше мастерская художника была, еще в советские времена. Очень был знаменитый художник, властями обласканный, маститый. Вот теперь целое издательство в его мастерскую влезло.

Слова вываливались из женщины, как горошины из прохудившегося мешка. Она задавала вопросы, не ожидая на них ответов, при этом беспрерывно приплясывала вокруг Надежды, размахивала своим листком, целилась ручкой в глаз.

– А вы к нам по какому вопросу? Если насчет заказов, то это вам нужно к Татьяне Юрьевне. А если насчет гонорара, то это к Марии Васильевне, в бухгалтерию. Только сначала нужно к Алевтине Николаевне, чтобы она вашу заявку завизировала. Но ее сейчас нет, она в Париж улетела на книжный салон де ливр… А если вы насчет заказа, то это вам нужно к Наталии Михайловне…

– Вы же говорили, что насчет заказа нужно к Татьяне Юрьевне… – Надежда с трудом вклинилась в монолог женщины.

Та резко замолчала, как будто наткнулась с разбегу на невидимую преграду. И тогда Надежда смогла ее как следует разглядеть.

Женщина была здорово похожа на ту, из старой советской комедии, как же ее звали… ага, Шура из бухгалтерии. Волосы так же торчали и повадки те же.

– У вас очень красиво, – мягко заговорила Надежда, – цветы такие хорошие, видно им света хватает, они и растут.

– Да-да… – очнулась женщина. – Так вы к нам по какому вопросу? Если по поводу заказа, то это…

Чувствуя, что сейчас все пойдет по второму кругу, Надежда едва не крикнула:

– Нет! Я не поводу заказа и не за гонораром! Я вообще-то ищу Елену Петровну Фараонову. Могу я ее видеть?

– А вы к ней по какому вопросу? – тотчас завелась женщина. – Если по поводу заказа, то тогда все равно нужно сначала к Татьяне Юрьевне. Или к Василисе Владимировне.

– А можно к Наталии Михайловне? – совершенно машинально спросила Надежда, она уже начинала себя чувствовать актрисой в театре абсурда.

– Нет, к Наталии Михайловне, конечно, можно, – обрадовалась женщина, – но я бы вам советовала для начала все-таки поговорить с Татьяной Юрьевной. Или уж с Зоей Николаевной, если Татьяна Юрьевна вам не подходит.

Чувствуя, что еще немного, и она просто завязнет в женских именах, Надежда уже хотела стукнуть тетку чем-нибудь тяжелым, чтобы она замолчала, но ничего под руками не оказалось. Спасение пришло неожиданно. За спиной тети возникла монументальная особа в темно-бордовом деловом костюме и сказала вроде бы тихо, но слышно было очень хорошо:

– Александра Павловна, вы что тут делаете?

«Точно, Шура из бухгалтерии», – мелькнуло в голове у Надежды.

– Я… – тетя смешалась и стала даже ниже ростом, – я… вот тут женщина пришла, а я ей говорю, что нужно к Татьяне Юрьевне, если насчет заказа… а она…

– Мне не нужна Татьяна Юрьевна. – Надежда отодвинула тетю и встала напротив монументальной особы. – Мне нужна Елена Петровна. Фараонова Елена Петровна. – И твердо встретила взгляд маленьких близко посаженных глаз.