Под маской, или Женская сила

– Не волнуйся. Я прослежу, чтобы они не проводили время вместе.

Эти слова Люсия прошептала, но Ковентри ее расслышал.

Эдвард протянул руку брату и произнес многозначительно, глядя ему прямо в глаза:

– Я доверяю тебе, Джеральд.

– Я не подведу, Нед.

С тем он уехал, а Ковентри стал гадать, что имела в виду Люсия.

Через несколько дней истина ему открылась. «Неда нет дома, – рассуждал Ковентри, – значит, должна появиться малютка Мьюр». Однако «малютка Мьюр» не появлялась; она избегала Ковентри еще тщательнее, чем своего обожателя. Если Ковентри, рассчитывая насладиться музыкой, входил в гостиную, там неизменно была Люсия – одна. Если стучался к Белле, впускали его с задержкой, и никаких следов присутствия Джин он не обнаруживал, хотя еще из-за двери слышал ее голос. Если направлялся к библиотеке, шорох платья и звуки летящих шагов говорили ему, что Джин спешит прочь. В саду ей и вовсе не составляло труда разминуться с ним, а если они сталкивались в холле или в столовой за завтраком, мисс Мьюр, опустив глаза долу, холодно и лаконично здоровалась и скользила мимо. Все это чрезвычайно раздражало Ковентри; чем усиленнее мисс Мьюр скрывалась от него, тем больше ему хотелось ее видеть; виною, по версии самого Ковентри, был владевший им дух противоречия, и ничего больше. Однако само чувство досады приятно подхлестывало Джеральда, и скоро он уже с особым, характерным для вялых людей удовольствием мешал маневрам мисс Мьюр.

Наконец его терпение лопнуло. Он решил узнать, почему мисс Мьюр так странно себя ведет. В библиотеку можно было попасть через две двери; Ковентри запер одну из них и спрятал ключ, устроив засаду. Мисс Мьюр говорила Белле, что нужна новая книга для сэра Джона; Ковентри сам это слышал, он был уверен, что мисс Мьюр думает, будто «молодой хозяин» сейчас у матушки.

Вот мисс Мьюр вошла в библиотеку – и через пару минут Ковентри, ликуя, проследовал туда же. Мисс Мьюр стояла на стуле и тянулась за книгой. Некоторое время Ковентри созерцал тонкий стан и хорошенькую ножку; лишь насладившись этим зрелищем сполна, он обнаружил свое присутствие.

– Помочь вам, мисс Мьюр?

Она вздрогнула, уронила несколько книг и, зардевшись, быстро произнесла:

– Благодарю вас, не нужно. Я воспользуюсь лесенкой.

– Воспользуйтесь моей длинной рукой – так будет проще. Правда, рука всего одна, зато она устала от безделья и с радостью поступит в ваше распоряжение. Какую книгу вам достать?

– Я… вы так меня напугали, что я забыла. – Джин стала озираться, словно в поисках путей к отступлению.

– Прошу прощения. А пока вы вспоминаете, разрешите поблагодарить вас: вы погрузили меня в волшебный сон, однако вот уже целых десять дней я не нахожу возможности сказать вам спасибо – так упорно вы избегаете моего общества.

– Я стараюсь быть вежливой…

Мисс Мьюр осеклась и отвернулась, добавив с оттенком боли в голосе:

– Это не моя вина, мистер Ковентри. Я лишь выполняю распоряжения.

– Чьи распоряжения? – возмущенно спросил Ковентри.

– Не спрашивайте; они исходят от персоны, имеющей право командовать в тех случаях, когда речь идет о вас. Будьте уверены, что эта персона печется о вашем благе, хотя нам ее действия могут показаться нелепыми. Не сердитесь, лучше последуйте моему примеру и примите ситуацию с улыбкой и, пожалуйста, дайте мне исчезнуть.

Теперь Джин смотрела на Ковентри сверху вниз; в ее глазах стояли слезы, на губах дрожала улыбка; печаль пополам с лукавством была ей к ее лицу. Ковентри перестал хмуриться, но сохранил суровый вид и решительно заявил:

– В этом доме распоряжаться могут только двое: я и моя матушка. Неужели это она велела вам избегать меня, словно я безумен или болен заразной болезнью?

– Ах, не спрашивайте. Я обещала молчать, и вы не вынудите меня нарушить слово.

Продолжая улыбаться, мисс Мьюр бросила на Ковентри красноречивый взгляд, который сам по себе уже был ответом.

«Значит, Люсия», – догадался Ковентри, почувствовав острую антипатию к своей кузине.

Мисс Мьюр собралась спуститься, но Ковентри задержал ее. Серьезно, хоть и с улыбкой, он спросил:

– Признаете ли вы меня хозяином в этом доме?

– Да.

Она произнесла это слово покорно, проявляя уважение, признание и доверие, которые мужчинам приятнее всего, особенно если их демонстрируют женщины. Ковентри даже не отдавал себе отчета в том, что лицо его смягчилось и что никогда еще он не смотрел на мисс Мьюр такими глазами.

– В таком случае вы согласны повиноваться мне, если я не буду тираном и не предъявлю неразумные требования?

– Я постараюсь.

– Вот и славно! Мне претит такой порядок вещей. Я совсем не желаю ограничивать чью бы то ни было свободу и причинять какие бы то ни было неудобства, поэтому прошу вас, не стесняйтесь, свободно передвигайтесь по дому. Заходите в любые комнаты и забудьте об абсурдном распоряжении Люсии. Она поступила так не со зла; просто она начисто лишена сочувствия и такта. Обещаете больше не избегать меня?

– Нет.

– Почему?

– Возможно, лучше оставить все как есть?

– Вы же сами только что назвали распоряжения Люсии нелепыми.

– Да, они таковыми кажутся, и все же…

Мисс Мьюр умолкла. Вид у нее был одновременно сконфуженный и несчастный. Ковентри потерял терпение и быстро произнес:

– Вы, женщины, загадочные создания, никогда вас не понять! Что ж, со своей стороны я сделал что мог для вашего удобства. Если вы предпочитаете и дальше прятаться – воля ваша.

– Предпочитаю? О нет, ситуация ужасная! Мне нравится быть самой собой и иметь свободу передвижения, а также доверие тех, кто рядом. Но и нарушать спокойствие окружающих для меня недопустимо, поэтому я стараюсь подчиняться распоряжениям. Хотя я обещала Белле, что останусь, для меня лучше покинуть ваш дом, чем вызвать недовольство мисс Бьюфорт или ваше и вынести еще одну такую сцену.

Мисс Мьюр, сверкая глазами, выдала тираду на одном дыхании. Ковентри не верилось, что она способна на такой пыл, что это личико может озариться внутренним огнем, а голос – обрести обвинительные нотки. Мисс Мьюр явилась ему разгневанной, уязвленной и гордой, однако перемена лишь добавила ей привлекательности, смиренница исчезла бесследно. Ковентри уже била дрожь; изумление его возросло, когда мисс Мьюр, жестом прося отодвинуться от нее, властно добавила:

– Достаньте мне вон ту книгу и посторонитесь. Я хочу уйти.

Ковентри повиновался; он даже предложил руку для опоры, но мисс Мьюр ее проигнорировала. Она легко ступила на пол и направилась к двери, где обернулась и все так же гневно, с блеском в глазах и румянцем на щеках, выпалила:

– Знаю: у меня нет права так говорить с вами. Я обуздываю себя, сколько хватает сил. К сожалению, в определенный момент прорывается моя истинная натура, и тогда я пренебрегаю любыми условностями. У меня пылкая натура, из-за которой невозможно исполнять роль бездушного механизма, и больше я этим заниматься не намерена. Не моя вина, что в меня влюбляются. Я не ищу ничьей любви. Мне нужно только, чтобы меня оставили в покое; я не понимаю, за что меня мучают. Я не обладаю ни красотой, ни богатством, ни титулом – и, однако, каждый глупый мальчишка принимает мое дружеское внимание за нечто большее и делает меня несчастной. Это мой рок. Думайте обо мне что хотите – но бойтесь меня, ибо против собственной воли я способна причинить вам вред.

Чем-то очень близким к ярости была пропитана эта речь. Подкрепив свое предупреждение действием, мисс Мьюр выбежала вон, оставив впечатление, будто в доме разразилась гроза. Джеральд сел на стул, на котором мисс Мьюр тянулась за книгой, и несколько минут провел в глубокой задумчивости. Затем встал, прошел в комнату сестры и сказал в своей обычной добродушно-вальяжной манере:

– Если не ошибаюсь, Белла, Нед просил тебя быть ласковой с мисс Мьюр?

– Да, и я стараюсь. В последнее время она такая странная…

– И в чем же проявляется странность?

– Джин то спокойна и холодна, будто изваяние, то места себе не находит. По ночам она плачет – это совершенно точно; а еще горестно вздыхает украдкой. Джеральд, у нее случилась какая-то беда.

– Не иначе, по Неду тоскует…

– Ничего подобного! Для нее большое облегчение, что Нед уехал. По-моему, она влюблена, только безответно. Может, ее любовь – мистер Сидней, как думаешь?

– Однажды она назвала его титулованным болваном; хотя это, пожалуй, ничего не значит. А ты сама не спрашивала ее о мистере Сиднее? – произнес Ковентри, стыдясь собственного любопытства и не имея сил противиться искушению выведать что-нибудь у наивной Беллы.

– Спрашивала один раз, но она посмотрела на меня взглядом, полным трагизма. «Мой маленький друг, надеюсь, вам никогда не придется пережить то, что вынесла я. Надеюсь, ваш сердечный покой не будет нарушен», – вот что она мне ответила, Джеральд. Такая боль была в голосе! Больше я вопросов не задавала. Она такая милая, мне хочется утешить ее, а как – я не знаю. Может, ты знаешь?

– Я вот что хотел предложить: теперь, когда Нед уехал, пусть она проводит больше времени с нами, ведь ей тоскливо одной. Дело во мне, я совершенно уверен. Пусть не дичится меня. Она прекрасно музицирует, я бы с удовольствием ее слушал. Да и матушке на пользу вечерние развлечения. Так что позаботься, милая Белла, о благе всей семьи.

– Ах, если бы вышло по-твоему! Я и сама сколько раз говорила мисс Мьюр то же самое, но все мои планы расстраивает Люсия. Вообрази: она боится, как бы ты не влюбился в мисс Мьюр, подобно Неду. Нелепые страхи, верно?

– Люсия у нас… нет, я не назову ее глупой, ведь в нужные моменты она проявляет достаточно здравого смысла. А ты вот что сделай, Белла: заручись в этом вопросе маминой поддержкой – и Люсия будет вынуждена подчиниться, – сердито сказал Джеральд.

– Попробую. Да вот еще что: у дядюшки обострилась подагра, и Джин по вечерам допоздна ему читает, поэтому я ее почти не вижу. Вон она, кстати, пошла в Холл. И знаешь, что я думаю? Перед нею и дядюшка не устоит, как Нед не устоял. Всякий, к кому девушка так внимательна, поневоле потеряет голову.

Ковентри проследил за хрупкой фигуркой в черном платье, что как раз исчезла в воротах, – и к нему закралось подозрение, подстегнутое необдуманными словами Беллы. Ковентри вышел; ему удалось выбраться из дому, не столкнувшись с Люсией, которая искала его повсюду. Он направился к Холлу, говоря себе: «Надо проверить, что там делается. Такие случаи нередки. Дядюшка на диво простодушен, и молодая особа веревки из него сможет вить, если поставит себе такую цель».

На полпути Джеральда догнал слуга и передал ему письмо; невскрытое, оно отправилось в карман сюртука. В Холле Джеральд сразу прошел к дядюшкиному кабинету. Дверь была распахнута, и Джеральду предстала прелестная картина: сэр Джон расслабился в кресле, поместив больную ногу на подушку. Одетый с присущим ему вкусом, несмотря на подагрические боли, он выглядел великолепно. «Красивый мужчина, – сказал бы о нем всякий, – такого и возраст не портит». Сэр Джон улыбался; его благодушный взгляд обволакивал молодую чтицу, на чьих косах и щечках играл вечерний свет, золотя волосы и разрумянивая кожу. Джин Мьюр читала прекрасно, однако Ковентри показалось, что мыслями она витает далеко от книги, ибо, когда сэр Джон заговорил, прервав чтение, глаза Джин Мьюр затуманились, и с выражением терпеливой усталости она подперла рукою щеку.

«Бедная девушка! Как несправедлив я был к ней! Она и не думает обольщать старика, она развлекает его по доброте душевной. И она устала. Сейчас я положу конец этому занятию!» – подумал Ковентри и решительно, без стука, шагнул в кабинет.

Сэр Джон приветствовал его учтиво, мисс Мьюр – с непроницаемым лицом.

– Матушка вам кланяется. Как ваше здоровье, сэр? – сказал Ковентри.

– Вполне сносно; только я что-то заскучал. Приводи-ка, Джеральд, нынче вечером сестренку и кузину – пусть развлекут престарелого дядюшку. Миссис Кинг привезла костюмы минувших эпох и соответствующий реквизит, а я обещал Белле вечер живых картин. Мы устраивали такие вечера, бывает очень весело.

– Хорошо, сэр, я приведу Беллу с Люсией; это вы чудесно придумали. Мы скучаем без Неда, нам не повредит немного развлечься. Вы сейчас идете домой, мисс Мьюр?

– Нет, прежде пусть она заварит чай и приготовит все для вечера. Довольно читать, милочка, ступайте пока в галерею или куда вам будет угодно. Осмотрите мою коллекцию живописных полотен или займитесь чем-нибудь другим – словом, отдохните, – сказал сэр Джон, и мисс Мьюр повиновалась, как послушная дочь, которая рада, что ее отпустили.

– Очаровательная девушка! – заговорил сэр Джон, едва мисс Мьюр вышла. – Она меня очень заинтересовала – как сама по себе, так и в связи со своей матерью.

– В связи с матерью? Что вам известно о ее матери? – удивленно спросил Джеральд.

– Ее мать – леди Грейс Говард; та самая, которая двадцать лет назад сбежала с бедным шотландским священником. Семья отреклась от нее, и она жила тихо и скромно. Сведений о ней почти нет, известно лишь, что, умирая, она оставила сиротку-дочь во французском пансионе. Мисс Мьюр и есть эта девочка; точнее, уже прекрасная девушка. Удивляюсь, как это ты не знал о ее происхождении.

– Я и сам удивлен. Вполне в духе мисс Мьюр утаить подобный факт. Она вообще странное создание; странное и гордое. Подумать только – дочь леди Говард! Вот так открытие!

Ковентри почувствовал, что его интерес к гувернантке изрядно возрос. Как и всякий английский аристократ, он ценил титулы и благородство происхождения куда выше, нежели готов был признать.

– Бедная сиротка настрадалась. Ничего, она сильна духом и уж точно многого добьется в жизни, – восторженно продолжил сэр Джон.

– А Нед об этом знал? – вдруг спросил Джеральд.

– Едва ли; она и мне-то поведала свою историю не далее как вчера. Я листал Книгу пэров и совершенно случайно заговорил о Говардах. Тогда она, забывшись, назвала леди Грейс матушкой. Я вытянул из нее историю, хотя мисс Мьюр и не отпиралась – ей одиноко и хотелось кому-нибудь открыться.

– Теперь я понимаю, почему она отвергла Сиднея и Неда. Она им ровня, и ей претит получение титула посредством тайного венчания, ведь она с титулом родилась. О нет, она не меркантильна и не амбициозна.

– Что-что? – переспросил сэр Джон, ибо последнюю фразу Ковентри адресовал не столько дядюшке, сколько себе самому.

– Интересно, знала ли об этом леди Сидней? – отвечал Джеральд, не повторяя насчет меркантильности и амбиций.

– По словам Джин, она ничего не сказала леди Сидней, не желая вызывать жалость. Что до молодого Сиднея – полагаю, он был посвящен в эту тайну. Однако сам я не рискнул расспрашивать – очень уж дело деликатное.

– Я ему напишу, как только выясню адрес. Мы ведь близкие друзья; стало быть, мне позволительно навести справки о мисс Мьюр и подтвердить правдивость ее истории.

– Неужели у тебя остаются сомнения? – возмутился сэр Джон.

– Извините, дядюшка, вынужден признаться, что до сих пор, как ни старался, я не сумел преодолеть инстинктивного недоверия к мисс Мьюр.

– Не раздражай меня подобными словами, будь любезен! Я – человек, имеющий как проницательность, так и жизненный опыт, уважаю мисс Мьюр и от всего сердца ей сочувствую. В последнее время она меланхолична; не этим ли вызвана твоя неприязнь, а, Джеральд? – И сэр Джон подозрительно взглянул на племянника.

«Гроза надвигается», – понял Ковентри. Желая избегнуть ссоры с дядюшкой, он поспешно направился к двери.

– Сейчас мне недосуг обсуждать мисс Мьюр, да и желания такого нет. Однако впредь я обещаю, сэр, избегать слов, которые вы можете счесть обидными. Я передам Белле насчет живых картин. Встретимся через час, дядюшка.

Возвращаясь домой через парк, Ковентри думал: «Добродушный и легковерный старик уже в сетях мисс Мьюр, совсем как мой незадачливый брат… Дочь леди Говард – а нам ни слова не сказала. Нет, я решительно ее не понимаю!»

Глава V

Как ей это удалось

Дома Ковентри обнаружил целую компанию девиц и юношей; все они пришли в восторг от затеи сэра Джона. Час спустя компания проследовала в Холл, где все уже было готово для представления живых картин.

Добрый сэр Джон находился в своей стихии, ведь самое большое удовольствие он получал, когда в доме у него развлекалась молодежь. Несколько человек удалились за импровизированные кулисы. По прошествии недолгого времени занавес подняли, и зрителям предстала первая картина. Смуглый человек с черной бородой крепко спал на тигриной шкуре, в шатре, интерьер которого составляли занавеси и восточное оружие. Помигивало пламя старинной серебряной лампы; на низеньком столе красовались дорогие блюда с фруктами, и рубиновым оттенком мерцало в кубках недопитое вино. Над спящим склонилась женщина, одетая в соответствии с европейскими представлениями о варварской роскоши. Пальцы ее сжимали рукоять ятагана, причем изгиб кисти позволял разглядеть вышивку на рукаве. Изящная ножка, обутая в алую сандалию, виднелась из-под белой туники. Пурпурная накидка не скрывала снежной белизны плеч, в волосах поблескивали золотые нити, на шее и запястьях сверкали драгоценные камни. Изогнувшись, красавица повернула голову ко входу в шатер. Взгляд являл полную решимость свершить свое дело и одновременно страх, что этому могут помешать; он был столь выразителен, что на секунду зрители затаили дыхание, словно и до них донеслись звуки чьих-то шагов.

– Кто это? – прошептала Люсия, не узнавая актрисы.

– Джин Мьюр, – отвечал Ковентри, поглощенный сценой.

– Не может быть! Ведь она мала ростом и волосы у нее светлые… – начала Люсия, однако нетерпеливое «Тише! Не мешай смотреть!» из уст Джеральда оборвало ее речь на полуслове.

Джеральд не ошибся: в живой картине действительно блистала Джин Мьюр, как ни сложно было в это поверить. Она нанесла темный грим, подвела брови, приколола к собственным белокурым волосам несколько буйных черных локонов, а во взгляде бушевало столько чувств, что зрачки расширились, и глаза стали казаться черными и яростными – не хуже, чем у самой неистовой из дщерей Востока. Глубочайшую и горчайшую ненависть выражало ее лицо, прекрасное в гневе. Взор сверкал отвагой, манера держать оружие выдавала мощь, удивительную для столь тонкой руки, и неукротимая воля женщины читалась во всем – даже в том, как стояла на тигриной шкуре полускрытая туникой маленькая ножка.

– Разве она не восхитительна! – вырвалось у Беллы.

– Такая не заробеет – применит меч по назначению, когда время настанет, – восторженно произнес чей-то голос.

– Спи спокойно, Олоферн[6], твоя судьба предрешена, – отозвались сзади. – Кстати, с этой бородой он просто вылитый Сидней.

– Поглядеть на нее – и поверишь, что она действительно ненавидит его, не правда ли?

– Может, так и есть.

Последняя фраза принадлежала Ковентри, ибо две предшествующие фразы предложили объяснение удивительной перемене в Джин Мьюр. Дело было не только в актерском мастерстве: здесь глубокая неприязнь смешалась с дикарским восторгом оттого, что объект ненависти оказался в ее власти. Такой восторг трудно симулировать, и Ковентри, зная ответ только к одной части головоломки под названием Джин Мьюр, вообразил, что перед ним сверкнула истина. Впрочем, занавес упал прежде, чем Ковентри продвинулся к разгадке хотя бы до середины.

– Это отвратительно! Я рада, что опустили занавес, – ледяным тоном произнесла Люсия.

– Великолепно! – воскликнул Джеральд и стал выкрикивать: – Браво! На бис!

Однако сцена не была повторена, и актриса не вышла на поклон, как ни вызывали ее аплодисментами. Последовали две-три весьма изящные живые картины веселого содержания, но ни в одной из них не участвовала Джин, и потому им всем недоставало прелести, которую придает простейшему действию истинный талант.

– Ковентри, ты нам нужен, – бросил чей-то голос.

Джеральд поднялся и пошел, чем вызвал всеобщее изумление – ведь до сих пор он отказывался от участия в живых картинах, хотя его звали только тогда, когда была нужда в красивом актере.

– Ну и какую роль мне предстоит испортить? – осведомился Ковентри, вступая в комнату, где все: обивка стен и мебели, а также шторы – было зеленого цвета и где несколько взволнованных молодых джентльменов облачались в старинные платья и принимали эффектные позы.

– Роль кавалера[7]. Надевайте вот это и не тратьте времени на вопросы. Мисс Мьюр сама скажет, что делать. На вас никто и внимания не обратит – смотреть будут на нее, – произнес распорядитель, бросая Ковентри роскошный старинный костюм и возвращаясь к рисованию усов на своем мальчишеском лице.

После торопливого переодевания Джеральд явился галантным кавалером; все женские взгляды излучали восторг, когда он вышел из гримерной.

– Скорее на сцену, Джин уже там. Она поможет тебе принять нужную позу, – прощебетала Белла и первая бросилась к сцене, увлекая брата за собой и на бегу крича своей гувернантке: – Вот он, великолепен, правда?

Мисс Мьюр в прелестном скромном платье, как подобает девице из семьи, что принадлежит к партии раундхедов[8], расставляла на сцене кустарники. Внезапно обернувшись, она выронила зеленую ветвь, когда увидела, кого ведут к ней в шитом золотом костюме.

– Это вы! – только и вымолвила мисс Мьюр. Взгляд ее заметался, и она шепнула Белле: – Зачем вы позвали своего брата? Ведь я просила вас этого не делать.

– Он здесь единственный красивый мужчина, и талант у него есть, хоть он обычно и не выступает. Вам наверняка удастся его расшевелить.

И Белла убежала – ее волосам требовалась дополнительная порция пудры для постановки «Модного брака»[9].

– За мной послали, и вот он я. Или вы предпочли бы кого-то другого? – осведомился Ковентри, не понимая по лицу мисс Мьюр (головку которой украшал чепчик) ее чувства – то ли она встревожена, то ли рада ему.

– Слишком поздно, – сказала мисс Мьюр. – Становитесь на колени – вот здесь, так, чтобы отчасти вас скрывал кустарник. Снимите шляпу. Вы слишком элегантны для беглеца. Позвольте мне это исправить.

Ковентри преклонил колени, и мисс Мьюр растрепала его волосы, дернула в сторону кружевной воротник, отбросила перчатки и меч и ослабила завязки плаща, который покрывал его плечи.

– Вот, так лучше. Ваша бледность великолепна, постарайтесь ее сохранить. Мы с вами представим картину, что висит в Холле. Дальнейшие объяснения излишни. Круглоголовые, занимайте свои места. И можно поднимать занавес.

Ковентри с улыбкой повиновался. На картине, о которой говорила мисс Мьюр, была изображена следующая сцена: кавалер, стоя на коленях, одной рукой обвивает талию возлюбленной, голова его прижата к девичьей груди; сама же девица, охваченная страхом за милого, пытается его спрятать от преследователей под своим недостаточно широким плащом. Джин колебалась ровно миг, прежде чем позволила Ковентри обнять себя. От его прикосновения она чуть вздрогнула, густо покраснела и потупилась. Едва прозвенел звонок, как мисс Мьюр нырнула в свою роль как в омут. Одной рукой она набросила на Ковентри край плаща, другой притянула его голову к своей груди, ее шею прикрывал муслиновый платок, а во взгляде, обращенном назад, появился такой ужас перед погоней, что сразу нескольким благородным юным зрителям захотелось броситься на выручку. Все продолжалось не дольше минуты; но в эту минуту Ковентри испытал чувство, совершенно для себя новое. Многие женщины дарили ему улыбки, однако он не терял головы, Джеральд оставался холоден и безучастен, не догадываясь о существовании женской силы и об умении женщин ею пользоваться – во благо ли мужчине или на горе ему. Теперь, когда его обнимала девичья рука, когда под его ладонью трепетал девичий стан, а под щекой учащенно билось девичье сердце, Ковентри впервые в жизни ощутил неотразимость власти женских чар, и сыграть пылкого влюбленного вышло у него само собой.

Занавес упал, раздались крики «Браво! На бис!», и Ковентри вдруг осознал, что мисс Мьюр рвется из его рук, ибо он неосознанно усилил хватку и, наверное, причинил боль партнерше. Ковентри вскочил – недоуменный и сбитый с толку, каким его до сих пор не видели.

– Повторите сцену! – кричал сэр Джон.

Юноши, которые изображали преследователей, тоже аплодировали и умоляли представить продолжение картины.

– Вас выдал случайный шорох, мы открыли огонь и застрелили храбрую девушку, и вот она лежит, умирая. Сыграйте это, мисс Мьюр; будет очень эффектно, – сказал один из круглоголовых.

Глубоко вздохнув, Джин согласилась.

Занавес подняли. Кавалер по-прежнему стоял на коленях, словно не замечая, что враги схватили его за плечи, нагрянув сзади, – ибо у его ног умирала возлюбленная. Теперь уже ее голова покоилась на груди молодого человека, а ее взгляд, устремленный на него, выражал не страх, а любовь, над которой не властна сама смерть. Этот взгляд наполнил Ковентри странным блаженным трепетом, заставил его сердце биться так же часто, как минуту назад билось сердце Джин под его щекой. Мисс Мьюр почувствовала, как дрожат руки Ковентри, отметила, что он покраснел.