Зеркальная пыль

Он не стал смотреть на неё прямо. Он смотрел на её отражение в телевизоре. Он впился в него взглядом, как тогда в переулке, и изо всех сил, до головной боли, захотел одного – чтобы ей в глаза бросили горсть песка. Яркий, ослепляющий свет фонаря в лицо. Что угодно, что заставило бы её на мгновение отвлечься, отвести взгляд.

Он не понимал, как это работает. Он просто концентрировался на желании, вкладывал в него всю свою ярость, весь страх, всю отчаянную волю к выживанию.

В отражении на экране телевизора ничего не происходило. Женщина продолжала стоять неподвижно.

Но вдруг где-то вдалеке, на той самой крыше, где она стояла, с оглушительным треском взорвалась старая неоновая вывеска. Клуб искр, ярких и ослепительных, вырвался наружу и осыпал её снопом искр. Она инстинктивно отпрянула, подняла руку, чтобы защитить лицо. Её гипнотическая концентрация была нарушена.

Этого было достаточно.

Кирилл не стал ждать. Он рванул на кухню, распахнул окно и выглянул наружу. Пожарная лестница. Старая, ржавая, которую он всегда игнорировал. Теперь она была его единственным путём к спасению.

Он перекинул ногу через подоконник, сердце уходя в пятки от высоты и страха, и ступил на скрипящие металлические ступеньки. Холодный ветер бил ему в лицо. Он не смотрел вниз, стараясь концентрироваться на каждом движении. Лестница вела в глухой, тёмный двор-колодец, куда никогда не заходили люди.

Спуск показался вечностью. Каждый скрип металла отдавался в его ушах громом пушечного выстрела. Он ждал, что с крыши по нему начнут стрелять, или на него сверху прыгнет тот молодой человек в костюме.

Но ничего не происходило. Его маленькая диверсия сработала.

Наконец его ноги коснулись асфальта. Он был в грязном, заваленном хламом дворе. Отсюда был один выход – через арку обратно на улицу. Туда, где его могли ждать.

Он прижался к стене, затаив дыхание, и рискнул выглянуть. Улица была пуста. Ни женщины, ни молодого человека. Ни чёрных машин с затемнёнными стёклами.

Они его упустили. Пока.

Он выдохнул, и только сейчас заметил, что у него носом пошла кровь, а в глазах стояли тёмные пятна. Цена силы. Она брала плату с его тела.

Он вытер кровь рукавом и, прижимаясь к стенам, пустился бежать по ночному городу. У него не было плана. Не было цели. Было только одно знание.

Правила игры изменились. Он больше не просто жертва. Он научился бить в ответ. И они это почувствовали.

Теперь всё стало по-настоящему опасно.

Глава 5. Наследник Пыли

Он бежал, пока в боку не заныло, а легкие не стали гореть огнем. Свернул в первый попавшийся подъезд старого, дореволюционного дома, прижался в темном углу, где пахло кошачьей мочой и старыми газетами, и сидел так, возможно, минуту, возможно, час, пытаясь загнать обратно в клетку бешеное сердцебиение.

Городской шум доносился снаружи приглушенно, будто из другого измерения. Здесь, в этой вонючей, бетонной скорлупе, он был в относительной безопасности. На время.

Носовое кровотечение прекратилось, оставив на губах липкую, железистую корку. Голова раскалывалась, словно по черепу били молотком. Он достал бутылку с водой, сделав несколько жадных глотков. Жажда, как и головная боль, стала его вечной спутницей. Плата за вход в новый, ужасный мир.

Страх постепенно отступал, сменяясь леденящей, трезвой яростью. Его выгнали из его же жизни. Из его дома. За ним охотились, как за зверем. Из-за чего? Из-за осколка какого-то древнего щита и пыли, которую он вдохнул по глупой случайности.

Он сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Нет. Он не будет просто бежать. Он не позволит им сделать из себя загнанную дичь. Если они так хотят его заполучить – пусть получат по-настоящему. Но сначала он должен понять, что они хотят получить. Кто он такой теперь.

У него было только одно зацепка. Одно место, куда он мог пойти. «Щит».

Обломки всё еще должны были быть в его лаборатории в музее. Они не представляли очевидной ценности, их вряд ли убрали. Это был ключ. Возможно, единственный.

Мысль вернуться туда заставляла его содрогнуться. Это было логово льва. Они знали, где он работает, наверняка уже ждут его там. Но иного выбора не было. Он должен был рискнуть.

Он дождался, когда на улице окончательно стемнеет, и выбрался из своего укрытия. Дорогу до музея он проделал, используя свою силу впервые осознанно, как инструмент. Он не бежал, сломя голову. Он двигался от одной отражающей поверхности к другой, постоянно сканируя местность через витрины, окна машин, полированные поверхности. Его сознание раздваивалось, обрабатывая два потока информации сразу – обычный мир и его «зеркальную» копию, полную скрытых угроз. Это изматывало невероятно, но давало преимущество. Он видел за углами. Видел, кто стоит в подворотне, кто наблюдает из окна.

Музейный переулок был пуст. Огни в здании были погашены, кроме дежурного освещения у главного входа. Он обошел здание с тыла, к служебному входу, где выносили мусор. Дверь была заперта на мощный замок. Старое, почти забытое знание, полученное еще от прежнего завхоза, всплыло в памяти: чердачный люк со стороны пожарной лестницы в соседнем здании имел выход на общую с музеем вентиляционную шахту. Бред, мальчишеская авантюра, на которую он никогда бы не решился в прошлой жизни.

Прошлая жизнь кончилась.

Через десять минут, измазанный грязью и паутиной, он пролез через решетку вентиляции и спрыгнул в полутемный коридор родного музея. Знакомый запах – воска, старой бумаги и пыли – ударил в нос, вызвав приступ странной ностальгии. Всего несколько дней назад это был его мир. Теперь он чувствовал себя в нем грабителем.

Он замер, прислушиваясь. Тишина. Глухая, музейная тишина ночи. Ни шагов, ни голосов. Сердце заколотилось с новой силой. Он прокрался к своей лаборатории. Дверь была не заперта.

Войдя внутрь, он щелкнул выключателем. Люминесцентные лампы заморгали и зажглись, залив комнату холодным светом. И он увидел.

Комната была перевернута. Шкафы распахнуты, ящики выдвинуты, папки и бумаги валялись на полу. Кто-то уже обыскал всё здесь. Тщательно, методично.

Ледяной ком сжался у него в груди. Они опередили его. Они забрали щит.

С отчаянием он бросился к углу, где оставил ящик. Он был на месте! Его отодвинули, крышка была снята, но… содержимое не тронули. Осколки черного зеркала лежали на полистироле, никем не востребованные. Искали что-то другое. Документы? Записи? Они не поняли, что главное – это сам артефакт.

С облегчением, граничащим со слезами, он опустился на корточки перед ящиком. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к одному из крупных осколков, и…

Мир провалился.

Его отбросило от ящика. Не физически, а ментально. Комната исчезла. Его сознание провалилось в черноту, пронзенную серебристыми всполохами, как в ту самую пыль. Он не видел картинок. Он «чувствовал».

«…холод металла в руках, но не его руки… чужая усталость, вековая, костная… вкус крови на губах… и бесконечная тяжесть долга… необходимость СМОТРЕТЬ, ВИДЕТЬ, ЗНАТЬ, даже когда не хочется, даже когда больно… одиночество, такое знакомое, такое родное… и тихий, спокойный голос, обращенный к нему: «…и если не я, то кто? Держи линию, коллега. Держи…»»

Видение длилось мгновение. Кирилл очнулся, отшатнувшись и ударившись спиной о ножку стола. Он сидел на холодном полу, дрожа всем телом, в горле стоял ком. Перед глазами плясали черные пятна.

Это было не его воспоминание. Это было чужое. Но оно пришло к нему через прикосновение к осколку.

Он не просто вдохнул пыль. Он унаследовал что-то. Чью-то долю. Чью-то ношу.

Он снова посмотрел на осколки. Теперь они не казались ему просто кусками древнего металла. Они были… могильным камнем. Наследием. Предсмертным посланием того, кто был до него.

«Держи линию», – прошептал он чужие слова, и они отозвались в нем странным спокойствием.

Он не был случайной жертвой. Он был звеном в цепи. Последним звеном.

Его руки перестали дрожать. Он нашел не ответы, а нечто большее – причину. Причину бороться.

Он достал из рюкзака плотную куртку, завернул в нее самый крупный осколок с сохранившимся фрагментом узора и бережно уложил на дно рюкзака. Остальное оставил. Пусть думают, что это просто хлам.

Он поднялся, чувствуя новую, странную тяжесть за спиной. Тяжесть долга.

Он вышел из музея тем же путем, что и проник. Улица была все так же пуста. Но теперь он смотрел на нее иными глазами. Он больше не беглец.

Он был наследником. И он только что принял свое наследство.

Глава 6. Учитель

Он шел по ночному городу, чувствуя вес осколка в рюкзаке. Он был уже не просто грузом – он был магнитом, тянувшим за собой шлейф чужих воспоминаний и чужой боли. Слова «Держи линию» отдавались в нем эхом, глухим и настойчивым.

Кирилл понимал, что ему нужно исчезнуть. Найти такое место, где его не достанут. Но где? Гостиницы отпадали – везде нужен паспорт, камеры, лица. Оставались вокзалы, ночные клубы, подземные переходы – места с высокой проходимостью, где можно затеряться, но где и его самого могли легко найти. Он был словно загнанный зверь, который выскочил из одной клетки, но оказался в огромном лабиринте, полном невидимых опасностей.

Инстинктивно он потянулся к телефону, чтобы найти хоть какую-то идею, но замер. Телефон. Они нашли его по номеру. Значит, он теперь – маяк в их руках. С диким рывком он вытащил sim-карту, переломил ее пополам и выбросил в уличный канализационный сток. Сам телефон пока оставил – без симки это был просто будильник и фонарик. Но чувство уязвимости не проходило.

Он брёл без цели, пока не оказался у старого, полузаброшенного парка на окраине центра. Входная арка, украшенная облупившимися советскими мозаиками, вела в царство теней и тишины. Здесь не было ярких фонарей, только редкие, тусклые шары света, создававшие больше мрака, чем освещения. Идеальное место, чтобы спрятаться. И чтобы быть незамеченным.