bannerbanner
Война за реальность. Как зарабатывать на битвах за правду.
Война за реальность. Как зарабатывать на битвах за правду.

Полная версия

Война за реальность. Как зарабатывать на битвах за правду.

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Сергей Ружинский

Война за реальность. Как зарабатывать на битвах за правду.

Предисловие

– Ты не туда идешь, огни в другой стороне.

– Пофиг, я зажгу свои.

Более полувека отделяет нас от момента, когда первый человек ступил на Луну, события, претендовавшего стать символом величайшего технического триумфа человечества. Однако тень, отброшенная этим гигантским скачком, оказалась неожиданно длинной и темной. В ней зародился и вырос феномен, переживший своих создателей, вечный спор о реальности лунных миссий, который начался едва остыл стартовый стол на космодроме. И первым аргументом стала статья «A Moon Landing? What Moon Landing?» в одной из главных газет США, «Нью-Йорк Таймс», опубликованная 18 декабря 1969 года. Именно в ней, со ссылкой на анонимного информатора из NASA, впервые прозвучало, что все кадры лунных прогулок были отсняты заранее в павильоне. А ведь всего 151 день назад планета рукоплескала фразе Армстронга на Луне: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества».

Показательно, что «доснимать» космос на Земле начали задолго до «Аполлонов». В 1961-м, когда единственный штатный кинооператор физически не успевал за всеми этапами полёта Гагарина, в Звёздном городке уже после полета организовали досъемку подготовки к полету. Поэтому в кадрах кинохроники и скафандры разные и отдельные элементы картинки не совпадают с предыдущими кадрами. Подобные технические ограничения и в первую очередь невозможность вести безупречную съёмку в вакууме и при жестком контрасте, обусловили и обилие павильонных дублей в Лунной программе. Экспертное сообщество давно негласно договорилось считать такие «киноляпы» допустимой ценой популяризации с вердиктом – понять и простить. Но если визуальный ряд объявлен частью официального доказательства, его швы перестают быть косметикой и превращаются в системный вопрос: кто автор кадра и кому мы доверяем оптику реальности?

Поэтому всего через год после высадки уже 30% американцев сомневались в подлинности «Аполлона-11». Скептицизм, зародившийся в тени триумфа, стремительно обрастал собственной мифологией, питаемый медийным шумом и растущим недоверием к власти. Спустя десятилетия это недоверие лишь эволюционировало, перескакивая с одной конспирологической орбиты на другую.

Не последнюю роль в атмосфере подозрительности играли и активные действия, предпринимаемые США, например активное противодействие советским кораблям, следившим из нейтральных вод за полётом Сатурнов. Радиоэлектронное подавление велось на стратегическом уровне: в операцию были вовлечены морские и авиационные силы, развёрнуты комплексы активных помех, вплоть до постановки ложных сигналов. На это выделили около $250 млн, в то время как стоимость одного запуска «Сатурн-5» составляла $185 млн. Это уже не просто защита технологического секрета, это демонстрация того, насколько важна была не только победа, но и контроль над её восприятием.

Эта книга, не очередная попытка доказать или опровергнуть сам факт высадки. Мы не будем с лупой изучать зернистые фотографии, анализировать направление теней или спорить о физике развевающегося флага. Подобных трудов написано великое множество. Все они подчиняются правилу «чем дальше в лес, тем толще партизаны»: каждая попытка углубиться в детали лишь растрачивает исследовательский потенциал на ложные цели и уводит все дальше от истины, достраивая новые коридоры в бесконечном лабиринте, из которого, кажется, нет выхода.

Наша цель иная. Мы предлагаем вам препарировать сам феномен спора. Используя «лунную эпопею» как идеальный лабораторный образец, мы на ее примере проведем образцово-показательное вскрытие любой информационной войны. Как хирург, вооруженный не скальпелем, а вопросами, мы будем резать не плоть события, а его информационную оболочку, обнажая нервы и сосуды, питающие этот вечный конфликт.

Мы исследуем не событие, а его отражение в сознании миллионов. С точки зрения коммуникативных политик, событие произошло только тогда, когда о нем сообщили и ровно так, как о нем сообщили. Ведь это отражение давно стало более реальным, заметным и, главное, более ценным, чем сам оригинал, который без медийного следа просто не существует для истории. В этом смысле лунная высадка – это не просто полет, а первый в истории медийный триумф, где телевизионный экран стал важнее звездного неба. NASA изначально рассматривало прямую трансляцию как ключевой элемент всей миссии: бюджет на телетрансляцию составил 12% от общей стоимости программы «Аполлон», что эквивалентно 2 миллиардам долларов в ценах 2025 года. Это была не трансляция, а ритуал сотворения мифа в прямом эфире.

И здесь мы сталкиваемся с феноменом, который философ Жан Бодрийяр назвал «прецессией симулякров», ситуация, когда модель, знак, «карта» начинает предшествовать самой «территории» и порождать её. Целью «лунной программы» в этой логике был не столько сам полет, сколько создание его неоспоримого и тотального образа, симулякра, который и стал для истории более реальным, чем само событие. Бодрийяр предупреждал: в мире симулякров истина не опровергается, она растворяется в бесконечном потоке знаков, где каждый знак претендует на статус реальности.

Мы живем в эпоху гиперреальности, где различие между знаком и реальностью стерлось. И «лунный спор», это не битва за реальность, а битва внутри симуляции, которая давно подменила собой реальность. Показательный пример: в 2001 году телеканал Fox выпустил документальный фильм «Conspiracy Theory: Did We Land on the Moon?», который собрал аудиторию в 15 миллионов зрителей. Фильм ничего не доказывал и не опровергал, а просто разжигал спор, превращая его в медийный продукт, где истина была лишь поводом для рейтингов.

Это путешествие не на Луну, а вглубь кроличьей норы современной интернет-дискуссии. Сначала мы, подобно анатому, разберем на составные части вечный двигатель этого конфликта: от психологических мотивов отдельного бойца, ищущего на цифровой арене самоутверждения, до социальных законов, по которым формируются враждующие «цифровые племена» со своим языком, ритуалами и маркерами «свой-чужой», сражающимися за право называть именно свою версию мира единственно верной.

Затем мы вскроем циничный экономический фундамент этой войны и в главе, посвященной «Экономике заблуждения» проследим всю финансовую цепочку, превращающую гнев, веру и сомнение в реальные деньги. Мы увидим, как «бескорыстная борьба за истину» превратилась в отлаженную индустрию со своими бизнес-моделями, франшизами и рынками сбыта, где убеждения лишь сырье, а главным продуктом является само столкновение.

Наконец, мы заглянем в будущее. Спор о Луне был репетицией, полигоном, на котором оттачивались технологии манипуляции. Сегодня на сцену выходит новый, несравненно более мощный игрок, Искусственный Интеллект. Битва за прошлое окончена. Начинается битва за саму архитектуру реальности и вестись она будет в нейросетях.

Но для того, чтобы в полной мере осознать масштаб грядущих перемен, необходимо понять фундаментальный сдвиг в самой природе Искусственного Интеллекта, который происходит на наших глазах. Этот сдвиг подобен переходу от парового двигателя к ядерному реактору: ИИ перестает быть машиной, работающей на топливе человеческих данных и становится автономным генератором новых миров.

Переход от пассивного восприятия к активной генерации смыслов уже просматривается даже в традиционных конфликтах. Когда в 2011 году Иран захватывает американский беспилотник RQ-170 Sentinel, то вместо того, чтобы как раньше, просто разобрать его в тиши лаборатории и тихонечко украсть нужное, событие получило максимальную медийную огласку: демонстрация по ТВ, инженерная переработка, копии с новыми маркировками которые тут-же показывает телевидение. Потеря противника превращается в актив— технический, политический, символический. Это уже не просто акт войны, а сценарий переработки смысла.

Парадоксально: критически важные данные нередко добывались предельно примитивными средствами. Так во время Холодной войны американская группа SIGINT использовала элементарный набор, проволоку и палку чтобы через лед в Арктике «на слух» фиксировать акустические сигнатуры советских подлодок. Инструмент был на грани кустарщины, но позволял извлекать критически важные данные. Реальность, вопреки ожиданиям, часто «звучит» на частотах, доступных даже через палку. Это подчеркивает: не всегда нужна сложность, чтобы схватить суть, достаточно точной настройки к простым проявлениям.

Именно так действуют и нейросети: они переосмысляют, компилируют, создают новые смыслы из элементарно простых информационных фрагментов. Но там, где раньше была тишина шпионажа, теперь шоу из утраты. И в этом, модель будущих симуляций: когда даже обломок становится основой нового мира.

Мы привыкли воспринимать ИИ как гениального компилятора, обученного на колоссальном объеме человеческих знаний, всей мировой литературе, научных статьях, коде и новостях. Эта «Эра Человеческих Данных» позволила создать мощные языковые модели, способные имитировать человеческий интеллект на высочайшем уровне. Однако этот подход имеет фундаментальное ограничение: он не способен породить ничего принципиально нового, выходящего за рамки уже существующей человеческой культуры. Как книга, переплетенная из старых страниц, такой ИИ может лишь перетасовывать слова, но не создавать новую историю.

Но уже сегодня мы вступаем в «Эру Опыта». На сцену выходят системы нового поколения, которые учатся не на статичных архивах прошлого, а на собственном, непрерывно генерируемом опыте взаимодействия с цифровой и реальной средой. Они не просто обрабатывают информацию, они живут в ее потоке. И это меняет всё. Одно дело ИИ, способный написать фейковую новость на основе анализа миллионов настоящих. И совсем другое ИИ, который формирует свою картину мира, свои цели и свою «правду» на основе собственного уникального опыта, недоступного человеку. Он перестает быть инструментом фальсификации и становится самостоятельным творцом альтернативных реальностей.

Эта книга – приглашение взглянуть на привычные баталии под другим углом и осознать, что война за реальность давно коммерциализирована, технологизирована и децентрализована. И линия фронта в ней проходит не на форумах и в блогах, а через сознание и кошелек каждого из нас. Возможно, понимание правил этой игры – единственный способ не стать в ней ни ресурсом, ни жертвой.

Глава 1 Лунный миф: Анализ стратегии управляемого заблуждения и остановки технического прогресса.

В ироничной логике научно-технического первенства мораль и происхождение технологий отходят на второй план. Поэтому и мы их не будем касаться, отметив только, что Вернер фон Браун, фигура с весьма неоднозначным прошлым, стал символом американского космического триумфа. Несмотря на то, что при производстве его ракет ФАУ-2 погибло более 20 000 узников лагерей, а сами ракеты унесли около 9 000 жизней, именно нацистский преступник фон Браун возглавил Лунную программу США. В истории прогресса часто побеждает не этика, а результат. Престиж не проверяет происхождение. И если ты первый – никто не спрашивает, на каких костях построена стартовая площадка. В конце концов: если деньги не пахнут, то и прогресс не смердит.

Этот циничный подход, где результат оправдывает любые средства, характерен не только для технологий, но и для методов управления обществом. Но прежде чем мы погрузимся в анализ конкретных информационных войн, важно понять фундаментальное различие двух типов господства: открытое принуждение, свойственное традиционным обществам, и манипуляцию сознанием – ключевой инструмент власти в либеральных, гражданских обществах.

Спор о Луне, развернувшийся в западном мире, является идеальным примером именно второго типа, где сила убеждения и конструирования реальности пришла на смену прямому приказу. Жертва такой манипуляции утрачивает возможность рационального выбора, так как её желания программируются извне, что является наиболее изощренной и злокачественной формой тоталитаризма. Эта форма контроля действует как углекислый газ: он не имеет ни цвета, ни запаха, но незаметно вытесняет кислород критического мышления, оставляя лишь иллюзию свободного дыхания

Например: В 2023 году TikTok был уличён в алгоритмическом приоритете «вирусных» политических постов с крайними позициями. Алгоритм не агитировал напрямую, но создавал эффект консенсуса, формируя ощущение: «все уже выбрали сторону». Это и есть манипуляция «как газ» – не команда, а невидимое давление среды.

Например: В 2022 году Twitter (ныне X) был уличён в использовании алгоритма, который искусственно подавлял или продвигал сообщения на определённые темы. Пользователи начинали верить, что их мнение формируется независимо, хотя на деле оно направлялось системой. Это именно та манипуляция, которая «заставляет человека верить в свободу выбора, хотя он давно сделан за него» (по данным расследования журнала WIRED, 2022).

Публичный дискурс, развернувшийся вокруг программы «Аполлон» и высадки американских астронавтов на Луну, представляет собой классический пример управляемого информационного конфликта, работающего по принципу «бюро экспериментальной шизофрении», где общественное сознание намеренно раскалывают на два враждующих лагеря, чтобы увести его как можно дальше от объективной реальности. Это очень похоже на ситуацию с двумя основными школами психотерапии: Фрейда и Адлера:

Модель Фрейда утверждает, что во всём виноваты ваше детство, родители и прошлые травмы. Человек не несёт ответственности, а значит, может бесконечно обращаться к специалисту, жалуясь на свою боль – это отличная бизнес-схема. Именно этот принцип лежит в основе создаваемых в информационной войне нарративов: человеку предлагается занять позицию жертвы – либо обманутой властями, либо "заблуждающейся", – и вечно "обсуждать"причиненный ущерб.

Адлер же, не отрицая влияния прошлого, считал основой исцеления способность взять на себя ответственность за свою жизнь. Но в его схеме виноваты мы сами, и это для многих невыносимо. Вот почему общество не пошло за Адлером: оно готово бесконечно кормить тех, кто скажет, что это не мы "ленивая жопа", а просто "мама нас не долюбливала".

Таким образом, вечный спор о Луне – это не что иное, как массовая психотерапевтическая сессия по фрейдистской модели, где людям предлагается вместо ответственности за собственное критическое мышление бесконечно обсуждать травму, нанесенную им "обманом"или "несовершенством"мира.

Например: В 2020 году Facebook проводил эксперимент по снижению поляризации, показав пользователям более разнообразные точки зрения в ленте. Результат оказался обратным ожидаемому: участники стали ещё более убежденными в своей изначальной позиции, игнорируя альтернативные аргументы. Это подтверждает гипотезу, что даже при наличии «выбора», сознание склонно к самоусилению, если ранее уже вложилось в некий нарратив. Такой эффект делает стратегию раскола особенно эффективной.

Интересно, что в 1970-х годах советский философ Мераб Мамардашвили описал этот процесс как «машину отчуждения», где медиа создают «постоянный шум сомнений», заставляя людей выбирать не между правдой и ложью, а между двумя искусственными конструкциями, каждая из которых уводит от реальности. Его структура и методы во многом перекликаются с принципом, сформулированным богословом и философом Григорием Паламой (1296 г.): «Ложь, недалеко отстоящая от истины, создает двойное заблуждение… либо ложь принимают за истину, либо истину, по ее близкому соседству с ложью, – за ложь, в обоих случаях совершенно отпадая от истины». Эта идея нашла отражение в эксперименте 1973 года, проведенном психологом Дэвидом Розеном, который показал, что люди, столкнувшись с двумя противоречивыми версиями одного события, склонны отвергать обе, теряя способность к рациональному анализу. Лунный спор стал натурным образчиком этого эффекта.

Эта стратегия идеально укладывается в концепцию порядков симулякров Бодрийяра. Официальная версия NASA, даже если она приукрашена, все еще пытается быть отражением реальности (первый или второй порядок симулякра). Упрощенная же конспирология о «съемках в павильоне» – это уже следующий, третий порядок: она маскирует не просто искажение, а полное отсутствие реальности полета. Таким образом, манипулятор предлагает обществу выбор не между правдой и ложью, а между двумя разными уровнями симуляции, каждый из которых уводит все дальше от подлинного положения дел. Даже жена астронавта Майкла Коллинза, Джанет, на вопрос журналистов о полете мужа ответила фразой, ставшей крылатой: «Там должно быть хоть что-то настоящее».

Для съемок «павильона» даже не требовалось строить сложные декорации: в исследовательском центре Лэнгли у NASA уже имелся гигантский макет лунной поверхности и огромный передвижной прожектор, имитирующий Солнце, а стены ангара были задрапированы черной бархатной тканью для создания эффекта «космического неба». Забавная деталь: этот макет был настолько реалистичен, что его использовали для тренировки астронавтов, но в 1978 году он был частично разобран, а чертежи «случайно» уничтожены, что только подогрело конспирологические теории.

В этом процессе ключевая роль принадлежит медиа, которые выступают не просто ретрансляторами, а активными усилителями симулякров. Иногда они буквально создают реальность под камеру. Прецеденты такой практики задолго предвосхитили эпоху цифровых фейков и имеют глубокие корни. Уже на Всемирных выставках XIX века демонстрировались «инновационные» паровые машины, которые на деле работали с помощью скрытых механизмов, компрессоров или подключения к внешнему источнику.

Но особенно показателен пример освоения американского Запада в 1870-х, когда по прериям катались театрализованные экспедиции с якобы работающими паровыми плугами, мельницами и жатками. Некоторые машины запускались только «на публику» – под фото или камерой – и тут же исчезали, разобранные. Это был спектакль будущего: не технологии, а их образы звали фермеров на новые земли. Как и «Аполлон», они обещали не результат, а веру в грядущий прорыв. А в это время двигатель работал не на пару, а на доверии публики.

Немного позже, во время войны во Вьетнаме американские силы строили подставные деревни, где местные «статисты» изображали благодарных жителей, а списанная техника маскировалась под трофеи. Журналисты допускались только в заранее подготовленные зоны – своего рода «потёмкинские деревни» в джунглях. Полученные в таких условиях кадры попадали в мировую прессу как доказательства боевых успехов, формируя картину, не совпадающую с действительностью. Позднее, ветераны прессы вроде Питера Арнетта признавались: «многие из наших репортажей были не ложью – но и не правдой». Это классический симулякр второго порядка – изображение борьбы вместо самой борьбы, где журналисты невольно становятся частью спектакля, а не его фиксатором.

Аналогично в эпоху лунной программы телевидение и пресса, подконтрольные государственным и корпоративным интересам, превратили высадку на Луну в зрелище, где реальность события подменялась его постановочным образом. Кадры астронавтов, идущих по Луне, транслировались с драматической музыкой и героическими комментариями, создавая не столько документ, сколько миф. Этот процесс, описанный Ги Дебором как «общество спектакля», превратил лунную миссию в медийный продукт, где истина уступила место эмоциональному воздействию – в обществе спектакля зритель не ищет правды, он жаждет эмоций, которые заменяют ему реальность.

Например: Научно-популярные каналы YouTube, такие как Kurzgesagt, получают миллионы просмотров не за глубину анализа, а за визуально-эмоциональный стиль. При этом любой ролик о квантовой механике воспринимается массовой аудиторией как достоверный в силу анимации и уверенной дикции, а не в силу понимания содержания. Это иллюстрация принципа: визуальная подача становится более «реальной» и «авторитетной», чем смысл.

Медиа не просто сообщали о событии – они формировали его восприятие, задавая рамки, в которых общество могло его осмысливать. Именно эта медийная линза сделала возможным существование двух полярных версий, каждая из которых опиралась не на факты, а на заранее сконструированные образы.

Один из парадоксальных примеров, как визуальные технологии формируют миф, – это старинные фотографии XIX века без людей. Сегодня это стало топливом для конспирологий: «людей тогда не существовало». Но всё проще – ранняя фотография (дагеротипия) требовала экспозиции до часа, и движущиеся фигуры просто исчезали. Однако в логике Бодрийяра даже технический артефакт, вырванный из контекста, превращается в доказательство симулякра – знак вытесняет причину, пустой кадр становится «свидетельством» отсутствия людей. И точно так же, в 1969 году CBS специально наняла композитора, чтобы написать «эпическую» музыкальную тему к трансляции высадки на Луну. Она должна была «усилить чудо», но по сути превратила репортаж в театральное шоу – знак высадки стал важнее самой высадки. Камера и музыка создали не документ, а миф. Французский философ Жан Бодрийяр описал явление подмены реальности через образы в своей теории симулякров. В логике его подхода мы наблюдаем переход в третий порядок симулякров, где само событие уже не имеет значения – имеет значение лишь его эффект.

Чтобы по-настоящему понять, как знак вытесняет событие, а образ подменяет факт, обратимся к структуре симулякров, описанной Жаном Бодрийяром. Он выделял четыре порядка симулякров, которые не просто описывают стадии искажения реальности – они показывают, как реальность исчезает под слоем образов:

Первый порядок – знак отображает реальность.Это наивное зеркало: кадры астронавта, спускающегося на поверхность Луны, воспринимаются как документальное свидетельство, будто камера – беспристрастный наблюдатель. Реальность ещё существует, и знак указывает на неё.

Второй порядок – знак искажает реальность. Трансляция сопровождается «героическим» музыкальным оформлением, тщательно подобранным монтажом, комментарием, внушающим величие происходящего. Камера уже не фиксирует, а подсказывает, как воспринимать. Событие редактируется в угоду эмоциональному эффекту – именно так CBS заказала «чудо», а не хронику.

Третий порядок – знак заменяет реальность.Когда павильонные съёмки становятся визуальной основой «высадки», реальное событие становится ненужным. Главное – чтобы кадр выглядел «убедительно». Мы больше не видим Луну, мы видим представление Луны, согласованное с ожиданиями публики.

Четвёртый порядок – гиперреальность.Лунная высадка уже не требует доказательств: она произошла, потому что её показывали. Так же как старинная фотография без людей становится «доказательством», что людей тогда не было, хотя на деле – это результат часовой экспозиции. Симулякр больше не маскирует отсутствие реальности – он становится ею. Люди верят не в то, что произошло, а в то, что хорошо срежиссировано.

Именно это превращение факта в миф, а документа – в спектакль, и делает «лунную программу» символом эпохи, где события сначала инсценируют, а уже потом – обсуждают их реальность. Стратегия медийной подмены реальности не является изобретением цифровой эпохи. Она уходит корнями в многовековую практику пропаганды, где образ всегда был важнее факта, а нарратив – убедительнее истины.

Отто фон Бисмарк утверждал, что больше всего лгут на войне, на охоте и перед выборами. Лунная гонка, будучи одновременно холодной войной и предвыборной кампанией за умы человечества, стала идеальной ареной для возведения лжи в ранг государственной стратегии. Эти философские концепции лишь описали то, что гении политического пиара поняли интуитивно. Не случайно Джон Кеннеди в 1961 году открыто назвал лунную программу «битвой за умы и сердца», обозначив, что реальная цель – не Луна, а ее восприятие. Именно поэтому до 40% бюджета NASA в те времена тратилось не на технологии, а на PR.

Подобная логика имела прецеденты: классическим примером стала пропагандистская машина Третьего рейха, где кино, радио и митинги превращались в средства конструирования мифа о «непобедимости» нации. Фильмы Лени Рифеншталь, такие как «Триумф воли», не фиксировали реальность – они её сочиняли. Гиперреальность подменяла действительность, создавая на экране то, чего не было на земле. Точно так же «лунный миф» NASA – это не отчёт о полёте, а тщательно срежиссированный эпос, призванный укрепить американскую идентичность в глобальной идеологической войне. Он не просто сопровождал триумф, он был триумфом.

Прямая предтеча такой симуляции – радиопостановка Орсона Уэллса «Война миров» в 1938 году, которая вызвала массовую панику: миллионы американцев приняли художественное шоу за репортаж об инопланетном вторжении. Этот эпизод показал: достаточно убедительного голоса и медиа-формата – и реальность уступает место воображению. Луна, транслируемая с нужным звуком, паузой и кадром, работает по той же схеме. Мы видим не то, что было – мы видим то, что нам захотели показать.

На страницу:
1 из 4