Миша и Лиза за тридевять земель

Глава 4. Поместье мистера Уайта

Ехать пришлось долго и мучительно. У Миши болело все тело, не было возможности вытянуть раненые ноги, жаркое солнце обжигало открытые раны на плечах и спине, на колдобинах удары бортика повозки приходились по чуть зажившим ранам, которые моментально открылись и принялись кровить. Очень хотелось прикрыть от палящих лучей хотя бы плечи, но обращаться к насупленному мистеру Рику явно было плохой идеей.

Остановились один раз в каком-то селении, где мистер Рик пообедал. Повозку закатили во двор довольно богатого дома, лошадь распрягли, и молодой конюх вызвался задать ей корм и напоить. Мише разрешили покинуть повозку и размять ноги, но кандалы никто не снял. Выползти из повозки удалось с трудом. Приковылявшему на скрюченной ноге хозяйскому рабу-деду и кучеру Бобу было наказано не спускать глаз с нового раба, чтобы не пытался сбежать.

Почти сразу прибежала совсем юная негритянка, которая принесла еду кучеру и Мише. Еды было много, и она оказалась очень приятной на вкус. Миша, который в последний раз ел жидкую кашу ранним утром, с удовольствием опустошил миску и принялся с любопытством присматриваться к незнакомым обычаям и быту.

Он не сразу понял, что напомнил ему хозяйский двор. Но потом сообразил, если не обращать внимание на довольно солидный дом и чернокожую прислугу, периодически сновавшую по своим делам, многое напоминало малороссийские виды: низенькие плетеные заборчики, невысокие сараи, хлопотливые куры, изнывавшие от жары собаки и даже кот, лежавший в тенечке, все напоминало уединенный хутор. Приглядевшись, Миша даже увидел небольшие хижины-шалаши, выполненные, на первый взгляд, из соломы.

Кучер Боб и местный дед, считая, что Миша не понимает по-английски, говорили совершенно свободно. Они обсудили общих знакомых и поделились новостями. Миша не стал запоминать, кто что делал, в памяти отложилось только, что миссис Вильямс скоро снова рожает. Видимо, речь шла о хозяйке. А вот лично о себе он все внимательно выслушал.

Сначала дед поцокал языком, когда услышал, за какие деньги мистер Рик купил раба, который пока не сможет работать в полную силу из-за своего малолетства. Оба решили, что это неоправданно дорого и пообсуждали, за сколько и когда были куплены лично они. Даже Миша удивился щедрости своего покупателя, когда узнал, что хозяин деда недавно купил здорового тридцатилетнего раба с навыками кузнеца всего за тысячу долларов. Он негромко сквозь зубы протянул по-русски:

– Ну Мишаня, ты прямо драгоценный товар оказался. Интересно, чем это грозит.

Оба собеседника на тихую фразу оглянулись, а Боб угрожающе показал ему кулак со словами:

– Забудь свое варварское наречие, парень. Здесь надо говорить так, чтобы тебя все понимали. И сиди смирно, когда старшие разговаривают.

Миша сделал вид, что ничего не понял, демонстративно развел руками и громко сказал по-русски:

– Не дождетесь, карапузики. Российского полицейского не запугаешь. А вы зря родные языки забыли и смирились со своим рабством. Вообще, мужик, ты мне что-то не нравишься, и в мой отряд юных партизан не годишься.

На эту непонятную реплику уже оба негра разразились попреками в отсутствие воспитания у юного поколения. Собеседники щедро поделились своим прогнозом по поводу перспектив у нового негритенка на плантации мистера Уайта. Миша узнал, что сначала будет бит до потери сознания, потом будет пахать, как мул на плантации, а потом снова бит, пока не сдохнет.

– Как же! Будет ваш жирный босс забивать до смерти того, за кого заплатил тысячу двести баксов. В наше время это уже так себе деньги, а в ваше допотопное, судя по всему, солидный капитал.

Оба негра продолжали ругаться, но Миша уже решил, что пора заканчивать хулиганить. Он демонстративно скорчил рожу, показал язык и привалился здоровой стороной спины к колесу повозки, показывая, что спит. Только он это сделал, как послышался высокий женский голос, который кричал какому-то Тому, что убьет его за безделие. Сквозь чуть прикрытые ресницы Миша увидел, как с места подхватился местный дед и поковылял к дому. На эту картинку могла быть только одна реакция у попаданца:

– Бог он все видит, дедуля. Капец тебе. Обычно я не злой, но ты уж больно неприветлив с гостями, всякое непотребство желаешь тому, кто с тобой одного цвета кожи. А вообще у меня нервы ни к черту с этими перемещениями. Чувствую, пока Лизку не найду, совсем не подобрею. Такой вот Бармалей недобрый в эту вашу допотопную Америку прибыл.

К тому времени, когда из дома в сопровождении хозяина вышел довольный мистер Рик, Миша даже немного подремал. Зато кучер Боб потихоньку недовольно пыхтел, потому что был вынужден выполнять приказ хозяина и бдить за маленьким поганцем. Мишаня это почувствовал и украдкой подмигнул ему. Ответить ему Боб в присутствии хозяина ничем не мог, поэтому суетливо принялся осматривать коня, хорошо ли его запряг местный конюх.

Устраиваясь на своем месте в повозке, Миша невесело подумал:

– Еще до места не доехал, а врага себе нажил, маленький Миш. Такой ты бандит оказался. Это ведь пацанское тело сейчас в тебе верх взяло. Теперь можно ждать мести. Возможно, Бобби постарается в меру своих возможностей хоть какую-то гадость устроить.

Мистер Рик распрощался с хозяином и, распространяя крепкий аромат алкоголя, забрался в повозку. У Миши темнело в глазах, но он мужественно справился с задачей забраться в повозку и постарался устроиться так, чтобы не травмировать раны на спине. Ноги, которые пришлось слегка подогнуть, откликнулись новой болью. Белый хозяин снова проверил крепление кандалов и пригрозил Мише огромным кулаком с зажатым в нем кнутом:

– Ты мне смотри, парень! Попробуй только удрать! Знаю я вас, тех, кто только из своих диких мест приехал. Все смотрите, лишь бы хозяевам убыток принести. Убегаете в незнакомой местности. Дураку же понятно, что поймаем, но нет! Все равно одно и тоже. Охота за беглецами, конечно, славное занятие, очень бодрит, но тогда придется тебя пороть до полусмерти.

Если у самого времени не будет на охоту, придется полицию задействовать, а те очень неаккуратно работают. Правда, быстро у них получается. Но беглеца всегда возвращают изуродованным или израненным. Вдруг сдохнешь? А я за тебя выложил кучу долларов. Нет, лучше смирно сиди и не высовывайся. Понял меня?

Последние слова он договаривал уже, клюя носом, и вскоре захрапел. Миша сидел, стараясь не обращать внимание на боль и жжение, и рассматривал окрестности с точки зрения возможности побега и понимал, что все сложно. Огромные поля прерывались лишь небольшими лесами или рощицами. Практически на каждом поле кто-то работал. Посадки невысокие, значит, спрятаться в случае побега будет сложно. От грунтовой дороги, по которой они ехали, в разные стороны разбегались дороги, ведущие к жилым строениям или к полям. Проехали пару небольших речек по шатким деревянным мостикам. Судя по расположению крайних опор, иногда эти речки бывали гораздо полноводнее.

Ехали долго, в какой-то момент Миша почувствовал, что больше не сможет терпеть эту пытку. Но внезапно повозка повернула направо, а лошадь, кажется, побежала чуть быстрее, как будто чувствуя приближение жилья. И действительно очень скоро показалось не слишком большое поместье. Стало понятно, что прибыли к месту назначения. Миша внимательно рассматривал двухэтажный небольшой белый дом, сад, двор, окруженный высокими деревьями, клумбу, чуть поодаль виднелись небольшие хижины и хозяйственные постройки.

Когда повозка въехала во двор и остановилась, проснулся мистер Рик, а от дома и из конюшни показались люди. Первым подскочил белый мужчина. Он преувеличенно радостно приветствовал хозяина, помогая ему выбраться из повозки, при этом быстро рассказывал основные новости про ожеребившуюся лошадь и про выполненный ремонт крыши.

Из дома выкатилась пожилая маленькая кругленькая негритяночка в платке, повязанном в высокую башенку на голове. Она энергично размахивала руками и пронзительно кричала:

– Рикки! Мой маленький Рикки приехал! А исхудал как за два дня!

Мишу опять охватило ощущение того, что все слишком театрально, киношно. Таких толстеньких тетушек – нянюшек или кухарок – показывают во всех постановках или фильмах. Он бы не удивился, что ее зовут Салли.

– Салли, ты еще не лопнула от жира, моя толстушка? – распахивая объятья закричал мистер Рик.

– Только после тебя, пончик Рикки! – не осталась в долгу Салли.

Миша фыркнул, рискуя тем, что кто-то обратит на это внимание, и почувствовал на себе взгляд белого мужчины. Интуиция подсказывал, что это управляющий.

Мистер Рик не забыл о своей покупке. Он сделал Мише знак рукой выбираться из повозки, а управляющему сказал:

– Арчи, это новый раб, я его сегодня купил за чертову уйму долларов. Парня зовут Миш. Он только что из своей дикой Африки, ни черта не умеет говорить по-нашему. Отведи ему хижину. А ты, Салли, отправь ему с кем-нибудь пожрать.

Арчи, завтра с утра приведи его ко мне вместе с Соломоном. Тот вроде еще не забыл свой варварский язык, будет переводить мои слова, и пусть учит его нормальной речи. Я завтра все решу по нему. Салли, булочка моя, корми меня давай. Я совсем оголодал без твоих пирогов.

Кстати, где миссис Оливия? Она здорова?

Салли замахала руками:

– Здорова наша хозяюшка, только что у себя была. Она еще не знает, что малыш Рикки приехал, иначе обязательно прибежала бы.

По скептическому выражению лица Арчи Миша понял, что лично он сильно сомневается в намерении миссис Оливии бежать навстречу малышу Рикки. Миссис Оливия – скорее всего супруга мистера Рика.

Как только мистер Рик и Салли направились к дому, Арчи отстегнул кандалы Миши от скобы в повозке, рукой показал ему следовать за собой и направился в сторону хижин. Кандалы с ног Арчи не снял, поэтому шли довольно медленно. При каждом шаге кандалы больно касались открытых ран, а обожженные израненные плечи и спина чесались, ныли и горели.

Как оказалось, Мише полагалась хижина. Маленькая, но индивидуальная, на одного человека. В хижине не было ничего кроме топчана с тощим тюфяком, стола и маленькой жаровни. Возможность уединиться и сесть, вытянув ноги, – это было единственное, что порадовала за эти два дня в Америке непонятно какого века.

Потом Арчи снова потащил его из хижины. На улице он показал рукой в сторону крошечных домиков, стоявших чуть дальше, сделал вид, что снимает штаны и присаживается. Миша кивнул головой, что понял. Наличие закрытых индивидуальных туалетов тоже казалось большим плюсом.

Увидев девушку, бежавшую от большого дома к хижинам с миской и кружкой в руках, Арчи окликнул ее:

– Мэг, беги сюда, чертовка. Вот этот парень – Миш. Он будет жить в бывшей хижине Тобиаса. Давай, проводи его, а я пошел к Соломону на конюшню.

Миша уже доедал вкусную похлебку, когда пришли Арчи и невысокий пожилой негр. Арчи бросил Мише неновые ботинки, верхнюю рубаху грязно-серого цвета, в которых ходили все негры, и еще одни полотняные короткие штаны.

– Соломон, скажи ему, что он обязан носить одежду и обувь и не форсить голым телом. Мэг, тут все будет ему велико, сбегаешь к Салли, возьмешь нитки и иголки и подошьешь. Вряд ли он в своей грязной деревне знал, что такое нитка, иголка и одежда.

Михаил, состроив туповатую рожицу, стоял смирно и старался ни единым движением не показать, что он понимает слова. Негр Соломон откашлялся и принялся переводить слова Арчи на одно из африканских наречий. В первом приключении Миши на нем говорила девушка Яа, поэтому Миша его немного понимал. Он только кивал в ответ на то, что после первого удара колокола Соломон придет к его хижине и они вместе отправятся за завтраком на кухню, а после второго удара колокола оба пойдут к мистеру Рику.

Потом Соломон старательно переводил слова Арчи, что пока Миша будет ходить в ножных кандалах. Если будет вести себя примерно, то кандалы снимут. Ночью ему предписывалось находиться только в хижине и никуда не выходить, потому что ночью выпускают собак, и они непременно покусают новичка.

Потом Арчи ушел, наказав Соломону рассказать новичку основные правила, сделав упор на то, что беглецов всегда ловят и серьезно наказывают. Поэтому Соломон должен был довести мысль, что послушные негры живут хорошо, а непокорные страдают из-за своих глупостей.

Соломон старательно бубнил о жизни на плантации, о том, что ночью выпускают собак, и надо быть очень осторожным, пока собаки не признают своим. Мэг старательно ушивала слишком большую рубаху. В большом доме не приветствовалось появление полуобнаженных рабов. Но Миша боялся, что ткань прилипнет к незабинтованным ранам. Мэг не думала о том, что новичок ее не понимает, и не переставая трещала о том, какая миссис Оливия красивая, умная и добрая, и все рабы ее очень любят.

Соломон время от времени принимался переводить, если считал информацию болтушки полезной. Про мистера Рика девушка ничего не говорила, Миша и не спрашивал. Каким-то краем сознания он отметил, что английский язык в двадцать первом веке довольно сильно изменился, и потому не все можно было понять, хотя, конечно, его знание языка было на очень невысоком уровне.

Соломон устал переводить и отправился к себе в хижину. Следом, закончив работу, убежала Мэг. Миша наконец остался один, он сел на тощий матрас топчана и долго размышлял над итогами дня.

– Мишаня, друг сердешный. Заломали тебя, добра молодца, супостаты иноземные, заковали в железы прочные. Изверги окаянные. Кощеи недобрые да недобитые.

После этого глубокомысленного экскурса в славянскую мифологию Миша осмотрел свои раны, подергал кандалы и лишний раз убедился, что они, конечно, надежнее примитивных африканских, но в его жизни была школа полиции и перевоспитавшийся «медвежатник» Петрович в качестве ментора. Тот сумел внушить будущим полицейским, что при наличии даже минимального инструмента можно вскрыть очень многое.

Конечно, ничего сверхсложного он не преподал, но базовым навыкам обучил. Его выученики много что понимали, и их на мякине не провести. Было сложно понять, зачем им такие вещи рассказывали в школе полиции, но Мише эти навыки пригодились. Так что, он носил кандалы временно, как декоративное украшение.

Плохо, что попал к неприятному мистеру Рику, но уж как есть, придется с этим смириться. Видимо, здесь считается вполне нормальным, что раб изранен, поэтому никто не обратил внимания на текущую кровь и явно плохое самочувствие раба. Рабу здесь полагается страдать. Более ничего плохого хозяин-барин не сделал, поэтому жить можно.

Конечно, управляющий Арчи кажется довольно жестким, но он тоже пока ничем плохим себя не проявил. Видимо, он не определился со своей линией поведения. Мальчик раб, купленный дороже сильного взрослого мужчины, его озадачил. Он в ожидании, что будет дальше. Спонтанно образовавшийся недруг – кучер Боб – вообще Мишу не волновал.

Второй день пребывания в Америке можно было считать вполне позитивным, несмотря на явное ухудшение состояния здоровья. Как обычно пишут в телеграммах: доехал хорошо, устроился нормально, не волнуйтесь, целую, скоро буду.

Теперь в самых ближайших планах было залечить раны. Миша, весь день безуспешно старался по примеру своих африканских друзей игнорировать боль в теле, но у него не очень хорошо получалось. Особо сильно болело в трех местах. В случае побега (а он будет обязательно, так думал Миша) любая рана будет мешать и снижать мобильность. Так что, выздоровление было вопросом номер один. Вопрос номер два – ориентирование на местности.

Миша считал пока своим преимуществом то, что по мнению белых не понимает английского. Значит, они будут разговаривать в его присутствии вполне свободно, это даст возможность многое услышать. Надо начинать заводить отношения с местными, которые знают округу. Любая информация будет важна. Одно плохо, что он ребенок. Да, это изрядно осложняло ситуацию.

Как искать Лизу? Пока другого варианта не было, кроме поиска по имени. Теплилась надежда, что она здесь тоже Лиз. Хотелось верить, что странная сила, которая так причудливо играет с ними, не забросила Лизу далеко. Скорее всего, она в черном теле где-то рядом.

Выходит, нет смысла пускаться в бега просто ради того, чтобы не быть рабом. В этой Америке он со своим черным цветом кожи все равно будет считаться рабом без бумаги об освобождении.

Мысль была неожиданной, Миша даже подскочил на топчане от собственного умозаключения и скривился от боли. Значит, надо сидеть смирно, никуда не сбегать и постепенно выяснять, где поблизости недавно появилась черненькая Лиз?

Но это было как-то… не по-мужски. И это тяготило.

Глава 5. Болезнь

Миша еще посидел, прислушиваясь к появившимся многочисленным голосам на улице. Возможно, вернулись рабы с работы. Разговоры были разные: кто-то рассказывал, как поранил ногу и получил за это еще и кнутом от Арчи, кто-то выговаривал Ани за невыполненный дневной урок, а она плакала, что большой живот мешает ей наклоняться. Стали слышны детские голоса.

Поодаль женщины запели грустную песню. Девушка Мэг рассказывала, что привезли нового раба, и он будет жить в хижине Тобиаса. Обычная жизнь небольшого сообщества.

Прислушиваясь к этим звукам, Миша чуть расслабился и уснул. Его не разбудило даже то, что по сложившейся традиции после окончания рабочего дня негры собирались у костра и что-то пели или рассказывали друг другу.

Даже во сне ему было неспокойно. Сразу в голове возникли картинки, которые могли быть только воспоминаниями маленького хозяина тела, настолько физически осязаемыми они казались. И они как ничто больше отвечали нынешнему состоянию Михаила. Кажется, это было напоминание о болезни, когда-то пережитой мальчиком.

Вспомнились, как ни с того ни с сего начинало бросать то в пот, то страшный холод. Чуть позже появлялись на теле пятна, которые увеличивались, раздувались и мучительно болели. Миша чувствовал, как огромные пятна на его маленьком теле лопались, из них вытекала жидкость, которая моментально превращалась в гадкий гной, привлекавший жирных мух. Отогнать их не получалось, потому что вонючая субстанция чем-то очень сильно привлекала насекомых.

С трудом отогнав тяжелые видения, Миша немного поворочался в поисках позы, в которой меньше всего было больно, и снова уснул. Продолжали доминировать сны хозяина тела, и Мише пришлось смотреть, как мальчишки вырезали копья и стрелы для использования только во время боя. Для охоты они не годились. Этими стрелами они стреляли по целям, соревнуясь в меткости выстрела. Потом под руководством высокого старика мальчики учились собирать листья, из которых варили яд для смазывания наконечников стрел и копий.

Потом группа мальчиков под руководством того же поджарого деда бежала по лесу. Возможно, бег был на выносливость, потому что даже во сне Миша чувствовал, как сжимается сердце, колотится в боку и кажется, что сил больше нет. Придавала силы только мысль о том, что ты не можешь сдаться, ведь рядом твои друзья, и всем сложно, но все бегут.

Глубокой ночью у Миши поднялась температура, он метался на своем тюфячке в страшном ознобе, но ему нечем было даже укрыться. А во сне он снова видел темный, тесный, смрадный трюм корабля, сотни своих земляков, чувствовал на своих плечах безжалостные удары кнутов и звал маму. Маленький африканский мужчина звал на помощь свою маму, думая спрятаться в ее любящих объятьях.

Он проснулся как от толчка, когда совсем рядом запел петух, с трудом поднялся на тюфяке и долго рассматривал пятна свежей крови на нем. Потом посидел, обхватив себя за плечи и стараясь согреться. Лежавшие в жаровне недогоревшие сухие сучья ему нечем было поджечь. Разжигать костер примитивными средствами его в Африке научили, но сейчас он не увидел ничего, что могло бы помочь.

Не успел он дотащиться до туалета, как раздался звон колокола. Соломон говорил, что это сигнал к побудке. Когда он вернулся в свою хижину, маленький поселок черных рабов уже просыпался.

Миша побыстрее спрятался внутри своего жилища, чтобы ни с кем не разговаривать. Голова и все тело болели. Не было сил даже мысленно ругаться на странную историю своих перемещений. Просто хотелось домой и на больничный. Хотелось покапризничать, требуя к себе внимания. Хотелось маминого брусничного морса. Хотелось, чтобы вся семья сидела рядом и говорила, что все хорошо и он скоро будет здоров.

***

Пришел Соломон, он повздыхал, глядя на осунувшегося Мишу, осмотрел его кровоточащие раны на опухших ногах и спине и сказал:

– Бывает, парень. У меня, помню, тоже долго заживало. Я ведь сюда попал почти в твоем возрасте, может, чуть старше. Все помню, все.

Могу принести с конюшни травки, чем лошадок лечу, когда они ноги натирают, но это наверно не очень поможет. Слышал, ты хозяину очень задорого достался. Меня поколотят, если неправильно что-то сделаю. Лучше схожу на кухню к Салли, возьму у нее тряпок на перевязки, да и расскажу о тебе. У Салли есть снадобья белых людей, да она и наши средства парит для лечения. У нее много разного. Она наверно не увидела вчера твои раны, так-то прибежала бы лечить. Она хорошая женщина, добрая.

Ты посиди пока здесь, я кашу тебе твою принесу. Ко второму колоколу надо обязательно идти к мистеру Рик, а то он будет кричать. Еще хуже, если Арчи рассердится, он быстро кнут пускает в дело.

Миша с трудом пробормотал:

– Дядя Соломон, я смогу идти. Правда, ботинки будут рану натирать. Может, лучше босиком идти?

Он не мог сказать иначе, потому что мальчишеское тело диктовало: нельзя быть слабым, нужно игнорировать боль. Настоящий африканский воин не обращает внимания на такие мелочи. Опять нахлынули незнакомые Мише картинки, но они были такие четкие, что даже в лихорадочном состоянии он понимал: такое уже было у этого тела, когда в долгой дороге болело и ныло все тело. Но пожаловаться на боль мужчине, который шел рядом, было невозможно. Мальчик понимал, что нельзя показывать слабость, над которой будут смеяться все сверстники. Африканские мужчины не просят пощады и не обращают внимания на такие мелочи, как стертые ноги и капли крови, падающие в пыль.

Сознание Миши как бы раздвоилось. Он чувствовал, как идет, прихрамывая, по дороге под жарким солнцем, и одновременно слышал слова Соломона:

– Нет-нет, парень. Сиди, как бы горячка не прихватила тебя. Совсем ты мне не нравишься. Промыть раны надо, да перевязать. Ишь, покраснела да распухли ноги. Ты еще свою спину не видишь!

Миша, измученный лихорадочным состоянием и болью, краем сознания человека двадцать первого века, сам себе поставил задачу взять верх над памятью тела. Тяжелые воспоминания мальчика мешали, усугубляли реальность.

Соломон вернулся с миской еды и тряпками для перевязки. Вместе с ним пришел хмурый Арчи. Он молча взглянул на Мишу и вышел. Через несколько минут прибежала Салли.

– Ох, миленький! Да он весь горит, у него жар! Как же так, неужели Рикки сказал кандалы не снимать? Соломон, его же Миш зову? Ну вот, Миш, сейчас тетушка Салли все сделает как надо. Ай-яй! Так и без ног можно остаться. Соломон, это ему не переводи, чтобы не испугался мальчонка.

У Миши замерло сердце внутри. После предыдущего перемещения у него все полученные в Африке раны остались на теле! Если сейчас что-то будет нехорошее с ногами, то это катастрофа!

Он покорно выпил все, что дала ему Салли, перенес болезненное промывание, жгучее ощущение от нанесенной мази и незаметно то ли уснул, то ли потерял сознание.

Очнулся Миша от того, что Арчи снимал с него кандалы, а Салли ругала стоявшего рядом мистера Рика:

– Рикки, он же ребенок, а кандалы как на взрослого. Ты разве не видел, что у него там раны? Ты купил парня за огромные деньжищи, чтобы сразу убить или ноги отрезать? Дай ему несколько дней, чтобы подлечился. Ему нельзя пока вставать, пусть лежит. Потом я его возьму на кухню, там будет помогать. Когда увижу, что у него все в порядке, тогда скажу тебе. Там твоя власть будет, а пока он мой подопечный. Все, не трогай его.

Было слышно, как мистер Рик недовольно сопел, но возражать грозной кухарке не стал. Почти сразу он ушел вместе с Арчи, буркнув уже в дверях:

– Ладно, только лечи быстро. И зачем я его купил только на свою голову! Хотел этого богатея Дэвиса и его доченьку-грымзу обскакать, уж больно Дороти на парня нацелилась.

Когда они ушли, Салли оглядела скудное убранство хижины и сокрушенно покачала головой. Потом погладила Мишу по голове и жалостливо проговорила:

– Ты вот не понимаешь, что я говорю на нашем языке, а мне африканские наречия совсем незнакомы. Мои родители уже здесь родились, и меня учили только английской речи. Эх, бедняга, от мамми и паппи оторвали, до полусмерти избили. Нет у тебя детства, бэби. Ну тебе здесь тетушка Салли поможет. Ты ничего не бойся, все образуется.

Ты лежи пока, мне обед надо готовить, потом Мэг пошлю посмотреть, как у тебя дела. Надо тебе хоть одеялко какое-то прислать, да лампу, чтобы в темноте не сидел. Миссис Оливия узнает про тебя, так сама прибежит. Она всех жалеет. Спи, бэби.