Восемь пьес

Дон Кихот: И количество голов на Земле, в которых рождаются мысли.

Телескопы: А если не ограничиваться Землей? Если взять ту же Вселенную… Бесконечное количество. Бесконечное количество рождений мыслей, равное бесконечному количеству рождений звезд.

Купол: Красивая мысль.

(уходит)

Ева: Пойду и я.

(уходит)

Сцена 6

Дон Кихот: Очень приятный человек Ева. Одно ее имя, если задуматься, уносит чуть ли не в начало начал человечества.

Телескопы: Всего лишь легенда. Я больше доверяю теории Дарвина. И может быть, мне бы было более интересно увидеть последний день жизни или последнее живое существа на Земле. Свет солнца уже не доходит до Земли, и природа теряет и теряет свои создания. И вот гибнет ее последнее создание…

Дон Кихот: И земля без жизни и промерзшая крутится вокруг угасающего солнца.

Телескопы: Да, что-то в этом роде я видел несколько раз во сне.

Дон Кихот: Наверное, это были красивые картины, хоть и несколько безрадостные.

Телескопы: Ну почему безрадостные? Жизнь когда-то появилась, развилась и исчезла.

Дон Кихот: Или родилась, пожила и умерла.

Телескопы: Можно сказать и так.

Дон Кихот: А можно и по-другому.

Телескопы: А можно и по-другому.

Акт 2Сцена 1

Генек, Гения, потом Деда

Генек: Никого нет.

Гения: Да, исчезли. Обсуждение последнего дня жизни закончилось.

Генек: Может, просто прервалось на какое-то время. Отдых. Тема, может, слегка мрачноватая и не очень обсуждаемая, но нелегкая. Ее обсуждение может утомить.

(Входит Деда)

Деда: Приветствую.

Генек: Приветствуем также.

Гения: Здравствуйте. Как живете?

Деда: Живем как-то. Или, как где-то прочел: живем, пока не умрем.

Генек: Не хотите поразмышлять, Деда, над последним днем вашей жизни?

Деда: Последний день… А какой он будет? Я, наверное, буду больным, слабым, и моя смерть, которая придет ко мне в этот день, будет мне своего рода утешением.

Генек: Утешение… Конец, наверное, более подходящее слово.

Деда: Скорее, отдых. Во многих случаях «отдых» – слово подходящее.

Генек: Да, возможно, для тех, кого жизнь утомляет. Со временем это со многими происходит. Хотя любителей маразма развлекает.

Деда: Детей жизнь не утомляет. Живут и живут.

Генек: Детей? Наверное. С кем-нибудь бы из детей было бы интересно поговорить о последнем дне их жизни.

Деда: Я бы больше предпочел поговорить в последней день жизни с детьми. Не обязательно своими, а просто с детьми. Я – умирающий, доживающий свой последний день, и дети.

Генек: И было бы неплохо с ними поговорить в этот день о своем, об их или вообще последнем дне жизни.

Деда: Скорее, коснуться этой темы, может быть, и не помешало бы. Но говорили бы о жизни. Да, о жизни. Только о жизни.

Генек: Жизнь сложна и длинна…

Деда: Да, примерно так бы.

Генек: И то, что у нее есть конец, – совсем неплохо. Может, детей подобные рассуждения утешат, если им не будет всё равно, живы вы или нет.

Деда: Я думаю, не будет. Принято переживать. Тем более что дети не особо самостоятельны в своих суждениях и реакциях.

Генек: Да, не особо. Но с возрастом не особо самостоятельны тоже, может – больше примеров, и мы выбираем более удобный для нас. Хотя и не всегда. Иногда положительные качества, иногда отрицательные качества доминируют.

Деда: Иногда.

(уходит)

Сцена 2

Гения: Деда, кажется, не очень понял.

Генек: Да это и не обязательно. Не все, что говорится, обязательно понимать и принимать.

Гения: Да, не обязательно понимать и принимать.

Генек: Можно просто понять и не принимать этого. Как и можно просто принять, не поняв.

Гения: Деда вообще на многое, что он слышит, когда с ним говорят, не обращает внимания.

Генек: А стоит ли на всё, что мы слышим, когда с нами говорят, обращать внимание? Он прав.

Гения: Точнее искренен, естественен.

Генек: Скорее рационален в выборе того, на что его внимание обращается, а на что нет.

Гения: В общем-то, большинство так. Всё запоминать, на всё реагировать… Только у детей есть что-то подобное. Потом, с годами, – более отборочно, выборочно.

Генек: Выборочно? А выбор чем объясняется? Родители, родственники, воспитатели, учителя, друзья, – все, кто их так или иначе знает.

Гения: А потом умирают и практически никто из них не задумывается в течение их жизни, какой будет их последний день.

Генек: Потому что грустная, не очень важная и интересная тема.

Сцена 3

Входит Ева, помогающая идти Гомермеру

Ева: Продолжаете обсуждать тему последнего дня жизни или наскучила?

Гомермер: Мрачная тема. Почему вы ее обсуждали?

Гения: Песок, видимо, переработал на своем стекольном заводе и задумался над последним днем своей жизни и жизни любого человека вообще.

Гомермер: Видимо, устал жить.

Генек: А может быть… Сколько только тем, причем, самых разных не рождается в нашей голове, особенно когда голова, может, не чем не занята.

Гения: Занятость нашей головы… Ее функционирование…

Генек: Мозг… И в конце всё исчезает. Просто исчезает.

Гомермер: В этом ничего страшного нет.

Генек: Да, это естественно и привычно.

Гомермер: И вы рассуждаете на эту тему?

Гения: Да, рассуждали немного. Не помню кто, кажется – Песок, пытался представить последний день своей жизни.

Гомермер: И как он ему представился?

Гения: Он как-то его в общем описал.

Генек: Точнее, вообразил.

Гомермер: Сегодня вообразил Музей Желаний.

Генек: И каким он вам представился?

Гомермер: Высокая и, можно сказать, многоэтажная башня. На каждом этаже что-то типа небольшого зала-выставки. Первый этаж – жить – желание жить. Второй этаж – желание есть, третий – вкусно есть, четвертый – желание уважения, пятый – секса…

Генек: Что-то напоминающее пирамиду Маслоу.

Гомермер: Может быть. Не очень знаком с ней. О египетских пирамидах больше читал. Но ближе Музей Желаний к Вавилонской башне, только выше и меньше в диаметре.