Опасные драгоценности

Нашел кого спросить! Анита стояла озадаченная, смотрела на ларчик, на пока еще безлиственные деревья, за которыми скрылся незнакомец, и ничего не понимала.

– Кто-то решил, что у нас крупы на кашу не хватает?

Если серьезно, то очевидным покамест виделось одно: нынешний гостинец связан с давешним подарком в виде листка с рисунками. И люди, которые их подкинули, безусловно причастны к тайне сокровищ Наджиба. В противном случае они не объявились бы здесь в день приезда Марьи Антоновны.

– Матвей, – Максимов хлопнул кузнеца по мускулистому плечу, – ступай-ка ты к себе. Видишь, нет тут никаких чертей, мы живы-здоровы.

Кузнец, ворча что-то о происках и коварстве нечистой силы, ушел в пропахшую гарью мастерскую. Анита и Алекс повернули домой. Гулять расхотелось. Во-первых, морось снова превратилась в полноценный дождь, а во-вторых, обилие необъяснимых событий, происходивших сплошной чередой, навевало думы отнюдь не радужные. Анита не могла избавиться от навязчивого чувства, что за нею, Алексом и их имением постоянно наблюдают – с той самой минуты, как приехала на верблюде графиня Марья Антоновна.

Максимов, судя по его хмурому виду, думал примерно так же. Своим крестьянам он верил, они никогда б не стали составлять против него заговор. Но, как оказалось, в окрестных лесах прячутся чужаки. Друзья они или недруги – как знать. А раз так, необходимо быть настороже. Если это какие-нибудь хунхузы, преследовавшие Наджиба еще в Азии и дотянувшиеся до него в Петербурге, то с них станется устроить нападение на усадьбу, где отныне обосновалась вдовствующая графиня. Нужна ли она им или они надеются найти что-то полезное в ее вещах? Это уже вопрос второстепенный. Долг хозяина – уберечь и домочадцев, и гостью.

Алекс погрузился в раздумья о фортификационных мероприятиях, способных сделать из патриархального помещичьего дома неприступную крепость.

Аниту же заботило иное: ларец с крупой, новая головоломка. Как она стыкуется с рисунками и запиской?

Она толкнула в бок примолкшего Алекса: неплохо бы узнать его мнение. Скорее всего, оно будет неверным, но иногда и откровенная чепуха имеет свойство направлять умственные волны в нужное русло.

Как и следовало ожидать, он понес околесицу касательно того, что клад Наджиба разделили не на три части, а на шесть – отсюда и количество подсказок.

– Но что нам должны подсказать рис, пшено и гречка? Искать клад надо в поле или на базаре?

– Может, дело в цвете? Рис белый, пшено желтое, гречка коричневая… – Он потер лоб, стимулируя мыслительную деятельность. – А если соединить цвета с рисунками? Белый мундир на портрете императора, коричневый от окислов кожух двигателя, желтый грифон… Нет, ерунда выходит!

Сам признал, Аните и опровергать всю эту ересь не пришлось. Но, как ни печально, теория, в которую не стыдно было бы поверить, так и не возникла.

Они вернулись в гостиную – мокрые и замерзшие. Анита протянула руки к камину, а Алекс налил и себе, и ей своей любимой вишневки. В безмолвии выпили, и по жилам заструилось живительное тепло, сделалось хорошо.

Из верхней комнаты спустилась Марья Антоновна. Сон пошел ей на пользу, она посвежела и, кажется, повеселела. Анита подумывала, не утаить ли от нее обретение ларца с питательной начинкой, однако ж рассудила, что главная героиня обязана быть в курсе происходящего.

– Крупа? – заморгала графиня серыми очами. – Какая крупа? Зачем?

– Вот и нам бы хотелось знать, – пробормотал Максимов и взболтнул на донышке графина остатки наливки.

До вечера более ничто не нарушило покой обитателей усадьбы. Анита разложила на столе все имевшиеся в ее распоряжении улики (если их можно было назвать таковыми): записку, привезенную Госкиной, рисунки, переброшенные через ограду, и ларчик, который неизвестный субъект потерял около кузни. Отчаявшись осмыслить значение каждого предмета в отдельности, она крутила их, перекладывала так и эдак, будто надеялась, что они сложатся в замысловатую мозаику. Но все ее старания были тщетны.

Уже смеркалось, когда Вероника подала обед: щи и бараний бок с пшенной кашей. Анита привыкла к русской кухне, но после сегодняшних даров на кашу смотрела с подозрением, да и вообще ела без аппетита. Коловращение мыслей не позволяло сосредоточиться на трапезе. Подобное испытывали и Алекс с Марьей Антоновной. Всяк думал о своем. Вернее, думали-то об одном и том же, но под разными, так сказать, углами. Завязавшееся было обсуждение быстро сошло на нет, ибо свелось к бесплодным и ничем не подтвержденным догадкам.

Обед подходил к концу, когда во дворе раздался заливистый собачий лай, после чего загромыхали по крыльцу тяжелые сапоги, и в гостиную вбежал Ерофей. Он был из числа наиболее преданных слуг, и ему дозволялось входить в барские покои в любое время.

– Сбежал! – выдохнул он с порога и содрал с лысины набухший от дождевых капель треух. – Энтот… с горбами…

– Верблюд? – встрепенулась Марья Антоновна и уронила ложку. – Как такое возможно?

– Не могу знать. Я за дровами ходил. Вертаюсь: дверь в конюшню отомкнута, а его нету…

– А Ахмат? Он же был при нем!

– Дрыхнет ваш чучмек, прости господи. Без задних ног… Я будил, будил, а он и в ус не дует…

Анита отодвинула тарелку с недоеденной бараниной, наскоро промокнула губы салфеткой.

– Верблюда надо найти. Он же тут все огороды потопчет… да и крестьян перепугает до смерти. Они его, чего доброго, осиновыми кольями забьют – как оборотня.

– Найдем! – Максимов встал, полный жажды действий. – Далеко он уйти не мог.

– Я с тобой! – Анита тоже встала и шагнула к выходу.

– А я? – пискнула покинутая всеми Марья Антоновна.

Анита не горела желанием брать ее с собой. В деревне, среди непролазной грязи, петербургская аристократка вряд ли могла быть чем-то полезна. Пусть сидит дома.

Заверив графиню, что с отловом верблюда они справятся самостоятельно, Анита быстро оделась и вышла в сгущавшиеся сумерки. Она предложила все-таки разбудить Ахмата, которому, как жителю Востока, хорошо ведомы верблюжьи повадки, но Максимов отмахнулся:

– Какие повадки! У нас, чай, не Аравийская пустыня, живо по следам отыщем.

Отпечатки верблюжьих ног виднелись на раскисшей земле. Они вели прочь от жилых строений, к лесу. Алекс, опасаясь, как бы глупое животное не угодило на зуб волку или медведю, каковых в окрестностях деревни водилось вдосталь, прибавил шагу. Ерофей с Анитой едва поспевали за ним.

– Вон он! Я его вижу! – Конюх указал кривоватым перстом на косматую тень под раскидистой елкой.

Как и предсказывал Максимов, верблюд ушел недалеко – брел, пошатываясь, меж деревьев. На фоне среднерусского пейзажа он представлял собой зрелище дисгармоничное и несообразное.

Ерофей в три прыжка нагнал его и схватил за повод. Верблюд, когда его определили на постой в конюшню, был, естественно, освобожден от багажа графини, и конюх очень удивился, разглядев у него на шее маленький полотняный мешочек.

– А энто что? Не было при ём такого!

– Не было, говоришь? – Максимов сорвал мешочек и распустил шнурок, стягивавший горловину. – Да здесь карта!

Он держал в руке тряпицу, на которой лиловыми чернилами были выведены квадратики, полоски и стрелочки. Больше в мешочке не обнаружилось ничего.

Анита в тусклом свете угасавшего дня осмотрела цепочку верблюжьих следов. Похоже, к ним кто-то приближался, оттиснулись подошвы обуви, но их контуры были нечетки и вели к подушкам мха, где и вовсе терялись. Таким образом, вычислить, кто же подходил к беглому верблюду и повесил ему на шею мешочек, не представлялось возможным. А жаль.

Пока Анита изучала следы, Алекс смотрел на карту, и лицо его, прежде насупленное, постепенно разглаживалось.

– Хвала святым, наконец-то что-то определенное! – заявил он, разложив смятую тряпицу на ладони. – Это карта нашей Медведевки. Вот усадьба, дом рябого Кондрата, кузница… Глянь-ка, Ерофей! Верно я мыслю?

Ерофей глянул через его плечо, покряхтел, обмозговывая увиденное.

– Вродь как похоже… Вон и сосна поваленная прорисована. А стрелочки-то к чему? От барского дома ведут…

– Стрелочки – самое главное. Если мы пойдем по ним, что-нибудь разыщем. Так, Нелли?

Алекса удивляло, что Анита куда больше внимания уделяет лесной земле, чем находке, содержащей – наконец-то! – вполне четкие указания. Следы следами, но сейчас наипервейшая задача – пройти маршрутом, указанным на карте, и установить, к чему же он ведет. Максимов знал Медведевку и окружавшие ее леса как свои пять пальцев. Отмеченное крестиком место, в которое утыкалась вереница стрелочек, соответствовало овражку за лугом, где в летнюю пору пасли скот.

– Это близко! Через четверть часа будем там… Ерофей, сходи за фонарем и лопаты на всякий случай прихвати.

– Сей момент! – ответствовал конюх, тоже вошедший в азарт.

– Только гляди не сболтни никому. И верблюда прихвати. Что ж ему, бедолаге, в дебрях ночевать?

Ерофей кивнул и похлопал верблюда по лохматому боку.

– Пошли, брат! В конюшне теплее.

Двугорбый меланхолично скосился на него, пожевал губами и поплелся обратно. Смирившись со своей участью, он повиновался любым приказам, от кого бы они ни исходили.

Когда конюх ушел, уводя с собой патлатую гору, Анита соблаговолила подать голос.

– И что вы собираетесь найти? – молвила она, не скрывая иронии. – Не думаешь же ты, что Наджиб воскрес и приехал сюда со своими сокровищами, чтобы закопать их в нашем овраге?

Максимову ее сарказм показался неуместным.

– Скоро все узнаем. Или тебе больше нравятся загадки, которые нельзя отгадать? Тогда иди, исследуй гречку с рисом.

Он выразился грубовато, но Анита не обиделась. Ее не покидало ощущение, что зреет новый подвох, однако Алекс прав: карта с нарисованными стрелками предполагает действия, и отказываться от них неразумно.

Совсем стемнело. Явился запыхавшийся Ерофей, принес две лопаты и масляную лампу, защищенную стеклом. Алекс поднял ее над головой и пошагал к деревенской околице. За ним шла Анита, замыкал процессию конюх. Они проходили мимо дворов, и крестьяне высовывались из-за плетней, с любопытством взирая на странное шествие. Кто-то из них решился шепотом спросить Ерофея, куда это господа направляются на ночь глядя.

– За грибами, – буркнул конюх и не прибавил ни слова.

Дождь приутих. Под ногами чавкала болотистая жижа, но хотя бы сверху не лило.

Спустились в овражек. Максимов сверился с картой и убедился, что на ней обозначена эта самая точка. Впрочем, если и были причины для неуверенности, то они исчезли, поскольку в глаза кладоискателям бросилась взрыхленная земля, наскоро прикрытая прелыми прошлогодними листьями.

– Есть! – торжествующе провозгласил Алекс. – Тут они его и зарыли!

Кто «они» и что «его», он объяснить затруднился. Да и какая разница! Через считаные минуты все откроется. По крайней мере, у него были основания на это уповать.

Лопаты вгрызлись в грунт. Он был вскопан совсем недавно, не успел слежаться, и вынимать его было легко. Анита стояла чуть в стороне и, держа фонарь, обеспечивала освещение.

Яма ширилась, углублялась, и вскорости лопата Ерофея стукнулась обо что-то твердое.

– Стой! – Максимов нагнулся и просеял земляные комья меж пальцев. – Нашел!

Он вытащил облепленную волглым крошевом плоскую шкатулку. Анита поднесла фонарь поближе. Ерофей, сопя, придвинулся вплотную к господам, ему, как и им, не терпелось посмотреть, что же там, внутри.

Максимов очистил шкатулку от земли. Клацнула защелка, крышка, подпираемая пружинками, прыгнула вверх. Под ней не было ни сапфиров, ни рубинов, ни золотых самородков, зато лежала свежеоструганная деревянная дощечка. Алекс вытряхнул ее и приблизил к пламени фонаря. На занозистой поверхности были вырезаны непонятные значки: палочки, треугольнички, что-то наподобие иероглифов.

Анита усмехнулась. Подобной каверзы она ожидала и отнеслась к ней хладнокровно, чего нельзя было сказать о Максимове.

– Клинопись? – растерянно проронил он и зачем-то провел по закорючкам пальцем.

– Возможно. – Анита посмотрела на дощечку, на шкатулку и покачала головой. – Ну что? Зря промочили ноги, зря перепачкались…

– Может, и не зря! – Алекс страсть как не любил признавать поражение. – Придем домой, исследуем… Ерофей, бери лопаты, и айда!

Делать в лесном овраге, под покровом ночи, было совершенно нечего. Они пустились в обратный путь. Никто не нарушал молчания: Алекс боялся нарваться на остроты, но Анита и не собиралась его задевать, у нее голова пухла от всего, что произошло за сегодняшний день. Что до Ерофея, то он вел себя сообразно со своим холопским званием и, если и располагал каким-либо мнением, предпочитал держать его при себе.

Когда подходили ко двору, Анита погасила фонарь. Теперь ориентиром им служили светившиеся окошки усадьбы. В гостиной маячила тень Марьи Антоновны, на кухне хлопотала Вероника. Алекс предвкушал, как из промозглой уличной атмосферы окунется в домашний комфорт, придвинет кресло к камину, прикажет принести еще графинчик вишневой…

Анита разрушила его мечты, произнеся негромко:

– Смотри! Ахмат… Куда это он?

Они затаились у ворот, слившись с ними, чтобы стать незаметными. Слуга графини Госкиной, не слишком таясь, перелез через забор и заторопился куда-то по узкой деревенской улочке. За спиной у него телепалась котомка.

Медведевка уже спала, не брехали псы, не гоготали гуси, лучины в избах были погашены, за тынами виднелись опустелые до утра дворы.

Максимов жестом приказал Ерофею положить лопаты и первым двинулся вслед за афганцем. Повезло, что тучи разошлись и сквозь пелену проглянула полная луна. В ее желтых отсветах следить за Ахматом было несложно, тем более что, выбравшись за пределы двора, он пошел медленнее. В темноте, на незнакомой местности заплутал бы в два счета, но ему известны были какие-то вехи, которые он и высматривал.

– К заброшенному амбару идет… – дохнул Ерофей в ухо Максимову резким чесночным амбре.

Так в Медведевке называли лабаз с двускатной крышей. Он был выстроен еще по велению Петра Александровича, отца нынешнего владельца деревни. В лабазе хранился неприкосновенный запас зерна – на случай неурожая или стихийного бедствия. Этот нехитрый прием в былые времена раза три спасал медведевцев от голода. Но с годами амбар обветшал, крыша изрешетилась, бревна прогнили. Алекс собрал местных плотников, и они сообща решили, что лучше выстроить новый склад, чем ремонтировать истлевший. Так и сделали: поодаль, на достаточном расстоянии от домов, чтобы вдруг не затронуло пожаром, возвели свежее строение, а прежнее бросили. Вот уже второй год оно пустовало, никому не нужное, кроме ютившихся в нем грызунов и птиц, свободно влетавших и вылетавших через дыры в кровле. Анита просила Алекса снести развалюху, но он отвечал, что это бестолковая работа: годных к использованию материалов там не осталось, трухлявые стены даже на дрова не пойдут. Зачем заставлять деревенских лишний раз потеть? Само рассыплется, когда настанет срок.

Ахмат проскользнул в лишенный двери проем. Максимов подбежал к углу амбара, постоял немного, прислушиваясь. Анита и Ерофей приблизились – он приложил палец к губам.

Подсматривание за афганцем осложнялось тем, что амбар не имел окон. Алекс подкрался к единственному проему и заглянул внутрь осевшей постройки. Анита прерывисто дышала у него за плечом.

В поведении Ахмата сквозила беспечность, либо, напротив, он был чересчур погружен в свои манипуляции. Стоя спиной ко входу, он снял с себя котомку, пошерудил в ней, достал свечу и с помощью огнива затеплил ее. В неровных отблесках свил из волосяной веревки петлю и разложил ее под стеной, а в центре получившейся окружности пристроил кусок сыру. Затем погасил свечу, отошел к противоположной стене и застыл, как изваяние.

Ожидание длилось минуту, не дольше. Из норы вылезла худосочная крыса и с жадностью набросилась на сыр. Ахмат с цирковой ловкостью дернул петлю и затянул ее вокруг шеи мерзкого зубастого существа. Он вздернул извивавшуюся крысу повыше и привязал веревку к покосившейся свае.

Зрители, о чьем присутствии он не догадывался, недоуменно взирали на этот спектакль. Ахмат оставил крысу содрогаться в предсмертных конвульсиях, а сам вынул из той же котомки четыре осколка цветного стекла и разложил их на полу. Всыпал в середину получившейся трапеции горсть белых кристалликов, похожих на соль, сгреб их горкой и воткнул в нее высушенный цветок – по виду георгин. Отступив на шаг, полюбовался своим творением и добавил заключительный штрих – обвил уже переставшую трепыхаться крысу синей бумажной ленточкой.

Свершив все это, он с видом человека, исполнившего свой долг, повернулся к отсутствовавшей двери и уперся взглядом в Максимова, который перестал прятаться и вошел в амбар, сопровождаемый верным Ерофеем и не менее верной Анитой.

– Что, мракобес, натешился? – прогремел Алекс, выстроив фразу с нарочитой эпичностью и подпустив в голос патетический тон. – А теперь иди сюда!

Не сказать, чтобы Ахмат испытал потрясение, обнаружив публику, лицезревшую его замысловатый бенефис. Он как будто даже ожидал чего-то подобного – едва уловимая ухмылочка проскочила на скуластом лице. Потом он выдернул из угла амбара здоровенный кол и, взяв его наперевес, ринулся прямиком на Максимова. Тот, дабы не быть пропоротым насквозь, отступил и зашарил по карманам в поисках какого-нибудь оружия. Ничего не было. «Вот остолоп!» – подумалось ему. Сейчас бы и лопаты сгодились, но сам же распорядился оставить их в усадьбе.

Афганец вырвался на волю. Анита благоразумно отскочила, освобождая ему путь. И скрылся бы он в неизвестном направлении, кабы не Ерофей, проявивший себя молодцом. Он прыгнул сзади, по-медвежьи облапил его и повалил в грязь. Кол вылетел из рук Ахмата, откатился на сажень. Алекс не пожелал быть сторонним наблюдателем и пришел на подмогу своему слуге. Вдвоем они заломили Ахмату руки за спину, а Ерофей для острастки еще и по загривку его отоварил.

– Вот же нечестивец окаянный! Крюк тебе в печенку, да на дуб подвесить!

Анита, удовлетворившись положительным итогом схватки, подошла к афганцу. Того поставили на ноги. Он не выглядел ни чересчур озлобленным, ни отчаявшимся, ни напуганным. Не сопротивлялся и глядел уверенно, как человек, которому есть чем оправдаться перед возможными судьями.

Анита побуравила его глазами, но это не произвело никакого эффекта. Тогда она приступила к допросу.

– Что ты делал в амбаре? К чему это все? – Она указала на дверь, за которой виднелась болтавшаяся на веревке дохлая крыса.

По правде говоря, она не надеялась, что пленник разоткровенничается. Скорее можно было ожидать, что, как гордый сын Востока, он ответит на расспросы презрительным безмолвием. Но Ахмат повел себя иначе – в молчанку играть не стал, затрещал на смеси языков, как знакомых Аните, так и неизвестных. Из этой путаной и маловразумительной отповеди она извлекла главное: Ахмат действовал не по собственному хотению, а по воле некоего богатого господина, который подошел к нему в Новгороде и предложил сделку. Марья Антоновна в сей момент обедала в ресторации и ничего об этой договоренности не знала. Суть заключалась в следующем: господин уплатил Ахмату пять целковых и попросил проделать все то, чему только что стали свидетелями Анита, Алекс и Ерофей. Инструкции он дал самые подробные, к тому ж начертил на бумаге, как пройти от дома Максимовых к заброшенному амбару. Из этого можно было сделать вывод, что Медведевка ему хорошо знакома.

– Что за господин? – спросил Алекс. – Описать можешь?

Ахмат, жестикулируя, показал на себе длинную, чуть не до живота, бороду, усы вразлет, высокую кубанскую шапку, прибавил к описанию шубу и белые, подбитые снизу кожей, валенки. Глаза господин имел карие, а голос – густой и басовитый.

– Колоритная личность, – оценила Анита. – В Медведевке таких не бывало, я бы не забыла.

Ерофей, живший в деревеньке с рождения, подтвердил, что таких господ здесь отродясь не водилось и он не припоминает, чтобы кто-то похожий сюда наведывался.

– Валяй дальше! – поторопил Максимов. – О чем еще условились?

Да больше и ни о чем. Господин повелел проделать все в строгом соответствии с указаниями. Пообещал в случае ослушания найти его и оторвать голову. Ахмат, повидавший на своем веку немало суровых людей, заверил допросчиков, что то был человек железного характера, из персон, что обещания свои выполняют неукоснительно. Ежели сказал, что оторвет, стало быть, оторвет.

– И ты согласился?

А почему нет? Оная безделица никому не угрожала, баловство одно, худа от него не будет, а пять целковых на дороге не валяются. В отличие от кузнеца Матвея Ахмат в сглазы и порчи не верил, а до денег был падок, потому и принял их с легким сердцем.

Ах да! Еще вот что. Усатый-бородатый попросил устроить представление с крысой и свечами таким манером, чтобы об этом узнали обитатели имения. Как минимум увидели результат. Поэтому Ахмат не очень-то таился, по дороге к амбару слышал за собой шаги, а когда встретился в дверях с Максимовым, подумал, что все сделал правильно. Кольнула, правда, запоздалая опаска: а ну как в этом дремучем селении побьют камнями за ведьмовство? Оттого и ринулся с колом, чтобы отвоевать свободу, но когда был изловлен, решил не запираться. В конце концов, он всего лишь исполнитель. Весь спрос – с заказчика.

– Исполнитель… – пробурчал Алекс. – Камнями тебя забрасывать – много чести, а вот на конюшне выпороть не помешало б. Но не имеем мы такого права… Ерофей! Веди его в дом. Пусть повторит все то же самое барыне своей. Она и определит, что с ним делать.

Ерофей поднял кол, выпавший из рук Ахмата, и несильно ткнул им пленного меж лопаток.

– Ступай… бесово отродье!

Оглянувшись на амбар, он бормотнул, что неплохо бы сжечь оскверненное место, превратившееся в сатанинское капище. Но Максимов заявил, что не позволит устроить посреди деревни пожарище и спалить к чертям всю Медведевку.

Покуда конюх конвоировал Ахмата к усадьбе, Анита и Алекс изучали висевшую на веревке крысу и прочие оставленные в амбаре атрибуты зловещего ритуала. Когда Анита убедилась, что запомнила расположение предметов, Алекс, по ее просьбе, стащил все в кучу, туда же бросил умерщвленного грызуна и присыпал древесной трухой, чтобы случайно не обнаружила детвора, иногда забредавшая сюда во время уличных игр.

– Вот тебе еще один фрагмент мозаики, – бодро возгласил он, вытирая запачканные руки о валявшуюся здесь же ветошку. – Господин в шубе и валенках действует в сговоре с тем тощим и маленьким, которого мы видели возле кузни. Не знаю, что они затеяли, но, похоже, их цель – постепенно передать нам все элементы, которые помогут разгадать тайну.

Анита не разделяла его убежденности.

– К чему экивоки? Если им известна разгадка, сообщили бы ее, и дело с концом.

– В том-то и загвоздка, что она им неизвестна, – развивал свою мысль Максимов, которого уносило на крыльях дедукции все выше и выше. – В их распоряжении имеются подсказки, но не хватает ума докопаться до истины. Они хотят, чтобы мы сделали это за них и выложили ответ на блюдечке.

– Кому?

– Ну… – Он замялся. – Судя по всему, они ребята ушлые, найдут возможность дознаться о наших выводах.

– Нет. – Анита вышла из амбара. На улице властвовал мрак, где-то в лесу выли волки. – Если бы они желали воспользоваться нашими услугами, то передали бы все подсказки сразу. Тебе не кажется, что с каждой новой подсказкой мы все больше запутываемся? Рисунки, крупа, теперь еще иероглифы и языческий обряд… Понятия не имею, как все это сложить воедино.

Они неспешно шли к дому в темноте. Алекс держал ее за руку. Он перестал говорить, выжидая. Анита чувствовала, что он все еще уповает на ее догадливость. Ей и самой было досадно, что попалась энигма, которая поставила ее в тупик. Такого прежде не случалось. Но если рассудить по совести, было ли время сесть и обдумать все как следует? Весь день что-то происходило, новые обстоятельства сыпались как из рога изобилия, не давая возможности сопоставить их и свести в цельную картину.

Анита положила себе этой ночью не спать, выпить пять чашек кофею, а коли понадобится, то и больше, но к утру непременно отыскать решение. Иначе Мэри с Алексом в ней разочаруются.

Дома она первым делом пошла к Марье Антоновне и выложила ей перипетии вечерних событий, касавшихся найденной таблички и поимки Ахмата с поличным. Графиня ойкала, всплескивала руками, а после приказала привести к ней слугу покойного мужа и приступила к нему с вопросами. Ахмат, сохраняя флегматичность, пересказал ей все, что уже слышали Анита с Алексом, и не добавил ничего нового. Он поклялся, что не замышлял зла против хозяйки и ее друзей.

Марья Антоновна думала, как с ним поступить, Анита и Алекс ей не мешали. Зато Вероника просунулась в гостиную со словами:

– Анна Сергевна, Лексей Петрович, убогие пришли.