Путь Тима Рокетса

Тим Рокетс

Путь Тима Рокетса

Посвящается моей любимой, И.Д., чья вера и любовь – топливо для всех моих начинаний !!!…

ПРЕДИСЛОВИЕ

В поисках себя среди шума мира

Дорогой читатель,

Я не знаю, кто взял эту книгу в руки. Не знаю, где ты сейчас. В каком состоянии. В какой точке своего пути. Возможно, ты сидишь в уютном кресле, потягивая утренний кофе, и просто ищешь вдохновения. Или, быть может, ты в поезде, мчишься куда-то, пытаясь убежать от себя, от своих мыслей, от нарастающего внутреннего дискомфорта. А может, ты лежишь без сна, глядя в потолок, и чувствуешь, как тихая, обволакивающая пустота медленно, но верно заполняет каждую клеточку твоего существа.

Или, что еще вероятнее, ты уже проживаешь острую, пронзительную боль, которая, как молния, разорвала привычный узор твоей жизни, оставив после себя лишь пепел и недоумение.

Я был там. В этой тишине, которая звенела оглушительнее любого крика. В этом дискомфорте, который, как заноза, сидел глубоко внутри, не давая покоя. В этой боли, которая казалась бесконечной и всепоглощающей. Я был там долго. Кажется, целую вечность.

● 

Жизнь-имитация

Позволь мне рассказать тебе о той жизни, которую я вел до того момента, когда все изменилось. Это была жизнь-имитация, жизнь-симуляция, которая выглядела настоящей снаружи, но была абсолютно пустой внутри.

Дни сливались в недели, недели – в месяцы, месяцы – в годы, а годы – в безликую череду событий, лишенных истинного смысла. Я двигался, дышал, делал много важных, нужных, правильных вещей. Строил дом. Крепкий. Снаружи. Из чужих кирпичей. На чужом фундаменте. Я называл это жизнью. Меня так учили.

Мир кричал: «Вот она! Вот такая должна быть жизнь! Бери! Строй! Достигай!» И я брал. Строил. Достигал. Без вопросов. Без пауз. На автопилоте.

Моя жизнь была тщательно выстроенной декорацией, за которой скрывалась абсолютная пустота. Я был функцией. Набором ролей. Программой. Хорошей. Успешной. Со стороны.

Сын. Муж. Отец. Друг. Коллега. Руководитель. У меня были титулы. Названия. Позиции. Я был тем, кого ждали. Кто должен был. Кто обязан. Я выполнял. Оправдывал. Соответствовал.

Но внутри… внутри не было ничего. Пустота. Серая. Беззвучная. Не драматичная. Просто… никак. Полное отсутствие себя.

Было ощущение, что кто-то другой живет мое тело. Управляет им. А я? Я где-то очень далеко. Наблюдаю. Отстраненно. Без возможности что-то изменить. Без возможности даже почувствовать.

● 

Механизм без души

Представь себе самый совершенный робот. Он выполняет все функции безупречно. Его движения точны, реакции предсказуемы, результаты впечатляющи. Он может имитировать эмоции, воспроизводить нужные слова, даже демонстрировать что-то похожее на заботу. Но внутри него нет души. Нет искры. Нет того неуловимого нечто, что делает существо живым.

Именно таким роботом я и был. Мой алгоритм был безупречен. Я мог анализировать данные, принимать решения, выполнять задачи с невероятной точностью. Но я не мог чувствовать. Не мог любить. Не мог жить по-настоящему.

Утро начиналось с будильника, который не столько будил, сколько сигнализировал о начале нового цикла. Я вставал, как зомби, с ощущением, что мое тело – это лишь оболочка, которую нужно привести в движение. Кофе, душ, завтрак – все эти ритуалы были лишены какого-либо смысла, кроме функционального.

Работа была моим убежищем. Моей зоной комфорта. Местом, где я мог быть максимально эффективным, максимально полезным, максимально отстраненным от себя. Я погружался в задачи с головой, растворялся в проектах, забывал о времени, о еде, о сне.

Это было похоже на наркотик, который позволял мне не чувствовать. Не чувствовать пустоту. Не чувствовать боль. Не чувствовать себя.

● 

Мастер имитации

Взаимодействие с людьми тоже было механическим. Я научился вести светские беседы, поддерживать нужные контакты, производить правильное впечатление. Мои улыбки были безупречны, мои слова – убедительны, мои жесты – выверены.

Я был мастером имитации. Я мог говорить о чем угодно, поддерживать любую тему, но внутри меня не было никакого отклика. Я слушал, но не слышал. Я смотрел, но не видел. Я был рядом, но был абсолютно один.

Это было похоже на то, как если бы я играл роль в спектакле, где все актеры прекрасно знают свои реплики, но никто не чувствует эмоций. И самое страшное, что я не замечал этого. Я считал, что это и есть норма. Что все так живут.

Мои отношения были поверхностными. Даже с самыми близкими людьми. Я не позволял себе быть уязвимым, быть настоящим. Я боялся, что если я покажу свою истинную суть, меня отвергнут. Поэтому я строил стены, возводил барьеры, держал дистанцию.

Я был как крепость, неприступная снаружи, но абсолютно пустая внутри.

● 

Фасад благополучия

Представь себе роскошный особняк. Снаружи – идеальные линии, дорогие материалы, ухоженный сад, сверкающие окна. Все говорит о богатстве, успехе, благополучии. Люди проходят мимо, восхищаются, завидуют. Они видят фасад.

Моя жизнь была таким особняком. Снаружи – все было. Почти все. Машина. Квартира. Работа. Семья. Отдых. Поездки. Галочки. Много галочек. «Жизнь удалась». Так говорили. Мне. Я сам себе говорил.

Но если бы ты заглянул внутрь этого особняка, ты бы обнаружил пустые комнаты. Мебель есть, картины висят, но никто там не живет. Никто не готовит на кухне, никто не читает в гостиной, никто не спит в спальне. Дом есть, а жизни в нем нет.

Именно так я и существовал. У меня было все, что должно было сделать меня счастливым, но я не был счастлив. У меня была семья, но я не чувствовал близости. У меня была работа, но я не чувствовал удовлетворения. У меня были друзья, но я не чувствовал понимания.

● 

Первые трещины

И вот тогда… в этой пустоте… появилась она. Тихая фраза. Как шепот. Едва слышимый. «Что-то не так».

Сначала где-то на периферии сознания. Чуть заметная рябь на глади пустоты. Я отмахнулся. Устал просто. Работы много. Стресс. Обычные объяснения. Ум цеплялся за них.

Потом она стала громче. Настойчивее. Как зуд. Который нельзя почесать. Физически ощутимое беспокойство. Где-то под лопаткой. Или в груди. Неясное. Раздражающее.

Необъяснимая тоска. Посреди дня. Без причины. Внезапно накатывала волна серой, вязкой грусти. Не привязанная ни к чему внешнему.

Раздражение. На ровном месте. Взрывы злости на мелочи. Свидетельство того, что что-то внутри кипит.

Сон не приносил отдыха. Еда не приносила радости. Базовые потребности перестали давать наполнение. Люди. Разговоры. Все казалось плоским. Ненужным. Мир стал картонной декорацией.

Я смотрел в зеркало. Видел лицо. Свое? Не уверен. Глаза. Пустые. Как будто там никого не было. Только отражение функции.

● 

Растущая трещина

«Что-то не так». Эта мысль. Как тонкая трещина. На идеальном фасаде. Я пытался ее замазать. Игнорировать. Отвлечься. Еще больше дел, еще больше шума, еще больше гонки. Лишь бы не смотреть на трещину.

Но трещина росла. Медленно. Неумолимо. В нее начало просачиваться холод. Изнутри. Наружу. Это был холод внутренней смерти. Физически ощущалось давление в груди, скованность в теле.

Это было предчувствие. Неизбежного. Не сформулированное. Просто знание. Что так, как есть, больше не будет. Не может быть.

Кризис? Я не знал такого слова. Для себя. Это было просто «не так». Неправильно. Больно. Тогда еще не боль, а скорее… пред-боль. Фантомное ощущение того, что скоро будет очень больно.

● 

Мир иллюзий

В процессе этого медленного пробуждения я начал осознавать, что живу в мире иллюзий. Эти иллюзии были стенами моей тюрьмы. Я построил ее сам. Кирпич за кирпичом. Всю жизнь. Считал ее домом. Уютным. Безопасным.

Иллюзия первая: Успех равен счастью. Самая главная ложь. Я верил. Если я буду успешным. По их меркам. Тогда я буду счастлив. Больше денег. Лучше должность. Больше признания. И тогда… «Вот еще чуть-чуть. Еще один проект. Еще одна ступень. И вот оно. Счастье.»

Я карабкался. Достигал. И? Ничего. Подъем был мучителен, а вид с вершины… плоский. Безжизненный. Пустота оставалась. Или становилась больше.

Иллюзия вторая: Надо быть сильным. Всегда. Слабость – это стыдно. Страх – позор. Боль – для слабаков. Мужчины не плачут. Не жалуются. Не сомневаются. Надо держать лицо. Фасад. Маску. Всегда.

Я копил внутри страхи, сомнения, боль. Как мусор в закрытом ящике. Он не исчезает. Он гниет. Отравляет. Внутреннее пространство становилось токсичным.

Иллюзия третья: Чужое мнение важнее моего. «Что скажут люди?» Этот вопрос звучал внутри постоянно. Надо быть удобным. Хорошим. Правильным. Для них. Их одобрение. Их похвала. Это было топливом.

Я подстраивался. Менялся. В зависимости от того, кто рядом. Как хамелеон. Без своего цвета. Терял себя в этой погоне за одобрением.

● 

Начало пробуждения

Этот шепот «что-то не так» был первым звонком. Из глубины. Из забытого «Я». Я не понял тогда, что это звонок. Я думал, это помехи в системе. Моей «системе». Которая дала сбой.

Это было не «сбой». Это было начало пробуждения. Из долгой, холодной спячки. Пустота была не концом. А самым началом. Точкой полного обнуления. Чтобы потом что-то могло начаться.

И действительно, вскоре пришла Боль. Настоящая. Пронзительная. Она разорвала мой мир на части. Но именно эта боль стала моим проводником. Моим учителем. Моим спасением.

● 

О чем эта книга

Эта книга – не история успеха. Не набор рецептов. Не учебник. Это исповедь. Путь. Мой путь. Из этой Пустоты. Через Боль. Через Вопросы. Через Распаковку. Через Создание. К Миссии. К вспоминанию. Кто Я. На самом деле.

Возможно, ты чувствуешь себя потерянным. Или разбитым. Или пустым. Или застрявшим в лабиринте чужих правил. Я знаю это чувство. Я был там.

Эта книга не даст тебе готовых ответов. Никто не может дать тебе твои ответы. Но, возможно, моя история станет для тебя напоминанием. Что ты не один. Что этот путь возможен. Что боль – это не наказание, а проводник. Что самое страшное – не упасть, а остаться лежать. Что самое важное – не найти себя где-то вовне, а вспомнить себя внутри.

Того, кто был всегда. Под слоями. Под масками. Под шумом мира.

● 

Мое приглашение тебе

Я делюсь этой историей не для того, чтобы ты шел моим путем. Твой путь – только твой. Уникальный. Неповторимый. Я делюсь ею, чтобы показать: искать – нормально. Не знать – не стыдно. Чувствовать – не слабость. Быть настоящим – это сила. Самая большая.

Эта книга – приглашение. В твоё собственное путешествие. К себе. Это путь не наружу, а внутрь. Путь из шума – в тишину. Из чужого – в свое. Из забвения – во вспоминание. Кто ты. На самом деле.

Если ты готов. Если твоя внутренняя «Что-то не так» стало слишком громким. Если тебе хватит смелости смотреть Правде в глаза. Даже если она болит. Если ты готов искать. Не готовые ответы. А свои.

Тогда… вдохни. И сделай шаг. Внутрь.

● 

Путешествие не для слабонервных

Я должен предупредить тебя. Это путешествие не для слабонервных. Оно потребует от тебя мужества. Мужества смотреть в глаза своим страхам. Мужества признавать свои ошибки. Мужества отпускать то, что тебе больше не служит.

Но награда будет велика. Ты найдешь себя. Свое истинное «Я». Свою подлинность. Свою свободу. Свою радость. Свою любовь. Свою Миссию. И это будет самое великое приключение в твоей жизни.

Я не обещаю, что будет легко. Но я обещаю, что будет стоить того. Каждая слеза. Каждая боль. Каждое сомнение. Все это будет частью твоего пути. Частью твоего роста. Частью твоего вспоминания.

● 

Заключение предисловия

Я был здесь. Чтобы вспомнить кто Я. И я вспомнил. Часть этого вспоминания – в этих словах. Возможно, они помогут и тебе. Вспомнить.

Так что, если ты готов. Если ты чувствуешь этот зов. Если ты хочешь проснуться. Тогда давай. Начнем. Или продолжим. Твое путешествие. К себе.

И я буду рядом. На страницах этой книги. Как проводник. Как свидетель. Как друг.

Добро пожаловать в твою новую жизнь. Жизнь, полную смысла. Жизнь, полную радости. Жизнь, полную тебя. Настоящего. Подлинного. Свободного.

Добро пожаловать. В путешествие.

*соавтор книги Тим Рокетс*

канал в телеграм

*Примечание: Данное предисловие служит введением в путешествие самопознания, которое ждет читателя на страницах этой книги. Оно задает тон повествования и приглашает читателя к собственным размышлениям и трансформации и не является учебным пособием. Все персонажи вымышленные. При написании книги никто не пострадал.*

ГЛАВА 1. ПУСТОТА

Иногда мне кажется, что моя жизнь была похожа на длинную плёнку фильма, который кто-то вставил в старый проектор и включил в режиме повторного показа. Картинка бежала, кадры мелькали – я видел их и даже мог комментировать, но они были не про меня. Там жил какой‑то другой человек. Сильный, правильный, собранный, уважаемый. Но где‑то между строк, за шумом событий и обязательств, я начал замечать, что внутри меня – тишина. Такая густая, вязкая тишина, в которой не звучало даже эхо моих собственных шагов.

Я просыпался утром и ощущал тупую тяжесть в теле, словно меня вырывали из небытия насильно. Будильник трезвонил, и я тянул руку, нажимал на кнопку, садился на край кровати. Мои движения были автоматическими. Утро за утром, год за годом – одна и та же монотонная сцена. Тело вставало, шло в душ, руки по памяти настраивали температуру воды, и я стоял, глядя в одну точку кафеля, не чувствуя ни удовольствия, ни отдыха. Просто нужно было смыть с себя сон, чтобы начать работать. Я пил кофе не ради вкуса – я даже не помню его вкуса. Я пил его как топливо, как смазку для механизма, чтобы гарантированно не остановиться.

Потом был завтрак. Я ел по привычке, не обращая внимания, что именно кладу в рот. Жевал – потому что так надо. Я не замечал ни вкуса, ни запаха, ни текстуры пищи. Весь акт еды был таким же механическим, как чистка зубов или завязывание галстука. Это были повторяющиеся процедуры, которые обеспечивали поддержание системы «я–функция». Я называл это жизнью, хотя если быть честным, никакой жизни там не было.

Дорога на работу. Автомобиль, пробки, радио с новостями, которые сбивали фоном. Я мог ехать час, два, иногда больше, но не помнить саму дорогу. Я оказывался в паркинге офиса, не в силах вспомнить, как проехал десятки километров. Всё было так, будто кто‑то другой сидел за рулём, а я был лишь пассажиром, наблюдающим из глубины сознания. Стеклянные здания, стеклянные люди внутри этих зданий, стеклянные улыбки в лифте. Я кивал, говорил дежурные приветствия, и все вокруг считали меня полным энергии человеком. Но это была только форма. Содержимого за ней не было.

Я работал много. Моя работа казалась окружающим успешной карьерой, серьёзным делом. У меня было громкое название должности, визитки с моим именем, крупные проекты, связи и уважение. Но правда заключалась в том, что я выполнял задачи так же механически, как утром заливал в себя кофе. Я приносил решения. Я проводил встречи. Я создавал отчёты, таблицы, стратегии. Я говорил слова, правильные слова, убедительные слова. Я умел надевать любую маску – уверенного лидера, спокойного переговорщика, творческого искателя решений. Но внутри меня не было ни лидера, ни создателя, ни бойца. Внутри не было никого.

Каждый день я общался с людьми – десятками людей. Но эти разговоры были как переговоры роботов через интерфейс: обмен фразами без настоящего смысла. Я произносил: «Отлично», «Конечно», «Мы справимся». Я улыбался на совещаниях, хмурился там, где нужно было демонстрировать концентрацию. Но всё это походило на выученный спектакль. Со сцены всё выглядело убедительно, и зрители аплодировали. Но внутри эта сцена была пуста. Мой собственный зрительный зал пустовал.

Почему я продолжал это делать? Потому что этот спектакль был построен не мной. Я унаследовал сценарий от общества, от семьи, от культуры. Мне с детства показывали картинки успеха: собственный дом, престижная работа, семья, отпуск два раза в год. Это был фасад, на котором большими буквами было написано «Счастье». И я работал день и ночь, чтобы построить этот фасад. И построил. Но когда всё оказалось готово, когда я достиг того, о чём мечтали поколения до меня, за фасадом зияла бездонная пустота.

Я пытался заполнять её новыми событиями. Сделки, поездки, новые вещи, новые гаджеты. Когда купленная машина переставала радовать через неделю, я говорил себе: «Ничего. Скоро я куплю новую. Она точно принесёт счастье». Когда путешествия становились чередой аэропортов, отелей и переговоров, я оправдывался: «Не страшно. Главное, что у меня есть возможность». Но каждый раз я оказывался в том же пункте назначения – внутри себя. А внутри было тихо, мёртво и холодно.

У меня была семья. Я должен был ощущать тепло, близость, любовь. Но я был словно за стеклом. Я сидел с ними за одним столом, слушал разговоры детей, замечал улыбку жены. Но это было как смотреть фильм с отключённым звуком. Ты видишь картинку, понимаешь сюжет, но не слышишь живых голосов. Я понимал умом: надо быть счастливым. Но я не чувствовал этого нутром. Я как будто потерял способность сопереживать, радоваться, любить.

Я стал марионеткой, которой дёргали за ниточки внешние обстоятельства и внутренние убеждения. Я выполнял всё безупречно: семья, карьера, внешность, статус. Я соответствовал. Но всё это время внутри меня разрасталась трещина. Под этими слоями и декорациями жило слабое, еле заметное ощущение: что всё это неправда. Что я играю. Что всё «правильное» – это чужое. Что жизнь пролетает мимо меня, а я занят лишь поддержанием иллюзии.

Иллюзия работала хорошо. При встрече со старыми знакомыми я ловил их восхищённые взгляды: «Вот у него получилось. Вот к чему надо стремиться». И я улыбался, кивал, делал вид, что мне приятно это слышать. Но вместо удовольствия я ощущал лишь пустое эхо. Звук, который быстро гас во мне, не оставляя следа.

Пожалуй, самое страшное в этом механическом существовании – это его удобство. Оно комфортно. Успокаивает. Оно упорядочено, предсказуемо. Нет риска, всё отлажено. И именно в этом заключалась смертельная опасность. Потому что в этом комфорте не было жизни.

Я всё чаще сравнивал своё состояние с ровной линией на мониторе кардиограммы. Люди думают, что ровная линия означает смерть. Но в моём случае это выглядело как идеальная стабильность. «Вот он – зрелый, спокойный, разумный человек», – говорили окружающие. Они видели стабильность. А на самом деле это была смерть при жизни. Смерть чувств, смерть движения, смерть сердца.

Я заметил однажды, что перестал помнить дни. Они смешивались. Одно дело сменяло другое так стремительно, что в моей памяти не оставалось следа. Если бы кто‑то спросил меня: «Что ты ел вчера на ужин?», – я бы не смог ответить. Если бы кто‑то спросил: «О чём был твой вчерашний разговор с другом?», я бы тоже не нашёл слов. Воспоминания стирались мгновенно. Потому что внутри не было за что цепляться. Ничто не отзывалось так, чтобы отложиться глубоко. Всё сносило течением пустоты.

И в этой пустоте я жил. Точнее, двигался, ел, дышал, но не жил. Всё, что у меня было, – это набор функций. Я был Function Man. Утром просыпайся. Днём работай. Вечером исполняй социальные роли. Ночью спи. Повторить. Повторить снова. Повторить до тех пор, пока однажды тело не откажется участвовать в этом спектакле.

Один раз я поймал себя на том, что сижу на совещании и смотрю на своего коллегу. Он что‑то вдохновенно рассказывает, размахивает руками, убеждён в своей правоте. И внутри меня промелькнула мысль: а вдруг и он такой же, как я? А вдруг мы все здесь – просто актёры, отыгрывающие чужой сценарий? И если так, то кто тогда автор? Может быть, никого из нас на самом деле нет. Только роли. Только маски. Только фасады.

И от этой мысли стало одновременно страшно и пусто. Потому что я осознал: нет ничего хуже, чем прожить жизнь, которая кажется правильной, но не является твоей.

Жизнь на автопилоте учила меня даже самые простые вещи воспринимать как алгоритмы. Еда перестала быть источником удовольствия. Она стала похожа на заправку машины бензином: заливаешь топливо – и можно ехать дальше. Я мог сидеть за столом, глядя на тарелку с богато сервированным ужином, и не чувствовать ровным счётом ничего. Разве что лёгкий сигнал тела: желудок пуст и требует заполнения. Я ел, потому что так надо. Потому что организм требует. Потому что так устроен процесс. Но вкуса не было, аромата не было, радости не было. Даже если еду готовили с любовью, даже если люди пытались подарить мне тепло – оно проходило сквозь меня, будто я был прозрачным.

Сон тоже стал похож на выключение светильника. Я ложился, закрывал глаза и проваливался. Иногда почти мгновенно. Иногда долго ворочался, чувствуя тревогу, не давая себе расслабиться. Но даже когда я спал, отдых не приходил. Я просыпался таким же уставшим, как и лёг. Ни снов, ни переживаний – пустота. Часами можно было пролежать, а внутренняя батарея всё равно оставалась разряженной.

Иногда я пытался искать удовольствие в банальных развлечениях. Вечером телевизор. Сериалы, шоу, новости. Картинка мелькала, герои говорили слова, я смотрел. Но всё, что я ощущал, это лёгкий шум в голове, который помогал не слышать собственную тишину. Я смотрел часами – и не мог вспомнить сюжет на следующий день. Мне казалось, я наливал в самого себя воду через дуршлаг. Она тут же уходила сквозь дырки.

Я пытался заниматься спортом. В спортзале я двигал штангу, бегал, выполнял упражнения. Снаружи я выглядел нормально: пот, усталость, работа мышц. Но внутри это никогда не становилось чем‑то больше. Всё то же механическое «надо». Надо держать форму. Надо поддерживать тонус. Надо соответствовать картинке успешного мужчины. Это не было наслаждением движением. Это не было даже настоящей заботой о себе. Это была галочка. Очередная отметка на чек‑листе: «Сделал».

Даже секс стал похож на физическую разрядку. Это было не о близости, не о соединении с другим человеком, не о том, чтобы раскрыться, почувствовать, поделиться. Это был набор движений, предсказуемый сценарий, в финале которого организм делал то, что должен. Я выполнял роль любовника так же, как выполнял роль коллеги на совещании. Тело участвовало. Душа – нет. Это была притворная игра, где актёр знает, как сделать, чтобы всё выглядело правильно. Но за этим не стояло ничего настоящего.

И так во всём. Я мог покупать вещи – новую одежду, гаджеты, технику. Первые часы было ощущение новизны. Я рассматривал покупку, исследовал её, пользовался. Но на следующий день она превращалась в очередной предмет среди сотни таких же. Она теряла ценность мгновенно. Я снова чувствовал пустоту и думал: «Значит, надо купить что‑то ещё». Так я бежал всё быстрее и быстрее в колесе потребления. Новая машина, новое путешествие, новый телефон. Иллюзия, что внешнее заполняет внутреннюю дыру. Но дыра только расширялась.

Семья. Самая болезненная часть. Я должен был радоваться, глядя в глаза своих близких. Я должен был чувствовать благодарность, поддержку, любовь. Но часто я сидел рядом и ощущал себя туристом в чужой жизни. Я присутствовал физически, но был эмоционально мёртв. Мы могли разговаривать, обсуждать планы, даже смеяться вместе над чем‑то. Но во мне это не отзывалось. Отголоски были, но пустые. Я понимал умом: вот сейчас нужно улыбнуться. И я улыбался. Вот здесь важно поддержать. И я поддерживал. Но это была функция, а не чувство.

Я начал замечать, что для меня все лица становятся одинаковыми. Как будто я переставал различать мелкие нюансы. Люди были формами – улыбающимися, хмурыми, шутящими. Их эмоции звучали, но не находили отклика во мне. Как будто я смотрел на кино с отключённым звуком. Картинка идёт, сюжет понятен, но ты ничего не чувствуешь. Я был сторонним зрителем собственной жизни.

И, наверное, самое страшное – я привык к этому. Я начал считать это нормой. Я говорил себе: «Так живут все. Все бегут, все устали, у всех есть обязанности. Взрослая жизнь – это именно это. Ты двигаешься, выполняешь, обеспечиваешь и не ждёшь ничего особенного». Я убедил себя, что так и должно быть.