Ночные деревья

Николай Тропников

Ночные деревья

Начинать рассказ не хотелось. Настроение было подобно тому, которое терзает человека, вынужденного встать рано, особенно осенью, да еще с похмелья… О, Боже, помилуй!..

И, ёжась, я топтался около стола с открытой машинкой, как совсем недавно топтался перед дверью деревенского дома, в котором мне по-прежнему слышатся и шаги, и голос матери, и запах табачного дыма, и отцовский кашель, хотя все это уже давно оборвалось двумя деревянными крестами на кладбище под соснами… Всякий раз, когда я возвращаюсь в деревню, и запахи, и звуки будто оживают и манят быстрей войти в дом, обещая встречу. Но я медлю и боюсь открывать дверь, зная, что в сенях опять увижу углы, затянутые паутиной, в которой запуталось несколько прошлогодних мошек и мух, иногда вместе с охотившимся на них пауком… А дальше, в избе, холодная, выстывшая печь, с привалившимся к ней диванчиком отцовской работы, перевернутый чайник на кухонном столе, над ним старенькая иконка великомученицы Фёклы и погасшая лампада.

И я в нерешительности топчусь…

Привернуто-негромким голосом радио передавало сводку новостей, после которых надо было бы служить панихиду. Но хлынувшая в эфир разудалая реклама каких-то шоколадных батончиков моментально смыла впечатление новостей, не оставив в душе никаких следов от обоймы событий, в которых пролилась кровь, и куда-то улетели десятки оборвавшихся душ…

– Мда?! – подумалось вслух. – Хорошие новости! Впрочем, когда ничего такого не сообщат, вроде чего-то уж и не хватает. Будто день прожит неинтересно. Не день, а суп без соли…

Я усмехнулся то ли цинично, то ли обреченно… И провалившись куда-то, не заметил, как опустился на стул, вложил в машинку лист бумаги, стер что-то липкое на щеке и напечатал, как рабочее название чего-то, слово ТРЕТИЙ…

♦♦♦

Он вошел в торговый переулок со стороны Суворовского проспекта вместе с толпой, переходившей улицу, и сразу же будто выпал из неё. На вид ему было лет тридцать пять. Одет он был в красно-коричневый пуловер, из-под которого виднелся чистый воротничок рубашки кремового цвета, вельветовые джинсы, почти такие же, как были на мне, и вполне мог сойти за человека, вышедшего за хлебом в булочную,.. если бы не пятно под глазом, величиной с чернослив, и особый взгляд поверх голов, искавший кого-то, отрешенный и будто затравленный.

Показалось мне, что вышел он после только что состоявшегося семейного скандала, закончившегося бранью, истерикой, битьем тарелок, и внутри его теперь выло от тоски, как в печных трубах в ненастную погоду…

«Похож на одного из них», – подумал я, имея в виду три тополя, которые виднелись из окна моей мансардной комнатки. Росли деревья в соседнем дворе, метра на четыре возвышаясь над крышами, по которым словно домики по склонам оврагов, разбрелись навсегда замолкшие печные трубы. Полностью деревья я никогда не видел, но в ветреные осенние ночи они шумели листвой с такой скорбью, что представлялись мне узниками, приговоренными к пожизненному заключению, которых где-то на дне двора-колодца время от времени выводили на прогулку.

Виделись даже их лица – одинокие, опущенные, уже не чувствующие никакого интереса к жизни и шагавшие по ней по инерции… Лишь иногда, будто при воспоминании о чем-то невозвратно прошлом, выдавливая усмешку, похожую на ту, которая появляется и у меня на лице. Когда вдруг подумается: «И жить вроде уж незачем, и умереть нельзя – разоришь всю родню расходами на похороны…»

За окном смеркалось, и сгущавшийся воздух вязко, как дым в растапливаемой русской печке, втягивался в открытую форточку…

♦♦♦

Заканчивался последний день августа, еще солнечный, напоминавший о лете, но сырой после дождя и уже прохладный…

Помнится, что в тот момент, когда около меня раздался чей-то голос: «Дяденька, помогите на хлеб», – голос и жалобный, и в то же время заметно притворный, я стоял в торговом переулке, и листал только что приобретенную книжку. Изданная в серии «Классики и современники», книжка была в привлекательно-яркой небесного цвета обложке, и потому бросилась мне в глаза издалека. Лежала она под заостренной ножкой алюминиевого столика, с которого молодой парень в куртке-камуфляже торговал куриными окороками…