Ночью звезды из инея

И вот уже около пяти минут он орет на меня за то, что я сделал. Как только я вошел в тренерскую, Лоренто бросил в меня секундомером – спасибо реакции, что я успел пригнуться. Потом отобрал лед, который медик приложил к моим костяшкам, и снова кинул – ушибленное плечо болит и ноет не хуже руки. Ну а теперь я просто слушаю то, что в моей голове явно кто-то обосрался и подтерся тонким слоем вещества, которое у обычных людей называется мозгом.

– Ты просто идиот, Элиан. – Я шепчу себе под нос фразу, которую Лоренто точно скажет следующей.

– Ты просто идиот, Элиан! – Попадание. – Как можно было додуматься сорвать с себя гребаные трусы и ударить кулаком по лицу главного судью?!

– Ты понимаешь, что теперь с тобой бу… Ай! Ай! Хватит! Все, все, я понял! Молчу и слушаю! Правда, затыкаюсь!

Я не успеваю пробубнить следующую фразу, потому что Лоренто тянет за уши и со всей дури бьет по затылку папкой с личным делом – кстати, моим. Голова по инерции дергается вниз, а влажные волосы вздымаются, словно по башке прилетел не картон, а чертово крыло самолета.

– О, смотрите, я тут неплохо вышел, да?

Я хмыкаю и поднимаю с пола выпавшую фотографию, которую администрация сделала в начале учебного года. Я растрепанный, с засосом на шее, который оставила неизвестная мне девица, сижу в любимом голубом худи на фоне белой стены. На губах играет фирменная ухмылка, а по серо-голубым глазам явно читается одно слово: похмелье.

– Закрой свой рот, Элиан. Знаешь, что твое личное дело делает на моем столе? – Тренер наконец устало опускается на кожаный черный стул, который стоит сзади него. – Профессора уже давно жалуются на твою успеваемость.

– Папочка, обещаю, что сделаю всю домашнюю работу! Только не отбирай у меня телефон. – Я жалобно скулю это, кладя лицо на согнутые руки. Побитые костяшки тут же начинают ныть, но я игнорирую боль, прикидываясь дураком.

– Да насрать мне на твои чертовы оценки, идиот! Администрация уже давно сжирает мне весь мозг из-за твоих фокусов, как будто я могу на тебя повлиять. Сегодняшняя выходка – последний гвоздь в крышку гроба под названием «карьера пловца Олимпийского резерва Испании».

Все мое веселье и паясничество испаряются как по щелчку. В моменте мне больше не хочется вести себя, словно инфантильный маленький ребенок. В уставшем тоне тренера я читаю то, что это ни хрена не шутка. В глазах вижу, что он не пытается запугивать пустыми угрозами. Кажется, я забываю, как дышать. Все органы сжимаются в один тугой комок, и я готовлюсь к худшему.

– Твои прогулы, системная несдача работ, флирт с ассистентками и вечные выкрутасы на вечеринках, которые, конечно же, попадают в сеть, прощались только потому, что ты пловец. Лучший среди всех университетов. Точнее, был лучшим до сегодняшнего проклятого дня. Тебе делали поблажки и на многое закрывали глаза из-за перспектив: комиссия резерва открытым текстом говорила, что ты находишься в списке их фаворитов.

– И что же поменялось, если комиссии сегодня даже не было? Я по-прежнему пашу на тренировках, не пропуская ни одного дня. Все эти чертовы работы я сдаю, пусть иногда и с опозданием. Все анализы всегда чистые. Ну, отдыхаю я, и что? Мне, черт возьми, двадцать лет! Мои результаты стабильны…

– Вот именно, Элиан! Стабильны.

Тренер снова вскакивает, обходит стол и приземляется на деревянный стул рядом со мной, поднимая с пола брошенный секундомер. Он нажимает пару кнопок, открывая историю засеченного времени, и разворачивает узкий экранчик ко мне: 54,5 секунды. Черт!

– Как тебе результат, парень? Ты ухудшил на секунду, и не мне тебе рассказывать, что это значит. Но за это я надеру твою задницу на завтрашней тренировке. После сегодняшнего шоу у тебя больше нет привилегий. – Он смотрит мне в глаза даже не моргая. – Либо ты исправляешь ситуацию и показываешь всем, какой ты хороший мальчик, либо тебя отчисляют, и тогда про Олимпиаду можешь забыть. И про плавание тоже.

Хуже слов я не слышал еще никогда. Мне как будто плюнули в лицо при всех. Дали пощечину прямо на улице. Стая птиц обосрала мой бомбер в центре Мадрида. Я даже не знаю, что еще может ощущаться так неприятно и оставлять настолько противное послевкусие во рту. Кажется, начинаю понимать, что чувствуют люди перед смертью, потому что прямо сейчас я практически узнал о неизлечимой болезни, твою мать.

Забыть про плавание… Да даже если мне отшибет память, я все равно прибегу к бассейну и смогу проплыть все дистанции, не напрягая мозг. Запах хлорки для меня роднее всего, а резиновые шапочки и очки могут заменить весь чертов гардероб.

– У тебя есть ровно два месяца до следующих соревнований, на которых будет просмотр с комиссией. Пока что ты до них не допущен и вообще скажи спасибо, что представителей резерва сегодня не было. К слову, за твой допуск будет отвечать администрация.

– Считайте, что я уже начал исправляться. – Я резко падаю на пол и начинаю отжиматься на кулаках, издавая при этом тяжелые громкие выдохи. – Видите? Первая десятка уже есть, остальное доделаю дома.

Вскочив с пола, я за ремень поднимаю черную спортивную сумку и одним толчком закидываю ее на плечо, салютуя Лоренто двумя пальцами.

– Ищи себе няньку, – говорит он мне в спину, когда я уже распахиваю дверь его кабинета. Услышав эти слова, я тут же захлопываю ее обратно, поворачиваясь на него с комично-недоуменным выражением лица.

– Кого, на хрен? – Я практически смеюсь с его реплики, запуская руку в волосы.

– Следи за языком, сукин сын! – В меня вновь летит секундомер, и я присаживаюсь на корточки, рефлекторно чуть поворачивая голову в сторону. Теперь на дверном косяке позади красуется второй скол от удара. – Менеджера – назовем его так, чтобы тебе было понятнее. Этот человек будет следить за твоим расписанием и помогать тебе вести себя хорошо.

– Да вы шутите, тво… – Тренер смотрит на меня уничтожающим взглядом, беря в руку степлер. Понимаю, что именно эта вещь полетит следующей, поэтому не договариваю фразу. – Мне не нужен надзиратель, я справлюсь сам.

– Нет, парень, к тебе доверия больше нет. Если не можешь следить за своей жизнью, руками и членом, значит, ищи себе помощника. Пусть подтирает за тобой сопли и контролирует домашнюю работу. Даю ровно три дня: на тренировке через это время ты должен показать мне его. Придешь один, дам пинок под зад из команды и даже не помашу тебе на прощание.

Я стою, как рыба, которую выбросило штормом на берег.

Какой. На хрен. Менеджер?!

Мне не нужен придурок, который будет виться за мной хвостиком и напоминать о чистке зубов. Лоренто демонстративно засекает время на наручных дорогущих часах и скрещивает мощные руки на груди, глядя на меня с вызовом.

Я, конечно, уверен в том, что он меня любит, и все такое. Но тренер – человек, который еще ни разу не нарушил свое слово, и этот случай точно не станет исключением. Даже если он будет жалеть о своем решении, чисто из принципа все равно сделает то, что обещал. Он выпрет меня из команды, если я не приду к нему с чертовым менеджером.

Хорошо, я войду в эту игру, тем более четкие правила мне никто не озвучил.

Глава 3

Элиан

Я громко и агрессивно перепрыгиваю через две ступеньки, спускаясь по лестнице. Мне хочется, чтобы кафель под ногами рушился, а стены сзади вспыхивали огнем, сжирая пламенем все на своем пути. Это бы отлично передало мое чертово настроение.

На первом этаже я обнаруживаю, что спорткомплекс уже пуст. Остались только уборщицы и охрана, и я безумно рад, что мне не попадаются люди. Я чертовски зол, твою мать, и не хочу объяснять кому-либо причины своего поведения. Я прохожу сквозь просторный холл с большими панорамными окнами и чуть приостанавливаюсь около доски почета.

В самом центре висит моя фотография, на которой я стою в гидрокостюме и держу в руках огромный кубок, улыбаясь, глядя мимо камеры. Подпись внизу гласит:

«Элиан Ньето, абсолютный чемпион студенческой лиги плавания Испании».

Два хреновых года мое положение на этой доске неизменно. Пиарщики даже не запаривались над сменой фотографии, поэтому на ней моя левая рука не так сильно изрисована татуировками, как сейчас.

Я вновь вспоминаю, что до моего приговора осталось два месяца: либо я попадаю в олимпийский резерв страны, либо… Да нет никакого второго варианта, твою мать. Я сделаю все, чтобы моя заветная мечта сбылась, и плевать, что придется плясать под чужую дудку. Везде можно найти лазейку, и именно этим я и займусь.

В пять лет я уже научился плавать без спасательного жилета и активно барахтался в бассейне под присмотром первого тренера. А с двенадцати лет я предоставлен самому себе – родители поняли, что их маленький мальчик вырос и больше не нуждается в опеке. Я сам ходил на тренировки и обращался к ним только тогда, когда мне нужны были деньги на соревнования или новые очки. Сам просыпался в школу и следил за состоянием чертовой жилетки и брюк, которые мы обязаны были носить в классе. Потом даже научился готовить завтрак – спустя три сгоревшие сковородки я все-таки смог пожарить яйца и помидоры.

Мама занималась своей драгоценной театральной школой в Барселоне, поэтому дома я видел ее максимум раз в неделю, когда она наконец возвращалась из командировки. А отец выстраивал бизнес, изредка говоря, насколько он мной гордится.

Дома практически никогда никого не было, поэтому можно сказать, что я был счастливым сосунком: хочешь – смотри телик и ешь начос, хочешь – дрочи с открытой дверью, потому что тебя никто не потревожит. К слову, я делал и первое, и второе, но мне быстро наскучило это – я же знал, что все равно родителям плевать на то, чем я занимаюсь.

А теперь вот он я, здоровый кабан ростом почти шесть футов и весом под девяносто кило, вынужден искать себе надзирателя, потому что администрация университета – чертовы душители.

Закатное солнце беспощадно ослепляет глаза, когда я наконец выхожу на улицу, громко хлопая стеклянной дверью позади себя. Легкий ветер, который приятно остужает разгоряченный мадридский воздух, обдувает немного влажные волосы, пока я иду к тачке друзей и пытаюсь успокоить свой пыл. Оттуда звучит отвратительно громкая песня, а эти придурки разговаривают между собой, пытаясь ее перекричать. Они сами же ржут из-за того, что им приходится орать, и переспрашивают друг у друга каждое слово. Я слегка качаю головой, сдерживая слово «имбецилы» на языке.

Кайден – богатый ублюдок. Хотя точнее будет сказать, что его отец – богатый ублюдок, поэтому на парковке меня ждет безумно красивый и ужасно дорогой черный кабриолет «Порш 911». Я кидаю сумку, которую тут же ловит Сантьяго, и рывком перепрыгиваю через дверцу, приземляясь на переднее кресло рядом с водителем. Это мое место вот уже третий год, и его никто и никогда не занимает.

Кайден расслабленно сидит за рулем, опустив руку на дверцу, я распластался рядом с ним. А сзади развалились Сантьяго и Рэйвен. Это наша неизменная четверка придурков. Мы подружились, как только пришли на отбор в команду по плаванию на первом курсе. Практически с первого дня мы нашли общий язык, еще и наши комнаты в университетской общаге были рядом.

Кстати, вместе мы сбежали через неделю оттуда. Ну, точнее сказать, нас выгнали, потому что пьяный в хлам Санти привел стаю собак внутрь, а мы, опьяненные еще больше, спрятали их по тумбочкам наших соседей. Короче, пришлось собрать вещи за пятнадцать минут и свалить, чтобы комендант не настучал на нас. Так мы и стали снимать дом за пределами кампуса, который оплачиваем пополам.

– Я в заднице, парни. – Помолчав пару минут, я выключаю оглушающую песню, которую поставил Санти, и слегка разворачиваюсь на сиденье. Все это время мы стояли на месте, словно они ждали, когда я наконец заговорю. Сразу после моего откровения Кайден наконец срывается с места.

– Нельзя подать апелляцию? Ну, или попробовать добиться отстранения этого ублюдка? Ради этого я готов попросить помощи у отца. – Кайден сморщивается на этих словах, потому что предпочитает не обращаться к своему папочке. Меня удивляет его готовность пойти на такие жертвы, и я искренне ценю это, но не признаюсь вслух. Первое правило лучших друзей – не говорить милости друг другу. Никогда.

– Чувак, ты такой сладкий, когда так кукожишься своим носиком. – Я пытаюсь потрепать его по щеке, за что получаю крепкий тычок в бок. Ауч. – В любом случае я не повешу на свою гладковыбритую грудь золотую медаль, твою мать. Мне нужно найти себе няньку, которая здорово поработает над репутацией и будет моим карманным помогатором по учебе. Вот черт, это звучит еще абсурднее, чем было в голове. Короче, у меня есть три дня на поиски. И мой исправительный срок длится до просмотра комиссии, которая будет через два месяца. Старик не допустит меня до заплыва, если я не выполню требования.

Рэй и Санти на заднем сиденье переглядываются, ведя между собой молчаливый диалог – эти двое часто так делают, между ними точно есть ментальная связь. Их лица выражают тревогу, ужас и неподдельное сочувствие, но потом эти два придурка начинают ржать, как кони, хлопая меня по плечу и голове с двух сторон.

– Чувак, ты теперь, типа, под домашним арестом? Будешь сидеть за уроками, пока твоя башка не станет размером с тетрадку? – Рэй почти воет эту фразу, подпрыгивая на месте. Его ярко-зеленые глаза просто светятся от веселья. – А как ты планируешь ее искать? Выложишь объявление на сайты? Или будешь ходить и кричать: «Эй, кто-то хочет быть моей мамочкой?»

– Пф-ф, он скорее запустит всплывающее окно на сайтах с порнухой, – говорит Кай, хлопая по рулю.

– Так он найдет себе деда-извращенца, а не няню. Хотя как вариант…

– Да пошел ты. – Я сбрасываю с плеча руку Рэя, доставая мобильник из переднего кармана джинсов. – Старик обозвал эту должность «менеджер», если вам интересно. Но я не собираюсь проживать свои лучшие годы, как хренова Золушка, поэтому мне насрать. Найду какого-нибудь забитого очкарика, покажу тренеру и просто буду создавать видимость того, что я слушаюсь какого-то придурка.

– Ты идиот, Элиан. Найди себе нянечку с третьим размером груди и охренительно крутым ртом, чтобы поиметь с этого выгоду, – говорит Санти, двусмысленно тыча языком в щеку. Его темные брови прыгают в такт движению руки.

– Ну, трахну я ее один раз, а потом мне вновь придется кого-то искать. Слишком много действий ради дебильной прихоти Лоренто и администрации.

– Эй, твой член не отсохнет, если два раза войдет в одну и ту же девушку.

Я показываю ему средний палец, даже не оборачиваясь.

После Лиззи у меня появилось правило: не заниматься сексом с одной и той же девушкой два раза, чтобы ни она, ни кто-либо еще не надумывали себе лишнего. Конечно, все мои подружки в курсе этого – я не идиот, вы не подумайте. Ну и конечно, среди них есть те, кто искренне надеется переубедить меня. Типа, смотрите, я перевоспитала бабника, и теперь он спит только со мной. Получилось ли это у кого-нибудь? Пф-ф-ф, естественно, нет.

Я открываю чат «Спортивные трахари» – общая группа спортсменов нашего кампуса, в которой больше сотни человек. Здесь и футболисты, и баскетболисты, кажется, даже есть парни с шахмат. У меня отключены оповещения на этот чат, потому что участники постоянно перебрасываются эсэмэсками, а мне слишком лень читать гору сообщений. Сам же я туда писал ровно два раза, но все же продолжаю там состоять, как и все парни с плавания. Группа практически всегда кишит обсуждениями девчонок, новыми спортивными новостями, музыкой и прочим дерьмом, которое не то чтобы меня волнует.

Но прямо сейчас я пролистываю больше пятидесяти сообщений с обсуждениями моей выходки на заплыве:

«Черт, я чуть не обоссал свои штаны, когда Элиан начал трясти членом с этой безумной улыбкой».

«Я раз двадцать пересмотрел то, как его оттаскивали от этого придурка. Охрана старалась не касаться голой задницы, но я точно видел, как усач шлепнул по ней. @Элиан Ньето, ты почувствовал?»

Я ухмыляюсь и печатаю ответ:

«Вы так увлеклись этим представлением, что я чувствую себя настоящей звездой. Спасибо, парни, поднимаете мою самооценку».

– Футболисты зовут на вечеринку у Хулио. Пишут, что половина кампуса будет там. – Я говорю это, не отрываясь от экрана.

– А ты разве теперь не подражаешь послушнику мужского монастыря? – Кайден включает поворотник и перестраивается в правый ряд.

– Начну с завтрашнего дня, а сегодня у меня мальчишник, который точно должны запомнить все. Так что, едем?

– Что за вопрос? Конечно, твою мать! Но сначала домой, потому что от нас воняет хлоркой на весь Мадрид.

– А я еще и без трусов.

– Заткнись, Кайден! – орем мы синхронно, и я выкручиваю звук на максимум, надевая солнечные очки.

ЕваЕва

– Вот же старый хрен! – Я бубню под нос и со злостью срываю с мольберта свой рисунок. Мну его в беспорядочный неровный шарик, который тут же запускаю в корзину в углу кабинета. Он ударяется о край мусорного ведра и отскакивает на пол, еще сильнее раздражая меня.

Джерри тут же поднимает и разворачивает его, засовывая сточенный карандаш за ухо. Не знаю почему и зачем, но мой друг всегда садится в самый дальний угол класса, практически около выхода из него – сказать, что у Джереми социофобия, можно так же успешно, как и утверждать, что бананы розового цвета. Этот темноволосый ураган может разговорить даже кактус.

– У тебя опилки вместо мозга, Евро? – Дебильное прозвище, но он наотрез отказывается называть меня по имени. – Зачем ты испортила свой двухнедельный проект?!

– Да потому что он начеркал поверх моего контура. Теперь фрукты похожи на бараньи задницы.

Учиться на художественном факультете так же весело, как, например, засовывать лампочку себе в рот. Или тыкать мокрыми пальцами в розетку. Или стоять на гвозде, именно на одном. Я очень люблю искусство и планирую связать свою жизнь с ним, но профессора по творческим дисциплинам делают все, чтобы я проткнула себе глаз кисточкой и навсегда забыла слово «рисовать». Они беспощадны, считают себя величайшими творцами, а у студентов авторитета не больше, чем у яблочных огрызков.

Мы две недели ходили на дополнительные внеучебные курсы, чтобы нарисовать чертов натюрморт – это что-то типа практической работы, которую нужно сдать обязательно. Все это безумие проходило до глубокой ночи каждого гребаного дня. Красные яблоки, желто-зеленые груши и бледно-коричневый глиняный кувшин на белой скатерти теперь являются моими врагами номер один. Не сосчитать, сколько листов я уже изорвала, сколько раз начинала все с самого начала… И вот сейчас, когда я почти закончила штриховку, чертову сеньору Корилльо понадобилось взять в морщинистые руки черный карандаш и очертить новый контур этого дерьмового яблока.

– Ева, твои фрукты не дышат, – сказал он мне певучим голосом, прежде чем все испортить.

Лучше бы вы не дышали, профессор. Конечно же, я не сказала это. Я промямлила что-то типа «я поняла», ну а теперь мне надо начать все сначала. И времени у меня катастрофически мало – три чертовых дня.

Я встаю с жутко неудобного деревянного стула и засовываю пенал со всем барахлом в плюшевый бежевый шопер. Туда же летят папка с чистыми листами, очки и портативная зарядка. Я похожа на распсиховавшегося ребенка, но знаете что? Мне плевать! Я имею право быть злой, ведь теперь мне придется заново рисовать все на лекциях, сидя в комнате и, видимо, вместо сна, которого в моей жизни и так мало. Я быстро фотографирую натюрморт с разных ракурсов и жду, пока Джерри соберет свои манатки.

– Боги олимпа устраивают тусовку в доме у Хулио. Мы туда идем, и это приказ, – говорит лучший друг, когда мы наконец выходим из корпуса.

Я закатываю глаза и покрепче хватаюсь за ремень шопера, который весит больше меня. «Богами олимпа» мы называем всех спортсменов кампуса, но не потому, что мы их любим, а потому, что они все жутко самодовольные засранцы. Их тусовки – не редкость. Практически каждые выходные кто-то из этих олимпийских надежд закатывает вечеринку, и каждый раз Джереми отдает мне «приказ» о походе на нее.

Мы с Джерри подружились на вступительных испытаниях при поступлении. Я настолько переволновалась, что пришла на отбор по геометрическому рисунку без ластика и карандаша. Я стояла в центре коридора как истукан, хватаясь за волосы и глубоко дыша. Тот день был единственным для сдачи, и я уже чувствовала, как пролетела с поступлением. Паника душила меня, но в этот момент темноволосый улыбчивый парень в огромных темно-желтых клетчатых штанах и бордовых ботинках помог мне, дав все необходимое, еще и чмокнув в щеку на удачу.

После этого, когда мы уже поступили и заселились в общагу, он специально выбрал комнату рядом со мной – у нас отсутствует разделение на женские и мужские блоки, мы все живем в одном корпусе. Большую часть времени он проводит на пуфике около моей кровати. И мы с ним дружим и строим планы, как станем великими бизнесменами в мире искусства.

– Нет, Джерри, это не прокатит. Я просто ужасно устала, не хочу никого видеть, притворяться улыбчивой и милой. А еще мы с Ноан договорились посмотреть «Дивергента».

– Ты реально думаешь, что Ноан пропустит тусовку? – Он щелкает перед лицом пальцами, и я отмахиваюсь, чуть ускоряя шаг. – Очнись, милая, она уже собирается и выливает на волосы второй флакон лака. Кстати, какого они сейчас цвета?

– Синие. – Моя подруга – соседка по комнате и лучшая девушка во Вселенной, или просто Ноан, учится на биолога. Каждый месяц она наносит на волосы всю таблицу Менделеева – в прошлый раз они были болотно-зеленого цвета. Я люблю эту бестию и надеюсь, что сегодня она выберет кровать, а не чертову сангрию.

– Ты пропустила прошлую вечеринку. Я позволил тебе сделать это, и ты обязана быть мне благодарна, дорогуша. Больше я не дам тебе поблажек, ты и так уже садишься на мою шею. – Я прыскаю от смеха и качаю головой. – В этот раз ты точно идешь, иначе я расскажу всем, как ты смеялась и надула пузырь из сопли.

– Я болела, и у меня был насморк! – По его ехидному лицу я понимаю, что отговорки не прокатят. – Пошел в задницу, предатель.

Мы доходим до общаги короткой дорогой. Показываем пропуска на входе и медленно поднимаемся на третий этаж, не говоря друг другу ни слова. На нашем этаже пахнет всеми парфюмами, которые только можно найти – и мужскими, и женскими. А еще двери в некоторые комнаты открыты, и краем глаза я вижу, что девчонки явно собираются на эту чертову тусовку – микроскопические топики и ультракороткие шорты летают в разные стороны. Мы обмениваемся улыбками и подмигиваниями, и наконец я открываю дверь в нашу комнату с Ноан, пропуская Джерри вперед.

– Черт возьми, ну не-е-ет. – Я скулю, подобно щенку, стекая вниз по двери, что вызывает у Джерри злорадный смех. Он начинает скакать на месте, пытаясь трясти костлявой задницей. Ноан же натягивает на сиськи парадно-выходной лифчик, а это значит только одно…

– Черт возьми, о да! Собирайся, сучка, твоя задница точно будет на вечеринке, хочешь ты этого или нет.

Глава 4

Ева

Мы вылезаем из такси, и я придерживаю за руку Ноан, которая напялила серебряные шпильки, но не научилась на них ходить. Вообще, подруга выглядит просто изумительно, о чем я ей сказала уже около полусотни раз. Я поворачиваю голову, и из-за белых ребристых ворот двухэтажного дома уже вовсю громыхает музыка, кричит толпа, а в воздухе витает запах алкоголя, веселья и вседозволенности.

На самом деле кампусные вечеринки – самые комфортные для меня. Много знакомых ребят, хороший алкоголь и, самое главное, – безопасность. Я точно уверена, что могу принять напиток от любого человека и доверить свой стакан кому-то. Да, возможно, это немного опрометчиво, но все проверено временем. Пару раз мы с Ноан выбирались на тусовки в городские клубы и бары, и там мне было неуютно и противно, хотя я не могу назвать те места отстойными. Все-таки в кругу знакомых лиц находиться проще.

– Детка, сними свой чертов мешок, – кричит мне в ухо Ноан, когда мы наконец заходим в открытые двери дома.

Мешок – мой черный безразмерный свитер с небольшим белым рисунок спереди. Я натянула его поверх топика и теннисной юбки, которую заставил меня надеть Джерри, и обула кеды на массивной подошве. Я чувствовала бы себя гораздо лучше, будь мои ноги прикрыты хотя бы джинсами, но что есть, то есть, и я стараюсь просто не думать о нижней части тела. Открытые ноги и туловище – слишком для меня, поэтому незаметно для всех я сжимаю край рукавов в пальцах с черным маникюром. На случай, если придурковатые друзья захотят силой стянуть с меня свитер.

– Ты как минимум спаришься, дурашка. Прямо сейчас вокруг нас полсотни разгоряченных тел, и скоро ты будешь вонять, как загон со свиньями. Я уже вижу каплю пота на твоем лбу. – Джерри оглушительно громко кричит мне в ухо, откидывая мои волосы ото лба и шеи, чтобы они не прилипали.