Сказка о Радуге

Его поддержали кришнаиты и даже Илу.

На Радуге были представители всех конфессий и многих, самых разных, церквей. Все они, однако, приходили на Собрания и, взявшись за руки, пели вместе со всеми два раза в день мантру Ом на Кругу, а потом – вместе ели. А кришнаиты даже разносили и разливали желающим по мискам и кружкам еще и прасад. Лишь однажды возник короткий, спровоцированный каким-то христианином спор насчет того, можно ли предлагать людям пищу, которая является ритуальной, не вдаваясь в тонкости ее предназначения. После чего было решено оповещать, что прасад – это священная пища индусов, принимать ее могут все, но сугубо добровольно. И некоторые действительно не принимали. Но большинство было обеими руками – «За»!.. Обычно по Кругу, после Собрания, когда наставало время трапезы, сначала проходили с котлами, раздавая кашу и компот дежурившие на стоянке-кухне добровольцы, а потом – появлялись с добавкой в огромных котлах кришнаиты в желтых накидках.

Вообще, прием пищи на Радуге был действом, которому отдавались с тихим неспешным удовольствием.

Все это происходило под музыку.

Вслед за несущими котлы поварами шел, деликатно и в то же время весело, как бы шутя, протягивая Шляпу Волшебника, специально выделенный для сбора средств человек. Его сопровождали игравшие на флейте и барабанах музыканты. Этот обычай был свой собственный, отнюдь не копировавший вайшнавский (кришнаиты не ходили с шляпами). Люди Радуги кидали в шляпу мелкие, а кто-то – и крупные деньги. А кто-то же – таких было немало – символическим жестом ладони от груди к шляпе – мог передать лишь любовь.

Иные же – ссыпали из собственных пакетов крупу в большой мешок, который нес, волоча его по песку, один из помощников кашеваров.

Если финансов на закупку крупы к следующему приему пищи не хватало, все имеющиеся разносортные крупы ссыпали в один котел и получалась превосходная каша «Ассорти». Впрочем, иногда «Ассорти» готовили и просто ради удовольствия. А монет собираемых, как поговаривали, все равно не хватало на закупку общих продуктов – основу финансирования общих ужинов, как и многого другого, составлял анонимный фонд, организованный успешными хиппи-меценатами.

Кому же не хватало даже превосходной каши «Ассорти» и неизменного компота из сухофруктов на первое и прасада на второе – могли в индивидуальном порядке купить себе в палатку продукты с грузовика, который приезжал через день на ту сторону реки. Этот вид малого бизнеса сообразили организовать на время фестиваля окрестные жители. Облепив саранчой все подходы к грузовику, люди Радуги согласны были выстоять длиннющую очередь, чтобы закупить хлеб, молоко, простоквашу, макароны, сухую сою, овощные консервы, овсяное печенье, чай, соки и, увы, подпитку для животной души. Это оттуда переплывали контрабандой в непрозрачных пакетах – ведь в лагере никого не обыскивали – пиво и водка.

Но были и такие, кто предпочитал не ходить на тот берег. Например, Илу с сотоварищами. Годар на тот берег иногда ходил – по броду в непрерывно уносящейся вдаль Большой Кокшаге. Обмениваясь приветствиями с непрерывно двигающимися обратно, как по муравьиной тропе, высоко держа над головой или на голове пакеты с товарами, даже и тут смеющимися и переговаривающимися людьми. Он покупал на себе на несколько дней черный дарницкий хлеб и кефир.

Еще одним драгоценным товаром, ради которого некоторые согласны были б и вовсе переселиться на тот берег, днюя и ночуя под грузовиком, были пузырьки с тут же расхватываемой жидкостью от комаров. Которая, впрочем, была практически бесполезна – комары были здесь злющие, объединенные в туманности. Они никогда не видели столько молодой и здоровой крови и теперь спешили насытиться впрок. Люди Радуги, даже стоя в Кругу, вынуждены были иногда подергиваться, словно их сотрясали конвульсии, а в остальное время – то и дело хлопать себя по разным частям и обмахиваться блокнотами, тетрадями или просто рукой. – Вы представляете, я вымазалась жидкостью против комаров полностью, но они все равно нашли некую точку и жалят прямо туда, прямо туда, – жаловалась одна темнокожая девушка-растафари в одежде Евы.

Ей понимающей кивали другие дочери Евы.

– Народ, я предлагаю организовать марафон по собиранию в пустые пачки от сигарет прихлопнутых комариков! За каждую коробку с комариками ждет приз – коробка сигарет. – Ну ты… и комар! Убивший дракона, сам становиться драконом. – А как же правило Радуги о ненасилии?

– Да бросьте вы, хороший комар – этот мертвый комар. – Люди Радуги, не превращайте традиции в балаган!

К личной собственности у людей Радуги отношение тоже было, как и ко всему остальному, особенное. Они не придавали ей большого значения, так как ценили не столько результат, сколько процесс. Творчески прожитый день предполагал легкость, а все лишнее и тяжелое снижало полет их любимого средства передвижения – простого воздушного шара внутри, с которого они любовно оглядывали Землю, вздыхая о ней, но, тем не менее, отрываясь…

И так называемые обычные люди не прощали им дерзости. Если раньше за людьми Радуги охотились, вооружившись ножницами для срезания волос, правоохранители, а в газетах поднимали идеологический вой критиканы-журналисты, то теперь за дело взялись скинхеды, приравняв этих людей наряду с чернокожими иностранцами – к самым «последним». Основная масса населения, скинхедов вообще-то не одобрявшая, тем не менее делала вид, что не замечает этих драк. «Пусть на всякий случай появится и на наших улицах маленький фашизм – чисто защитный. Пусть выметет с них иноземную нечисть, а с нашими фашистами, если они пойдут в рост, как грибы, мы и сами справимся – имеем опыт!», – полагала масса.

Поэтому все так и грохнули со смеху, когда однажды Илу, подняв Палку-Болталку, проникновенно сказал:

– Народ, к нам вчера прибыло необычное пополнение – два совсем маленьких пятнадцатилетних скинхеда. Они попали сюда случайно – не сообразили куда едут. Но им неожиданно открылась такая картина, какой они никак не ожидали. Они удивлены, им все тут так нравится. Они уже подходили ко мне и просили простить их. Люди Радуги, пожалуйста, не обижайте скинхедов!

Раздалось дружное и изумленное коллективное «Ох!..». А потом – хохот. И действительно, на краю Круга сидели с напряженными полуулыбками два старательно прислушивающиеся к диалогу вокруг своих персон вполне смирных с виду подростка, про которых, отсмеявшись, все тут же забыли.

Хуже было, когда в лагере появились крысы.

– Народ, не оставляйте в палатках ксивники с деньгами и документами. У нас завелись крысы. Каждый год приходится заново открывать для себя эту с трудом вмещающуюся в сознание истину – в лагере есть воры.

– А я вчера нашла вот этот самодельный ножик с оранжевой рукояткой. Хозяина прошу найтись!

– Ищем хозяев деревянной ложки, найденной вчера близ стоянки «Просто вепри»! – Кому одолжить Керуака?.. Приходите к чайному шалашику близ брода у реки – мы собрали маленькую библиотеку. Можно брать книги с собой или читать прямо в шалаше. У нас всегда чай! Только заварка расходится быстрей, чем хотелось бы. Так что если кто принесет немного своей – не откажемся!

Сделанные своими руками или почему-то притянувшие взор в магазине ножики, ложки, кружки, ксивники, рюкзаки, а уж тем более дудки и губные гармошки, часто оригинально окрашенные, с необычной формой – составляли часть личного пространства и люди расстраивались, если теряли их.

Тех, кто способен был бросить невесть куда или не вернуть одолженный у товарища предмет его неприхотливого быта, начинали любить меньше. Лежа в своей – теперь уже своей – бережно колыхаемой упругим ветерком палатке из бело-оранжевой парашютной ткани, в которой гостили набивающиеся за ночь бабочки и москиты, – они ползли по полупрозрачному потолку как по перевернутому миру, а с той стороны блекло разливалось как бы всегда утреннее северное солнце, – Годар словно становился все более легким, приподнимался над землей. Иногда шумел легкий дождь, его крупные, светлые капли были теплы и легко высыхали – наверное, такова была компенсация приглядевшейся к людям Радуги природы за первоначальную грозу.

Рябь неяркого солнца, ветер, шелест дождя, постукивание дятла, трели на флейтах каких-то раньше всех просыпающихся птиц – ласково ложились под спину с первыми лучами каждого нового дня. Он чувствовал это даже во сне: легком, чутком, как воздух этого края. И туда же – словно свившая гнездо птица на лугу с разнотравьем – впархивала музыка.

Проступая из Земли росой, музыка доносилась отовсюду – земля вибрировала плывущими по всем направлениям, вездесущими, как ветра звуками: играли гитары, флейты, барабаны, цимбалы, губные гармошки. Разносились разбавляемые обрывками речей и смехом песни. Рок, панк-рок, бардовская песня, регги, фолк, пение ролевиков, как и разнотравье, не вызывали ни малейшего диссонанса. Сюда же вплетались практически непрерывные киртаны кришнаитов, стоянка которых располагалась невдалеке. Как ни странно, этот постоянный фон из музыки ничуть ему не мешал, хотя дома он, бывало, уставал от одного прослушанного диска.

Усиливаясь к вечеру, все это мало-помалу смолкало часам к трем-четырем ночи, а через два часа в этом северном краю, где в три-четыре часа было еще не темно, – уже наступал рассвет.

Однажды один из музыкантов пел целую ночь.

Он был лидером только накануне приехавшей самодеятельной рок-группы из Шуи. Встав на краю утеса над рекой, он перебирал и перебирал до рассвета струны мощной, испещренной надписями 12-струнки и истово-задумчиво, как в последний раз в жизни, на что-то жаловался темнеющим внизу водам. А его товарищи спали, просто положив головы на рюкзаки, тут же, на берегу.

Когда же рассвело, от речки приплыл туман и парень, замолчав, еще долго стоял в нем, как в белой простыне. – Молодой человек, отбой! Идите выпейте чаю, – сказала ему в спину какая-то не выспавшаяся девушка и парень, как очнувшись, покорно отправился за ней к костру, который еще предстояло разжечь.

Годар хорошо запомнил тот день. Тогда его, тоже почти не сомкнувшего до утра глаз, что нисколько не лишило его тихой бодрости и воздушности в каждой клеточке тела, ноги словно сами собой повели на, как он думал, пустующую в этот час поляну на Кругу. Но, мимоходом поздоровавшись с несколькими тоже куда-то бредущими в самые разные направления призраками, он вышел прямо к чистящему на поляне котел Илу. Полукругом рядом с ним сидели за сим сосредоточенным занятием еще две девушки и парень.

Еще один парень сидел метрах в трех от компании в позе лотоса, подставив под лучи розово-малинового солнца лицо с повязкой на глазах. Изюминкой этой молчащей, похожей издали на скульптурное изваяние компании были черные повязки на глазах.

Кроме парня-йога, в повязках были и девушки, что, впрочем, не мешало им ловко управляться с котлом. И только один из парней – он сразу подозрительно покосился на Годара – сидевший рядом с невозмутимо поздоровавшимся и предложившим ему жестом присесть Илу – как и босс, повязки не носил.

Годар машинально взял с земли тряпку и тоже подключился к работе. Все молчали.

Видимо, чувствуя его неловкость, Илу любезно сказал тихим голосом, обращаясь к одной из девушек:

– Маечка, не торопись. Старайся больше вслушиваться в себя, а не в котел. И чувствуй, просто чувствуй – руки, материал. Забудь про то, что у тебя нет зрения. Теперь видят руки – с этим нет проблем. Сколько ты уже в повязке – почти двое суток? Завтра мы ее снимем и ты удивишься, каким первозданным станет мир перед твоими глазами. Тысячи оттенков, к которым мы так привыкли, что не обращаем на них ни малейшего внимания, вновь вспыхнут после того, как мы добровольно оторвались от них, всеми своими красками – и не только природными, но и теми, что проступят из нас изнутри. Эти шурчащие тихим ручьем поясняющие слова предназначались и для него. Годар старался не встречаться с Илу взглядом, хотя и украдкой поглядывал в его лицо. Сколько раз он видел это лицо в минуты радости, раздумья, мысленного полета, озабоченности. И неизменно его сопровождали внешняя невозмутимость и глубочайшее внутреннее спокойствие. Даже когда люди Радуги подшучивали над ним, а то и прямо бросали обвинения в попытках руководить ими – а Радуга была по определению самоорганизующейся коммуной, подчиненной самому Господу Богу – Илу, опустив глаза, невозмутимо продолжал делать и говорить свое.

Впрочем, ему не мешали – организация ужинов, медпункта, быстрая помощь при разных ЧП, прием исповедей (если вдруг возникала у кого такая потребность – по причине внезапно пробудившейся совести) – все это было с удовольствием возложено на его плечи.

В личные дела Илу не вмешивался.

Во всем же остальном – был со всеми на равных.

И тем не менее от него веяло загадочностью.

Годар важно было знать, такой ли Илу на самом деле внутри, каким – пусть и несколько более бледным, или, напротив, ярким отражением – проявляет себя наружу. Потому что если Илу не таков, то, может, не таковы и другие люди Радуги, и тогда все, что он видит и чувствует, будет смято внутри и станет трудно дышать… Он наглядно представил этот страшный удар под дых в виде внезапно влетевшего ему в живот мячом-глобусом земного шара. Который, корчась, придется потом так и носить внутри – кружащийся с дымом и ревом в животной тьме и все там рвущий, безжалостно ищущий выхода.

Поэтому Годар вскоре, не попрощавшись удалился, и побрел просто туда куда несли его ноги – дальше.

Этим принципом бессознательно руководствовалось на Радуге большинство. Все старались во имя друг друга и связывающего их общего дела следовать в первую очередь своим личным побуждениям.

А интуитивная способность чувствовать их была тут у всех на порядок выше, чем в обычном мире.

Но уйдя за черту Круга, Годар все-таки оглянулся.

Горело чистым светлым пламенем Сердце Радуги – сучья в костре на поляне ровно потрескивали и видны были в еще темноватом воздухе рассвета разлетавшиеся светляками искры. Колыхалось на длинном шесте семицветное Знамя Радуги. А Илу пристально смотрел ему вслед…

Отвернувшись, Годар вошел в лес.

К нему опять вернулось умиротворение. Ведь тут, в лесу – вокруг десятков маленьких костров-сердец – спали в многочисленных палатках ненадолго отключившиеся от вечного Утра люди из всех концов России.

Да, он знал, что на Радуге есть немало простых отдыхающих – приехавших просто провести недорогой отпуск на природе. Или просто любопытных до всего студентов. А также жаждущих найти свою вторую половинку. Или – хоть партнера для утех на сезон. Таких было видно сразу.

Еще выделялись пресытившиеся люди – они были в системе хиппи много лет и считали, что познали ее и внутри и снаружи и ничего уже особенного не ждали, кроме слегка греющего кровь любопытства и почитания со стороны юной поросли. А их в насмешку называли в глаза или за спиной – олдовыми. Но не настоящими олдовыми, каким был тот же Илу, а как бы олдовыми. В норме же под этих словом подразумевалось, что человек был в системе уже очень давно и может быть примером для других.

И все-таки тут были не только они.

На некоторых палатках висели не только раскрашенные самодельные плакаты с уморительными названиями типа «Здесь живет Рыба-пила», но и указатели городов: Белгород, Нижний Новгород, Пермь, Екатеринбург, Казань, Ярославль, Калуга… Были здесь и киевляне, харьковчане, одесситы – они тоже любили русскую Радугу, хотя в Украине была в Карпатах своя – ее называли «Шипот». И хиппи-россияне тоже ездили на «Шипот».

Среди всех этих людей уж хоть кто-то да был настоящим. И даже если вдруг окажется, что Илу позер и притворщик, то – в сущности, какое ему до этого дело? Он просто будет стараться становиться внутри таким, каким старался казаться снаружи Илу (а тот, скорее всего, и не старался).

Во всяком случае, два его приятеля, с которыми он подружился, уж точно были если и не самые шумные и выделяющиеся явными талантами, то – людьми хорошими. С первым из них – его звали Бемоль – он познакомился по дороге на Радугу. Тот молча забрал у него рюкзак, появившись как из ниоткуда, когда Годар отсиживался у родника, пытаясь успокоить тахикардию – 20 километров с грузом даже по равнинному лесу были для него с непривычки невероятно тяжелы.

Этот парень в старой солдатской гимнастерке взял его рюкзак под мышку и нес, пока тоже не выбился из сил, поскольку на спине у него покачивался еще и свой. Возвращая рюкзак набравшемуся сил Годару, он с улыбкой сказал: – Ну, брат, теперь дальше ты… Там немного уже осталось. И – примкнул к двум вынырнувшим из-за поворота двум другим путникам. Все трое, бросившись друг к другу с распростертыми объятиями, шумно расцеловались и вскоре опередили его. А потом показался и лагерь за рекой. Второго приятеля звали Человек из Электрички из Пензы – именно так. Люди Радуги без возражений принимали, не преуменьшая их, все имена, под какими предпочитали слетаться путники. Этот же путник и вправду долго ехал на электричке, точнее, на пяти электричках – и все для того, чтобы приехать на Радугу практически без затрат на дорогу. Он успевал перейти в другой вагон за секунду до того, как в него войдут контроллеры. Таким железнодорожным автостопом пользовались тут многие, некоторые и до Крыма доезжали на «собаках» – так тут называли электрички. В Крыму же у людей Радуги были свои давно облюбованные места, которые они очень любили посещать, устраиваясь там тоже практически бесплатно.

Человек из Электрички из Пензы ходил, как и Годар, в обычных джинсах и майке, браслетов из фенечек не носил, но постоянно блистал. Годар подозревал, что контролеры в электричках упускали его нарочно – они не могли изгнать из «собаки» такое святящееся существо. Когда он разглядывал что-то – а Человек из Электрички из Пензы все время что-то разглядывал, время от времени взглядывая с коротким смешком на окружающих его людей, например, на собеседника или просто молчащего спутника – не только от глаз его – голубых и распахнутых, – но и от всего тела от белобрысой макушки до расслабленно лежащих на коленях рук, до спокойно вдетых в дорожные резиновые тапочки ног – распространялось чисто морское сияние. Вот было вам пыльно, жарко, мутно, печально и одиноко. А вы вошли в морское сияние и – вышли оттуда другим человеком. Сияние овеяло, омыло вас, и вы теперь на все свои прежние горести смотрите с полуулыбкой, с широко распахнутыми глазами.

В общим, Человек из Электрички из Пензы в глазах Годара был настоящим морским богом, Нептуном. Хоть они с ним практически и не разговаривали, а только обменивались полуулыбками.

Но на самом деле этот человек просто ярко фокусировал в себе энергетику, которая была разлита на Радуге повсюду. Из всех глаз здесь – струилась мягкая дымка, переходившая на своей высоте в сияние. Тела же при этом – просто блистали!

Никогда не забыть ему и встречи с Любавой.

Он услышал, что в лагерь приехала Любава – это на ее сайт о хиппи Годар послал просьбу выслать ему адрес Радуги и карту местности, по которой к ней предстоит добираться. Эти данные нигде в Интернете не выкладывали, но в то же время и не скрывали. Их передавали даже незнакомцам после явно высказанной просьбы, задав два-три вопроса, ответы на которые, надо полагать, неплохо обрисовывали личность. Любава сразу ответила ему и сразу же прислала карту. И только потом, вдруг спохватившись, спросила:

«Ой, слушай, а ты вообще хиппи?».

«Я – свободный человек», – лаконично ответил Годар. Он как-то еще не успел задуматься о своей неуместности на этом, по-видимому, чужом для него празднике. Но Любава опять расслабилась и наговорила ему кучу советов про дорогу. Он полагал тогда, что это некая олдовская воительница, украшенная до локтей фенечками, под которыми скрываются исколотые вены, быть может, даже беззубая – ведь о народе Радуги у него пока были чисто мифические представления. А увидел – очень юную и скромную, корректную, но при этом необычайно блистающую девушку в голубом ситцевом платье. На руке ее прикорнула рыжей бабочкой только одна фенечка, которую можно было издали принять за часики. У нее тоже были распахнутые голубые глаза, мгновенно вымывавшие с тех, на кого они взглядывали, их пустые тревоги.

Любава собиралась к реке, чтобы простирать трусики, бросив в зачерпнутую в маленький тазик воду щепотку золы. И пригласила его тоже прогуляться к реке.

Там он просто прилег на песок, положил щеку на ладонь и принялся наблюдать, совсем отключившись от времени, за плавными и в то же время точными и неторопливыми движениями слегка внутренне смущенной, но поглядывающей на него с благосклонной улыбкой девушки. Тут же сидели или лежали или резвились в реке еще несколько островитян.

Позже он узнал, что Любава была веганкой – то есть не употребляла не только мяса, рыбы и яиц, но и не носила одежды из кожи и мехов и пользовалась специальным мылом, в котором отсутствовал животный жир.

И совсем иной была тоже приглянувшаяся ему девушка Чума – тоже ясноглазая, аккуратно подстриженная под мальчишку, в чистой белой майке и джинсах. Она появилась на Радуге всего на три дня.

В лагере постоянно, въезжая и выезжая, циркулировали люди. Ведь некоторые могли урвать от отпуска лишь несколько дней – большинство людей Радуги в отличие от хиппи-шестидесятников, учились или работали, и отнюдь не только дворниками и сторожами. Но вот Чума появилась – всего на три дня. Она так громко, торжественно и вместе с тем озабоченно-удивленно – видимо, сама с удивлением вслушиваясь в себя – оповещала всех про этот свой короткий, как сквозь пальцы пробегающий песком срок на Радуге, что все утешительно похлопывали ее по плечу и делились на ходу какой-нибудь самой веселой новостью. А поздороваться Чуме хотелось буквально со всеми. Она и с Годаром поздоровалась, протянув ему руку и, обняв его за плечи, сказала своим звонким, чистым голосом:

– Cлушай, пойдем со мной на тот берег, а? Приехать-то я приехала, но как теперь жить без хороших сигарет? Кстати, имей ввиду, что если я вовремя не вернусь, то начальник меня точно выкинет в этот раз с работы. Он, конечно, привык, что я исчезаю без предупреждения, но в этот раз он сказал, что это будет… как его?.. последний случай. Конечно же, Годар не смог отказать в столь трогательно поданной просьбе. На том берегу Чума принялась очень смешно разгонять комаров – она с удивлением разглядывала их непрерывные кружева в воздухе и от души хохотала совершенно как ребенок. Что не мешало ей материться, когда они приземлялись к ней на спину. Весь облик, речь и поведение Чумы были абсолютно детскими и поэтому мат в ее устах становился невинным – казалось, что Чума не понимает смысла многих употребляемых слов.

– И что мне теперь делать? Cо мной Умка не разговаривает. Уже два года. Я пыталась помириться с ней, но она делает круглые глаза и убегает, – со вздохом поделилась она с Годаром видимо нешуточно точившей ее внутри горестью. Он не думал, что Чума может быть так близко знакома – до драматической ссоры – с легендарной Умкой, про которую в лагере то и дело обменивались репликами на тему, приедет ли она в этом году на Радугу, будет ли ее большой концерт. Умка, – она же Аня Герасимова,– певица, лидер группы «Умка и Бронивичок», как и певица Ольга Арефьева, певец Александр Никольский были отнюдь не дорогими гостями, а дорогими и может быть самыми лучшими друзьями Радуги. Приехав, они ставили свои палатки там же, где и все, и так же, как и все – наслаждались обществом и природой, бродя время от времени от стоянке к стоянке. Еще Чума сообщила ему, что не понимает, куда делись одиннадцать тысяч рублей, которые дала на дорогу тетя? Она надеялась вернуться в Москву поездом, а теперь – вот те на, опять автостоп.

– Я еще стихи пишу, – мрачно добавила Чума под конец, – А тетя у меня хорошая: она редактор глянцевого журнала.

Но сколько не просил ее оживившийся Годар, признавшись, что и он литератор, почитать свои стихи, Чума оставалось абсолютно непреклонной и все больше мрачнела.

На прощание она опять торжественно приобняла его. И через три дня – такая отовсюду видная – покинула Радугу.

Нет, Бемоля – он жил в небольшом городке Богородицке в Тульской области, Человека из Электрички из Пензы и его связывала не дружба. Но на Кругу они старались держаться вместе, посещали одни и те же семинары, разбегаясь после по какими-то своим, только им одним ведомым дорожкам.

Семинаров же – обычно они проводились в первую половину дня, так как во вторую – начинались концерты – было так много, что приходилось многое пропускать. Впрочем, без сильного сожаления, так как они обычно были вводными, а Годар предпочитал вгрызаться в те или иные темы углубленно.

Организовать семинар мог любой – для этого достаточно было придумать тему, время и место сбора. А после – сделать объявление во время утреннего Собрания на Кругу. Каждое утро поляну на Кругу оглашали зазывающие кличи: – Приглашаем на семинар по ролевым играм! Место встречи – палаточный городок из Перми! Сбор – ровно в полдень!