Обет Ирены

Она научилась быть невидимой, смотреть в пол, не отвечать на грубость и не реагировать на сальные шутки охранников. Девушка, которая мечтала стать хирургом, умерла в том осеннем лесу. Осталась только оболочка, рабочие руки и пустота внутри.

Ее медицинские знания стали ее проклятием. Она видела страдания раненых, слышала их стоны по ночам. По одному лишь виду повязки или запаху, идущему от раны, она могла поставить диагноз.

Она знала, что вот этому парню с раздробленной ногой грозит гангрена, а тому, что тихо кашляет кровью в углу, осталось жить несколько дней.

Она знала, что им можно было бы помочь, если бы были нужные лекарства, если бы кто-то проявил хоть каплю заботы. Но здесь человеческая жизнь не стоила ничего. Раненых было слишком много, и они были лишь расходным материалом.

Женщина-врач, та самая, что отправила ее на кухню, иногда сталкивалась с ней в коридоре. Она смотрела на Ирену с холодным презрением.

– Что уставилась, полячка? – цедила она сквозь зубы. – Работай давай. Не на курорте.

Ирена опускала глаза и шла дальше. Она никого не ненавидела. Она ничего не чувствовала. Ее сердце, которое когда-то было «слишком близко ко всему», превратилось в камень. Так было легче выжить.

Зима сорокового года была лютой. В бараке, где они спали, стены покрывались инеем. Еды стало еще меньше. Иногда, дочищая котел после солдатской похлебки, ей удавалось соскрести со дна несколько разваренных картофелин. Это был пир.

Она видела, как люди вокруг слабели, умирали от голода, болезней и отчаяния. Но ее это не трогало. Она просто наблюдала, как бесстрастный зритель.