Тайна золота Колчака

С плеч рванул палач рубаху:

Кожа в клочья, мясо в кровь…

Атаман ему без страха –

Говорит, нахмурив бровь:

– Почему не мыта плаха,

Может лень царю служить?

Вытри кровь моей рубахой -

Ловок был поговорить.

И в бою не ведал страха,

И у плахи не дрожал,

Громко хвастался:– Я махом

Саблей голову снимал!

Умирал – не унывая,

Ни о чём не горевал,

Даже голову теряя,

Людям волю пожелал:

Не печалься, народ русский,

Стеньку песней поминай,

Не ходи дорогой узкой –

На широкой погуляй.

 ***

Я  пришёл дать вам волю,

К воле землю в придачу;

А счастливую долю,

Пусть подарит удача.

Не пристало народу

Жить по – скотски веками.

Завоюйте свободу

Трудовыми руками

За неё берут плату

В битве – жизнью и кровью.

Что решите, ребята:

«Хватит сил и здоровья?»

Сможешь выдержать дыбу,

Стерпишь пытку огнём,

Синяки и ушибы

От ударов кнутом?

Будет в случае краха

Не свобода, а смерть.

Лечь без страха на плаху

Нужно, братцы, уметь.

Я  пришёл дать вам волю,

К воле землю в придачу;

Или горькую долю,

Если бросит удача.

 ***

Свадьбу праздновать – обычай.

Пьян и весел атаман,

Возвратился он с добычей

Из чужих, заморских стран.

От добра  осели струги,

Волны плещут через борт,

Слух  о них по всей округе

Волга – матушка несёт.

Белой чайкою девица

В воду волжскую летит.

«Веселей гуляй станица!

Этот грех мне Бог простит.

А теперь, айда в столицу!»

Видно, Бог ума лишил,

Смерть красавицы – девицы

И гордыню не простил.

Кто – то Разина осудит,

Я, зря хаять, не хочу:

Удаль есть, была и будет

Лишь героям по плечу.

***

Рождение русского флота

Тут рявкнули пушки, как тысяча львов

И люди увидели диво!

На резком ветру между двух берегов

Флаг русский плескался игриво.

Впервые российский корабль проплывал

По Тихому вольному Дону.

Дон синей волной ему днище ласкал,

Знал, будет опорою трону.

А первый корабль паруса поднимал,

Пётр Первый стоял у штурвала,

Он был на все руки, пилил, и ковал,

И мог заменить адмирала.

Донская волна тихо плещет о борт,

Царь – шкипер от радости пьяный.

Ему и без флота хватает забот,

Но флот, был и будет желанным.

И Меньшиков рядом, хитёр, вороват,

Но верность его беспримерна,

Царю поднёс кубок и крикнул:– Виват!

Корабль получился отменным.-

Тут рявкнули пушки, как тысяча львов

И люди увидели диво!

На резком ветру между двух берегов

Флаг русский плескался игриво.

Когда насочиняю на целую книгу, тогда прочитаю стихи друзьям. Вот Вера удивится.

Весною мы время зря не теряли, читали, написанные советскими писателями, книги. Я был в восторге от Шолохова. Наступил конец марта. С утра пошёл в библиотеку, где меня ждали друзья. На дороге снег посерел и осел. Следы саней и машин, местами, протаяли до земли. С крыш свисали сосульки, похожие на отлитые из хрусталя бивни моржей. Им было жарко, они потели на солнце, капли нависали на остриях, созрев падали, пробивая глубокие дырки в снегу. Но настроение у меня было плохое. Я был возмущён до глубины души. Накануне прочитал в газете, что нашлись люди, усомнившиеся в авторстве «Тихого Дона». Спешил поделиться этой вестью с друзьями, не сомневался, что они меня поддержат. Завистники писали, что писатель нашел рукопись в полевой сумке убитого белогвардейца и присвоил ее себе. Подобную чушь, скорее всего, придумали враги советской власти. Пожилые корифеи литературы не могли перенести того, что такая книга написана молодым автором, не окончившим литинститут. Было много слухов, документальных подтверждений им не было. С толку сбивала книга Голоушева «С Тихого Дона» – небольшой сборник путевых очерков. Название было похожим, но талант автора не сравним с гением Шолохова. Друзья сразу увидели, что я возбуждён. Вера спросила:

– Ты с кем – то подрался? Всклокочен, как мартовский кот.

Я поделился с ними своим возмущением

Слышавшая всё Ольга Владимировна поддержала меня:

– Завистники хотят потушить, взошедшую звезду русской литературы. Не позволим!

Я сел писать открытое письмо завистникам и клеветникам, пытающимся опорочить великого писателя. Я писал:

Почему такие потоки клеветы, ненависти обрушились именно на Шолохова и его великий роман? Бездари не могут смириться с тем, что талант дар природы, его образованием не заменишь. Не даёт им покоя мысль, что лучшие романы прошлого века написаны в России. Врождённая гениальность – необработанный алмаз, который образование шлифует, превращает в бриллиант. Но ни один университет не может из бездаря – графомана сделать талантливого писателя, хоть сто лет учи. И Лермонтова завистники ненавидели за талант.

Нет среди наших современников, писателя с такой зоркостью, наблюдательностью и звериным обонянием, как Шолохов. Перечтите описания хуторов, природы они восхищают. Образы, метафоры свежи, ярки, неповторимы, порою, ошарашивают своей неожиданностью. Чувствуется, что не прошёл человек университет и читал не много, не привык к стандарту интеллигентских сравнений. В каждой фразе здоровый крестьянский дух. Складки у губ по Шолохову чёрствые у классиков – суровые, резкие, глубокие. Выстрелы – рассыпаются лузгой, придорожник – живущой, у горы хребтина, нос коршунячий, звёзды зыбятся, ветер из– под туч, туман ходит на дыбах … Читайте:

«В садах жирно желтел лист. От черенка наливался предсмертным багрянцем, и издали похоже было, что деревья в рваных ранах…жирно желтел, предсмертным багрянцем! У кого ещё можно найти подобное? А вкрапления юмора: Отец Григория едущий пьяным из гостей, утопивший в проруби лошадь и бросающий следом кнут, разве это не прообраз Щукаря из «Поднятой целины?».

Спорить нет смысла, ясно, что автор великого романа – Шолохов.

Мы поставили подписи свои и отправили письмо в журнал «Октябрь».

К сожалению, оно напечатано не было. Но совесть наша была чиста, мы не промолчали, не дали оскорблять гениального писателя. После этого письма, меня потянуло на прозу. Мне нравились рассказы об отношениях человека и с животными: рассказ Чехова «Каштанка» и «Белый клык» Джека Лондона. Мы были воспитаны на подвигах красных конников, поэтому я главным героем своего рассказа выбрал жеребёнка. Сначала я долго мучился, не знал о чём писать, потом вспомнил, как мы ездили в ночное, как купали лошадей в реке и дело пошло я написал свой первый рассказ «Непобедимый».

Рассказ писал ночами и каждую свободную минуту днём. Когда рассказ был закончен я, решив отдохнуть, предложил Якову съездить на охоту.

Полюбуемся тайгой, отдохнём от города, добудем дичь и устроим пир горой. Моя бабушка умеет так приготовить глухаря, что вкус его во – век не забудешь, Она делает необыкновенную приправу из брусники и особый морс из клюквы. Вкуснотища! Ещё, я обожаю пельмени из оленины, строганину из лосятины и хариус слабого посола, с душком, но вкуснее всего строганин из печени лося – это слаще шоколада. У меня слюнки потекли от аппетита.

– Яков, оказывается, ты поесть любишь больше, чем на самолётах летать. Засмеялась Вера.– Я пойду с вами.

– И будешь убивать птичек, зайчиков и лосей?– удивился Яков.

– Никогда! Стрелять в такую красоту? Как вы могли. Слушайте:

Глухарь

Закатив глаза и выгнув бровь,

Он поёт, забыв про всё на свете,

Нет прекрасней песни на планете,

Чем его, про верность и любовь.

Среди сосен, по краям болот,

Режет снег крылом, как пахарь плугом,

Песнями зовёт свою подругу,

Верит – обязательно придёт.

Бровь алеет, нимб украсил грудь,

Веер хвост, вверх вытянута шея,

Он  поёт смелее и смелее,

Я застыл, боюсь его спугнуть.

Я лучше всю жизнь на сухарях и воде сидеть буду, чем убивать такую птицу.

– Такая и в самом деле будет сидеть на хлебе и воде. Настоящая кержачка – подумал я.

– Тогда сиди дома и изучай рецепты моей бабушки. Охота дело мужское – трудное и опасное. Не всякий на кабана пойдёт, тем более на медведя.

Решили идти в субботу, после школы. Вечером подготовили всё необходимое: лыжи, ружья, патроны, еду, одежду. Ночевать решили в заимке Яшиного деда – профессионального охотника, добывавшего пушнину и мясо на охоте, рыбу на рыбалке. Он месяцами жил в тайге. После школы мы с Яшей пообедали, переоделись и на лыжах отправились в тайгу. Лыжи скользили плохо, поэтому мы быстро вспотели, но шли бодро, мышцы радовались нагрузке. Высокие ели уже стряхнули снег с ветвей, стояли густым, непроходимым частоколом вдоль дороги. Пришли на заимку, когда стало смеркаться. Солнце коснулось вершин елей. Первым делом запасли сухие ветки для костра. Костер разожгли, когда уже совсем стемнело. Искры фейерверком взлетали в черное, холодное небо, потускнев падали к нашим ногам, как рыжие, сорванные осенним ветром листья. Пляшущее, зубчатое пламя костра рождало вокруг нас прыжки тьмы и света. Казалось, они боролись за место у костра. В котелке сварили пшённую кашу, заварили чай, ужин получился на славу. Пока мы ели и пили чай, над головами ухали, охотясь на мышей совы. Яков зовёт их светофорами за горящие в темноте глаза. Решили долго не засиживаться, чтобы встать пораньше. Спали в домике, хорошо протопив печь. Усталость заглушила плохие мысли, беспокойство утихло, уснуло вмести с нами. Ночью я проснулся от холода. Подбросил сушняка в печку, согрелся и снова уснул. Когда, проснувшись, открыл глаза, то увидел, что угли в печке ещё мерцали, раздуваемые порывами, набиравшего силу ветра. Казалось, что они подмигивают мне красными зрачками, с голубоватыми крапинами синих огоньков. Я разбудил Яшу, спавшего богатырским сном. Позавтракав бутербродами, попили чай и пошли искать добычу. Зайцы наследили в снегу, но на глаза нам не попадались. Между елей мелькнула рыжая лиса, белки прыгали по ветвям, не обращая на нас никакого внимания, словно знали, что их шкурки нас не интересуют.