Амир. Часть II

Дегустация соков плавно перешла в ужин, который тоже сопровождался комментариями Алекса о наличии полезных веществ в поданной нам еде. Мы с Мари пришли к выводу, что полезное не обязательно вкусно, а вкусное бывает совсем не полезно. И продолжали веселиться.

Уже поздним вечером мы стояли с ней на балконе, и Мари призналась, что никогда не была так счастлива, как сегодня. Я обняла её и тоже призналась:

– Мне очень хорошо с тобой.

– Правда?

– Очень-очень. Ты же ещё не уедешь?

– Не знаю. Отец сегодня был… так строг непонятно почему и так сердито сказал что-то Вито, он даже побледнел и сразу ушёл. Ты не знаешь, что случилось?

– Нет, ты же была со мной, а потом я просто лежала, отдыхала.

Мне пришлось отвернуться от неё и сделать вид, будто рассматриваю что-то в стороне. Не должен был Амир так рассердиться на свою дочь из-за того, что я увидела их с Люси, сам продемонстрировал свои чувства к ней. Мари совсем в этом не виновата. Или он не хочет, чтобы я с ней общалась? Значит, завтра он её отправит куда-нибудь, особенно посмотрев записи с нашим весельем.

Но на следующее утро Мари разбудила меня радостным известием, что Амир разрешил ей остаться ещё на один день – она уедет только завтра.

– Амир вернулся?

– Да, они разговаривают с Алексом, Вито тоже с ними.

Во время завтрака мы вспоминали лекцию Алекса о полезности продуктов и опять развеселились. Когда зашёл Вито, я предлагала Мари в обед попробовать что-нибудь перемешать и уточнить у Алекса степень полезности в этом варианте. Например – манго с мясом. Вито лишь улыбнулся и сказал, что вода в заливе достаточно тёплая и нам можно искупаться. Мы с Мари только переглянулись, а Вито добавил, что в залив можно выйти из моей комнаты и купальник для Мари в моей гардеробной. Немного придя в себя, я уточнила:

– А дверь открыта?

– Да.

И показал маленький пульт, значит, он может открыть выход в море в любой момент.

Когда мы с Мари переоделись, Вито проводил нас по лесенке в стене, и мы оказались на небольшом огороженном пляже из мелкого белого песка, совсем не там, где резвились вчера. И где Амир гулял с Люси. Где-то вдалеке виднелись скалы, в этом месте залив был шире, но глубина соответствовала требованиям хозяина гарема. То есть, как в кино – вам по шею будет. Утонуть практически невозможно, если ещё добавить Яну на страже, Вито на берегу и тёмные пятна боевиков на скалах.

Я запретила себе как-то оценивать поступки Амира, буду радоваться присутствию Мари, петь песни по приказу Фисы и жить. Не обращать никакого внимания на хозяина гарема, пусть занимается своими делами. А я буду плавать в тёплом море, смеяться и есть мешанину из еды вопреки советам Алекса.

Всё же Яна достала нас из воды. Мы плавали, ныряли, брызгались и смеялись просто так, от радости. Уговоры Вито не помогли, мы только чаще стали прятаться под водой и пугать его утоплением, поэтому он что-то сказал Яне, она оказалась в воде и строгим голосом потребовала выходить – скоро уже обед. Мари кивнула ей, я пообещала, но из воды не вылезли. Тогда она подхватила меня на руки и оказалась на берегу. Мари ничего не оставалось, как выбраться самой.

После обеда выход к морю был закрыт. Мы опять устроились на диванчике, и Мари разучивала песни, которые я пела вчера. Разучивала – это не то слово, она их сразу стала петь, только повторяла моё исполнение, и я сразу ей заявила, что пою неправильно, надо прослушать в настоящем исполнении. Мы позвали Вито, и он исполнил их так, что я стала краснеть при первых же звуках. Потом он спел те песни, которые я озвучивала, иначе это назвать нельзя, а Фиса ему не разрешала мне помогать.

– Вот, Мари, ты лучше его слушай, меня не нужно.

Вито со мной не согласился:

– Ты хорошо поёшь, только немного неуверенно, не позволяешь себе петь.

– Вито, да мой ор …от него в горах эхо спряталось, а ты говоришь – не позволяю.

Как они меня не уговаривали, я больше петь не согласилась, и Мари разучила с Вито ещё несколько песен. Не согласилась петь и Яна, хотя слушала очень внимательно, и вся напрягалась, всем телом ощущала звучание.

Ужинали мы под комментарии Алекса, так как исполнили свою угрозу и перемешивали еду во всяких вариантах. Мари даже решила разрешить детям в школе самим выбирать сочетания еды, может это поможет в излечении некоторых заболеваний. Предполагаемая реакция Фисы нас рассмешила, и мы опять много смеялись.

Мы стояли с Мари на балконе и смотрели на звезды. Я обняла её и призналась:

– Мари, я так рада, что мы вместе провели эти дни, ты очень помогла мне.

– Я тебе помогла?

– Да, без тебя я бы не справилась.

– Рина… скажи, тебе сложно с отцом?

– Сложно.

Я решила быть откровенной с этой мудрой девочкой – ей самой с Амиром тоже явно непросто. Судя по рассказу самого Амира, он и до своего изменения не занимался дочерью, девочка из гарема его явно не интересовала, да и её мать тоже. А потом он получил в дочери уже почти взрослую и очень самостоятельную девушку. Фиса права – слишком много на него сразу свалилось совершенно для него непривычного, я в том числе.

– Он старается… очень сильно из-за тебя переживает. Отец так боролся со своей жаждой, не хотел подвергать тебя опасности. И сейчас боится за тебя, что с тобой может что-то случиться.

Я отвернулась и сжала губы – ну да, старается, боится, видите ли, чуть не довёл меня до очередного оледенения. Но этого девочке знать совсем не обязательно.

– Всё будет хорошо, ты не переживай. Я всё сделаю как ему нужно.

– Рина!

Она лихорадочно обняла меня, прижалась и прошептала:

– Ты самая лучшая, мне с тобой так… так ни с кем не было, ты всё чувствуешь, с тобой весело… отец всё понимает… только сам не умеет.

– Мари, девочка, ты такая удивительная…

– Это ты удивительная, самая-самая, я так хочу, чтобы вы с отцом… всегда рядом, вместе, он с тобой другим стал… он смотрит на тебя и улыбается. Я таким его никогда не видела до этого…

Она замолчала, поняла, что проговорилась, а я лишь улыбнулась – конечно, смотрит в свои камеры, наблюдает за своей суженой, понять пытается. И использовать.

– Мари, ты не бойся ничего, он уже получил свою силу, будет жить долго и счастливо.

– Я хочу, чтобы вы вместе жили, ты нужна нам всем, отцу больше всех… и мне нужна.

– А ты мне как нужна… у меня тоже никогда так не было, так хорошо, как с тобой. Ты приезжай чаще, будем секретничать и петь песни. И Фису привози, когда она меня ругает, у меня песни лучше получаются.

Мы засмеялись, и я погладила её по светлой головке.

– Ты красавица, на балу была самой красивой, небось, отбою не было от кавалеров?

– Мне так понравилось танцевать, я не думала, что сумею. А посмотрела, как другие танцуют, как вы с отцом танцевали и получилось.

Мы ещё долго с ней обсуждали подробности бала. Мари рассказала по секрету, какие молодые люди её приглашали, но особенно никто ей не понравился, ясно, что с Вито никого даже сравнивать нельзя. На прощание Мари мне пообещала чаще приезжать, если, конечно, отец позволит. А я высказала надежду, что уговорю его навестить их с Фисой в школе.

На следующий день я проснулась с мыслью, что пора уезжать, раз Мари уехала, в замке без неё уже не может быть того состояния радости, которое она вносила собой, своей детской непосредственностью и чего от себя скрывать – своим отношением ко мне.

Амира не было весь день, Вито сказал, что он уехал и будет только вечером. Купаться в заливе меня тоже не отпустили, туда приплыли какие-то хищные рыбки, которые могут сильно покусать. Я так демонстративно усмехнулась, что Вито показал мне картинку в книге о рыбах местных вод. Так себе рыбка – ничего страшного.

Я гуляла по залам замка и размышляла. Невозможно внести человеческие отношения в нечеловеческий мир. Мне никогда не понять Амира, потому что я человек, не просто человек, а женщина. В обычной человеческой жизни я не могла понять мужа, а что говорить о таком, как Амир. Что бы сделал мой бывший в подобной ситуации? Да то же самое! Начал чувствовать – сразу во все тяжкие, перепробовать всё, чего был лишен, особенно, если диета длилась сотню лет. А жена значения никакого не имеет, принесла продукты, чисти картошку и молчи. Продукты, в смысле энергию я Амиру принесла, вручила, а теперь на кухню, в данном случае в будуар, хорошо, хоть картошку чистить не надо.

Интересно, а как жили эти, которые на портретах? Тоже, наверное, со своими страстями – явно женились по требованию родителей, по расчёту: кто богаче, та и будет невестой, или по политическим мотивам. У Амира расчёт жизненный, ему деваться совсем некуда было, сам в агрессии, жажда крови мучает, а по моей добровольности всё быстрее получается. Да ещё и Фиса с жестоким требованием.

Рассматривая море с балкона, я очередной раз твёрдо решила, что никак на поведение Амира, его чувственное восстановление на стороне реагировать не буду. Но тут же поняла – вряд ли получится, если только не посадит в будуар, а сам исчезнет на века. Даже удивилась своей реакции, а собственно, чему удивляться? Всегда была холодной рыбой, недвижимой скалой без эмоций, а тут от одного поцелуя – вулкан в организме, от прикосновения – пламя в крови. Вот наивно и понадеялась, что на самом деле нужна, тело победило разум. И Фиса со своими разговорами о спасении мира, мол, от тебя всё зависит. Теперь уже не зависит – другую нашёл, а может, уже не одну. Вот пусть они мир и спасают.

А чему я, собственно, возмущаюсь? Мне же за всё заплатили – драгоценностей коробками, даже прилюдно полкило взвесили, замок подарили, да счета с зеро. Ноль, вот и нашла слово, которое всё обозначает, всё означает ноль, пустота. На самом деле все наши отношения и есть зеро.

Лежание на постели новых мыслей не принесло, купание в бассейне тоже. Так и прошёл весь день, пустой как зеро.

В обед я на глазах Алекса и Яны перемешала всю еду, которую мне подали, в одну кучку, поковырялась в ней и объявила – такова жизнь. Яна предложила поднять настроение песней, но я так им «Ворона» спела, что Алекс побледнел. Только чтобы что-то сказать, я спросила:

– Рыбки уже уплыли?

– Нет, в заливе ещё нельзя плавать.

Но при этом так странно на меня посмотрел, что я заподозрила неладное – совсем не в рыбках дело.

– Говори.

– Ничего страшного, но выходить за пределы замка тебе не стоит.

4

Амир пришёл на балкон, когда я грустно рассматривала звезды.

– Добрый вечер.

– Добрый… может и добрый.

Вся моя решимость быть спокойной и благоразумной рухнула в одно мгновение. Я вся сжалась и опустила голову – что бы ни сказал, рта не открывать. Амир молчал долго, я смогла сделать вид, что смотрю на море. Наконец, он спросил:

– Ты хочешь ещё остаться?

– Нет, можно ехать.

– Тебе понравилось?

– Да, здесь было хорошо. И Мари приезжала.

– Вы красиво пели.

– У неё очень хороший голос, красивый и сильный.

– Без тебя она не пела.

– Её Фиса научила. Мы завтра поедем?

– Да.

– Хорошо.

Я развернулась и хотела уйти с балкона, но Амир подхватил меня на руки и прижал к себе:

– Рина…

Приложив палец к его губам, я сказала, чётко произнося слова:

– Ты во всём прав. Не нужно ничего объяснять. Отпусти меня.

Глаза из голубых стали чёрными и сощурились в жёсткой усмешке. Я убрала палец и опустила глаза.

– Ты простила меня?

– Мне нечего тебе прощать.

– Гарем?

– Гарем.

И сразу мы оказались в моей комнате. Но Амир не отпустил меня, встал перед постелью и спросил никаким голосом:

– Значит, гарем?

Мои нервы не выдержали напряжения последних дней, и я крикнула:

– Гарем! Хватай, рви на части, используй, делай, что хочешь! Убей меня! Ты всё получил! Всё! Теперь уже можно убить! Ненавижу тебя! Отпусти меня! Не смей!

Я пыталась вырваться из его рук, стучала по груди кулачками, а он не отпускал, только пытался прижать меня к себе.

– Отпусти! Иди к ним! Перед тобой весь мир! Всё твое, всё для тебя! Мне только умереть! Ненавижу! Закон прав!

– Амир!

Как оказалась на руках Вито и куда делся Амир, я не поняла – пришла в себя на балконе. Прохладный ветер шевелил волосы и звезды ярко светили на тёмном небе. Огромная луна безразлично смотрела на меня своими таинственными пятнами и ни о чём не думала. Я тоже не буду думать.

– Рина, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

– Амир ушёл.

– Его право.

– Рина…

– Его право – он хозяин.

– Он тебе не хозяин.

– Хозяин.

Вито не стал спорить, лишь покачал головой, но тут же пожалел об этом.

– Вито, тебе не нужно меня спасать, не рискуй больше собой. Не думай обо мне и не переживай. Я лишь вещь из гарема.

– Рина…

– Причем вещь очень дешёвая. Сколько стоит литр крови для вас? Явно не очень дорого. Неси меня в лабораторию.

– Зачем? Тебе плохо?

– Мне хорошо. Мою кровь в колбочки переливать будем.

– Никто не будет…

– Будет. Ты и будешь. Или Сережу позовём, он талантливый мальчик, уже детей лечит. И ты лечишь. Ты собой больше не рискуй и Яну в обиду не давай. Мари. Она его дочь, он её не тронет. И Сережу не тронет, потому что его королева нашла и к нему послала, а тебя может убить из-за меня.

– Не убьёт.

– Это пока я есть, а потом сможет, придумает, все твои грехи вспомнит и убьёт.

– Когда потом?

– Когда меня не будет.

И тут железная выдержка Вито сдалась – он крикнул:

– Не смей так говорить!

– Теперь ты меня бить будешь?

– Буду! Пороть, Фиса права – только пороть.

А сам только вздохнул и сильнее меня к себе прижал.

– Вито, ты на меня не сердись.

Я погладила его ладошкой по широкой груди.

– Понимаешь, закон прав, на самом деле прав. Амир не виноват, что вождём родился, и его так воспитали, а потом шестьсот лет так жил. И я не виновата, что такая на свет уродилась, что мужа не понимала, всё неправильно делала. Это же случайность, что я ему попалась, не повезло ему.

– Не случайность, в тебе…

– Я знаю, что во мне всё собралось. Поэтому закон прав – я должна умереть.

– Не должна.

– Пойми, я тоже не сразу поняла, ты меня слушай. Я всегда забываю, что вы так от крови зависите, Амира не понимаю, как ему тяжело со мной. Не понимала, что не чувствует ничего – я ведь сама чувствую. И сегодня скандал устроила, а он прав, понимаешь, прав, ему каждый момент надо чувствовать. А со мной что? Ему на меня приходится оглядываться, а это неправильно – он жить должен, жить полной жизнью. А я всё равно умру, днём раньше днём позже, это для вас как день, мои годы. Поэтому, какая разница, мне только надо успеть всё отдать.

– Ты будешь жить.

– Буду, но вряд ли долго. Пошли в лабораторию.

Но Вито в лабораторию не пошёл, отнес меня в комнату и уложил на постель.

– Отдыхай.

Всю ночь мне казался Амир: то стоял у постели, то держал меня за руку. Я открывала глаза, и никого не было. Но каждый раз просыпалась, как только появлялось ощущение присутствия. Утром я встала разбитая на множество осколков от своих мыслей и недосыпания.

Купание настроение не улучшило, было стыдно за истерику перед Амиром и Вито. Яна только посмотрела на меня с грустью, и мы обе долго вздыхали. Уже в столовой, а кроме нас больше никто не появился, Яна вдруг подошла ко мне и взяла за руку, неожиданно встала на колени.

– Яна, встань немедленно!

– Рина, я всё слышала. Ты нужна нам, ты такая удивительная… мы людей не знаем, существуем в своём мире и не понимаем вас. Прости.

– Ты что, как ты можешь такое говорить! Ты мне так помогаешь, я без тебя уже сто раз бы пропала. Яна, я вздорная тётка, из-за которой ты теперь вынуждена отвечать перед Амиром, а кто же сможет предположить, что я выкину! Немедленно встань!

Яна встала и очень серьезно сказала:

– Я навсегда запомнила твои слова, что мы женщины и многое можем. Я почувствовала себя женщиной, а не бойцом.

– Вот и правильно! Ты прекрасная женщина, удивительная, такой всегда и оставайся, ты…

– Свободна.

В дверях стоял Амир, и, хотя взгляд был светлым, лицо говорило само за себя. Яна несколько долгих секунд ещё подержала мою руку в своих ладонях, а потом исчезла. А я опустила голову и сложила руки на коленях, соответствующий вид при появлении хозяина. И всё-таки, что со мной творится?

– Прости меня.

– Мне не за что тебя прощать.

– Я хотел, чтобы ты ревновала меня.

– Ревновала? Зачем?

Я не удержалась в изображении покорности и подняла на него глаза – Амир стоял передо мной и смотрел со своей высоты ярким голубым взглядом.

– Ревность очень сильное чувство.

– Чувство? Ты специально…

– Да.

Мгновенным движением он встал на колено и взял меня за руку.

– Ты так спокойно отнеслась к моему танцу с Люси, что я подумал… тебе всё равно. Решил проверить.

У меня получился только шёпот:

– Проверил?

– Да. И должен признаться, что прикосновения к её коже… её смех, радость от моего присутствия тоже доставили своеобразное удовольствие.

Пощёчина звонко прозвенела в столовой, а я лишь подумала – надо же, кожа у него оказалась тёплой и мягкой. Первая в моей жизни пощечина мужчине: ты получил удовольствие, а я тоже, и почти радостно посмотрела в яркие глаза Амира. Только рука побаливала, сильный получился удар, и я потрясла ею, стала растирать, даже дунула на пальцы.

Голубизна глаз светилась так, что, казалось, затмила собой всё вокруг, Амир приблизил своё лицо к моему, будто в ожидании следующего удара. Он подставлял себя, а губы чуть раскрылись как алые лепестки и подрагивали в ожидании. Я вдавилась в спинку стула и, защищаясь от этого взгляда, протянула пальцы к его губам. Той руки, которой ударила. Амир коснулся их горящими губами, и я медленно убрала руку, спрятала за спину. Он опустил голову и хрипло спросил:

– Ни пощёчины, ни поцелуя?

Я отрицательно помотала головой и так же хрипло ответила:

– Нет, я не прошла… проверку… мне всё равно… на тебя.

Ледяная стрела пронзила сердце, и я вздрогнула, схватилась за него, но не успела – оно остановилось.

Кругом был лёд, и я состояла из льда, из множества колючих ледяных звёздочек, их острые лучики пронзали меня, разрывали тело и вырывались в ледяное пространство. Яркий свет отражался на их гранях, сверкал голубым холодом. Звёздочки летали в Пустоте, заполняли её собой, образовывали Ледяную Пустоту. Наконец, вихри блистающих ледяных граней объединились в один сплошной поток, несущийся в Ледяной Пустоте к Ледяной Звезде. Она ждала их, протянула к ним свои ледяные протуберанцы, готовые принять, втянуть в себя, в своё ледяное нутро, а потом создать из них новую Ледяную Звезду.

И вдруг появилась волна, похожая на свет утреннего неба, встала на пути ледяного вихря почти перед самой Ледяной звездой, растеклась по пространству и прикрыла протуберанцы, не дала им возможности коснуться звёздочек, завернула их в себя. Волна цвета зари собрала их в единый сверкающий голубой шар и закрутилась в собственном вихре, постепенно меняя свой цвет на жёлтый, наполненный солнцем и теплом. И ледяные звездочки стали таять от этого тепла, ручейки растекались по поверхности голубого шара, он постепенно исчез в потоке чистой прозрачной воды.

Солнце светило своими лучами, обволакивало меня теплом и тихо нашептывало:

– Твоя любовь всё может, сила в любви, только она может рассеять темноту. Только любовь, верь ей.

Но в моём сердце остался кусок острия ледяной стрелы, который не растаял, не поддался теплу, не растёкся ручейком, и сердце не понимало слов солнца.

Я пришла в себя, резко открыла глаза и увидела Яну, Вито и Алекса. Яна отпустила мою руку и вскрикнула:

– Рина!

– Всё хорошо, Рина, всё хорошо, только не двигайся, молчи.

Алекс тронул мой лоб и покачал головой:

– Что-то не так, Вито, убери камни.

Поведя глазами, я увидела, что лежу на столе, а на мне корсет моего бального платья, сразу почувствовала тяжесть и прошептала:

– Тяжело…

– Рина, только из рук не отпускай.

Вито снял корсет, я облегченно вздохнула и повела пальцами, оказалась, что мои ладони полны крупных камней, очень горячих и тяжёлых. Я попыталась подвигать руками, но Яна сразу накрыла их своими ладонями и быстро заговорила:

– Рина, их пока нельзя убирать, в тебе мало энергии, потерпи.

– Туфли поправь, одна упала.

Алекс держал ладонь на моём лбу, и от его руки шло тепло, оно доходило до сердца, но не проникало в него, уходило дальше, лишь едва коснувшись ледяной оболочки. Яна поправила туфлю, съехавшую с моей ноги, но тепло Алекса так и не достигло моего сердца.

Меня всю обвесили драгоценностями, даже на голову нацепили много украшений, завернули в несколько одеял как подарок, и Вито взял меня на руки:

– Мы немного полетаем.

– Самолётом?

Я разговаривала с трудом, почти шёпотом, и, хотя Алекс грозно требовал молчать, иногда изрекала что-нибудь.

– Самолётом.

– Сразу?

– С крыши.

– Не уронишь?

Он улыбнулся, вспомнил мой вопрос в один из первых дней моего присутствия в ковровом дворце.

– Не уроню.

– Закрой глаза.

Алекс коснулся моего лба, и я уснула.

Меня разбудил голос Фисы – громкий, полный ярости и негодования:

– Ирод! Погубить захотел, мечта говорил единственная, а сам сердце разбил, на кусочки рассеял! Крови тебе мало, жизни светлой! Ниточки не осталось, чтобы вернуть, только лучик один, глазки ясные закроет и его не будет! Из-за шалавы подзаборной, куклы соломенной свет потушить во всём мире тёмном, нет тебе прощения во веки веков! Птица наша святокрылая темень твою чёрную на себя взяла, муки терпела, которые никому не пережить, только бы душу твою мерзкую спасти, волю тебе дать, свет хоть краешком глаза увидеть, а ты…

И Фиса такое сказала, что я даже зажмурилась и хихикнула, вот уж не ожидала услышать такие слова из её уст. Она тут же и меня приструнила:

– А ты молчи, тебе слова нет, и ты виноватая, посмела из-за этого…

Слова повторились в том же порядке с добавлением подробностей, от которых я даже одеялом прикрылась, не на шутку Фиса разбушевалась.

– Сгинь с глаз долой, иди к своим…

И опять с конкретным объяснением – к кому и зачем нужно идти Амиру, глаз я не открывала, но сразу поняла, для кого предназначена её грозная речь.

– Да смотреть не смей в сторону спасителей! Если бы не они, не их свет да любовь, погибель уже была вам, тебе веры нет теперь, а значит и помощи для мечты твоей от тебя! Единожды даёт Матушка-земля такое счастье, да ты сам всё потерял, своими руками погаными оборвал ниточку, которая тебя с мечтой связывала! Второго такого раза не будет!

Наступила тишина, в которой было слышно только тяжелое дыхание Фисы. Я зашевелилась и скинула одеяло с лица, но посмотреть на Амира не успела, грозный окрик Фисы заставил сразу зажмуриться:

– Не смей свет свой на него обращать! Тебе даже вздохнуть с ним одним глотком нельзя! Раз не сумели уберечь, растеряли по глупости своей дар бесценный, обиду нанесли Матушке-земле, так и быть вам врозь! Сгинь в свою темноту, не являйся, покуда не позову!

Последнюю фразу Фиса сказала тяжёлым тягучим голосом, как будто скинула Амира в бездну, дверью чугунной вход прикрыла, да калёным железом печать установила.

Прошло много времени тяжёлой тишины, я так и не посмела открыть глаза без разрешения Фисы, только слушала её взволнованное дыхание. Наконец, послышался её уже почти спокойный голос:

– Витёк, зайди, говорить буду.

Через мгновение голос Вито ответил:

– Слушаю тебя, Фиса.

– Ты ирода сопровождай, да Машу с собой возьми, перечить не посмеет, моё слово для него теперь закон неизменный, знает – если ослушается, то и конец всему сразу наступит. Машенька девонька мудрая, сумеет слово правильное сказать, душа чистая, темнота её ещё не коснулась, она ему помощь сейчас.

Она помолчала, а потом со вздохом добавила:

– Витёк, ты вот что, скажи ему о себе, правду скажи, да о Маше не молчи, знать ему надо, сейчас тебя понять. Ежели сможет, то и надежда какая появится.

Я едва расслышала слова Вито, так тихо он сказал:

– Ты знаешь…

– Дак женщина я, хоть и ведьма старая. Рина небось тоже догадалась, изреки, можно уже.

Вито стоял бледный, с опушенными глазами и сжатыми в кулаки руками.

– Догадалась. Мари… она… верит тебе.

– Зело правду говоришь, вера она основа всего, есть вера, значит и всё будет, коли нет её, так и зачинать нечего.

Фиса подошла к нему, посмотрела снизу вверх:

– Только ты сейчас ироду помочь сможешь. Ты тоже силу свою осознать должен, велика она, больше, чем знаешь о себе, а с Машей ещё и свет к тебе пришёл, вам и тьму рассеивать, да себя познавать каждым мгновением. Иди, далеко небось ирод-то успел…