Однажды в библиотеке

– Света? Привет! У тебя всё хорошо?

– Здравствуйте, Изольда Эдуардовна, – ответила девушка. – Ну… не совсем. Простите, пожалуйста, я хотела вернуть вам тот листок. Но… вы не поверите. В общем, я случайно пролила на него молоко. Пыталась высушить феном, но в квартире замкнуло проводку. Свет погас. В темноте я ударилась о кровать и сломала палец на ноге. А мой кот, пока всё это происходило, сжевал половину листка. Потом, правда его тошнило всю ночь. Представляете?

– Так, значит, ты сегодня не придёшь? – уже зная ответ, спросила я.

– Я сейчас в больнице. Мне гипс наложили. Но от листка там осталось не очень много. Я вам его обязательно привезу, как только смогу.

– Сожги его, Света. Сожги, а пепел выброси. Ты меня поняла? – Я постаралась вложить в эти слова всю силу своего убеждения.

– Поняла. Хорошо. А вы… вы сказали, что в полицию заявите.

– Не заявлю. Пусть это будет наша тайна. Но листок сожги обязательно.

– Обещаю, – сказала она, и я не почувствовала лжи в её голосе.

– Ну вот и ладненько, – сказала я на прощание и, погладив сидевшего рядом чёрного кота, подумала: «Вот теперь всё хорошо!»

Изданная ещё до революции в Российской империи под официальным названием «Лунная вуаль» книга якобы являлась переводом одной из работ Папюса, хотя истинное авторство доподлинно не установлено. Разумеется, Папюс или кто-либо из его современников не имел ни малейшего отношения к авторству формул, диаграмм и знаков. Они могли лишь собрать эти знания и с помощью художественных текстов замаскировать под обыкновенную книгу, которая на первый взгляд не будет казаться чем-то значимым для умов непосвящённых.

Мало кто знает настоящую историю «Лунной вуали» и почему её именуют Гижигинской Книгой… Этого города давно уже нет на карте, как нет и его жителей. Все они сгинули от страшного мора – то ли чумы, то ли ещё чего похуже, этого вам теперь уже никто не скажет, – вспыхнувшего году этак в 1927-м, если я правильно помню. Но мы-то знали, что это было. Знали, какое проклятие выпустил на волю местный Круг, прежде чем навсегда покинуть город. Я тогда была ещё совсем молодой, неопытной, хотя уже посвящённой.

Мёртвых сожгли вместе с самим городом, и теперь место это проклято и забыто. Осталась только книга в кожаном переплёте. Таких книг было отпечатано в Гижигинске всего девяносто девять штук. Они печатались в тайной частной типографии. Большая часть была утрачена, несколько находятся в частных коллекциях. Но в переплёте из человеческой кожи были только Девять из них. И одна сейчас хранится в нашей государственной библиотеке. И покуда я здесь, я буду хранить её. А потом на моё место придёт другая. Эти Девять – они особенные, потому что у них есть своя воля. Думаешь, я храню эту книгу от людей? О нет, я храню людей от неё. Чем меньше непосвящённых увидят её текст (даже небольшой отрывок), тем лучше для них.

Ох, но, кажется, ты уже видел кое-что, не предназначенное для твоих глаз. Что ж… будем надеяться, ничего плохого не случится. Ты же не веришь во всю эту ерунду, верно? Ну, вот и хорошо! Вот и ладненько!

Иван Кустовинов

Полночная библиотека

Над сумеречной тихой улочкой зажглись первые звёзды. Их бледный холодный свет вместе с вновь зарождающейся и только-только начинающей расти Луной составлял всё освещение этого извилистого проулка, покрытого ещё влажной после прошедшего днём дождя старинной брусчаткой.

Из двухэтажного здания, некогда принадлежавшего одному из местных купцов, а ныне являющегося простой и скромной городской библиотекой, сутулясь, вышел старичок.

Близоруко щурясь, он насторожённо оглянулся по сторонам. Убедившись, что никого нет, заведующий библиотекой достал из-за пазухи связку ключей, поднеся её к самому носу и выискивая нужный. Наконец, найдя необходимый, старичок сунул его в замочную скважину и запер, сделав три полных оборота. Для пущей надёжности он также несколько раз дёрнул за ручку и только тогда, убедившись, что дверь надёжно заперта, окинув напоследок щурящимся взглядом серых глаз старинное здание, двинулся восвояси.