Пустая комната №10

Когда я наконец добираюсь до «Старбакса» в шести милях от «Платанов», то понимаю, что необходимо куда-то заехать и купить кофеварку, потому что я не могу таскаться сюда каждый день. Как эти люди способны жить так далеко от приличного кофе? Уму непостижимо. Я заказываю два мокко со льдом, чтобы положить один в морозилку на завтра, пока не найду магазин с техникой. Где вообще здесь ближайший? Когда я очутилась в «Платанах», меня словно высадили на другую планету. Почему Генри решил устроить студию именно здесь – вот главный вопрос. Чем больше времени я тут провожу, тем чаще задаюсь этим вопросом. Если бы ему действительно нужно было пространство, он мог бы расчистить гараж или обустроить под студию подвал. Я поддержала его идею обзавестись студией – это казалось дешевле, чем переоборудовать подвал, а Генри нравилось, как свет проникает сюда по утрам, и у него появились друзья. Я решила, что это коллеги-художники. Но такого не могла представить в самых смелых фантазиях. Что, черт возьми, он делал здесь на самом деле?

Припарковавшись на своем месте возле квартиры, я выхожу из машины, выбрасываю пустой стаканчик из-под мокко в мусорный бак, беру второй кофе и пакет с сырными булочками и тут замечаю пикап Эдди, припаркованный чуть дальше. Я видела, как мужчина мыл и полировал его сегодня утром. Раньше я никогда не замечала, чтобы кто-нибудь и впрямь натирал машину воском. И я приглядывала за Розой – убедиться, что с ней все в порядке. Слава богу, ближе к полудню она уже была у бассейна, расстилала пляжное полотенце с изображением персонаж из «Улицы Сезам» и усаживала на него сына, держащего в руке пакет с крекерами. Я вздохнула с облегчением, хотя вчера вечером она и говорила, что с ней все нормально. Но Роза не похожа на человека, у которого все нормально.

Я осматриваю парковку – вокруг никого. Бросаю взгляд в сторону бассейна – никто не обращает на меня внимания, и тогда я выливаю мокко в натертый воском пикап Эдди. Это так по-детски – глупая и мелочная месть в ответ на кошмарные действия, но мне все равно приятно. И если повезет, я смогу понаблюдать с балкона, как он выйдет и обнаружит это. Психопат.

Достаю из машины пакет с продуктами из супермаркета и как ни в чем не бывало иду к квартире, но тут прямо передо мной откуда ни возьмись материализуется мужчина. Я вздрагиваю.

– Позвольте я помогу, – говорит он и берет у меня пакет, прежде чем я успеваю возразить.

– Э-э-э… Спасибо, но… Я не…

– Вы же из двести третьей, верно? А я почти ваш сосед, из двести шестой. Мне нетрудно. Я поднимаюсь, – говорит он и идет дальше, мне приходится следовать за ним. Мужчина не оставил мне выбора.

– А вас как зовут?

– Ой! – Он оборачивается и протягивает руку. – Барри. А вы Анна, живете в бывшей квартире Генри, как я слышал.

Не дожидаясь ответа, он просто поворачивается и идет к моей квартире, болтая о том, как жара угробила его помидоры и что мне здесь понравится, когда я со всеми познакомлюсь. Почти каждую пятницу по вечерам они жарят на гриле у бассейна сосиски и бургеры. Пиво, конечно, тоже пьют, и все что-нибудь приносят. Подойдя к моей двери, он уже тяжело дышит.

– Спасибо за помощь, – говорю я, протягивая руки, чтобы забрать пакет с продуктами, но Барри его не отдает, что выглядит как-то странно.

– Я помогу вам его внести, – заявляет он, но я забираю пакет.

– Спасибо, не нужно.

Я открываю дверь, однако он не торопится уходить.

– Приятно было познакомиться, Анна из двести третьей. Всегда рад помочь. В любое время. Что бы ни понадобилось.

Я со всей возможной вежливостью киваю, проскальзываю внутрь и закрываю за собой дверь. Едва я заканчиваю раскладывать продукты, как раздается стук в дверь. Что ему еще от меня надо? Что вообще Генри нашел в этом месте? С каждым днем пребывания здесь мне становится все больше не по себе. Я пытаюсь придумать, как вежливо сказать мужчине, чтобы отвалил, но, когда открываю дверь, вижу Каллума. Он держит оконный кондиционер, неуклюже пристроив его на согнутом колене.

– Ого!

Я распахиваю дверь и впускаю его, чтобы поставил кондиционер, пока не уронил.

Лицо Каллума покраснело от натуги. Он ставит кондиционер на стол, вытаскивает платок и вытирает пот со лба.

– Привет, – наконец говорит он.

– Что это вообще значит? – смеюсь я.

Он встает перед вентилятором, переводя дыхание. Так странно видеть мужчину в логове Генри.

– Господи, да здесь жарко, как на поверхности солнца, – говорит он.

– Точно, – соглашаюсь я.

– Я слышал, что тебе нужно починить кондиционер, но не знаю, как его чинить, так что просто вытащил его из сто пятнадцатой. Там никто не живет уже несколько месяцев, так что… если квартиру снимут, тогда и разберемся. А пока… Он похлопывает по верху кондиционера.

– Боже, да я расцеловать тебя готова! – говорю я и тут же хочу взять свои слова обратно, потому что он краснеет еще больше, если такое вообще возможно. Быстро даю по тормозам. – Ты просто спаситель. Спасибо.

Каллум улыбается, поправляет бейсболку и принимается раскурочивать старый кондиционер.

Пока он ковыряется в древнем чудовище, я насыпаю в пластиковый кувшин порошковой смеси для холодного чая, а когда возвращаюсь, Каллум уже выдергивает кондиционер из оконной рамы. Он с трудом несет его к столу, и тут я замечаю нечто странное.

На подоконнике лежит ключ. Я узнаю выцветшую звезду из синего металла, прикрепленную к кольцу на ключе. Она такая старая. Генри носил ее много лет, пока несколько лет назад я не подарила ему в качестве шутки брелок с уткой в шарфе, но он обожал старый. Это кольцо с потускневшей звездой давно лежало в стеклянной миске у входной двери, а теперь оно здесь. Спрятано от посторонних глаз. Сердцебиение учащается, я беру ключ и кручу его в руке. К нему прикреплена маленькая желтая бирка с надписью «Склад». Написано угловатым почерком Генри.

Почему он спрятал ключ? Зачем сунул под кондиционер? Я опускаю его в карман.

Когда Каллум заканчивает установку нового кондиционера, его рубашка насквозь промокла от пота, и мне неловко, что он потратил все утро и столько сил ради меня, но я ему благодарна. Каллум берет протянутую чашку холодного чая, наклоняется и щелкает кнопкой питания на новом кондиционере, и тот с рычанием оживает. Я хлопаю, Каллум кланяется, и мы стукаемся чашками в победном тосте. Каллум садится на раскладной стул напротив кондиционера и вдыхает прохладный воздух.

– Великолепно, – говорю я, и он улыбается.

Он не очень разговорчив, и я тоже не знаю, что сказать. Недолгую тишину прерывает въезжающий на парковку фургон с мороженым, из него доносится London Bridge Is Falling Down, версия на органе, отчего песня звучит еще более жутко. Мы с Каллумом стоим рядом и смотрим на площадку у бассейна, там дети умоляюще протягивают руки к мамам и босиком выбегают за железные ворота на парковку.

– Фургон для диабетиков, – говорит Каллум, и я чуть не выплевываю на него холодный чай.

– Что-что? – удивляюсь я.

– Так называли его мои родители, – улыбается он. – Наверное, чтобы отвратить меня.

– А ты до сих пор злишься, – улыбаюсь я в ответ.

Он встает и ставит напиток.

– Избавлюсь от этой штуковины, – говорит Каллум и идет к сломанному кондиционеру.

– Погоди, так ты никогда не пробовал шоколадное тако?

– Никогда.

– Ладно, тогда я просто обязана тебя угостить за тяжелый труд.

Он не возражает, только ухмыляется, поднимая кондиционер, а я открываю ему дверь и выхожу следом.

Мы сидим на подгнившем столике для пикника у границы территории комплекса и смотрим на кутерьму вокруг мороженого. Две порции уже шлепнулись на раскаленный асфальт, и рев малышни перекрывает звуки органа, несущиеся из фургона. Одна мамаша копается в поисках мелочи и спорит с водителем, потому что ей не хватает пары центов, мальчишка постарше в одних плавках ходит туда-сюда, шлепая людей по ногам мокрым полотенцем, которое держит в руке, и уплетает глаза фруктовой розовой пантеры.

– И как тебе? – спрашиваю я Каллума, когда он откусывает мороженое.

Он только мычит, вытирая салфеткой потекшие капли.

– Слишком пресное? – спрашиваю я, и он смеется.

– Немного.

– Оно всегда такое. Я и забыла. Наверное, ностальгия по детству затуманила разум.

Я кидаю свое мороженое в металлическую урну для мусора, и Каллум следует моему примеру.

– Но все равно спасибо, это было здорово, – говорит он и встает. – Мне пора.

– Кстати, – успеваю сказать я, пока он не ушел. – Поблизости, случайно, нет камеры хранения?

– Что-то вроде того. В подвале. – Он кивает в сторону бетонных ступеней рядом с офисом администрации. – Некоторые жильцы хранят на складе барахло, но на твоем месте я не стал бы им пользоваться.

– Почему?

– Ну там сыро и полно мышей, насколько я слышал. Я туда не хожу, но так говорят.

Я не рассказываю ему, что ищу место, которым пользовался Генри, – хочу узнать, не подходит ли к нему ключ, или это просто какая-то странная обманка, потому что теперь я вообще не знаю, что он мог скрывать. Надо получше расспросить Каллума. Вдруг он что-то знает, но с тех пор как я стала получать угрозы, у меня нет желания с кем-либо откровенничать, пока сама не разберусь, что происходит.

– Понятно, спасибо. И спасибо еще раз за помощь.

– Да нет проблем, – отвечает он и с застенчивой улыбкой касается пальцами кепки, а потом уходит.

Я решаю дождаться сумерек, когда все в основном разойдутся по квартирам, и тогда спуститься в подвал. Не хочу, чтобы кто-то задавал вопросы или сплетничал обо мне, потому что, судя по тому, что я подслушиваю с балкона, здесь любят полоскать чужое грязное белье. И занимаются этим не только дамочки у бассейна.

Вчера семь или восемь соседей сидели в шезлонгах, пили «Кольт 45» и обсуждали, почему у Мэри живет внук. Вначале речь шла о том, что мать уехала с каким-то парнем, к середине разговора уже о том, что она отбывает пожизненное в тюрьме строгого режима, без права на досрочное освобождение – за убийство отца мальчика. А под конец они пришли к выводу, что она точно пару десятков раз пырнула его ножом в душевой, но он это заслужил. Невероятно. Не могу понять, посмеяться над этим или перешептывания у бассейна могут нанести реальный ущерб?

Чем меньше я буду болтать, тем лучше, это уже ясно.

Вечером я еду в полицейский участок, чтобы встретиться с детективом Харрисоном. Меня раздражает, что по телефону подробности говорить не хотят. Нашли ли они что-то новое? Они знают, что Генри говорил про убийство? Ничего подобного, потому что, конечно, он никого не убивал. Да, это слышала только я, но все же… Когда я приближаюсь к уже знакомому зданию, сердце колотится и шестое чувство подсказывает, что на сей раз что-то изменилось. Что-то не так.

Я жду в комнатке с раскладным столом и двумя пластиковыми стульями, похожей на помещение для допросов, как в сериале «Преступление в объективе». Когда наконец входит Харрисон, я машинально начинаю вставать, но он жестом приглашает меня сесть. Взгляд у него жесткий, губы сжаты в тонкую линию, на лбу пролегла складка. Он садится напротив.

– Спасибо, что пришли, миссис Хартли. Вам что-нибудь принести? – спрашивает он, теребя галстук.

– Что-то случилось? Вы нашли что-нибудь в его компьютере, какую-нибудь запись? Почему меня вызвали?

Когда мне сказали, что у них есть кое-какие вопросы, это прозвучало как рутина, но теперь, придя сюда, я начинаю беспокоиться.

– Просто хочу еще раз пройтись по базовым вопросам, не возражаете?

Его лицо подчеркнуто нейтрально, он откидывается на спинку стула и листает большим пальцем стопку бумаг.

– Еще раз? Мне кажется, я уже десяток раз все рассказала.

– Да, конечно. Вы очень помогли, но я хочу снова спросить о последнем телефонном звонке, – говорит он, и я не знаю, как это выдержу.

Гулкое пустое эхо голоса Генри, его последних слов и без того преследует меня каждый день и не дает спать по ночам. Только не заставляйте меня снова произносить их вслух! У меня щемит сердце. Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. «Я разрушил нашу жизнь, – сказал он, – и мне очень жаль, но я просто не могу… больше не могу». Сколько раз мне нужно повторять им одно и то же?

– Не нужно пересказывать нам тот разговор. Вы были очень тверды в своих показаниях.

Тверда? Почему он использовал это слово? Ну конечно, я была тверда. Ведь именно так все и было. На меня накатывает жар. Чего они от меня хотят?

– Но в конце, по вашим словам, вы услышали громкий стук, и разговор прервался, – продолжает он. – Можете вспомнить, на что был похож тот стук?

– Я уже говорила. Как будто он прыгнул, а телефон разбился о камни внизу или что-то в этом роде. Не выстрел, просто стук. Я уже говорила.

– Да, говорили, и спасибо вам за это. Но теперь это стало особенно важным – точное время. В свете кое-какой новой информации…

– Какой информации? – прерываю его я.

Он кладет бумаги на стол и руку сверху.

– Понимаю, для вас это будет потрясением, миссис Хартли, но пришел отчет о вскрытии, и… стало ясно, что на самом деле это было не самоубийство.

Он подталкивает отчет по столу в мою сторону, но я не могу его взять, а просто смотрю на бумаги. Мысли беспорядочно скачут. Я опускаю взгляд на титульный лист отчета, и буквы расплываются перед глазами. У меня кружится голова, накатывает волна тошноты.

– Это… Нет, такого не может быть. Я же с ним разговаривала. Он сказал, что больше не может, а потом, потом… Вы же сказали, он спрыгнул. Так наверняка и было, потому что у него была депрессия, и он сказал, что больше не может… Я ничего не понимаю.

Я встаю и оттягиваю футболку от груди, чтобы немного охладиться и не упасть в обморок.

– Конечно, все указывало именно на это из-за ваших показаний о том разговоре и депрессии.

– Я не понимаю.

– Он носил фитнес-браслет, – говорит детектив Харрисон, явно пытаясь разглядеть что-то во мне, какую-то реакцию, и я не понимаю, чего он хочет добиться.

– Да, я подарила ему браслет в прошлом году, – произношу я так тихо, что не знаю, слышит ли меня детектив.

Мой разум затуманен воспоминаниями о том дне – по какой-то блажи Генри решил заняться бегом и интервальным голоданием – видимо, прочитал где-то статью, и я подарила ему браслет. Конечно, через две недели он потерял интерес ко всему этому, но браслет ему все равно нравился, потому что тот следил за сном. Почти каждое утро Генри рассказывал, сколько раз просыпался за ночь, по данным браслета. Говорил, насколько это круто, прямо как ребенок.

– Какое это имеет отношение к делу? – спрашиваю я.

– Такие гаджеты отслеживают много всего… Например, частоту сердечных сокращений. Они также сообщают, когда сердце останавливается. Согласно браслету, смерть наступила через несколько часов после телефонного звонка. Предполагается, что стук, который вы слышали, был ударом телефона о камень или…

Он умолкает – видимо, не хочет говорить, что это Генри мог удариться о камень.

– Если бы он прыгнул и ударился головой о камень, то, скорее всего, потерял бы сознание и утонул. – Детектив видит слезы, текущие по моему лицу, и прерывается. – Мне очень жаль. Я знаю, что это тяжело. Просто таково было первоначальное предположение, исходя из имевшейся информации, – говорит он, ожидая, что я соберу воедино какие-то фрагменты, но я этого не делаю.

Генри нашли прямо под тем местом, где была припаркована его машина, прямо под тем местом, где он прыгнул с обрыва. Так что же хочет сказать Харрисон?

– Но ничего этого не случилось – ни травмы головы, ни утопления. Информация с браслета стала первой подсказкой, а потом вскрытие показало, что рана на голове не соответствует удару о камень при падении, а в легких нет воды.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Двадцать первого марта 2022 г. деятельность социальных сетей Instagram и Facebook, принадлежащих компании Meta Platforms Inc., была признана Тверским судом г. Москвы экстремистской и запрещена на территории России. – Примеч. ред.