Моя любовь в твоей мелодии

Линда Рами

Моя любовь в твоей мелодии

Пролог

Раньше она любила дождливую погоду. Любовь к пасмурному небу она обнаружила ещё в седьмом классе, когда холодные капли скатывались по её щекам, смешиваясь со слезами. Она находила утешение в раскатах грома, потому что никто не мог слышать её плача или сбитого дыхания. Она всегда знала, что под дождём и тучами можно спрятаться, что её никто не увидит. Поэтому каждый раз, стоило услышать, как первые капли стучали по крыше, весь шум в голове стихал. Она могла часами сидеть на холодном полу и просто слушать, как в лужах плещется вода, или как гремит гроза, освещая комнату светом молний.

Но это было раньше. Раньше дождь приносил ей спокойствие, а теперь даже редкие громыхания в небе не могли заглушить горькие рыдания вокруг неё, а назойливые капли не скрывали покрасневшие, воспалённые глаза скорбящих.

Влада стояла, не шевелясь. Кажется, она даже задержала дыхание, потому что чувствовала, что стоит ей только слегка вдохнуть прохладный воздух, как сдавленный плач тут же вырвется наружу. Её нижняя губа дрожала, но она списывала это на холод. Словно если она позволит проронить хоть одну слезинку, тогда происходящее станет явью. Сейчас же это всё походило на страшный сон. Нет. Её худший кошмар.

Наконец оторвав взгляд от промокшей травы, Влада медленно осмотрелась. Вокруг было столько людей, что толпа растянулась почти по всему кладбищу. У всех бледные лица, мокрые волосы, сгорбленные спины… Мужья успокаивали своих жён, а сами печальным взглядом глядели туда, куда Влада отказывалась смотреть с самого начала церемонии. Вместо этого она изучала лица людей, пытаясь понять, был ли хоть кто-то ей знаком. Но всё тщетно. Раньше, лет десять назад, она бы смогла поимённо назвать всех присутствующих, а сейчас… Её окружали сплошные незнакомцы. И от этого становилось ещё хуже. Она пересекалась с ними взглядами, видела в их глазах боль утраты, но даже не могла понять, кем были эти люди, что так скорбели. Какое отношение они имели к нему, раз на их лицах было столько несчастья?..

Она не была готова. Стоя над его могилой, наблюдая, как гроб засыпают сырой землёй… Она не готова. Не готова принять это. Она не готова принять тот факт, что его больше не будет в её жизни. Она больше никогда не услышит его голос, его смех… Больше никогда не попросит у него совета. У неё больше нет того, к кому бы она пошла в самые тёмные моменты своей жизни. Нет больше того, кто всегда был готов выслушать и никогда от неё не отворачивался. Он всегда был с ней. Он понимал её, как никто не мог понять. И теперь всё что от него осталось – хладное тело под крышкой гроба.

Её нога подогнулась. Влада еле слышно охнула, вцепившись пальцами в бедро. Колено болело сильнее обычного с самого утра. Боль всегда усиливалась в дождливую погоду, но это никогда не мешало Владе любить такие дни. Однако сегодня колено не давало ей покоя. Она даже выпила обезболивающие, но те действовали недолго. Ей было трудно стоять, а нога то и дело подгибалась. Влада попыталась согнуть её и перенести вес на здоровую ногу, но от этого лёгкого движения стало только хуже.

Влада стиснула зубы. Её пальцы дрожали от необходимости ухватиться за что-нибудь. Но она лишь упрямо впивалась ногтями себе в ладонь, стараясь забыть об этой боли. Она не позволит себе держаться за что-либо. Словно мантра, слова крутились у неё в голове, стоило одной судороге сменить другую: Это был твой выбор, ты сама в этом виновата, ты должна терпеть и не жаловаться.

Влада выдохнула сквозь зубы. Теперь она цеплялась пальцами за своё платье, норовя разорвать ткань. Боль была настолько сильной, что дрожало всё тело. Колено нещадно пульсировало. Всё новые судороги сковывали её одна за другой, словно лава, текущая по венам. И стоило Владе хоть немного вдохнуть, как лава становилась только горячее. Голова начала гудеть, а звон закладывал уши, но Влада была этому даже рада. Эта боль помогала ей мысленно убежать далеко отсюда. Она лишь отдалённо слышала, как люди вокруг перешёптывались. Кто-то выражал бесконечные соболезнования, некоторые делились воспоминаниями, но больше всего было слышно тихие печальные сокрушения… «Он был замечательным…», «Как же они без него…», «Он был её второй половинкой…», «Бедная девочка…».

Бедная девочка… Влада не была бедной. Она горевала, она оплакивала его и была на грани истерики каждую чёртову секунду этого дня, но она не была бедной. Это не с ней случилась беда. Это не она страдала два с половиной года. Это не она боролась за жизнь, когда та лишь быстрее ускользала. Это он был бедным. А Влада… она всего лишь была разбита.

В тот день, неделю назад, она почувствовала, как её сердце остановилось. Часть его не билась и по сей день.

Говорят, что когда человек умирает – у него перед глазами проносится вся его жизнь. Но когда Влада увидела, как на мониторе перестал отображаться его пульс – у неё перед глазами пронеслась вся её жизнь. Все моменты, прожитые с ним, из которых состояла её жизнь. Он был неотъемлемой её частью.

Она была не просто скорбящей сестрой, а он – не просто её братом. Они правильно сказали – он был её половинкой. Вместе с ним умерла и часть неё. Она не могла дышать как прежде, понимая, что он больше никогда не вздохнёт. У неё плыло перед глазами, когда она вспоминала, как остекленел его взгляд. Это случилось так быстро, словно он никогда и не был живым…

Но хуже всего было то, что всё в ней самой напоминало о нём. Смотреть в зеркало было невыносимо, потому что она видела слишком много его. Все видели в ней его. Такие же волосы, такой же нос, такие же глаза, форма лица и подбородок… Влада презирала себя за эти мысли, но в такие моменты она жалела, что они вообще родились близнецами.

Глава 1

Родительский дом всегда был тем местом, где Влада скрывалась от себя настоящей. Вплоть до переезда она и не понимала, что совсем не знает себя. Ей нравилась её жизнь, её друзья и то, чем она занимается, но только поступив в консерваторию, Влада начала узнавать о себе много нового. Когда у неё появилась собственная квартира, Влада осознала, что вместо уютной тишины она предпочитает шум и гам. Она любила включать фильмы или сериалы на всю мощность; любила ходить из одного угла в другой, не обращая внимания на боль, под настолько громкую музыку, что каждая нота вибрацией отдавалась у неё в груди. Она не любила запах от кондиционера на одежде. Вместо строгих платьев и юбок она предпочитала шорты и футболки. Её стол всегда был завален нотами с различными репертуарами, а рядом с ними обычно стояла кружка из под кофе, а не чая.

Влада любила и уважала своих родителей, но она также понимала, что раньше слишком легко и быстро поддавалась их влиянию. Она делала то, что сделало бы их счастливее. Заставляла их гордиться, сама при этом забывая о собственной гордости. Всё её существо зависело от того, что о ней подумают родители. Сейчас стало ясно, что осознание этого обрушилось на неё слишком резко и в самый неподходящий момент. Наверное, именно поэтому каждый раз, стоило ей оказаться в их доме, она оставляла себя настоящую позади входной двери. Её родители прекрасно знали, что их дочь выросла совсем не такой, как они ожидали, но никогда не говорили об этом. Или им было просто всё равно, и их устраивали её жалкие спектакли.

Впрочем, и ей уже было всё равно. Ей вообще на многое стало плевать. Раньше Влада чаще веселилась и отшучивалась от любых проблем, а теперь все эти эмоции блекли с каждым днём.

– …Она очень талантливая девочка, но и очень своенравная, – причитал её отец, покачивая в руке бокалом с вином.  – Если она хочет строить карьеру в балете, то ей нужно быть сдержанной.

Влада непрерывно смотрела на бокал в руке мужчины, а точнее на его ладонь. Она рассматривала длинный, но едва заметный светлый шрам, тянущийся от среднего пальца. Влада смотрела на него каждый раз, когда виделась с отцом.

На очередное ворчание она всё же подняла голову, взглянув на мужчину.

Её отец обладал суровой внешностью. Он не раз рассказывал, как ему это мешало в жизни. У него с молодости были обвисшие веки, из-за чего его взгляд всегда казался недовольным и усталым. Уголки губ также были опущены, да и само выражение лица у отца было чаще суровое, нежели спокойное. Сейчас в работе преподавателя это, может быть, и помогало, но вот когда ты молодой артист балета – важно иметь контроль над своим лицом.

Влада любила открывать их семейный альбом и рассматривать фотографии с молодыми родителями. Несмотря на угрюмый вид, в молодости её отец был очень даже хорош собой. Правда, он больше смахивал на бандита, нежели на студента престижной академии.

– Один из признаков таланта – буйный нрав, – раздался мягкий голос матери, когда она села за стол. – Но я с тобой согласна, ей придётся как-то с ним бороться.

– Ей не надо с ним бороться, – возразил мужчина. – Ей нужно направить его в искусство танца, а не тратить на пререкания со мной.

Влада заметила, как мама лишь покачала головой на недовольство мужа. Иногда для Влады было настоящей загадкой, как родители вообще поженились. Они были абсолютно разными. Её отец был довольно вспыльчивым и азартным человеком, в то время как мать всегда оставалась спокойной и рассудительной. Отец вёл себя громко и скандально, когда ему что-то не нравилось, а мама предпочитала тихо обсуждать любые проблемы.

Влада всю жизнь наблюдала, как они ругались и пытались доказать друг другу свою правоту. Несмотря на приземлённый характер, её мать не любила, когда последнее слово было за кем-то другим. Она тоже не упускала возможности осадить отца, но со стороны это выглядело безобиднее, чем было на самом деле.

Свою первую грандиозную ссору с мамой Влада помнила отчётливо. Ей тогда было двенадцать, и её не отпустили на ночёвку к девочкам со школы, потому что на следующий день нужно было ехать в другой город на концерт. Сейчас это не казалось такой трагедией, но для двенадцатилетней Влады не было предательства хуже, учитывая как сильно она любила проводить время с друзьями. Она кричала так, что сорвала голос, но когда поток обидных и грубых слов прекратил вырываться из её рта, мама отбила всё желание спорить всего парой предложений.

С тех пор Влада всячески избегала споров с матерью. Чего не скажешь об отце, с ним у неё никогда не пропадало желания поругаться. Мама говорила, что вся эта вспыльчивость ей досталась именно от него.

– Милая, ну расскажи нам, как у тебя дела? Что нового, как работа? – теперь взгляд карих глаз, таких же, как и у Влады, был обращён на неё.

Она глянула на нежную улыбку матери, стараясь не замечать, что улыбка эта совсем не затрагивала глаза. Сделав неглубокий вдох, Влада выпрямила спину и ответила ровным голосом:

– На работе всё нормально, готовимся с концерту на следующей неделе.

– Что за концерт? – угрюмо спросил отец и со стуком поставил бокал на стол. Взгляд Влады снова метнулся к шраму на ладони мужчины.

– Чайковский, – коротко ответила она.

– И всё? – сразу же последовал ещё один вопрос. – Ты играешь один раз за всю программу? А сколько всего выступлений? Пять, десять?

– Серёж, не надо, – заранее постаралась успокоить его мама, но Влада понимала, что уже поздно. Если отец начал говорить, то его уже не остановить.

– А что? Я просто интересуюсь, как проходит концерт. Так сколько раз ты играешь?

– Один, – выдавила из себя Влада, впиваясь ногтями в дрогнувшее колено. – Я играю один раз.

– Фортепиано не востребованный инструмент в оркестрах, – начал рассуждать мужчина. Влада ещё больше выпрямила спину, не обращая внимание на усиливающуюся боль в ноге. – Они скорее созданы для сольных артистов.

– Да, но они прекрасно скрашивают звучание других инструментов, – женщина бегло глянула в сторону дочери, опасаясь ещё одной ссоры.

За последние месяцы их стало раза в три больше, чем за последние десять лет. А с отцом они поспорить любили. Влада чувствовала, как нагрелись её щёки и участилось дыхание. Если её отец не закроет эту тему, то она даже боялась представить, что вырвется у неё изо рта.

– Но пьес для них крайне мало. Тебе бы стоило задуматься о карьере концертной пианистки, – со знающим видом причитал отец.

– Это не так работает, пап, – наконец выдавила из себя Влада, уняв дрожь в голосе. – Я не могу сама сделать себя концертной пианисткой. Я не дирижёр и не концертмейстер. И пока что не нашлось кого-то, кто предложил бы мне сольный концерт.

– Ты играешь в отличном театре, у тебя неплохо получается, нужно просто больше стараться, – продолжал он.

«Нужно больше стараться…»

Влада почувствовала, как стены кухни начали сужаться и давить на неё. Её плечи задрожали, и ей захотелось накрыть уши руками, лишь бы не слушать всё это. Но вместо этого Влада подняла подбородок и сложила перед собой руки в замок. Обратив всё своё внимание на хмурые брови отца, она сделала то, что делала в детстве, когда хотела казаться больше и суровее. Влада встала на цыпочки под столом и перенесла на них свой вес, чтобы приподняться на стуле. До десятого класса она делала так каждый раз при ссоре с отцом. Но то было в школе. А сейчас она просто перенесла весь свой вес на травмированное колено и осознала это слишком поздно, лишь когда ощущение, словно коленная чашечка смещается в сторону, прокатилось по всему телу.

Нога дёрнулась, стукнувшись об стол, но Влада хлопнула по нему рукой, чтобы родители этого не заметили. Мама вздрогнула, а глаза отца вспыхнули недовольством с новой силой. Пульсирующая боль заставляла сжимать зубы, но молчать Влада не собиралась.

– Я стараюсь и я играю не «неплохо», а отлично. У меня были сольные концерты, но и в оркестре я тоже нужна, – уже громче сказала она.

Злость, негодование и стыд комом застряли у неё в горле. Не проходило и дня, чтобы она не жалела об опущенной возможности. Мысли о том, какой бы сейчас могла быть её карьера, не покидали её никогда, но она не говорила об этом. Это была её проблема. Её неудача. Ещё одна, которую ей предстояло пережить.

– Я говорю, что ты могла бы лучше. Тебе чудом удалось найти, чем заняться в жизни, и ты не можешь…

– Твой папа хочет сказать, что у тебя сейчас нелёгкий период в жизни, но нельзя ему поддаваться. Милая, у тебя же всё хорошо получалось… – теперь мама протянула руку в сторону дочери, но Влада отдёрнула свою. Она прижала пятки к полу и, не сдержавшись, поморщилась. Мама сразу же заметила это и наклонилась ближе. – Дорогая, сильно болит?..

– Всё нормально, мам, – резко перебила Влада. Она глянула на знакомое обручальное кольцо матери, сделав глубокий вдох. – Вы правы, сейчас не лучший период, поэтому давайте сменим тему.

– Ты не сможешь вечно избегать этого разговора…

– Серёжа, пожалуйста, перестань, – в голосе женщины зазвучали строгие нотки.

– Я же хочу, как лучше! – прикрикнул отец. Влада сдавила пальцами своё колено, что усилило боль до такой степени, что у неё зазвенело в голове. – Так карьеру не построишь, надо вырывать своё место из рук других. Если ты не готова соревноваться, то не стоило идти в музыку.

Влада почувствовала, как внутри всё закипает. Удивительно, насколько быстро этот человек мог её разозлить. Да, она никогда не была из робкого десятка, но Влада с самого детства усвоила, насколько важна сдержанность. Она умела подавлять гнев, для неё главное было найти, как выплеснуть его позже. Обычно она делала это с помощью игры на фортепиано. Она часто злилась и спорила с людьми, но знала, когда остановиться. Однако с отцом она теряла всякое терпение. Стоило им начать разговаривать, как начиналась ссора, и Владе крайне редко удавалось следить за выражениями.

– Странно это слышать от человека, которому всё преподносили на блюдечке, – тихо, но яростно сказала Влада.

– На каком блюдечке, дорогая? – спросил отец со смешком, но Влада заметила, как вспыхнул его взгляд. Всё же одно преимущество от этих вечных перепалок было – Влада точно знала, куда бить. К сожалению, отец – тоже. – Родиться в семье балета не достаточно. Нужно иметь свою голову на плечах и понимать, насколько ценно то, чем ты занимаешься Тебе ли не знать!..

– Видимо не знать, учитывая, что я не занимаюсь балетом, – ответила она с таким же смешком.

– Мы оба знаем, что на то повлияло не твоё нежелание, а неуклюжесть, – отец сделал глоток вина и поставил стакан снова обратно, как бы закончив на этом разговор.

– Серёжа, это уже слишком! – не выдержала мама, крикнув мужу.

Влада застыла, не шевелясь, словно статуя.

– Твоя неуклюжесть тебе не помешала, – глядя прямо отцу в глаза, выплюнула она. – Или преподавать не то же самое, что танцевать? Тогда наши с тобой ситуации несильно отличаются, папа.

– Владислава, на этом достаточно! – теперь уже крик матери был обращён к ней.

Влада сидела, глядя на отца, что также застыл на месте, как и она секундой ранее. Гнев обжигал её изнутри, проносясь по венами. Её лицо пылало, выдавая, насколько она была зла. Сразу после своих слов Влада перевела взгляд на ещё одну знакомую вещь. Тёмная трость с коричневой блестящей рукоятью. Когда-то и ей пытались купить такую же, но Влада была непреклонна. Она бы ни за что не взяла в руки трость. Она будет хромать, ползти или прыгать на одной ноге, но ни в коем случае не опираться на трость. Они с отцом тогда так сильно поругались, что не разговаривали несколько дней. Точнее, её отец не говорил с ней. Но она не могла его винить, не в этом случаем. Она наговорила слишком много обидных вещей, чтобы выбить эту идею из головы родителей.

– Вы ведёте себя, как два ребёнка, – уже спокойнее, но всё также твёрдо причитала мама. – Сейчас точно не время для этого.

– Для тебя никогда не время, – не сдержавшись, пробормотала Влада.

– Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали, Влада, – осадила её мама. – Ты уже взрослая девушка, неужели мне нужно снова проводить с тобой беседы о поведении, как в детстве?

Влада резко повернула голову в сторону матери. Её тело было настолько напряженно, что даже от такого простого движения в колене вспыхнула боль. Но Влада смотрела на свою мать, не дрогнув.

Беседы… Она их помнила. Вещь, от которой она была рада избавиться, съехав от родителей. Беседы, во время которых они сидели на кухне, где мама заставляла её говорить о всех ошибках и плохих поступках, которые она совершила. Чаще всего такие беседы случались, когда она ругалась с братом. Витя был гораздо мягче характером в детстве, поэтому Влада не упускала шанса задеть его, да побольнее. Матери это не нравилось. И неважно, сколько Владе было лет – одиннадцать или семнадцать – она сидела за столом, опустив голову и перечисляя всё, что её матери казалось неправильным. Эти беседы не кончались до тех пор, пока Влада бы не вспомнила всё, чем была недовольна её мать. После этого она бежала к себе в комнату, чтобы не накричать или, того хуже, расплакаться от злости. И каждый раз Витя приходил к ней и просил прощения, даже если изначально была виновата она. Влада всегда возмущалась и делала вид, что не понимает, зачем он извиняется. На самом же деле так она скрывала свой собственный стыд перед братом и всегда просила прощения следом.

Влада встала из-за стола, крепко ухватившись за угол. Не сводя взгляда в матери, она полезла в сумку. Та была довольно большой, как и любая сумка из её гардероба. Влада нащупала то, что хотела достать, но прежде чем сделать это, замерла, глядя на мать. Для своих пятидесяти шести лет она выглядела очень молодо. Длинные русые волосы, в которых отчётливо прослеживалась седина, были собраны в неопрятный пучок и открывали вид на длинную шею. Её мать была красивой женщиной, и Влада всегда поражалась этой красоте. Каждый раз, стоило ей взглянуть на маму.

Для Влады навсегда останется загадкой, как её родители терпят друг друга. Ведь они были такими разными. Хотя одна общая черта у них всё же имелась – оба были до безобразия упёртыми. Иначе как объяснить тот факт, что они оба построили себе успешную карьеру в балете? Её родители – Сергей и Елизавета Ильинские – были легендами балета. Когда-то и Влада надеялась, что будет такой же. Но это было в то время, когда она жила чужими мечтами…

– Я пришла, чтобы отдать вам это, – она положила на стол рамку с фотографией. – Подумала, что вам понравится.

И пока её родители рассматривали фотографию, Влада молча покинула дом. Мать постаралась задержать дочь, что-то говоря в след, но голос её дрожал и срывался. Влада даже не переживала, что родители могли последовать за ней в коридор, и спокойно обулась, стараясь не напрягать колено. И только когда уже закрывала за собой дверь, она услышала тихий плач и ласковый голос отца, успокаивающего жену.

Глава 2

Влада любила шумные компании. Она любила собираться с друзьями, громко смеяться и обсуждать всё на свете. Ей нравилось, когда вокруг было шумно и оживлённо. Сигналы машин, детский плач, стройка, громкая музыка – всё это помогало избежать хаоса, творящегося у неё в голове. Мысли, безостановочно крутящиеся внутри, не беспокоили её, когда она была среди друзей. И хотя она всегда поддерживала самые безрассудные идеи и даже нередко принимала в них участие, чаще всего Влада просто наблюдала. Она слушала, запоминала детали, которые позже непрерывно прокручивала в голове.

У неё никогда не возникало с этим проблем. Ей было так комфортнее: находиться в гуще событий, но при этом словно наблюдать со стороны. Её это успокаивало. После скандалов и ссор дома ей просто хотелось освободить голову; забить её чужими проблемами, лишь бы не думать о своих. Чего нельзя было сказать о Вите. Стоило им оказаться за пределами дома или балетной школы, у него словно открывалось второе дыхание. В то время, как Влада искала внутреннего спокойствия, в Вите просыпался искатель приключений. Он всегда был затейником, всегда первым рвался во всякие авантюры. Влада понимала, это было вызванно тем, что дома он вёл себя сдержанно и прилежно, и ему было необходимо выпустить весь пар подальше от родителей. Пожалуй, неудивительно, что в этом они были непохожи – Влада предпочитала выпускать пар с криками и ссорами. Однажды дошло до того, что соседи вызвали полицию, испугавшись, что кто-то кого-то покалечит.

Это был первый раз, когда она почти поругалась с Витей. То отличалось от их обычных споров. Тогда Витя всерьёз разозлился на её несдержанность и сказал, что в один день это аукнется не только ей, но и всей семье. Им тогда было по двенадцать, но Владе казалось, что её отчитывал их дедушка. После ссора плавно перетекла в разговор по душам, в котором Влада впервые призналась, насколько трудно ей сдерживать эмоции, и что она это делает не из вредности, а просто потому что не может это контролировать.

«У меня в голове слишком много мыслей, и это меня злит. Меня злит, что я не могу контролировать собственную голову…»

Она бы никогда не призналась в этом родителям, но именно благодаря Вите Влада начала играть. После того разговора на следующий день он повёл её познакомить со своим другом. Витя сказал, что тот учился в музыкальной школе через пару остановок от их – балетной. Тогда она впервые в жизни увидела вживую игру на фортепиано. Влада долго отказывалась признаваться себе в этом, но этот инструмент покорил её сердце с первой ноты. Тогда и зародилась её любовь к музыке. На тот момент для неё это было самое худшее и лучшее чувство на свете.

Игра на фортепиано стала её спасением. Все свои эмоции – страх, злость, растерянность – она выплёскивала через музыку. Все её мысли сосредотачивались лишь на том, чтобы поспевать за мелодией, не сбиваться с ритма и следить за нотами. В такие моменты её не волновали ни звуки вокруг, ни в её голове. Педали фортепиано служили ей лучшей опорой, а звонкие ноты передавали каждые мысль и чувство.

Когда Влада только освоила первые произведения, она всегда начинала их быстро, сумбурно из-за бурлящих внутри эмоций. Иногда она даже могла совершенно забыть про указанный ритм, и мелодия разгонялась до такой степени, что позже у Влады сводило пальцы. Она с такой силой нажимала на клавиши, словно норовилась вдавить слоновую кость в дерево инструмента. Фортепиано забирало у неё почти весь контроль, оставляя только жалкие его крупицы…

– Влада! – стоило очередному крику прокатиться по залу, как она тут же оторвала пальцы от клавиш. Из-за рояля на неё смотрело грозное лицо дирижёра. – Да что с тобой? Куда ты так бежишь? Из-за тебя остальные сбиваются. Если ты будешь ускорять темп, тогда весь оркестр последует за тобой, и вся мелодия развалится! – уже в который раз за репетицию причитал их дирижёр – Антон Михайлович.