Пленники любви. Мифы и легенды

Он вернулся домой из путешествия по Европе, когда должен был родиться его первенец.

№№№№№

На свет появилась прелестная девочка. Он подхватил на руки ребенка и так прижал его к груди, что почувствовал тепло детского тела. Как хороша была его Клара. Он слегка кружил ее по комнате, внимательно глядя на своего ребенка, это было самое совершенное из творений художника, он любому бы в том признался в те минуты.

– Пауль, ты задушишь ее, – услышал он в вихре счастья голос брата.

Он заглянул к ним и никак не мог понять всех восторгов и порывов, словно ни у кого больше не рождалось никогда детей.

– Помнишь, как ты рисовал самые мрачные картины моего грядущего, – напомнил неожиданно он.

– Для того и рисовал, чтобы тебе удалось избежать всех бед, – говорил он, – но я никогда не сомневался, что ты умен и проницателен, ведь были же и Тициан, и Рафаэль, только этот путь значительно труднее, чем тот, другой.

И потом он рассказывал о плачевной судьбе еще недавно знаменитого художника.

– Кто бы мог подумать, – удивлялся Филипп, – еще несколько лет назад он был уверен, что Тициан умрет от зависти, на него глядя.

Изабелла внимательно слушала их разговор. Она с каждым днем любила своего мужа все больше и больше, и все время благодарила бога за то, что он подарил ей ее Питера.

Он с самого начала и до конца был знаменит, высок и далек от земли. Есть творцы, которые еще при рождении записаны в небожители, им никому и ничего не нужно доказывать, это остальные ненавидят и завидуют, возмущаясь несправедливости, царившей в мире. А почему он должен быть справедлив, и если бы пришлось поменяться местами, отказались бы они сами от такого места под солнцем? Вряд ли. И все же, все же.

№№№№

У него все время появлялись ученики, и он возился с ними, не замечая их капризов и всех темных сторон, которые они порой являли миру. Он никого к себе не приближал, хотя никого и не отталкивал, приходили и уходили они всегда сами.

Потом художник никак не мог вспомнить, кто привел к нему этого юношу, как он оказался в их доме. Какими мрачными были его полотна. Он не мог не оценить мастерство, но и принять этого мира не мог, хотя старался быть великодушным.

Но сам юноша казался легким и веселым созданием.

– Вы король художников, это все говорят, – без всякого заискивания заявил он.

Ничего на это не ответил Питер, только усмехнулся, всем своим видом тот подчеркивал, что пройдет немного времени, и он обойдет его во всем.

Это было даже забавно, он, вероятно, не знал, что тот, которого он назвал королем художников, никогда и ни с кем не соревновался, считая, что у каждого только свое место под солнцем, и никому не удастся занять чужого. Но ничего этого говорить юному дарованию он не стал.

– Он художник королей, – про себя размышлял Рембрандт, и не мог понять, как одно в этом человеке может сочетаться с другим.

Но таким и должен быть придворный художник, высок, красив, одет с иголочки, речь дипломата, говорят, он часто исполняет поручения то одного, то другого короля, потому так спокойно путешествует.

А сам Питер вспоминал в тот момент, как печально знаменитый герцог, взглянув на его полотна, спросил:

– Вы дипломат, занимающийся живописью?

– Нет, – ответил он тогда, – живописец, причастный к дипломатии.

Тот не стал больше ни о чем говорить, понимая, что художник сделан из особенного теста, и он не позволит ему вольничать, и чего доброго с ним еще неприятностей на свою голову насобираешь.

– Ничего особенного, – говорил ученик, когда его спросили о художнике.

– Чертовски обаятелен, умен, богат, счастлив в семейной жизни, а в остальном ничего особенного, высокомерен и насмешлив, не особенно с ним пообщаешься. Да он и не стремиться с кем-то водить дружбу, – тут же прибавил он

Но в голосе была затаенная обида на ту самую несправедливость. Почему одним судьба дает все, а другим ничего?

Когда – то Питер хотел быть таким, как Тициан, и ему это удалось. Новый гений вовсе не хотел быть таким, как Рубенс. Но в покое он так и не смог оставаться, столкнувшись с ним, и это противостояние длилось до самого конца, когда учитель давно уже покинул этот мир, несчастный, разоренный художник видел его и все время старался обойти стороной призрак, который доказывал ему, что можно было жить совсем по-другому.

Юноша пристально смотрел на его картины, яркие, пышущие энергией и красотой. Он вглядывался в лицо Георгия Победоносца, убившего змея, и в прекрасный лик спасенной им принцессы.

Он бы совсем по-другому написал этот сюжет, и напишет, не могут они быть такими яркими и победными, не могут и не должны. Ему не нравилось полотно, но от него никак нельзя было оторвать взора.

И дальше кони, люди, экзотические животные, все смешалось и пришло в движение, все явило собой невероятную мощь. И даже распятый Христос на его полотнах был на удивление красив и мощен. Хотя это и вызывало усмешку, но и впечатляло одновременно. Он знал, что такие картины и станут украшением королевских дворцов и храмов, они будут висеть там, куда ему никогда не прорваться. Не стоит даже и пытаться.

– Не переживай, – он бездарен, – говорил кто-то из его пьяных, а потом странно веселых друзей.

– Он великолепен, – вырвало у молодого художника, – ему хотелось оставаться справедливым.

И только тот, о ком они спорили, был далек и недосягаем, рядом с королями и в кругу своей семьи он оставался спокоен и счастлив, ни с кем ему не нужно было выяснять отношения.

№№№№№

Но беда задела его своим черным крылом, когда умерла его обожаемая Клара. Никто не мог знать, как он переживал смерть своего первого и любимого ребенка, он сразу же отправился в путешествие по Европе, не желая никого видеть и слышать.

Девочка все время была рядом, она приходила в его сны, у него появился маленький ангел – хранитель. Но в реальности никто не мог заполнить ту пустоту, которая образовалась в его душе. Изабелла превратилась в бесплотную тень. Они оба понимали, что дети часто умирают, но то, что это случилось с их обожаемым ребенком, в это никак невозможно было поверить и смириться. Он рисовал ее снова и снова, и она оживала на его полотнах. И он радовался тому, что может хотя бы это сделать для своего несчастного ребенка, пусть они запомнят ее такой.

Выходя из собора, он наткнулся на своего бывшего ученика, шедшего куда-то в толпе таких же веселых гуляк. Тот рванулся к нему, но Пауль резким движением отстранился и вскочил в карету. Всем своим видом он показал, что ни с кем не желает общаться. Его вовсе не волновало, что подумают они о нем.

№№№№№№

Король присылал все новых вельмож. Художник находил предлог, чтобы оставаться в своем замке и не появляться при дворе, но он понимал, что это не может длиться долго.

Художники стали спорить о том, кто из них сменит Рубенса во дворце. Каждый верил в то, что избран будет именно он.

– Они ждут Рубенса, – отрезал знакомый, когда Рембрандт намекнул на то, что он свободен и мог бы поработать.

Его молодая жена была так тщеславна и так мечтала предстать перед королем. Ради нее и попросил он узнать, не нужен ли королю новый художник. Но пока ничем не мог ее обрадовать.

Саксия смотрела на своего мужа. Она уже знала от служанок, что усилия его были напрасны, их никто никогда не пригласит к королю. Она вспомнила жену Рубенса, эту маленькую и серую мышь, которой ее знаменитый муж так польстил на своих полотнах. Но почему ей так с ним повезло.

Она не знала, что это был последний год жизни Изабеллы. Она и умереть должна была молодой, любимой и счастливой

Он вернулся от короля, узнав о болезни жены, и остался у ее постели до последней минуты.

Бог ему много давал, это правда, но при этом безжалостно забирал любимых людей, и с этим ничего не поделать.

№№№№№№

Рембрандт взирал на свою Саксию в те дни, когда появилось известие о смерти Изабеллы, на пышные похороны они не посмели отправиться. Но он был уверен в том, что если бы его счастливый соперник поманил его жену, она бы не задумываясь, бросилась в его объятия. Это открытие очень больно его ранило. И он отчаянно продолжал писать в те дни своего блудного сына- полотно, которое должно было поднять его над всеми. Но уже в середине работы стало понятно, что и на этот раз надежды не оправдаются, те, кто восторженно относятся к Рубенсу, не поймут и не оценят его, об этом не стоит и мечтать.

№№№№

Он мог быть спокоен за свою жену – юная Елена, которую он знал когда-то еще ребенком, стала новой его избранницей, как только прошли дни траура. Сама Изабелла, уходя, настояла на том, что сменит ее именно она, и он не мог спорить с ней, и только согласно кивнул. Блиставшая красой дева вызывала симпатию в его душе с самого начала, он мог ее полюбить.

Ее прекрасный лик и великолепное тело появилось на новых полотнах, потому что в такие дни он не мог не писать.

Она была великолепна. Да и не могла быть иной муза короля художников. Его Даная казалась только жалким подобием того, что изображал и являл миру этот чародей Рубенс.

Саксия заболела в те дни, и он не мог не передать ее увядавшей красоты на своем полотне. Она не могла скрыть своего недовольства, когда вглядывалась в то, что он писал. И его дела шли все хуже и хуже Они стремительно летели вниз. Но она знала, что его гибели ей не суждено будет увидеть. И то, что она уйдет раньше, немного успокаивало ее.

Она вспоминала похороны Изабеллы и знала, что ее художник не сможет даже достойно похоронить ее.

Когда она застала мужа со служанкой, то пришла в неописуемую ярость.

Сначала ему показалось, что она просто ревнует его, но потом он понял, что причина в другом.

– Ты все время сравниваешь себя с ним, но взгляни на Елену, и на ту с которой ты развлекаешься, даже когда я еще не успела оставить этот мир, вот в этом вся разница.

Никогда прежде она не говорила ему таких обидных слов, но здесь были все ее несбывшиеся надежды и мечтания, которым уже не осуществиться.

– Ты даже умереть готова, чтобы уровняться с его женой, – в свою очередь раздраженно бросил он.

– Это точно, чем такая жизнь, уж лучше в склепе оставаться, – согласилась она. – Но он туда приходит с розами, а ты меня в общую могилу бросишь.

Они сказали друг другу все, что наболело, но больше о знаменитом художнике не говорили ни слова.

№№№№№

Полуобнаженная Елена, закутанная в меха, во всей своей красе стояла перед ним. Сколько нежности, восторга и радости было во взгляде художника в те минуты. Он был с ней, он снова был счастлив, и ни с кем из собратьев своих не собирался спорить и ссориться. Они существовали в другом мире, за высоким забором, отделявшем его дворец от их хижин.

Когда появился посыльный короля, художник отложил кисть и резко поднялся. Ему не хотелось уходить, но как истинный дипломат он улыбнулся, то ли этому человеку, то ли своим мыслям и чувствам.

– Лучше бы ты был художником королей, – услышал он голос своего брата, долетевшего к нему из прошлого.

– Я стану художником королей, если тебе этого хочется, – сказал он тогда.

Теперь он понимал, что это чертовски хлопотно, но деваться было уже некуда

№№№№№

Саксия умерла в полутьме в одиночестве. Ее мужа уже несколько дней не было дома, его нигде не могли найти. И когда кто-то из учеников рассказал об этом Рубенсу, он дал денег и распорядился о похоронах жены художника. Они не посмели нарушить наказа мастера, и немалые деньги истратили по назначению, хотя они не могли понять, какое он имел к этому отношение.

Все в этом мире идет своим чередом, король художников так и оставался до конца королем, и он достойно шел по жизни и нес свою корону. Никто ни в чем не смог бы его упрекнуть.

РУБЕНС КОРОЛЬ ХУДОЖНИКОВ

Когда в нищете умирает творец обреченно,

В объятьях служанки жену вспоминая устало,

Я вижу не хижину в мире страстей обнаженных,

А чудо дворца, где его королева блистала.

О ком вы опять, он не гений и правда не с вами,

Божественный Рубенс мне мир распахнет, улыбаясь,

И в городе снов мы проходим по залам словами,

И тонкими пальцами этих полотен касаясь.

И тот, кто легко королю отдает свою душу,

И снова танцует на первом балу с королевой,

Сегодня Аиду впервые отчаянно служит,

Когда он писал в тишине обнаженную деву.

Напрасно Рембрандт о свиданье с ним снова мечтает,

Он снова уехал, и знаю, вернется не скоро,

Он тихо умрет среди роскоши, дивных красавиц.

И только в тумане останется призрачный город.

Торжественно осень плывет, за собой увлекая,

Холодные тени заполнили снова округу,

И реки времен по судьбе и душе протекая,

Ему обещают и холод, и голод, и вьюгу,

Но дивный творец среди граций своих растворился,

И в облаке грез он счастливый, до срока витает,

И мрачен король: -Где же Рубенс, он снова влюбился,

И значит он нас на мгновенье и вечность оставит.

О сколько же можно с художником этим носиться,

А столько и будет триумф для него продолжаться,

Он Солнца король, и в реальности он воплотится,

Я вижу как нынче нам Рубенса всем не хватает.

Того, кто с отвагой нам высшие сферы откроет,

И в пропасти буден устроит отчаянно праздник,

В лачуге Рембрандта тоска, как волчица, завоет,

А Рубенс танцует и пишет с улыбкой граций.

Мадонна или блудница

(ХРОНИКИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ)

Осень царила в Риме. Было ветрено и так холодно, что знаменитый художник, приглашенный всю самим Папой, не только скучал, но и страдал.

Он был одинок и печален, комнаты в великолепном, но таком пустом дворце, куда его поселили, сверкали роскошью. Ему завидовали все или почти все, ученики его были уверенны в том, что и их, как только освоят ремесло, ждет такая же жизнь, о другой они и думать не собирались. Но он мог бы рассказать им, какова эта жизнь, в странном блеске одиночества, мог бы, но не стал этого делать. Потому что верил в то, что все может измениться в одно мгновение, так было уже не раз, когда вдруг из-за туч появлялось солнце, внезапно стихал ветер, и прекрасная незнакомка шагала к нему навстречу.

Пока он слегка увлекался куртизанками, чтобы это не особенно отвлекало от творчества и это ни к чему не обязывало, вот именно слегка. Он не думал о семье и собственном дворце, хотя, в отличие от многих собратьев, мог позволить себе все, что ему хотелось, но привык без сожаления уходить из своего уютного дома, не зная, когда вернется назад, и никого, кроме верных слуг не оставлять там в томительном ожидании. Художник точно знал, как это трудно, как невыносимо ждать возвращения.

И теперь, когда его назначили главным архитектором столицы и поселили в роскошном дворце, ему не хватало только натурщицы для его Мадонн. И он, бродя по городу, искал это единственное, совершенно особенное лицо и тело, и не находил.

Многие узнавали знаменитого художника. Кто-то откровенно глазел. Кто-то готов был выполнить любое его указание. Но он ничего и никому не говорил, ни о чем их не просил. И оставалось только вздохнуть и растворится где-то за поворотом. Художники странные и такие капризные существа. А этот оставался с начала и до конца баловнем судьбы, к нем не подступиться.

Первое полотно должно было напомнить сюжет из Амура и Психеи, и ему нужна была Психея – это воплощение женственности, мягкости, души. Да такой, чтобы сам бог любви ослушался свою грозную матушку, и спустился к ней в объятия, и оставался с ней в своем бессмертии. А разве просто отыскать среди живых, реальных девиц такую? Он не находи и страдал. Мастеру хотелось работать, и хотя Папа все понимал и не торопил его, но только на полотнах он мог выразить все, что томилось и мучительно рождалось в душе, весь остальной мир, не связанный с живописью, был только тенью, подобием реальности, до которой ему не было дела.

Он не заметил, как вышел к реке. Бывает такое, вроде бы стоял на площади и никуда не двигался даже, но когда очнулся, оглянулся вокруг, то оказался совсем в другом месте.

И здесь, на берегу Тибра, он и заметил девушку. Вот именно заметил, потому что если бы не очнулся вовремя, то навсегда ее потерял, еще не успев и встретить, такое вероятно случалось и прежде. Но нет, он остановился перед ней, и она с интересом разглядывала художника, вряд ли догадываясь, кто он такой. Такое внимание льстило юному созданию.

– Как зовут тебя, дитя мое? – спрашивал он тихо и ласково, так, чтобы она не испугалась и не убежала, и он бы потерял ее навсегда.

Но девушка была не пуглива, и не собиралась она куда-то бежать.

– Маргарита, я живу тут поблизости и часто здесь гуляю, – охотно отвечала она.

– А я в первый раз тут появился и сразу же встретил тебя, радость моя. И не могу тебя просто так отпустить, мне бы очень хотелось написать тебя для своей картины.

– Я согласна, но нужно спросить моего отца и жениха, я не могу без их позволения отправиться с вами, – заявила она.

И он согласился на все, неосмотрительно шагнув в квартал мастеровых, где всякое могло случиться, но какое дело было художнику до реальных и мнимых опасностей, если такое создание порхало рядом с ним.

Отец сразу же догадался, какой важный господин перед ним, если он и был художником, то вовсе не из тех несчастных, которые рисуют все подряд, перебиваясь нищенскими заработками, и все-таки упорно не бросают своего почти бесполезного занятия. Он догадывался о том, что есть другие живописцы, хотя никогда их и не видел, да еще так близко.

Он не стал долго торговаться, а блеск золотых отразился в глазах его и заставил быть сговорчивым. Маргарита улыбнулась и отправилась с ним туда, куда увлек он ее, ощутив прилив вдохновения и счастья.

Дворец ошеломил ее. Она никогда и мечтать не могла о том, что приблизится к подобному сооружению, посмеет скрыться за огромными его дверями.

Художник с восторгом следил за ней, за тем, как, не мигая, смотрела она на его незавершенные полотна.

– И это сделали вы?

– Конечно, – согласился он, – но ты поможешь мне сотворить и не такое, дитя мое.

Он усадил ее так, как ему хотелось, смущенно попросил обнажиться, но она не особенно стеснялась с самого начала, и к радости его оказалась гибкой и послушной.

№№№№

Как ни старалась Маргарита, но она никак не могла поверить тому, что, выйдя на берег Тибра в очередной раз, и просто прогуливаясь, и думая о том, что жизнь ее скучна и однообразна, и она должна с радостью поджидать своего нищего жениха, которого отыскал для нее отец, она увидит этого чародея, и окажется рядом с ним. Да и не просто окажется, а он будет с ней так заботлив, так ласков, что она не сможет от него ускользнуть, словно именно этого ей и хотелось в те самые минуты. Вовсе нет. Она готова была с радостью исполнять все, что он потребует, чтобы пробыть с ним как можно дольше, а может быть, хотя об этом не стоило и мечтать.

Маргарита не любила заглядывать далеко вперед и совсем не хотела искушать свою судьбу, которая и без того нынче была к ней благосклонна, вот и пусть все идет своим чередом.

– Ты хочешь выйти замуж, – спросил художник, не отрывая взора от полотна.

– А что мне еще остается, в 17 лет стыдно быть девушкой, – просто объяснила она то, что должно было случиться, – но даже если бы и не хотела, кто же меня о том спрашивать станет.

Он закончил на закате, когда солнце уже исчезло и позволил ей встать с ложа на котором Психея ждала своего Амура.

Художник старался припомнить старый миф. Там были коварные сестры, которых впрочем, она потом погубила, но и сама столько терзаний и испытаний прошла. Маргарита права, невыносимо тяжело в этом мире таким юным и очаровательным созданиям, как она. Отец решил, нашелся жених, и она должна стать послушной, безропотной, и такой далекой от реальности.

Но он уже точно знал, взглянув на набросок, что у него есть не только Психея, но и Мадонна. Он знал, что не отпустит ее просто так. Да это было и невозможно.

Она робко взглянула на него, стараясь угадать, последняя ли это встреча или будет что-то еще. Но так и не поняла этого.

Художник отвел ее домой, как и обещал отцу, но по дороге они договорились о том, что она придет к нему завтра, и они продолжат работу.

Маргарита облечено вздохнула. Ей была обещана еще одна встреча, и она постарается сделать все для того, чтобы она не оказалась последней.

И она преуспела. Золотое ожерелье, в котором он изображал ее на очередном наброске, осталось с ней, и он ласково попросил принять от него подарок.

Как девушка порядочная, она заявила о том, что не может принять такой дорогой подарок, ведь оно настоящее.

– Конечно, настоящее, – улыбнулся художник, – но ты заплатишь мне поцелуем, тремя поцелуями и этого достаточно, – говорил он, завороженный.

И уста их сплелись в тот же миг, она не хотела быть слишком откровенной и поспешной, чтобы не наскучить ему, художники такие ветреные и капризные создания. Но, судя по всему, пока разлука ей не грозила, чудеса в ее жизни продолжались.

№№№№№№№

Дома все было не так радостно, как в блестящем дворце, потому что появился Томазо – ее жених, он вовсе не был так сговорчив как отец.

– Ты снова была у этого художника.

Она удивилась, выяснив, что он знает о каком художнике идет речь.

Он не просто знал, затаившись еще в первый день, он поджидал его, а когда увидел, чуть не вывалился из своего укрытия. Это был не просто богатый живописец, а художник самого кардинала. К нему невозможно подступиться никому, и почему именно его невеста оказалась в его объятиях (в этом юноша не сомневался).

– Ты уже была в его дворце? – пытал ее он.

– Конечно, а где же он еще работать может, непринужденно отвечала она.

Маргарите хотелось верить самой, а еще больше – убедить в том этого болвана, что дворец принадлежит ее художнику (она уже привыкла его считать своим)

– Но он имеет дело только с куртизанками, и если бы еще не стало ею, то это случится завтра.

– Хорошо бы, если бы карканье его осуществилось, – про себя подумала Маргарита, но для того, чтобы он не стал вмешиваться, заверила его, что она и не собирается приближаться к нему.

– Я так боюсь Папы, а он часто у него бывает, как ты мог подумать о таком, его Святейшество никогда такого не допустит.

Ничего на это не ответил обманутый ее жених, но он не был так глуп и точно знал, что сам Папа готов его сделать кардиналом, об этом говорили все, и с усмешкой взирает на любые его шалости. Таким позволено все, для них нет, и не может быть никаких законов. Но что с ней о том говорить, если случилась беда, то отворяй ворота.

И тогда, видя, что он не собирается от нее отступаться со своими дурацкими расспросами и обвинениями, она изменилась в один миг:

– Я готова быть кем угодно, если он подарит мне хоть малую долю того, чем обладает, я буду самой счастливой куртизанкой в этом мире.

Золотое ожерелье сверкнуло на шее ее, напоминая о том, что либо уже свершилось, либо должно произойти в ближайшее время. И юноша отступил в ярости, он понимал, что не сможет дать ей ничего.

На пороге стоял тот самый художник, из-за которого они только что ссорились. Он смотрел на нее и улыбался, Томазо отошел невольно в сторону, не хотел оказаться рядом с ним. Каким ничтожным и жалким он должен был казаться здесь.

Но они не видели его, принадлежавшие только друг другу. И тот дворец, ну не такой, но тоже великолепный, он купил для нее, настояв на том, чтобы Маргарита поселилась там.

– Я не могу появляться у тебя, это отнимает слишком много времени, – говорил он, но не стал напоминать о том, что это просто опасно для жизни.

Она вынуждена была согласиться. Да и с какой стати отказываться, если только об этом она и мечтала.

№№№№№

Так уж вышло, что эта девица, случайно им встреченная, оказалась первой и единственной любовью избалованного вниманием женщин, но никогда никого не любившего художника. Вереница куртизанок и знатных дам теснилась в его памяти, они все проходили где-то мимо и растворялись, он не видел и не слышал их. И только она одна, впорхнув во дворец его, оставалась на всех полотнах.

Найдя свою мадонну, работал он день и ночь, словно старался успеть запечатлеть то ускользавшее мгновение ее юности и красоты, которого никак невозможно было вернуть.

Она все время была рядом, ему не о чем было волноваться (так он думал в те дни), потому и работа была особенно вдохновенна и плодотворна. И только недовольство Папы немного смущало его, но ему некогда было о том особенно долго думать, он должен был написать все, что было задумано.