Ты спишь с призраком

Ты открываешь глаза. В комнате тихо и сумрачно. Он в другой комнате, смотрит телевизор или сидит в компьютере. Ты одна на кухне с остывшим чаем. И боль от этого контраста такая сильная, что хочется кричать. Ты только что была в раю, а тебя силой вернули в твой личный, тихий, уютный ад.

Эти воспоминания опасны еще и потому, что они идеализируют прошлое. Память – хороший редактор. Она вырезает все ссоры, обиды, недопонимания. Она оставляет только лучшие моменты. Она создает миф о золотом веке, которого, возможно, никогда и не было в таком концентрированном виде. Ты помнишь идеальную картинку. И эта картинка мешает тебе принять несовершенную реальность. Она заставляет тебя цепляться за надежду. «А вдруг все еще можно вернуть? Вдруг я что-то делаю не так? Может, если я куплю такое же платье, как на той фотографии, или приготовлю тот самый ужин, он снова станет прежним?».

Ты пробовала. Ты знаешь, что это не работает. Ты устраивала романтические вечера. Зажигала свечи, включала музыку. Он приходил, ел, говорил «спасибо, было вкусно» и уходил к своему телевизору. Свечи догорали в пустой комнате. Ты покупала красивое белье. Он не замечал. Или делал вид, что не замечает. Ты пыталась воссоздать декорации, но актеры уже разучились играть свои роли. Ты пыталась реанимировать труп с помощью антуража. Но трупу все равно, лежать ему в бархатном гробу или в сосновом ящике. Он остается трупом.

Фантомные боли заставляют тебя искать причину ампутации. Ты снова и снова прокручиваешь в голове последние годы, месяцы, недели вашей «живой» жизни. Где была та точка невозврата? Тот момент, когда все пошло не так? После рождения ребенка? После смены им работы? После той крупной ссоры? Ты ищешь виноватых. Себя. Его. Обстоятельства.

Это бессмысленно. Это все равно что спрашивать у пепла, какая именно искра начала пожар. Результат один – все сгорело. Твои попытки найти причину – это еще одна уловка, чтобы не смотреть на результат. Пока ты занята расследованием прошлого, ты можешь не замечать пустоты в настоящем. Это анестезия. Но любая анестезия рано или поздно заканчивается. И боль возвращается, еще более сильная.

Самое страшное в этих воспоминаниях – они крадут твою энергию. Каждое погружение в прошлое – это отток жизненных сил. Ты тратишь их на то, чтобы оплакивать то, что ушло, вместо того чтобы строить то, что есть. Ты похожа на смотрителя музея. Ты каждый день приходишь в пустые залы, сдуваешь пыль с экспонатов – ваших общих воспоминаний, – поправляешь таблички, меняешь лампочки. Ты хранишь то, что мертво. Это твоя работа. Тяжелая, неблагодарная, ежедневная работа. Но кто тебе за нее платит? Никто. Ты сама платишь за нее своей жизнью.

Иногда ты ненавидишь свою память. Ты хочешь, чтобы тебе стерли все. Чтобы ты не помнила ни его смеха, ни его прикосновений, ни ваших разговоров. Тогда, возможно, тебе было бы легче принять этого чужого человека, который живет с тобой в одной квартире. Ты бы воспринимала его просто как соседа. Функционального сожителя. Но ты не можешь. Потому что за его безразличным лицом ты все еще видишь черты того, кого ты когда-то любила. В его молчании ты все еще пытаешься расслышать отголоски тех слов, что он когда-то тебе говорил.

Ты живешь в двух реальностях одновременно. В сером, холодном настоящем и в ярком, теплом, выдуманном прошлом. И этот разрыв, этот шпагат между двумя мирами, разрывает тебя на части. Ты не можешь полностью уйти в прошлое, потому что реальность постоянно напоминает о себе – счетами за квартиру, необходимостью готовить ужин, его тяжелым вздохом в соседней комнате. Но ты не можешь и полностью жить в настоящем, потому что оно слишком болезненно и пусто.

Эти фантомные боли – это не просто тоска по прошлому. Это крик твоей души. Она помнит, что значит быть живой. Она помнит, что значит чувствовать, любить, быть любимой. И она отказывается мириться с тем анабиозом, в котором ты сейчас находишься. Боль – это признак жизни. Пока ты чувствуешь эту боль, ты еще не до конца умерла. Твоя память, твой мучитель, одновременно является и твоим спасителем. Она не дает тебе окончательно окаменеть. Она напоминает тебе, что существует другая жизнь. Другие чувства. Другие отношения.

Проблема в том, что ты неправильно интерпретируешь ее сигналы. Ты думаешь, она говорит тебе: «Верни все, как было». Но на самом деле она говорит: «Посмотри, чего ты лишилась. Посмотри, чего ты заслуживаешь. Посмотри, как не должно быть». Память дает тебе точку отсчета. Не для того, чтобы ты бежала назад, а для того, чтобы ты могла оценить, в какой глубокой яме ты находишься сейчас.

Перестань воспринимать воспоминания как убежище. Начни воспринимать их как улики. Улики в деле о твоей украденной жизни. Вот улика номер один: его смех. Предъяви ее подозреваемому – тому человеку, что сидит перед тобой. Совпадает? Нет. Вот улика номер два: его взгляд. Сравни. Не то. Улика номер три: его слова. Не они. Ты ведешь расследование, но боишься признать очевидное: перед тобой не тот человек. Физическая оболочка та же, но содержание исчезло.

Ты должна понять: то, что было, прошло. Безвозвратно. Ты не можешь войти в одну реку дважды, особенно если река высохла и превратилась в пыльное русло. Твои попытки оживить прошлое похожи на некромантию. Ты пытаешься поднять из могилы то, что давно истлело, и удивляешься, почему оно не хочет с тобой танцевать.

Твоя задача сейчас – не пытаться склеить разбитую чашку. А оплакать ее. Признать, что она разбита. Собрать осколки – твои воспоминания – и отнести их в специальное место. Не в твой дом. А в архив души. Да, это было. Это было красиво. Это было важно. Это было частью твоей жизни. Но эта часть закончилась. Закрой эту главу. Перестань ее перечитывать каждый день.

Когда ты чувствуешь очередной приступ фантомной боли, не беги от него. Не пытайся заглушить его сериалом, работой или едой. Проживи его. Сядь и почувствуй эту боль во всей ее полноте. Дай себе поплакать. Позлись. Почувствуй эту огромную, зияющую дыру внутри. И когда боль немного отступит, спроси себя не «Как это вернуть?», а «Хочу ли я прожить так остаток своей жизни, постоянно чувствуя эту боль?».

Воспоминания о том, как было хорошо, – это твой компас. Но он указывает не назад, а вперед. Он показывает тебе, какого тепла, какой близости, какой радости ты лишена сейчас. Он показывает стандарт, ниже которого ты не должна опускаться. Ты согласилась на меньшее. Ты согласилась на суррогат. На имитацию. И твоя память, как верный пес, скулит и тычется тебе в руку, пытаясь сказать: «Хозяйка, это не наш дом. Наш дом был другим. Здесь холодно и страшно. Пойдем отсюда».

Ты боишься. Ты боишься признать, что лучшее позади. Ты боишься признать, что совершила ошибку, оставшись так надолго. Ты боишься будущего, потому что оно неизвестно, а прошлое, пусть и мертвое, но

Глава 2. Фантомные боли: когда помнишь, как было хорошо

Ты знаешь, как это начинается. Это не начинается со страстного поцелуя, со взгляда, который обещает утонуть друг в друге. Это не начинается с нежных слов, прошептанных на ухо. Это начинается с тишины. С особенной тишины, которая сгущается в спальне после того, как выключен телевизор и отложены телефоны. Эта тишина отличается от обычной. Она тяжелая, заряженная невысказанным ожиданием, которое давно превратилось в обязательство. Иногда это жест. Он кладет руку тебе на бедро. Рука лежит весомо, как предмет. В этом жесте нет вопроса, нет приглашения. В нем есть констатация факта. Сегодня по расписанию. Иногда это просто его поворот в твою сторону, размеренное дыхание, которое становится чуть ближе. Ты чувствуешь его тепло спиной. И это тепло не греет, оно обжигает холодом, как сухой лед. Это сигнал. Твой выход на сцену.

Твое тело реагирует раньше, чем мозг успевает придумать оправдание. Легкое, почти незаметное напряжение в мышцах. Ты будто готовишься к неприятной процедуре в кабинете врача. Сделать глубокий вдох, расслабиться, потерпеть. Это не займет много времени. Ты поворачиваешься. Ваши тела соприкасаются. Кожа к коже. Когда-то это соприкосновение было электрическим разрядом, который пробегал по всему телу, заставляя кровь бежать быстрее. Сейчас это просто контакт двух поверхностей. Как если бы ты прислонилась к стене. С той лишь разницей, что эта стена теплая и дышит. Он целует тебя. Его губы механически находят твои. Это поцелуй, лишенный вкуса, запаха, чувства. Это просто функция. Рот, предназначенный для поцелуев, выполняет свою работу. Твои губы отвечают ему так же автоматически. Выученный рефлекс. Ты закрываешь глаза. Не потому, что хочешь раствориться в ощущениях. А потому, что не хочешь его видеть. Не хочешь видеть это чужое, сосредоточенное лицо так близко. Не хочешь ловить его пустой взгляд. Темнота под веками – твое единственное убежище. Твой маленький внутренний склеп, куда ты прячешься, пока твое тело, твой скафандр, участвует в этом ритуале.

Его руки начинают свое путешествие по твоему телу. Их маршрут не менялся годами. Он точен, как навигационная карта. От плеча к груди, от талии к бедру. Пальцы скользят по знакомым изгибам без любопытства, без нежности. Это не ласка, это инвентаризация. Проверка, что все на месте. Ты помнишь, как эти же руки когда-то исследовали тебя, словно открывали новый континент. Каждый сантиметр твоей кожи был для него открытием. Его прикосновения были вопросами, на которые твое тело отвечало дрожью. Он мог часами изучать родинку на твоей спине или линию ключицы. Сейчас его руки просто скользят по поверхности, не проникая глубже. Они касаются оболочки, не замечая того, кто живет внутри. А ты и не подаешь знаков. Ты давно научилась отключаться. Твоя душа выходит из тела, садится на край кровати и молча наблюдает за этим спектаклем с двумя актерами, которые так устали от своих ролей.

Одежда исчезает. Это тоже происходит быстро, деловито. Никакой игры, никакого медленного, дразнящего предвкушения. Просто устранение препятствия. Словно вы снимаете рабочую униформу перед тем, как приступить к смене на заводе. Обнаженность больше не приносит чувства уязвимости или близости. Это просто физическое состояние. Твое тело лежит на простынях, и ты ощущаешь его как чужое. Красивое, ухоженное, но не твое. Это инструмент, который сейчас будет использован по назначению. Ты смотришь на него отстраненно, как механик смотрит на двигатель. Все системы в норме. Готов к эксплуатации. Внутри тебя ледяная пустота. Там, где раньше бушевал огонь, теперь гладкая, холодная поверхность замерзшего озера. И ты боишься, что если он надавит чуть сильнее, этот лед треснет, и его поглотит черная, бездонная вода твоего отчаяния. Но он не надавит. Он скользит по поверхности.

Начинаются движения. Ритмичные, выверенные, знакомые до последней доли секунды. Ты знаешь их последовательность. Ты знаешь, когда он ускорит темп, когда задержит дыхание. Ты можешь предсказать каждый его вздох, каждый стон, который больше похож на звук усилия, чем на звук наслаждения. Это хореография мертвых. Танец двух тел, чьи души давно танцуют в разных комнатах под разную музыку. Ты подстраиваешься под его ритм. Твое тело помнит, что нужно делать. Как нужно изогнуться, как откинуть голову, какой звук издать, чтобы это было похоже на страсть. Это все часть спектакля. Ты играешь свою роль не для него. Ему, кажется, все равно. Он погружен в свой собственный механический процесс. Ты играешь эту роль для себя. Чтобы обмануть саму себя. Чтобы на несколько минут создать иллюзию, что вы все еще живы. Что вы все еще мужчина и женщина, а не два сокамерника, отбывающие пожизненный срок.

Но обман не работает. Потому что пока твое тело двигается в такт с его телом, твой мозг живет своей, отдельной жизнью. Ты начинаешь думать о посторонних вещах. Ты вспоминаешь, что завтра нужно купить молоко и хлеб. Ты прокручиваешь в голове неприятный разговор с начальником. Ты составляешь список дел на выходные. Увезти детей к родителям, сделать уборку, заплатить за квартиру. Этот ментальный список – твой спасательный круг. Он держит тебя на плаву в этом море безразличия. Он доказывает, что ты существуешь отдельно от этого тела, от этого акта. Что у тебя есть своя жизнь, свои заботы, свой мир, куда ему нет доступа. Это твоя тихая месть. Он использует твое тело, а ты используешь это время, чтобы спланировать свой день. Справедливый обмен. Иногда, в особенно плохие ночи, ты начинаешь считать. Ты считаешь его толчки. Раз, два, три… Ты считаешь скрипы кровати. Ты считаешь секунды до того момента, когда все это закончится. Ты превращаешься в метроном, в бесстрастный счетчик. Это помогает не чувствовать. Цифры – это холодная, чистая абстракция. В них нет боли, нет унижения, нет тоски. Только порядок. И этот порядок спасает тебя от хаоса того, что на самом деле происходит.

А что на самом деле происходит? Происходит акт глубочайшего одиночества. Нет ничего более отчуждающего, чем секс без близости. Это физическое вторжение в твое пространство, которое только подчеркивает зияющую эмоциональную пропасть между вами. Его тело внутри твоего, но вы никогда не были так далеко друг от друга. Вы могли бы находиться на разных планетах, и расстояние было бы меньше. Потому что там, в космосе, была бы хотя бы тоска друг по другу, воспоминания, надежда. А здесь нет ничего. Только вес его тела, запах его кожи, который больше не вызывает у тебя никаких эмоций, и звук его дыхания у твоего уха. И этот звук кажется тебе оглушительно громким в окружающей тишине. Тишине, в которой умирают последние остатки того, что когда-то было между вами.

Ты помнишь другой секс. Память, твой персональный палач, услужливо подсовывает тебе яркие картинки из прошлого. Вот вы занимаетесь любовью на полу в вашей первой съемной квартире, смеясь и путаясь в старом пледе. Солнечный свет падает через пыльное окно, и вы оба кажетесь себе бессмертными и всемогущими. Вот страстные, почти животные объятия после долгой разлуки, когда одежда летит на пол, а слова не нужны, потому что тела говорят все. Вот нежный, ленивый утренний секс, когда вы не можете решить, кто первым пойдет варить кофе, и остаетесь в постели до полудня, разговаривая обо всем и ни о чем. В тех воспоминаниях ваши тела были продолжением ваших душ. Каждое прикосновение было разговором. Каждый поцелуй был признанием. Вы смотрели друг другу в глаза, и в этих глазах отражалась вся вселенная. Вы были одним целым. Единым организмом, дышащим в унисон. Эти воспоминания – яд. Они просачиваются в твою кровь прямо сейчас, пока ты лежишь под ним с закрытыми глазами, и отравляют тебя. Они делают контраст между «тогда» и «сейчас» невыносимым. Боль от этих фантомных ощущений настолько острая, что тебе хочется закричать. Но ты молчишь. Ты просто сжимаешь в кулаке простыню.

Он достигает финала. Ты чувствуешь это по изменившемуся ритму его движений, по напряжению его мышц. Для него это финишная прямая. Для тебя – долгожданное облегчение. Он издает последний, глубокий вздох. И замирает. На несколько секунд наступает тишина. Его вес давит на тебя. Ты лежишь неподвижно, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить этот момент окончания. Этот момент, когда механизм остановился. Потом он выходит из тебя. Аккуратно, без резких движений. И почти сразу отворачивается к стене. Он занимает свою половину кровати, свой окоп в этой многолетней позиционной войне. Он может пробормотать что-то вроде «спокойной ночи» или просто молча натянуть на себя одеяло. И через несколько минут его дыхание становится ровным и глубоким. Он спит. Для него все закончилось. Миссия выполнена. Можно отдыхать.

А для тебя все только начинается. Ты остаешься лежать на спине, глядя в темный потолок. Твое тело чувствует себя опустошенным и липким. Внутри тебя разливается холод. Ты только что была с мужчиной, но чувствуешь себя самой одинокой женщиной на свете. Это одиночество после секса – особая, извращенная форма пытки. Оно гуще, чем простое одиночество. Оно отравлено привкусом унижения и безнадежности. Ты только что разделила с ним самое интимное действие, на которое способны два человека, и в результате стала ему еще более чужой. Вы не соединились, вы просто еще раз подтвердили, как глубока пропасть между вами. Ты чувствуешь его запах на своей коже, на подушке. И этот запах, который когда-то сводил тебя с ума и дарил чувство безопасности, теперь кажется тебе чужим, навязчивым. Тебе хочется встать, пойти в душ и долго стоять под горячей водой. Смыть с себя не просто его следы, а само воспоминание об этих последних минутах. Смыть с себя это чувство, будто тебя использовали, будто твое тело было просто объектом для снятия напряжения. Ты хочешь смыть с себя эту ложь, в которой ты только что участвовала.

Почему ты соглашаешься на это? Снова и снова. Ты задаешь себе этот вопрос в темноте, слушая его сонное дыхание. Что это? Супружеский долг? Это уродливое, казенное словосочетание, придуманное для того, чтобы оправдать насилие над душой. Долг, который ты платишь неизвестно кому и неизвестно за что. За право носить его фамилию? За стабильность ипотечных выплат? За иллюзию семьи, которую вы показываете окружающим? Или это привычка? Просто еще один ритуал в череде других бессмысленных ритуалов, из которых состоит ваша совместная жизнь. Как совместный завтрак в тишине или дежурное «как дела?». Вы делаете это, потому что так было всегда. Потому что прекратить – значит признать, что что-то сломалось окончательно и бесповоротно. А это страшно. Этот секс по привычке – это как искусственное поддержание жизни в теле, мозг которого уже умер. Вы гоняете кровь по венам, но жизни в этом нет.

А может, это страх? Страх, что если ты откажешь ему в этом, он найдет это где-то еще. И тогда твой хрупкий, мертвый мирок рухнет окончательно. И ты держишься за этот ритуал, как за последнюю гарантию его присутствия. Ты позволяешь ему использовать твое тело, чтобы он не ушел использовать тело другой женщины. Какая жалкая, унизительная сделка. Ты меняешь свою душу на его физическое наличие в твоей квартире. Ты продаешь себя в рабство за стабильность. Но это самообман. Его тело здесь, но сам он давно ушел. Он ушел в свой мир, в свой телефон, в свои мысли. И даже если он найдет другую, что изменится для тебя? Твое одиночество станет официальным, а не тайным?

Иногда, в самые отчаянные моменты, ты сама становишься инициатором. Ты делаешь это не из желания. Желание давно умерло и его прах развеян по ветру. Ты делаешь это из отчаянной, последней надежды. А вдруг в этот раз что-то изменится? Вдруг искра проскочит? Вдруг, через этот древний, первобытный акт единения тел, вы сможете найти дорогу обратно друг к другу? Ты пытаешься соблазнить его. Ты надеваешь то белье, которое ему когда-то нравилось. Ты пытаешься быть нежной, игривой. Ты целуешь его так, как целовала раньше. И натыкаешься на стену вежливого недоумения или, что еще хуже, снисходительного согласия. Он принимает твою игру. Он позволяет тебе сделать все, что ты хочешь. Но он не участвует. Он присутствует физически, но его душа остается запертой. И ты стараешься изо всех сил, ты вкладываешь всю оставшуюся у тебя энергию, всю свою нежность в этот акт, пытаясь достучаться до него, пробить его броню. И в конце ты остаешься ни с чем. Истощенная, униженная, разбитая. Ты пыталась разжечь костер с помощью мокрых дров и одной спички. Ты только обожгла себе пальцы. И после таких ночей боль становится почти физической. Ты понимаешь, что это конец. Что ничего уже не вернуть. Что труп невозможно оживить, как бы страстно ты его ни целовала.

Твое тело помнит не только хороший секс. Оно помнит и отсутствие секса. Те долгие периоды, когда вы жили как брат и сестра. Когда напряжение в воздухе можно было резать ножом. Когда любое случайное прикосновение заставляло вас обоих отшатнуться. Когда кровать казалась огромным ледяным полем, разделенным невидимой стеной. И ты не знаешь, что хуже. Та ледяная война или этот холодный, механический мир. Тогда была хотя бы честность. Ваше отчуждение было явным, видимым. А теперь оно замаскировано под эту уродливую пародию на близость. Теперь вы оба делаете вид, что все в порядке. Вы выполняете супружеский долг, ставите галочку в воображаемом календаре. И эта ложь, этот ежедневный самообман, выматывает больше, чем любая открытая вражда. Он превращает твою жизнь в постоянный спектакль.

Ты лежишь в темноте. Прошло уже полчаса, а ты все еще не можешь уснуть. Твое тело гудит от нерастраченного напряжения и невыплаканных слез. Ты чувствуешь себя грязной. Не физически. Грязной душевно. Преданной. И предательницей самой себя. Ты только что позволила этому случиться. Ты была соучастницей этого преступления против своей души. Ты сама легла на этот алтарь и позволила принести себя в жертву богу по имени «привычка». Ты поворачиваешься на бок, спиной к нему. Ты сжимаешься в комок, пытаясь занять как можно меньше места на этой огромной, пустой кровати. Ты обнимаешь подушку. И беззвучно плачешь. Слезы текут по щекам, капают на наволочку. Это не слезы обиды. Обижаться на него бессмысленно. Он такой же заложник этой ситуации, как и ты. Это слезы тоски по себе. По той женщине, которой ты когда-то была. Живой, желанной, способной на страсть и нежность. Той женщине, чье тело было храмом любви, а не ритуальным залом для исполнения повинности. Где она сейчас? Похоронена ли она под обломками этого брака? Или ее душа все еще ждет где-то там, за дверью этой спальни, надеясь, что однажды ты найдешь в себе силы встать, одеться и выйти к ней?

Секс по привычке – это не просто плохой секс. Это медленное убийство. Он убивает твою самооценку. Он заставляет тебя чувствовать себя нежеланной, невидимой, заменимой. Он убивает твою женственность. Ты перестаешь воспринимать свое тело как источник удовольствия и радости. Оно становится обузой, обязанностью. Он убивает последнюю надежду. Каждое такое соитие – это еще один гвоздь в крышку гроба ваших отношений. Это еще одно доказательство того, что все мертво. Душа давно вышла. Она стоит в коридоре, курит и смотрит в окно. Она ждет, когда тело закончит свои странные, бессмысленные ритуалы и присоединится к ней. Она ждет, когда ты перестанешь согревать этот труп своим теплом и признаешь очевидное. В этой комнате, на этой кровати, ты спишь не просто с призраком. Ты сама становишься призраком. Тенью, лишенной плоти и крови. Функцией, которая исправно выполняется. Тело здесь. Но тебя здесь нет. Посмотри на свои руки в темноте. Чьи они? Ты их узнаешь? Потрогай свое лицо. Ты еще чувствуешь его? Или оно стало просто маской, которую ты надеваешь каждое утро? Он закончил. Он спит. А ты осталась наедине с этой пустотой. И самый страшный вопрос, который ты можешь себе задать в этой тишине: когда в последний раз ты занималась любовью не с ним, а с собой? Когда ты в последний раз чувствовала себя живой в этом теле? Ты не помнишь. И эта амнезия страшнее любых воспоминаний. Это значит, что душа не просто вышла покурить. Она рискует не вернуться совсем.