Убийственное вязание

Грейс почти нестерпимо захотелось домой. Чтобы не вступать ни с кем в разговоры, ничего не объяснять и ничего никому не рассказывать, а просто спрятаться у себя в саду. Стереть меловые следы и пятна крови с деревянного настила крыльца. Вдохнуть осенний аромат яблок и роз. Выпить кофе. Именно поэтому она порадовалась, что у колледжа была стоянка, где переночевал забытый еще вчера старый велосипед. Она быстро доехала до своей улицы, через силу улыбаясь встреченным по пути знакомым. Ее улица находилась у окраины города. За ней уже начинались поля и высокий холм, на макушке которого начала одеваться в осеннее золото старая дубовая роща. Дом Грейс, невысокий, приземистый, с фундаментом из дикого камня, камином и старой дровяной плитой, был настоящим английским домиком. Со всеми его недостатками. Центрального отопления не имелось, благодаря чему Грейс с детства умела чистить дымоход и готовить на дровяной плите. Хотя ее родителям и пришлось сделать уступки наступающей на пятки современности и купить микроволновку, электрический чайник и даже телевизор. Без стиральной машины тоже пришлось обойтись, хорошо еще, в Ибстоке имелась прачечная. Конечно, можно было перебраться и в город. Грейс мечтала, что когда-нибудь откроет свой магазин рукоделия, где каждый сможет продавать свои вещи. С витриной и стеллажами, заполненными бобинами с пряжей, с диваном и креслами в центре зала, чтобы собираться там, вязать и обсуждать что-то. И над магазином будет уютная квартирка.

Как в Лондоне. Где они с Чейзом жили над старым книжным магазином. У той квартиры было два выхода. Один, запертый снаружи, вел прямо в зал книжного. Скорее всего, когда-то магазинчик был семейным, и домочадцы могли спуститься в торговый зал прямо из собственной квартирки. А второй выходил на задворки Эрсл-Корт, одной из самых прогулочных улиц Лондона. Даже они казались Грейс тогда такими очаровательными, манящими.

На кухне было старое скрипучее окно, которое выходило на улицу, а вот окно их спальни – прямо на железную дорогу. Станция метро «Эрсл-Корт» была открытой, и часть пути поезда проходила по улице. А потому окно в спальне никогда не распахивали. Грейс помнила, как тогда ее поразило, что в часы пик лондонское метро ходило не быстрее, а, наоборот, медленнее, с увеличенными интервалами. Чейз напускал на себя вид мудреца и говорил, что это связано с тем, что метро очень старое, и часть веток проходит через римские подземелья, и таким образом с него хотели снять большую нагрузку, чтобы люди, торопясь на работу и с работы, предпочитали пользоваться наземным транспортом или шли пешком через парковое кольцо.

Но лично Грейс больше нравилось шутить, что таким образом людям, спешащим на работу, хотели сказать: «А вы уверены, что вам туда нужно?» Она никогда не стремилась работать в офисе. Ходить куда-то каждый день… Но после того случая…

– Нет, так нельзя, – сказала себе Грейс. Она пошла на кухню и воровато оглянулась, словно боялась, что дух разгневанной бабушки встанет у нее за спиной, уперев руки в боки. И еще цокнет языком. Бабушка очень не любила, когда Грейс пила сладкий чай в гранулах. Даже несмотря на то, что она покупала его в самом старом чайном магазине в Лондоне. Именно Фортум энд Мэйсон первыми стали производить этот напиток. Что-то вроде горячего сладкого компота. Сублимированный кофе же есть? Так почему бы не сделать таким фруктовый чай? Напиток быстро пришелся по душе детям, но бабушка Грейс считала сублимированный яблочно-бузинный чай настоящим преступлением.

– Прости, бабуль, – машинально пробормотала себе под нос Грейс и достала с полупустой полки припрятанную там банку. Еще одно отступление от английских традиций. Кофе с лимоном вместо чая. Экзотические техники вязания вместо многоцветного жаккарда и традиционного гленчека в мелкую клетку. Уютное одинокое существование вместо мужа и детей. Она даже кошку завести не могла, поскольку кошка и клубки пряжи – это нечто невообразимое. И вот – сублимированный чай.

В Лондоне Грейс провела несколько не сказать чтобы удачных лет, пытаясь пробиться в спаянную группу мастеров и начать продавать собственные изделия. Не слишком-то ей в этом повезло. Приходилось подрабатывать дизайнером и даже швеей, а в дни задержки зарплаты она порой обращалась за помощью в социальный фонд, потому что денег не оставалось совсем. С зарплаты же закупалась дешевыми консервами, хлопьями и прочими продуктами долгого хранения. Отвратительными на вкус, но все-таки позволяющими питаться. Дешево и сердито.

И вернувшись, Грейс отказалась еще и от этой традиции – делать запасы. У всех жителей острова в домах или квартирах были кладовки. И эти кладовки забивались под самую крышу. Консервы, упаковки с хлопьями (а вдруг любимые кукурузные хлопья, вкус которых не менялся в течение последних пятидесяти лет, исчезнут из продажи), печенья, вездесущая фасоль в банках и многое другое часто даже не дожидались своего часа. А просто стояли там годами.

Грейс же решила, что еда должна быть свежей, и точка. Максимум запасов – на три-четыре дня. А потом всегда можно доехать на велосипеде до рынка и купить сезонных фруктов и овощей. Сходить в супермаркет и выбрать именно то, что тебе сегодня хочется. Испечь пирог со своими яблоками, которые хранились до самого Рождества, а порой и до Пасхи могли долежать. Даже зимой, а английские зимы славились своей непредсказуемостью, и снегопад мог зарядить на весь день, Грейс все равно шла или ехала в город. Если магазин в этот день не работал, она ужинала и брала что-то с собой в местном пабе «Вельветовый осел».

И вот на чае, помешивая пахнущий сладкими цветами бузины напиток, Грейс сдалась. Сказались и непрекращающийся стресс последних дней с этой подготовкой к Фестивалю, и погружение в прошлое, и бессонная ночь. И уж конечно, обнаруженный на ступенях крыльца труп человека, с которым они когда-то были близки. Она плакала так горько, как, кажется, не плакала никогда. Даже в Тот день.

Рыдая, Грейс достала печенье, поправила штору, передвинула столик, который ей постоянно мешал. Поставила на стол банку с яблочными дольками в сахаре в качестве напоминания себе, что нужно все-таки приготовить вечером пирог. Вдруг именно в этот раз он получится удачным. Подумав, выставила рядом миску с мелкими и ароматными яблоками – вдруг решит испечь штрудель из свежих плодов. Налила в тазик воды, бросила туда новую губку и плеснула жидкого мыла – отмывать ступеньки крыльца.

Вышла из дома, стараясь не упасть со ступенек, так как из-за слез, текущих из глаз, все расплывалось. И, продолжая рыдать, уселась на садового гнома, перепутав его со скамейкой. Это еще хорошо, что чашку с чаем она до этого поставила на землю. А тазик с водой брать не стала, решив, что вернется за ним чуть позже. Подскочив, споткнувшись об скамейку, которая была рядом со злополучным гномом, Грейс упала на землю и некоторое время полежала, что характерно, почти не прекращая плакать. Но теперь ей стало еще и смешно, и одновременно очень жалко себя. И ту, из Того дня, и сегодняшнюю, которая так ждала этого Фестиваля, думала, что у нее все получится, что это будет невероятно полезное и яркое мероприятие, а теперь вообще непонятно, что дальше. И несмотря на то, что у нее было алиби, все равно скоро по городу поползут слухи. Обязательно.

– А, вот ты где! – раздался мужской голос, вырывая Грейс из пучины жалости к себе. Она вскинула голову, стараясь проморгаться от слез, и с недоумением уставилась на соседа. Тот пояснил кратко, заметив замешательство Грейс: – Кошка. Фрекл, иди домой!

– Это твоя кошка? – с легким недовольством уточнила Грейс и, не дожидаясь реакции соседа, добавила ехидно: – Ее зовут Веснушка?

– Так и есть, – кивнул Чарли. – Тебе нужна помощь, или ты так плачешь, чтобы слезы за воротник кофты не затекали? – поинтересовался он с неменьшим ехидством. Как всегда, Чарли появился некстати, и Грейс от осознания того, что он застал ее в таком виде, перестала плакать и села.

– Поправлять волосы и изображать леди уже поздно, да? – спросила она.

– Да, – просто ответил сосед, перешагнул через изгородь и подал руку, помогая встать. Трехцветная Фрекл, с независимым видом мазнув хозяина хвостом по брючине, скользнула на его двор.

– О, – сказал он, протягивая ей чашку с бузинным чаем.

– Ничего не говори, – предупредила Грейс.

Чарли пожал плечами и замолчал.

– Ой, ладно, высказывай все, что думаешь по поводу того, что я пью сладкую бурду, которую любят только дети, и видела бы меня моя бабушка, и… – Грейс замолчала, поймав насмешливый взгляд соседа.

– Я больше люблю грушевый. Час назад приходила полиция. По поводу найденного у тебя в саду трупа. Расспрашивали про тебя, и не было ли у тебя в последнее время каких-то… – Чарли замялся, подбирая слова, – романтических историй. Детектив сам не знал, как сформулировать, учитывая, что они только-только увезли тело убитого.

– Хороший труп романтической истории не помеха, – философски заметила Грейс и впервые увидела, как ее сосед смеется в голос.

Неожиданно даже для самой себя Грейс предложила Чарли выпить кофе. Или чая. Или «сладкой бурды», потому что именно чая как такового у нее как раз и не было сегодня. И подумала, что обсудить случившееся с соседом – неплохая идея. Он не из болтливых, производит впечатление умного человека, обладает чувством юмора, близким ее собственному.

– Я хочу найти убийцу, – проговорила она неожиданно даже для себя.

– Да? – меланхолично переспросил Чарли, ожидая продолжения. Он не стал ее отговаривать, как сделал бы Дэвид. Не сказал, что она занимается глупостями, как… да, так обязательно бы отреагировал Чейз еще в то время, когда они… И не начал квохтать и хлопать крыльями, как поступили бы ее подруги.

– Да, – подтвердила Грейс. – Во-первых, я спать спокойно не смогу – его убили в моем дворе, рядом с моей беседкой. Почему здесь? Решили подставить меня? Или все-таки мстили ему? За что? И я здесь при чем? Во-вторых, слухи пойдут. Как обычно и бывает в маленьких городках. Меня запишут в маньяки… А в-третьих… мне просто хочется понять, кому помешал Андреас Чейз.

Она внезапно поняла, почему в кино так часто показывали, как знаменитые сыщики проговаривали вслух все этапы расследования. Именно это и нужно было ей сейчас. Проговорить вслух то, что кипело у нее на сердце и душе. Пусть это будет сосед, тем более что ему не нужно рассказывать о том, что она нашла убитого Чейза у себя на пороге дома. Дэвид попросил ни с кем в городе не обсуждать убийство знаменитого дизайнера, но Чарли-то уже был там. К тому же он умел слушать – спокойно, внимательно, вдумчиво.

– Чарли, а тебя не просили ни с кем не обсуждать дело и не покидать город?

– Просили, – в своей манере коротко ответил Чарли.

А Грейс на секунду задумалась. Странно. Они вроде бы были ровесниками, ну или, может быть, Чарли чуть старше. Он переехал, по меркам ее родного городка, недавно, всего с год назад, купив старый разрушающийся дом. Привел его в порядок. Но особо ни с кем из жителей не сдружился. Грейс ни разу не видела, чтобы он общался с почтальоном. Знала марку его машины, но чаще всего он передвигался так же, как она – на велосипеде или пешком. Кем Чарли работал и чем занимался, Грейс тоже понятия не имела.

– А кем ты работаешь?

– Я ветеринар.

– То есть животных любишь больше, чем людей, прости, это я на нервной почве так по-глупому шучу, – развела руками Грейс, когда они вошли в дом. – А кошка… Фрекл… Твоя пациентка?

Чарли был сильно выше Грейс, и ей сразу показалось, что на небольшой кухне стало тесно и что потолок, наверное, низковат.

– Нет, почему, я и правда животных люблю больше, чем людей, – без улыбки сказал Чарли и добавил: – А кошка – нет, просто пришла и решила, что будет у меня жить. С моими пациентами не конфликтует, вполне самостоятельная особа, гуляет где хочет. – Он помолчал и предложил: – Давай сверим наши показания.

– А тебе-то это зачем? – удивилась Грейс.

– У моей соседки во дворе труп, – мягко улыбнулся Чарли. – Не хотелось бы повторения. К тому же тебе очень хочется поговорить об этом. Так что давай обсуждать.

Грейс вздохнула и сделала им еще чая.

– Только давай выйдем в сад. А, так это была кровь кого-то из твоих пациентов на твоей рубашке, когда я тогда пришла к тебе с печеньем знакомиться! – внезапно осенило ее.

– Боишься, что, пока ты будешь в доме, тебе еще кого-то подкинут? Да, тогда у меня была очень тяжелая ночь, и, к сожалению, я не смог помочь, – спросил и одновременно ответил на вопрос Чарли и тут же извинился за неуместную шутку, обезоружив Грейс признанием, что всегда язвит, когда нервничает или не знает, что еще сказать. Он оказался совсем не нелюдимым, как раньше думала Грейс. Она специально немного тянула время, прежде чем начать разговор о том, почему полицейские так долго допрашивали ее. И почему вообще она хочет разобраться с этим убийством. И параллельно, фоном, она думала о том, что Чарли, наверное, привычнее общаться с животными, чем с людьми.

– Когда-то давно мы с Чейзом были вместе. Тогда он еще не был модным дизайнером. Не начал продавать эти свои шарфы, – выпалила она на одном дыхании, как будто ныряла в ледяную воду. Как в детстве, когда бабушка возила ее купаться на побережье. Вода казалась теплой, особенно у берега – как парное молоко. Солнышко тоже припекало не на шутку. Но стоило нырнуть с разбегу, и она оказывалась в ледяной морской воде. И даже солнце не сразу ее согревало.

Может быть, именно поэтому Грейс и начала вязать теплые вещи. Она просто хотела согреть людей?

– Давай представим, что ты сейчас разговариваешь с человеком, который прилетел с другой планеты, хорошо? Какие шарфы? Почему все говорят про то, что он знаменит? Я, если честно, про него ничего не слышал. И про Фестиваль, по которому наш городок сходит с ума каждый год, тоже ничего толком не знаю, ни разу на нем не был.

– Но свитера-то ты носишь?

– Предпочитаю спортивный стиль. Специфика моей работы. Свитер придется долго отстирывать, наверное. Бывшая жена однажды чуть не развелась со мной, потому что я постирал ее дорогую кофту в стиральной машине. Кофта была из кашемира.

– Ну, целое одно слово – «кашемир» – ты уже выучил, – слабо улыбнулась Грейс.

– Она меня побила. Буквально вколотила в меня это знание, – тихо хохотнул Чарли.

Грейс рассмеялась. Чарли, кажется, выдал на сегодня максимум слов, которые он отмеривал на день, и теперь Грейс вводила его в курс дела, рассказывая про Фестиваль и про «уникальные шарфы», связанные из сотен крошечных объемных квадратиков, и про Чейза, и про то, сколько стоит такая работа.

Услышав стоимость одного из дизайнерских шарфиков, Чарли присвистнул:

– Слушай, за такие деньги в соседнем городе купили молодого жеребенка! Да не простого, а какого-то породистого, призового!

Грейс кивнула:

– Да, так бывает. На каждом Фестивале проводятся мастер-классы, мастера по вязанию и не только, кстати, приезжают к нам из соседних городов! Мы собираем огромные суммы на благотворительность. Кроме того, на таких мероприятиях можно показать то, что ты умеешь, свои лучшие вещи, и потом найти себе клиентов. Я начала вязать на заказ именно после того, как стала участвовать в нашем Фестивале.

– Ты вяжешь на заказ?

Грейс закатила глаза.

– Да! И мои вещи продаются!

– А я смотрю, ты постоянно клубки и спицы в руках крутишь. Не думал, что этим можно зарабатывать так, чтобы хватало на жизнь. Но почему Чейз пришел к тебе? Тем более ночью? Ну встречались вы когда-то…

– Я вообще ничего не понимаю, – всплеснула руками Грейс. – Вот смотри… Чейз мог захотеть со мной поговорить приватно – допустим. Хотя что ему мешало цивилизованно назначить встречу, скажем, в кафе? Под предлогом обсуждения программы Фестиваля хотя бы? Ночью прийти ко мне во двор – странно. Но раз его убили, значит, он был не один. И скажи мне, зачем кому-то убивать Чейза здесь? – она махнула рукой в сторону беседки.

– Он мог договориться с кем-то о встрече, но почему здесь – не могу тебе сказать. Во всяком случае, пока, – размеренно произнес Чарли. – И они поссорились? Не складывается.

– Да уж, ты прав, – фыркнула Грейс. – Поссорились, его стукнули по голове чем-то тяжелым, а потом оттащили на мое крыльцо. Если бы у беседки оставили – его бы могли и не найти пару дней. Малина уже отплодоносила, яблони там поздние, я в ту сторону и не хожу практически.

– Хотели подставить тебя? – предположил сосед. – Кому это может быть нужно? У тебя есть враги?

– Теперь уже не знаю, – слабо улыбнулась Грейс. – Враги… Как там в детективах? Ищи, кому выгодно? Кому может быть выгодно, что у меня на пороге нашли труп?

– Конкурентам? Другим мастерицам, которые тоже хотят зарабатывать своим вязанием? – вскинул бровь Чарли.

– Проще уж мне руку сломать, например, – отмахнулась Грейс. – Ну пойдут по нашему городку слухи, ну месяц будут на меня коситься. Так заказчики-то у меня не только отсюда!

– А если тебя действительно хотели подставить, и серьезно? Кто-то, кто не знал, что ты вернешься под утро? – озадачился Чарли. – Такое возможно? Кто знал, что ты будешь… где, кстати?

– В Бате. Отбирали с мастерицами вещи на Фестиваль, планировали порядок выступлений и все такое, – пояснила Грейс. – А кто знал? Вроде бы я никого и не ставила в известность о своих планах. Сама только после обеда узнала о том, что надо ехать.

– Ты уезжала через город? – уточнил сосед.

– Нет, там неудобно, улицы узкие, по ним кружиться приходится. По лесной дороге – она сухая, проехать можно – и там уже выезд на трассу. – Она махнула рукой в сторону лесочка и расстилавшихся за ее домом полей. – Ты имеешь в виду, что убийца мог и не знать, что меня нет дома?

Сосед спокойно кивнул.

– Только как ты могла не заметить тело у себя под дверью?

Грейс вздохнула:

– Есть два варианта. Я могла его не увидеть, потому что поставила машину и заходила с черного хода через кухню. Это первое. Второе, его могли притащить позже. Но вроде бы доктор утверждает, что переносили тело сразу после убийства, что-то там с кровью связано…

– Свертываемость крови, – кивнул Чарли.

– Вот да. Но я честно не видела труп. Я не выглядывала к входной двери. С черного хода удобнее заходить, когда приезжаешь, а не приходишь пешком из города.

Чарли кивнул.

– Хорошо. Но это не отменяет главного вопроса. Что он делал ночью под твоей дверью? Почему шел именно к тебе? И шел ли? Он вообще знал, где ты живешь?

И вот тут у Грейс снова возникло ощущение, что она ныряет в холодную воду с разбега, веря, будто та теплая.

– Я тебе говорила, мы были знакомы раньше. Андреас Чейз, на самом деле он, кстати, просто Эндрю, родился в соседнем городе. Мы познакомились на концерте еще в старших классах школы и часто ездили друг к другу в гости. Вернее, преимущественно я ездила к нему. Мои родители не очень его одобряли. Тот еще был разгильдяй в юности. И мы вместе переехали в Лондон. Вернее, он переехал раньше. А потом я к нему. Я училась, мы встречались и некоторое время жили вместе.

Грейс рассказала только факты. Простые, сухие факты, не добавляя ничего лишнего. Но Чарли не стал расспрашивать. В конце концов, это и есть разговор двух взрослых людей. Когда один не мотает нервы другому, не давит на больное и не перетягивает на себя внимание. В общем, такого в жизни Грейс еще не случалось.

– А потом я вернулась сюда, – сконфуженно сказала она, подумав, что, с точки зрения Чарли, наверное, выглядит сущей неудачницей. Уехала в большой город – и вот вернулась.

– И правильно, – и снова Чарли не стал задавать вопросы или подталкивать Грейс к разговору, чем, неожиданно даже для самой Грейс, изрядно раззадорил ее. Ей вдруг захотелось выложить ему все как на духу. Рассказать о том, как она тогда думала, что весь мир рухнул. Рассказать о настоящем предательстве Чейза, которое, словно удар в спину, догнало ее много позже.

– А знаешь… На самом деле все было именно так, как во всяких фильмах про все эти… – Грейс сделала взмах рукой, словно хотела нарисовать в воздухе сердечко. – Я вернулась в город зализывать раны. Да. Мы с Чейзом жили вместе, и я думала, что все будет хорошо. Я мечтала, что мы откроем магазин пряжи и одежды. Думала, что буду дизайнером и модельером. А в результате – пшик. Он выставил меня из дома, потому что, с его точки зрения, я «слишком местечковая» – это было его любимое выражение, хотя он так и не понимал до конца, что это значит. Деревенщина, наверное. Но это звучит грубо. А Чейз… он считал, что не может себе позволить грубость. Строил из себя этакого… тонкого, аристократичного даже человека. Правда, поняла я, что все это – игры, уже после того, как мы расстались. Впрочем, то было очень давно. Это раз. И еще кое-что. Эти его знаменитые шарфы и технику объемного вязания придумала я. Основная идея была, что ты вяжешь маленькие, буквально крошечные, квадратики, на каждом – плотный объемный цветок, а связаны они между собой воздушными петлями, так, чтобы шарф был похож на сказочное одеяние, понимаешь?! А он забрал у меня эту идею и стал выпускать шарфы под своим именем, но знаешь, что вот самое, самое-самое ужасное!

– Самое? Или самое-самое-самое? – откровенно посмеиваясь, уточнил Чарли. В этот момент, с точки зрения Грейс, он был самым ужасным человеком в мире, потому что она тут изливала душу, рассказывала то, что, как она думала, уже отболело, а оказалось, этот гнойник только и нужно было как следует ковырнуть.

– Не смейся, – устало сказала она, – самое ужасное то, что в тот момент я и не думала про вязание. Все свои схемы с подробным описанием, я всегда делала их от руки, оставила на той квартире, у него. Он захлопнул дверь прямо у меня перед носом. Даже вещи мои собрал, представляешь? Оказывается, он к тому моменту уже нашел себе новую девушку, чей богатый отец согласился вложиться в развитие дизайнерского бизнеса Чейза. А я стала не нужна. Она, кстати, тогда была у него, в той квартире. Ну, когда он выкинул меня, как какую-то собачонку. Я слышала, как он что-то объяснял, а она… девица эта… шепотом отвечала. И нет, я не видела, на кого он меня променял. Конечно, дальше, по сценарию, я должна была вернуться домой. Зализывать раны под сочувственные взгляды мамы и бабушки. Но у меня на руках был диплом и немного денег. И я уехала в Италию, потом в Литву, ездила везде, где есть интересные техники вязания. Училась плести фриволите, научилась красить шерсть дундага, даже прясть умею. И валять шерсть тоже. Делала валяные шляпки, украшала их бусинами, вязаными цветами и продавала. На это и путешествовала дальше. Собирала узоры и рисунки. И забыла про эти чертовы шарфы, понимаешь. На несколько лет я погрузилась в рукоделие и даже не знала, что он настолько раскрутился, что сделал это своей фишкой, своей визитной карточкой. В то время, пока я училась вязать правильные лопапейсы в Исландии, его шарф какой-то умопомрачительной длины был представлен на Неделе моды, ты только подумай. А придумала это я. И если честно, я не понимаю, что ты мне подмешал в чай и почему я рассказываю все это тебе, как на исповеди.

– У меня располагающее к откровениям лицо. Все мои пациенты постоянно говорят мне это. Возвращаясь к шарфам – очень обидно, – сдержанно сказал Чарли, – но из того, что я понял, он продолжил работать в этой же технике, развивая ее и оттачивая?

– Да.

– А ты – в своей.

– Да. Я в разных. Но та техника тоже моя! И если кто-то об этом узнает, решит, что это я его убила, сведя счеты.

– Да, это было бы очевидным решением, – ответил Чарли. – Только у тебя алиби есть.

– Есть, – понурилась Грейс. – Но людям на это начхать.

Грейс вскинула голову и поняла, что он улыбается. Опять дразнит ее.

– Ты что, вообще не принимаешь меня всерьез в качестве убийцы? А вдруг я маньяк и подсыпала яд тебе в компот?

– Ты уже три раза перепутала чашки, – отозвался Чарли. – Нет. Я просто логичен.

– И что говорит твоя логика?

– То же самое, что сказал или скажет судмедэксперт. Чейз выше тебя на голову. И крупнее. Гораздо. Чтобы удушить его, тебе нужно очень сильно постараться, особенно если ты хочешь удушить его шарфом. Значит, скорее всего, его вырубили, он упал, и уже тогда его удушили. Шарф – это намек. Или на тебя, или на что-то еще. И надеюсь, у нас в полиции не думают, что ты настолько глупа, чтобы оставлять такой намек. Скорее всего, либо тебя кто-то хочет подставить, либо кто-то очень не любит эти шарфики.

Грейс тихо хихикнула:

– Медэксперт уже сказал. Его ударили по голове. А когда Чейз упал, повязали на шею шарф, сделав вид, что им его удушили, и каким-то образом дотащили почти до моего крыльца. И он же, доктор Уоллес, добавил, что женщины на многое способны. То есть, по его мнению, я вполне могла доволочить Чейза до собственного крыльца… Ты хочешь помочь мне найти убийцу? – добавила она.

– Как я понял, ты знаешь всю историю с этим модельером лучше, чем кто-либо в городе, а я просто хочу вернуться к своей спокойной жизни.