И всюду слышен шепот Тьмы

Зал взорвался свистом и хохотом, даже упомянутый ученик смеялся, утирая набежавшие слезы. Моник улыбнулась уголком губ, перебегая взглядом по головам впереди сидящих, а после вернулась к демонице, поднявшей ладони перед собой, призывая всех успокоиться.

– Итак, думаю, о правилах поведения и безопасности напоминать не стоит, правда? Наш лицей смешанный, а потому ситуации бывают разные. Особенно осторожно обязаны вести себя те, кто проживает здесь! Никто не выходит в полнолуние ночью, это ясно? А то будет как с малышкой Мари-Клод, бедное дитя.

Одна из девушек, сидящих в первом ряду, подняла руку.

– Да, Жоржетт?

– Простите, мадам Ламбер, тогда почему, невзирая на то, что произошло, оборотни продолжают учиться в нашем лицее?

Демоница сощурилась, внимательно разглядывая некую Жоржетт, а после ответила, неторопливо расхаживая по сцене:

– Потому, что ситуации бывают разные. И вы каждый сам в ответе за себя. Знала ли юная Мари, что именно в ту ночь, когда ей будет необходимо выбраться из здания, наступит полнолуние? Ответ положительный. Было ли так необходимо мисс Демаре покидать лицей на самом деле? Нет. Знал ли Реми Герен о намерениях Мари-Клод? Отнюдь. Мог ли он в тот момент обуздать свою силу? Ответ отрицательный. Тем не менее мы исключили Реми из лицея по настоянию родителей Демаре. Что еще вы хотите, Жоржетт? Чтобы я наказала за глупость одной девчонки всех оборотней в округе? Это абсурд. Правила есть правила, и они едины для всех.

Моник поджала губы, раздумывая, какие опасности могут подстерегать ваммага[6] в общем лицее. Скорбное выражение еще значимее исказило и без того неприятное лицо Виржини, будто она сожалела скорее об отчислении оборотня, нежели о смерти девушки. Директриса покачала головой в ответ на собственные мысли и откашлялась.

– Не будем об этом. Уверена, вы и сами все знаете и помните. А если нет, то напущу на вас наинов[7], будете знать!

* * *

Тихие шепотки и смешки раздались из разных уголков зала. Зоэ-Моник покопалась в памяти, но ничего не вспомнила, мысленно поставив зарубку разузнать об этих существах, как и о мифах округа в целом.

– А теперь прошу раздать стандартные формы, расписание и листовки клубов, действующих в этом году. И еще раз хочу приветствовать новеньких, мы рады, что вы выбрали наш лицей для дальнейшего обучения, сделаем вид, что у вас был выбор.

Виржини подмигнула залу, пустила по первому ряду кипу бумаг, коротконогими жуками расползающуюся дальше; удовлетворенная выполнением учениками указаний, она подняла голову к часам, замерев в ожидании. Нечеткие тени на полу у ног директрисы начали извиваться, будто в желудке ленивой толстой змеи не желал перевариваться обед. Моник сглотнула, и как раз в тот момент, когда соседка протянула девушке листовку, тени поползли к краю сцены, словно видели и слышали только ее, тянулись к ней.

Зоэ-Моник, со скрипом отодвинув стул, поднялась на ноги, не зная, куда бежать и как быстро она сможет это сделать, ведь со всех сторон сидит слишком много существ. Сердце зашлось в бешеном ритме: случилось то, чего девушка страшилась. Что будет, когда тени в конце концов нагонят? Не в силах пошевелиться, она не сводила взгляда с силуэта, подбирающегося ближе.

Глаза жгло от выступивших слез, и тут все прекратилось мгновенно, когда рука соседки легла на плечо Моник. Сморгнув оцепенение, девушка услышала, как беспокойным роем зашелся зал, все взгляды были обращены к ней, даже директриса, подбоченившись, что-то говорила, но губы двигались, а слова терялись в толщине воздуха.

– Эй, ты в порядке? – раздался над ухом тихий голос соседки, Моник поспешила утереть ладонью успевшие остыть на щеках слезы и кивнула.

– Простите, я… Все в порядке, извините меня.

– Ты была подругой Мари-Клод?

Помотав головой, девушка услышала громогласный рев Виржини, призывавший к тишине учеников.

– Новенькая, да? Как твое имя?

– Моник. Зоэ-Моник Гобей, мадам.

Демоница миг всматривалась в черты лица новоприбывшей ученицы, словно записывала информацию в свой внутренний архив.

– Ты очень красноречива, Зоэ-Моник Гобей. Не желаешь вступить в ораторский клуб, им не хватает юных дарований, правда, девочки?

Новая волна смеха разрядила обстановку в зале, а щеки Моник отозвались на шутку вспышкой алого цвета и жаром, опалившим даже уши и шею. Соседка, все еще стоявшая рядом, улыбнулась, вручив памятки Зоэ-Моник. Звон колоколов вновь заполнил все помещения лицея, предлагая ученикам посетить первые уроки.

– Не сердись на нее, у мадам Виржини просто такой характер ввиду ее… гм, вида.

Девушка пожала плечами, наклонив голову; ее губы растянула по-детски наивная улыбка с толикой озорства.

– Я и не… сержусь, – сказала Моник и поняла, что в самом деле не испытывает никаких негативных эмоций. Приветливая незнакомка оказалась выше Зоэ-Моник на голову, с прямыми светло-русыми волосами до плеч и мягкими линиями чуть полноватых губ. Телосложением девушка походила на парня, чего, казалось, и сама смущалась, пытаясь замаскировать свои недостатки мешковатой одеждой.

– Спасибо тебе…

– Не опаздывай!

Незнакомка помахала вслед Моник, развернувшись на пятках и без труда влившись в остатки толпы. Девушка выдохнула, стирая указательным пальцем выступившую от смущения бисеринку пота, и, сжавшись, стараясь казаться еще меньше, поступила так же, как незнакомка мгновение назад.

* * *

Сверившись с заметками, выданными директором, Моник не без труда нашла нужный кабинет, присев на один из свободных стульев в середине ряда, ближайшего к окну. Краем глаза она увидела заинтересованные внимательные взгляды сокурсников, но сделала вид, что не замечает столь пристального внимания. На парте впереди сидела блондинка и болтала ногами, что-то рассказывая облокотившемуся на столешницу парню, а когда Зоэ-Моник достала из сумки тетрадь, встретилась с ней взглядами.

– Новенькая?

На вопрос девушки Моник кротко кивнула; парень, до этого скучающе слушавший речь подруги, обернулся, блуждая глазами по лицу и телу новоприбывшей ученицы.

– Мадам Гуле́ будет в восторге! Она любит слушать собственный голос и окажется на седьмом небе от мысли, что кто-то с открытым ртом будет делать то же самое.

Смех учеников прервался звонком, заставив всех вернуться на свои места. Поняв, что класс проходит весьма легкие задания, с которыми она справилась едва ли не быстрее всех, Моник позволила себе минутку выдохнуть, сбросив сковавшее мышцы напряжение, и взглянуть на брошюру о действующих клубах. Список оказался небольшим, уместившись всего на одной странице, однако каждый ученик смог бы найти среди строк то, что придется по душе. Помимо стандартного академического клуба, лицей предлагал молодым существам проявить себя в спорте, театре, религии, литературе, дискуссиях, латыни, музыке и даже предпринимательстве.

Зоэ-Моник сразу же сверила график посещения музыкального и литературного клубов, чтобы была возможность посещать их одновременно, не отставая по учебе. Она планировала, помимо специализированных предметов, добавить к своему списку латынь, погружение в культуру античности, а также верховую езду, чтобы удивить отца навыками, после того как они купят пару лошадей. Это оказалось вполне возможным, вот только девушка не была уверена, что готова к такого рода переменам сразу. Новый дом, лицей, новая жизнь – все это было слишком.

Шуршание одежд, покашливание, скрежет ручки по бумаге заполонили кабинет во время проведения самостоятельной работы по выявлению уровня знаний французского языка, которым Моник владела практически в совершенстве благодаря усердию и Эгону, не дававшему дочери спуска. Дожидаясь окончания урока, Зоэ-Моник смотрела в окно на просторный двор, вымощенный серым камнем, по которому слонялись освободившиеся пораньше ученики и учителя, только приходящие на работу. Пара парней стояла у кованых ворот и курила, невзирая на взрослых, бросающих на них недовольные взгляды.

Невольно девушка обратила внимание на их тени, проверяя, все ли с ними в порядке. Не отделимые от своих живых двойников, силуэты покачивались в такт движению парней. Может быть, тогда, в актовом зале, ей показалось? Возможно, постоянный стресс и недосып сделали свое дело, заставив Моник поверить в то, что сновидения вышли на охоту? Страх, порождаемый кошмарами, был столь силен, что под давлением проецировался на реальность? Убедиться в праведности мыслей не представлялось возможным без знаний, которые можно было получить лишь от клана Такка, а с помощью в этом деле отец не слишком спешил.

Моник утешилась мыслью о том, что ей необходимо выдержать еще каких-то пару лет, и тогда она сможет сама, без помощи Эгона, обладая навыками, разузнать все о клане рода, если отец по-прежнему будет отгонять на задний план то, что важно ей самой. Девушка будет вынуждена пройти этот путь в одиночку.

Вынырнув из мыслей, омрачающих день, Зоэ-Моник не сразу осознала, что все это время неотрывно пялилась на стоящих парней, один из которых теперь отдавал ей должное, беззлобно ухмыляясь. Он поднял руку и помахал ладонью, не отводя взгляда, чем еще сильнее вогнал в краску девушку, тут же поспешившую отвернуться. Покраснев до самых кончиков волос, Моник закусила нижнюю губу и подперла ладонью щеку, напуская безразличный вид, хотя обман раскрылся бы мгновенно, не будь парень на столь большом расстоянии.

– Уже закончила? – обратилась к девушке учительница, замечая ее бездействие. Она плавно подошла ближе к парте Моник, мерно стуча каблуками по каменному полу, чтобы убедиться в честности кивнувшей ученицы. Удовлетворенная ответами, мадам Гуле с улыбкой начала рассказывать о том, какой одаренной она сама была в юные годы, и разрешила Моник первой покинуть класс. Собирая вещи в сумку, девушка бросила быстрый взгляд в окно, будто боясь быть пойманной за шпионажем, но увидела лишь светлые макушки парней, двигающихся к входным дверям.

Сердце забилось быстрее, грозя покалечиться о ребра. Что, если Моник спустится вниз и наткнется на того парня, помахавшего ей? Что, если он узнает ее и решит заговорить? Девушка не разглядела толком его лица с дальнего расстояния и считала, что парень так же не рассмотрел ее черты, но где-то в глубине души эти мысли оттеснила надежда на обратное, хотя Зоэ-Моник не понимала, почему вдруг задумалась об этом. Ноги сами понесли ее на первый этаж. Ступая осторожно, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому чужому шагу, девушка спряталась за одну из узких колонн, когда увидела, как кто-то прошел мимо.

Неизвестная ученица под руку с парнем обернулись в ее сторону, но, кажется, не заметили и прошли мимо, продолжая болтать о своем. В голове шумел пульс, и Моник Гобей тут же отругала себя за глупость и наивность, прикрыла глаза и прижалась затылком к прохладной поверхности колонны. Чего она ожидала? Что, словно в сказке, парень почувствует то же непреодолимое желание увидеть ее поближе, узнать? Что вся эта романтическая глупость поможет девушке отвлечься от бесконечно терзающих ее кошмаров и страхов? Проглотив разочарование, в котором сама же была виновата, Зоэ-Моник пошла по коридору в поисках столовой, где можно было бы взять чего-нибудь перекусить и выйти во двор, наслаждаясь зависшей в воздухе свежестью после дождя.

Согласно маленькой карте, схематично набросанной на буклете, ей требовалось пройти за угол и еще немного дальше, повинуясь поворотам коридора, что Моник и сделала, уткнувшись носом в бумаги, пока не натолкнулась на девушку, спешащую с другой стороны. От неожиданности бумаги выпорхнули из рук Зоэ-Моник, рассыпавшись осенними листьями по полу.

– Эй! Ты что, ослепла? А-а, это ты, новенькая…

Та самая блондинка, что сидела на парте, стояла теперь перед Моник, присевшей, чтобы собрать свои бумаги; в отполированных носках туфель одноклассницы она видела свое отражение, склонив голову еще ниже. Незнакомка не собиралась помогать, скрестив руки на груди, но Зоэ-Моник и не ждала от нее помощи, напротив, ей хотелось поскорее забрать свои вещи и убежать подальше.

– Даже не извинишься?

– Прости, я тебя не заметила.

– О-о-о, вот как. Не заметила, значит. Знаешь…

Когда Моник поднялась, то увидела горящие гневом голубые глаза незнакомки и ехидную ухмылку на густо намазанных светлой помадой губах. Ее слишком широкий для столь миловидного лица нос раздувался при выдохе, девушка сделала шаг к Моник, больно ткнув пальцем ту в плечо. От этого усилия прядка светлых волос выбилась из идеальной прически.

– Терпеть не могу наглых, высокомерных тварей, разгуливающих по школе с вздернутым носом настолько, что не видят ничего вокруг. Что, считаешь себя самой умной, раз твои предки купили собственную ферму, а сама ты путешествовала всю свою короткую жизнь? Смотри, как бы она внезапно не оборвалась.

Зоэ-Моник Гобей смотрела на блондинку во все глаза, не понимая, откуда за такое короткое время о ней стало известно так много? Девушка никогда не думала о своей жизни как о прекрасном путешествии, которому можно было позавидовать, но слухи жестоки и беспощадны, словно крысы, разносящие в мгновение ока заразу из города в город.

– Но я не…

– Я все сказала, дорогуша, мне неинтересны твои оправдания.

– Жюли! Вот ты где, пойдем скорее, ну же!!! – окликнул девушку парень, на чьей парте в классе сидела новая знакомая.

Закусив щеку, Моник досадовала на собственную нерасторопность и невнимательность. Раскрой она рот побыстрее, конфликт был бы исчерпан, а то и вовсе можно было бы избежать столкновения, не наживая неприятности в первый же учебный день, а теперь вместе с обедом предстоит глотать горечь от невысказанного возмущения и досаду.

Время, отведенное на обед, сегодня было сокращено на час для всех новоприбывших учеников, так как этот день важен для создания первого впечатления, понимания, как все устроено. Жуя блинчик, начиненный заварным кремом, Моник бегло просматривала выданные ей документы к заполнению для дальнейшего обучения, сидя на еще влажной скамейке под вишней во дворе лицея. Отметив все важные пункты, девушка вытерла масляные пальцы о свои клетчатые брюки, убирая карандаш за ухо. Скоро приедет отец, заберет ее и можно будет спокойно выдохнуть, оставив самую сложную часть дня позади. Не считая стычки в коридоре, день прошел успешно, но в глубине души все равно плескалась необъяснимо откуда взявшаяся тоска.

Множество учеников высыпало на улицу, они смеялись и болтали, перекидывались записками, бросались вещами или мирно сидели на траве, склонив головы друг к другу, шепчась о чем-то своем; такие разные, они умудрялись составлять общую гармоничную картину, казалось, они все подходили этому месту, но не Моник, чувствующая себя здесь чужой.

Положив ладони на колени, сводя и разводя ноги, Зоэ-Моник Гобей ждала появления Эгона, когда вдруг по другую сторону дерева услышала громко спорившие девичьи голоса. Предмет спора показался девушке интересным, и она прислушалась, пододвигаясь ближе к краю скамьи.

– А я тебе говорю, что он посвятил эту песню медсестре, которую любил!!!

– Да брось, у тебя что ни спроси, все любовью объясняется!

Рассудка довод в головах красавиц уж не слышен,Любовью наполняются сердцаВ тот миг, когда споем мы «Время вишен…»[8]

В ответ на декламирование строк из известной песни, ставшей предметом дискуссии, вторая девушка фыркнула и рассмеялась, сказав еще что-то неразборчивое. Моник знала эту песню, умела играть мелодию на гитаре и любила не слова, но общий посыл и мотив, наполняющий ее сердце радостью. Против воли, не желая спорить и ставить себя в неловкое положение, она вдруг произнесла:

– Жан-Батист Клеман действительно посвятил песню медсестре, но они даже не были знакомы. Женщина сражалась в Семэн-Сангланте, когда французские правительственные войска свергли коммуну. Мне кажется, «Время вишен» – метафора того, как изменится жизнь каждого после революции. Но эта песня и про любовь тоже, любовь к своей родине.

Спор прекратился, девушки по ту сторону вишневого дерева умолкли. Зоэ-Моник внутренне сжалась, ожидая, что они набросятся на нее или молча уйдут, не зная, что пугает сильнее. У нее никогда не было друзей-сверстников, и девушка понятия не имела, как нужно заводить их.

– Эй, божественный голос разума, яви нам свой лик!

Моник робко отодвинула раскидистую ветку вишни, оцарапав руку, и повернулась посмотреть на говоривших девушек. «Ты была подругой Мари-Клод?» – вспомнилось, когда она взглянула на прислонившуюся к стволу дерева светловолосую незнакомку, сидящую на земле, обнимающую колени.

– Кажется, я тебя уже видела в зале сегодня. Зоэ-Моник, верно?

Не дождавшись ответа, обе девушки поднялись со своего места и направились к ней, кивком спрашивая разрешения присесть.

– Прости, я не представилась тогда, спешила, сама понимаешь. Меня зовут Арлетт Пинар, а это моя подруга Леони Шарбонно.

Арлетт расположилась на скамейке рядом с Моник, смущенно пожав плечами, пряча руки в карманы кофты, Леони же села напротив них на землю, скрестив ноги. Подруги были полной противоположностью друг друга, по крайней мере внешне. Леони значительно уступала в росте Арлетт, ее каштановые волосы обрамляли лицо словно кудрявый ореол невидимого нимба, улыбка с выпирающими верхними клыками намекала, что божественный венец носят не только ангелы, а карие глаза смотрели изучающе, будто говоря: «Я никому не доверяю до конца».

– Значит, ты тоже увлекаешься музыкой? Планируешь стать исполнительницей и составить мне конкуренцию?

Улыбнувшись уголком рта, Леони сложила крестом руки на груди, выражая наигранное недовольство, будто своим вызовом проверяя грани дозволенного в общении с новой знакомой.

– Нет, что ты! Я люблю музыку, струнами гитары звучит моя душа, но связать с этим жизнь, нет. Мне бы хотелось изучать древние народы…

Моник подняла ладони в знак капитуляции, не ввязываясь в схватку за место, на полном серьезе начиная объясняться.

– Струнами гитары звучит душа? Ха, чертовски хорошо сказано, Зоэ-Моник! Ты мне уже нравишься. Арлетт, ты оценила, да?

Арлетт в ответ на комментарий подруги улыбнулась, будто глядя на своих непоседливых детей, в очередной раз затеявших спор на пустом месте. Моник закусила губу, сдерживая воодушевление: подумать только, она смогла обрести двух подруг в первый же день. Незнакомое чувство теплом разлилось по всему телу, вселяя в душу надежду, что впереди действительно нечто прекрасное, долгожданное начало новой жизни не только для родителей, но и для нее самой.

– А ты, Арлетт, что выбрала для себя?

– Архитектуру. Мне доставляет невероятное удовольствие смотреть на все это великолепие, возведенное столетия назад и сохранившееся по сей день. Не могу описать чувств, когда представляю, что нечто, сотворенное моими руками, будет вот так же радовать чей-то взор, кто-то будет жить в таком доме, дарить ему тепло, укрепляя стены любовью.

* * *

Невидящий взгляд Арлетт задержался на здании лицея, ее лицо светилось предвкушением, будто она погрузилась в грезы настолько глубоко, что все вокруг перестало иметь значение. Леони вдруг испытала смущение за увлеченность подруги, откашлявшись, призывая ту вернуться в реальность.

– Не говоря уже о том, что учеба здесь поможет нам свалить от предков. Вот что по-настоящему меня мотивирует.

– А на чем ты играешь? – спросила Моник. Желая отвлечь новообретенных подруг от темы, которая заставляет их испытывать боль, девушка чувствовала: они пока не готовы открыться, как и ей нечего дать им взамен.

– Скрипка. Моя душа звучит так, – вновь ухмыльнулась Леони, расслабившись.

– Скрипка?

– А что? Я не похожа на человека, играющего на ней?

Зоэ-Моник не стала лгать, кивнув, Леони скорее напоминала ей уличного музыканта, пробирающегося ночами в бар, чтобы как следует оторваться на ударной установке. Девушка, нисколько не обидевшись, рассмеялась:

– Зна-а-а-ю. Мне часто такое говорят, но поверь, я тебя еще удивлю. О, есть идея! Может, как-нибудь сыграем все вместе? Арлетт, ты с нами?

– Это определенно твоя лучшая идея за сегодняшний день! Я и моя флейта с удовольствием подыграем вам! Моник, ты просто обязана вступить в музыкальный клуб, ты ведь планировала это сделать, так?

Замявшись, девушка не ответила сразу, раздумывая, не пожалеет ли об этом позже, но, увидев на лицах Леони и Арлетт заразительное воодушевление, не смогла отказаться.

– Будем ждать! Оставишь нам номер телефона, если он у вас на ферме имеется, конечно?

– О, я его не знаю, но обязательно спрошу! До встречи, девочки, отец приехал, мне пора.

Эгон Гобей приветливо помахал дочери и девочкам, рядом с которыми Моник выглядела счастливой, как успел отметить он при первом взгляде на компанию.

– Как прошел день, детка? Вижу, ты уже нашла новых друзей?

– Все отлично, пап! Пока рано говорить, но да, надеюсь, да, – ответила Зоэ-Моник, протискиваясь мимо отца внутрь фиакра, запряженного одной гнедой лошадью.

Транспорт выглядел старым и был непривычно мал, в него с трудом поместились бы трое, два больших деревянных колеса стонали от малейшего движения, и лишь лошадь, пышущая здоровьем, не вписывалась в эту картину. Эгон опустил толстые шторы с обеих сторон на окна, закрепив их изнутри веревками, чтобы Моник не продул попутный ветер, и с гордостью сообщил:

– Теперь это наш личный фиакр. Купил у одного фермера за гроши. Подлатать, и только. Зато нам с мамой будет на чем добираться в магазин, тебе в школу, а в случае чего я мог бы подвозить на нем и других существ. Кстати, хочешь увидеть его, магазин, который мы выбрали?

– Конечно! Какая чудесная новость! А лошадь? – затаив дыхание, спросила девушка, пододвигаясь ближе к отцу, касаясь пальцами его руки на сгибе локтя.

– И лошадь. Ее зовут Кристель. Красавица, правда? Хочешь, как-нибудь научу тебя ездить верхом? Твоя мама очень любит это занятие, – сказал вампир и рассмеялся собственным словам, вспоминая, как благодаря одной такой прогулке понял, что влюбился в ведьму Элайн Мелтон, обещанную в то время совсем другому мужчине. Вместо слов Зоэ-Моник внезапным порывом прижалась к отцу, обнимая его за шею, чем чуть не сбила с головы шляпу, которую Эгон Гобей успел удержать одной рукой, второй крепко сжимая поводья.

* * *

Фиакр свернул к кварталу ткачей, похожему на муравейник, где с обеих сторон узкой улочки первые этажи зданий сплошь усеивали лавки, а люди, выходя из одной двери, мгновенно ныряли в следующую. Вывески пестрели именами торговцев и труднопроизносимыми названиями, рукописные, старательно выведенные буквы на которых не пощадило время либо же измучили частые дожди. Эгон Гобей заставил Кристель остановиться в самом центре ажиотажа, слез с облучка и протянул руку дочери, помогая ей спуститься. Не обращая внимания на пробегающих мимо существ, вампир встал перед собственным магазином, разглядывая витрину, то же самое сделала и Моник, гладя лошадь по блестящей потной шее.

Со стороны улицы лавка казалась крохотной, прозрачное стекло открывало вид на пустые полки витрины, деревянные столешницы, вмурованные в стены, и стойку для выдачи заказов. Вывески не было вовсе, лишь одиноко стоящий фонарь рядом встречал всех без разбора. Войдя в потертую с облупившейся, некогда голубой краской дверь лавки, Зоэ-Моник осмотрелась, так явно представляя матушку, стоящую у прилавка, бережно упаковывающую флаконы с заговоренной кровью, и отца, выходящего из тесного дверного проема позади с противнями свежего стейка, будто когда-то все это уже было.

– Мда-а. Работы предстоит немало, – прервал мысли девушки мужчина, крутя связку ключей на пальцах.

– А у твоих родителей тоже имелась лавка?

На секунду Эгон Гобей замялся, перебирая воспоминания, словно шарики в мешочке, выуживая нужное, и внимательно посмотрел на дочь, придав своему лицу как можно более безмятежное выражение.

– Нет, малышка. Кроме старой фермы, у них ничего не было, да и та не так долго пробыла, как того нам хотелось бы. Эй, послушай, мне жаль, слышишь? Жаль, что прошлое, которое ты так ценишь, не дождалось тебя, Моник. Но разве оно ценнее будущего, которое принадлежит только тебе? Я тоже люблю их, всегда буду любить, но, если не отпускать былое, можно навеки в нем затеряться.

«Ты не понимаешь, не понимаешь!» – захотелось закричать девушке, но вместо этого она лишь закусила нижнюю губу, сжав кулаки. Она не собиралась дрейфовать по кругам истории вечно, нет, но понять, из чего состоит ее естество, осознать собственную ценность можно, только если собрать все осколки разбитого зеркала воедино. Зоэ-Моник удивлял осознанный отказ отца от прошлого, от того, что сделало его таким, каким он был сейчас, ей претило желание все забыть, выбросить то, что дорого сердцу. Возможно, в нем говорила сущность вампира, от долгого существования теряется суть многого, но для ваммага важно все, каждый миг жизни, как для человека или ведьмы, тех, чей век слишком короток в рамках вселенной.