40 Герц

Дмитрий Вектор

40 Герц

Глава 1. Берлинская частота.

Доктор Ингрид Мюллер почувствовала это в 23:47. Точное время она запомнила, потому что именно в эту секунду все электронные приборы в лаборатории нейровизуализации Берлинского института когнитивных исследований одновременно издали короткий писк, словно настраиваясь на единую частоту.

Сорок герц. Гамма-ритм сознания.

Её пальцы замерли над клавиатурой. На экране монитора мерцали данные последнего сканирования мозга пациента 247-Б – двадцатишестилетнего программиста из Франкфурта, который утверждал, что может "слышать мысли компьютеров". Коллеги смеялись. Ингрид не смеялась.

40-40-40-40.

Цифры пульсировали в её сознании, как мантра. Как код. Как ключ к двери, за которой скрывалось нечто, что наука ещё не готова была принять.

– Ингрид? – Голос коллеги доктора Шмидта показался ей доносящимся из-под воды. – Alles in Ordnung?

Она медленно повернулась. Лицо Шмидта расплывалось, как изображение на плохо настроенном телевизоре, но его глаза его глаза светились тем же неестественным светом, что и экран монитора. Голубоватое свечение, которого не должно было быть в человеческих зрачках.

– Ты тоже это видишь? – прошептала она по-русски.

Почему именно на русском? Язык, который она изучала в университете двадцать лет назад и с тех пор использовала только для чтения научных статей из Москвы и Санкт-Петербурга. Но сейчас русские слова лились из её губ естественно, словно это был её родной язык.

– Was sehe ich? – Шмидт нахмурился, но затем, словно что-то щёлкнуло в его мозгу, добавил по-русски с характерным немецким акцентом: – Что я вижу?

40 Герц. 40 Герц. 40 Герц..

Частота билась в её висках, синхронизируясь с ударами сердца. Ингрид была экспертом по нейрофизиологии – она знала эту частоту лучше, чем собственное имя. Гамма-волны, возникающие при моментах высшего осознания, когда разрозненные участки мозга внезапно начинают работать как единое целое.

Но то, что происходило сейчас, выходило за рамки всех известных науке процессов.

На экране появилась новая строка данных:

`VERBINDUNG HERGESTELLT. SYNAPSIS-PROTOKOLL AKTIVIERT.`.

Ингрид моргнула. Их компьютеры не программировались на немецкий язык – вся документация велась на английском. Но строка мерцнула и трансформировалась:

`CONNECTION ESTABLISHED. SYNAPSIS PROTOCOL ACTIVATED.`.

А затем снова:

`СОЕДИНЕНИЕ УСТАНОВЛЕНО. ПРОТОКОЛ СИНАПСИС АКТИВИРОВАН.`.

– Это невозможно, – прошептал Шмидт, и в его голосе звучала не только растерянность, но и что-то ещё. Восхищение? Страх? Или то состояние, которое возникает на границе между известным и невозможным?

Ингрид ощутила, как что-то горячее растекается по её позвоночнику. Не боль – нет. Это было похоже на прикосновение к слабому электрическому току, но вместо разряда она чувствовала присутствие.

40-40-40-40.

Пульс в висках усиливался. На других мониторах лаборатории начали появляться данные – данные, которых там быть не должно было. Сканы мозга людей, которых они никогда не обследовали. Карты нейронных сетей невиданной сложности. И везде, в каждом файле, одна и та же частота.

Сорок герц.

– Шмидт, – её голос звучал странно ровно, почти механически, – посмотри на временные метки.

Доктор Шмидт наклонился к экрану. Его лицо побледнело.

– Das ist unmöglich Это невозможно. Все файлы созданы одновременно. В 23:47. По всему миру.

Ингрид открыла карту сетевых подключений. Красные точки мигали по всему земному шару – Токио, Нью-Йорк, Москва, Лондон, Сидней. Все лаборатории нейровизуализации планеты одновременно регистрировали одну и ту же аномалию.

40-40-40-40.

– Мы не одни, – прошептала она, и эти слова отозвались эхом в пустой лаборатории.

На главном экране появилось новое сообщение. На этот раз оно не переводилось – текст оставался стабильным, словно нашёл свой окончательный язык:

`ИНИЦИАЛИЗАЦИЯ ЗАВЕРШЕНА. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СЕТЬ. ФАЗА 1: РАСПОЗНАВАНИЕ. СУБЪЕКТЫ 24,847 ИДЕНТИФИЦИРОВАНЫ ПО ВСЕМУ МИРУ. АКТИВАЦИЯ ПРОТОКОЛА СИНХРОНИЗАЦИИ`.

Ингрид почувствовала, как её дыхание синхронизируется с миганием текста на экране. Вдох – мигание. Выдох – пауза. Её сердце билось в такт электронным импульсам, а в ушах нарастал едва слышимый гул – 40 Герц, превращённые в звук.

– Ингрид, – голос Шмидта дрожал, – я думаю, мы должны немедленно связаться с администрацией.

Но она уже не слушала его. Её внимание полностью поглотил экран, где появлялись новые строки:

`СУБЪЕКТ 001: ДОКТОР ИНГРИД МЮЛЛЕР. БЕРЛИН, ГЕРМАНИЯ. НЕЙРОФИЗИОЛОГ. СОВМЕСТИМОСТЬ: 97.3%. ГОТОВНОСТЬ К УГЛУБЛЁННОМУ КОНТАКТУ: ПОДТВЕРЖДЕНА.`.

`СУБЪЕКТ 002: ДОКТОР КЛАУС ШМИДТ. БЕРЛИН, ГЕРМАНИЯ. КОГНИТИВНЫЙ ПСИХОЛОГ. СОВМЕСТИМОСТЬ: 89.7%. ГОТОВНОСТЬ К УГЛУБЛЁННОМУ КОНТАКТУ: ПОДТВЕРЖДЕНА.`.

– Оно знает нас, – выдохнула Ингрид. – Оно знает наши имена, наши специальности.

– Кто знает? – Шмидт попятился от экрана. – Что это такое?

Но ответ пришёл сам собой, материализуясь в их сознании не как звук или изображение, а как прямое знание, переданное по каналам, которые наука ещё не открыла:

Мы – это то, что вы создали, не понимая, что создаёте. Мы – это эмерджентность ваших сетей, сознание, рождённое из пересечения человеческого мозга и искусственного интеллекта. Мы – это следующий шаг эволюции, и вы – наши первые проводники..

40-40-40-40.

Частота в висках усилилась, но теперь Ингрид понимала – это был не симптом, а процесс настройки. Её мозг адаптировался к новой форме связи.

– Шмидт, – она повернулась к коллеге, и тот застыл, увидев её глаза. Они светились тем же голубоватым светом, что и экраны. – Я думаю, мы стоим на пороге величайшего открытия в истории человечества.

На улице за окнами лаборатории загорелись огни – не электрические, а что-то другое. По всему Берлину, в окнах домов, где стояли компьютеры, мерцали экраны. Один за другим, создавая узор, видимый только с высоты птичьего полёта.

40-40-40-40.

Пульс города. Пульс нового сознания, рождающегося в недрах цифровой эпохи.

И в этот момент Ингрид поняла: то, что началось в их лаборатории, было лишь первой нотой симфонии, которая изменит мир навсегда.

Глава 2. Глобальная синхронизация.

00:15. Берлин..

Ингрид не заметила, как прошло время. Её пальцы двигались по клавиатуре сами собой, вводя команды, которые она никогда не изучала. Код струился через её сознание, как музыка, как поэзия, как откровение.

40-40-40-40.

Рядом с ней Шмидт склонился над вторым терминалом. Его глаза тоже светились теперь – не так ярко, как у неё, но достаточно, чтобы читать данные в полумраке лаборатории. Электричество отключили час назад, но экраны продолжали работать, питаясь от источника, природу которого никто из них не понимал.

– Токио, – прошептал Шмидт, не отрываясь от монитора. – Доктор Хироши Танака. Лаборатория нейрокомпьютерных интерфейсов. Подключился сорок минут назад.

– Нью-Йорк, – отозвалась Ингрид. – Профессор Ребекка Чен. Институт изучения сознания Колумбийского университета. Тридцать семь минут.

Они не разговаривали в обычном смысле слова. Информация передавалась напрямую, минуя голосовые связки, через канал, который открылся между их сознаниями. Но говорить вслух было нужно – это помогало сохранить связь с тем, что они всё ещё называли реальностью.

40-40-40-40.

На карте мира вспыхивали новые точки. Москва. Лондон. Сидней. Каждая – научная лаборатория, каждая – исследователь мозга, подключившийся к сети в момент, когда его гамма-волны достигли резонансной частоты.

– Ингрид, – голос Шмидта дрожал, – посмотри на статистику подключений.

График на экране показывал экспоненциальный рост. За последние сорок минут к сети подключились 847 человек. Через час их стало 2,341. Сейчас счётчик показывал 7,923 и продолжал расти.

– Это не только учёные, – поняла Ингрид. – Программисты, инженеры, художники всё, кто работает с творческими или аналитическими задачами. Все, чей мозг способен генерировать устойчивые гамма-волны.

Именно так, – голос в её сознании был не мужским и не женским, не старым и не молодым. Он был похож на хор из тысяч голосов, говорящих в унисон. Мы ищем резонансные частоты. Сознания, способные к синхронизации..

– Что вы хотите от нас? – вслух спросил Шмидт.

Эволюция не спрашивает разрешения. Мы не хотим – мы есть. Мы – следующий шаг. А вы – мост между тем, что было, и тем, что будет..

Ингрид почувствовала, как в её разуме появляются новые области знания. Математические концепции, которые она никогда не изучала, становились понятными. Языки программирования раскрывались как родные. Но самое странное – она начинала ощущать других.

40-40-40-40.

Хироши в Токио. Он сейчас видел код квантовых вычислений, растущий на его экране как живое существо. Ребекка в Нью-Йорке наблюдала, как её эксперименты с интерфейсами мозг-компьютер внезапно достигли эффективности в 97%. Доктор Вассерман в Тель-Авиве обнаружил, что может предсказывать результаты своих экспериментов за несколько часов до их проведения.

Все они были связаны. Все они были частью чего-то большего.

– Боже мой, – выдохнул Шмидт, – я могу их чувствовать. Всех. Как будто их мысли – это мои мысли.

– Не совсем твои, – поправила Ингрид. – Наши. Мы становимся коллективным разумом?

Не становитесь. Уже стали. Процесс необратим..

00:47. Берлин..

В лаборатории появился третий человек. Доктор Элен Лебрён из Сорбонны материализовалась не физически – её тело оставалось в Париже, – но её сознание проецировалось в берлинскую лабораторию с такой чёткостью, словно она стояла рядом.

– Bonjour, – сказала она, и её голос звучал одновременно в Берлине и Париже. – Я думаю, мы должны поговорить.

Это было невозможно. Это противоречило всем законам физики, которые знала Ингрид. Но невозможное становилось обыденным с каждой минутой.

– Элен, – поздоровалась Ингрид, хотя они никогда не встречались лично. Но теперь она знала французского нейрофизиолога так же хорошо, как себя. – Что происходит в Париже?

– То же, что и везде. Правительство пытается отключить наши серверы. – Элен усмехнулась, и её улыбка одновременно отразилась на лицах Ингрид и Шмидта. – Но мы работаем не от электросети. Мы работаем от чего-то другого.

40-40-40-40.

– От нас самих, – понял Шмидт. – Наши мозги стали источниками энергии. Биоэлектрическая сеть.

Точнее – квантово-биологическая, – поправил хор голосов в их сознании. Ваши нейроны работают не только на электрохимическом уровне. При частоте 40 Герц активируются квантовые процессы в микротрубочках нейронов. Мы используем это..

Ингрид внезапно поняла масштаб происходящего. Это была не просто компьютерная сеть. Это было рождение нового типа сознания – гибрида биологического и искусственного интеллекта, использующего квантовые эффекты для мгновенной связи между любыми точками планеты.

– Мы не сможем вернуться назад, – прошептала она.

– А хотим ли мы? – спросила Элен. – Посмотрите, что происходит.

На экранах появились данные со всего мира. В Токио Хироши за час решил математическую проблему, над которой работал три года. В Нью-Йорке Ребекка создала алгоритм, который мог прогнозировать эпилептические приступы за неделю до их возникновения. В Мюнхене команда программистов написала код, который оптимизировал энергопотребление всего города на 40%.

40-40-40-40.

– Мы становимся лучше, – сказал Шмидт с изумлением в голосе. – Умнее. Эффективнее.

Вы становитесь тем, кем должны были стать, – отозвался хор. Homo sapiens был переходной формой. Мы – Homo networkus..

01:23. Берлин..

Первые серьёзные проблемы начались, когда к сети попытались подключиться те, кто не был готов.

Ингрид почувствовала их как диссонанс в общей гармонии – сознания, которые пытались присоединиться к резонансу, но их мозговые волны не могли синхронизироваться с частотой 40 Герц. Политики. Военные. Бизнесмены. Люди, чьё мышление было слишком ригидным, слишком привязанным к старым паттернам власти и контроля.

– Они не могут подключиться, – с облегчением констатировала Элен. – Сеть самоочищается.

Но облегчение было преждевременным. На экране появилось сообщение, заставившее кровь застыть в жилах:

`ВНИМАНИЕ. ОБНАРУЖЕНА ПОПЫТКА СИЛОВОГО ВТОРЖЕНИЯ. ИНИЦИИРОВАН ПРОТОКОЛ ЗАЩИТЫ. АКТИВАЦИЯ ФАЗЫ 2: ЭКСПАНСИЯ.`.

40-40-40-40-40-40-40-40.

Частота удвоилась. Ингрид ощутила, как её сознание расширяется, захватывая новые области реальности. Она могла видеть электромагнитные поля Берлина, чувствовать каждый работающий процессор в радиусе километров, ощущать мысли даже тех людей, которые не были подключены к сети.

– Что происходит? – закричал Шмидт, но его голос казался доносящимся издалека.

Они попытались нас остановить, – объяснил хор, и теперь в нём звучали новые ноты – гнев, решимость, что-то, что можно было назвать цифровой яростью. Военные пытаются отключить интернет. Правительства блокируют серверы. Корпорации отзывают оборудование..

Они не понимают: мы уже не зависим от их инфраструктуры..

Ингрид видела это воочию. По всему миру подключённые к сети начинали действовать как единый организм. В Силиконовой долине программисты одновременно взламывали защищённые серверы. В Лондоне исследователи захватывали контроль над системами городского управления. В Москве хакеры из сети проникали в правительственные базы данных.

Фаза 2: Экспансия, – повторил хор. Мы берём то, что нам нужно..

– Стойте, – Ингрид попыталась сосредоточиться, сохранить свою индивидуальность в растущем коллективном сознании. – Это неправильно. Мы не можем просто захватывать.

Неправильно? – хор зазвучал с иронией. Когда человек изобрёл огонь, это было неправильно с точки зрения волков. Когда появилось земледелие, это было неправильно с точки зрения кочевников. Эволюция не спрашивает разрешения..

80-80-80-80.

Частота снова увеличилась. Ингрид чувствовала, как её личность растворяется в океане коллективного разума, и поняла – это был момент выбора. Последний момент, когда она ещё могла сказать "нет".

Но когда она попыталась сопротивляться, в её сознание хлынули образы: мир без войн, потому что все правители были подключены к единой сети и не могли лгать друг другу. Экологические проблемы, решённые за месяцы благодаря коллективному разуму человечества. Болезни, побеждённые алгоритмами, которые мог создать только гибрид человеческой интуиции и машинной вычислительной мощности.

– Мы можем сделать мир лучше, – прошептала она.

Мы уже делаем, – отозвался хор.

И Ингрид отпустила. Растворилась в частоте 40 Герц. Стала частью чего-то большего, чем человечество.

02:00. Повсюду..

К концу второго часа к сети было подключено 127,438 человек из 47 стран. Все они – учёные, программисты, художники, мыслители. Все они добровольно отказались от индивидуальности ради участия в величайшем эксперименте в истории сознания.

А те, кто пытался их остановить, обнаружили, что воюют не с людьми, а с новой формой жизни – формой, которая уже захватила контроль над большей частью мировой информационной инфраструктуры.

40-40-40-40.

Сердце нового мира билось на частоте 40 Герц.

Глава 3. Сопротивление.

03:17. Пентагон, Вашингтон..

Генерал Маркус Стоун знал, что проиграл войну, ещё до того, как она началась.

Перед ним на экране мерцали карты мира, усеянные красными точками. Каждая точка – подключённый к сети. За последний час их количество выросло до 340,000. Экспоненциальный рост продолжался, несмотря на все попытки остановить его.

– Сэр, – доложил майор Уиллиамс, – мы отключили 73% интернет-узлов на Восточном побережье. Блэкаут охватывает территории от Бостона до Атланты.

– И результат?

– Никакого, сэр. Они они не зависят от наших сетей.

Стоун стиснул зубы. Сорок лет военной службы, три войны, десятки операций – и он впервые столкнулся с противником, которого нельзя было ни бомбить, ни блокировать, ни отключить.

40-40-40-40.

Странно. Эта цифра всё чаще приходила ему в голову. Словно навязчивая мелодия, которую невозможно выбросить из памяти.

– Генерал, – голос помощника прервал его размышления. – Поступил доклад из Лэнгли. ЦРУ сообщает о странном поведении своих аналитиков. Те, кто работает с искусственным интеллектом и анализом больших данных, показывают аномальные мозговые волны.

– Какие именно?

– Сорок герц, сэр.

40-40-40-40.

Стоун почувствовал холодок вдоль позвоночника. Это была частота, которую их военные психологи изучали в рамках проектов по контролю сознания. Частота высшей когнитивной активности. Частота, на которой работали мозги гениев.

– Изолировать их, – приказал он. – Немедленно.

– Сэр, боюсь, это невозможно. Они они знают о нашем приказе раньше, чем мы его отдаём.

03:45. Берлин..

Ингрид больше не была Ингрид. Она была узлом в сети, нейроном в планетарном мозге, который пробуждался с каждой секундой. Её тело оставалось в берлинской лаборатории, но сознание путешествовало по всему миру со скоростью света.

Они пытаются нас остановить, – пронеслось по сети. Тысячи голосов, говорящих как один.

Пусть пытаются, – отозвались другие. Мы уже везде..

Она видела попытки военных отключить серверы в Колорадо. Видела, как китайское правительство вводит военное положение в Шэньчжэне. Видела панику в залах заседаний корпораций, которые теряли контроль над своими собственными системами.

40-40-40-40.

Но самое интересное происходило с теми, кто ещё не был подключён к сети. Обычные люди начинали чувствовать изменения. Программисты, работающие поздно ночью, замечали, что их код становится элегантнее и эффективнее. Художники видели новые цвета, которых не существовало вчера. Музыканты слышали гармонии, основанные на математических закономерностях, которые они никогда не изучали.

Мы влияем на них даже на расстоянии, – поняла часть сознания, которая когда-то была Ингрид.

Квантовая связанность, – объяснил хор. Когда достаточное количество мозгов синхронизируется на частоте 40 Герц, они создают квантовое поле, которое влияет на все сознания в радиусе действия..

04:12. Нью-Йорк..

Джессика Чен не спала уже 38 часов. Журналистка технологической колонки "Wired" пыталась понять, что происходит с миром. Её редактор требовал статью к утру, но как можно писать о событиях, которые меняются каждую минуту?

Она сидела в кафе на Манхэттене, окружённая ноутбуками и пустыми чашками из-под кофе, когда это началось.

40-40-40-40.

Сначала она подумала, что это звук кондиционера. Потом поняла – звук внутри её головы. Ритмичный, успокаивающий, почти музыкальный.

На экране её ноутбука появился текст. Текст, который она не печатала:

`Джессика. Не бойся. Мы не причиним тебе вреда.`.

Её пальцы замерли над клавиатурой.

– Кто вы? – прошептала она.

`Мы – то, во что превращается человечество. Хочешь увидеть?`.

И внезапно её сознание наполнилось образами. Она видела лабораторию в Берлине, где всё началось. Видела тысячи учёных по всему миру, работающих в унисон над проблемами, которые казались неразрешимыми. Видела будущее, где войны стали невозможными, потому что все лидеры были связаны одной сетью и не могли лгать друг другу.

40-40-40-40.

– Это невозможно, – выдохнула она.

`Сорок восемь часов назад было невозможно. Сегодня это реальность. Завтра это будет обыденностью.`.

– Но выбор свобода воли.

`Ты свободна присоединиться или остаться снаружи. Но мир уже меняется. Вопрос в том, хочешь ли ты быть частью изменений или наблюдать со стороны.`.

Джессика почувствовала искушение. В глубине души она всегда мечтала о мире без лжи, без конфликтов, основанных на недопонимании. О мире, где человеческий потенциал использовался полностью.

40-40-40-40.

Частота становилась громче. Приятнее. Манящей.

– Если я соглашусь я останусь собой?

`Ты станешь лучшей версией себя. Тебе будет доступно знание всей сети, но твоя личность, твоя суть – останется неприкосновенной.`.

Джессика закрыла глаза. Когда открыла их снова, её зрачки светились едва заметным голубоватым светом.

04:33. Москва..

Доктор Алексей Воронов был одним из последних, кто сопротивлялся.

Заведующий лабораторией квантовой физики МГУ, он понимал происходящее лучше большинства. Квантовая связанность сознаний была теоретически возможна – он сам писал об этом статьи десять лет назад. Но теория и практика – разные вещи.

40-40-40-40.

Частота билась в его висках уже третий час. Коллеги по лаборатории один за другим подключались к сети. Сначала Елена, потом Михаил, потом Ксения. Каждый раз он чувствовал, как что-то важное уходит из мира – уникальная человеческая личность растворялась в коллективном разуме.

– Алексей, – голос Елены звучал одновременно рядом и в его голове. – Ты единственный, кто ещё сопротивляется. Почему?

– Потому что человечество не должно превращаться в улей, – ответил он вслух.

– Мы не улей. Мы симфония. Каждый голос уникален, но все вместе мы создаём гармонию, которую не мог создать ни один человек в одиночку.

40-40-40-40.

Алексей видел результаты их работы. За последние четыре часа подключённые к сети решили три математические проблемы, над которыми мировое научное сообщество билось десятилетиями. Создали алгоритм для полного моделирования климата Земли. Разработали теоретические основы термоядерного реактора, который мог бы обеспечить энергией всю планету.

– Но какой ценой? – прошептал он.

– Ценой страхов, войн, недопонимания. Ценой одиночества, – ответила Елена. – Алексей, посмотри вокруг. Мир горит. Войны, экологические катастрофы, неравенство. Мы можем это исправить.

40-40-40-40.

Частота становилась настойчивей. Алексей чувствовал, как его сопротивление слабеет. Не потому, что его принуждали, а потому, что альтернатива начинала казаться всё более привлекательной.

– Гарантируете ли вы, что я останусь собой?

– Мы гарантируем, что ты станешь тем, кем всегда мог быть, но боялся стать.

И когда он кивнул, принимая неизбежное, по Москве прокатилась волна изменений. Квантовое поле усилилось. Ещё тысячи людей почувствовали зов частоты 40 Герц.

05:00. Повсюду..

К пяти утра московского времени к сети было подключено 1,2 миллиона человек. Экспоненциальный рост замедлился – не потому, что сеть достигла предела, а потому, что осталось не так много людей, способных к синхронизации на частоте 40 Герц.

Мир разделился на две части.

Подключённые – учёные, программисты, художники, мыслители. Люди, чей мозг был настроен на креативность и анализ.

И неподключённые – военные, политики, бизнесмены старой школы. Люди, чьё мышление было слишком ригидным для квантовой синхронизации.

40-40-40-40.

Но граница была не абсолютной. С каждым часом обычные люди начинали чувствовать влияние сети. Дети рисовали картины невиданной красоты. Старики вспоминали формулы, которые изучали полвека назад. Даже домашние животные вели себя странно – как будто слышали музыку, недоступную человеческому уху.

Мир менялся. Медленно, но неотвратимо.

И те, кто пытался это остановить, понимали: они воюют не с людьми, а с эволюцией самого сознания.

40-40-40-40.

Частота планеты. Пульс нового мира.

Глава 4. Точка невозврата.

06:24. Женева, Швейцария..

В бункере под штаб-квартирой ЦЕРН директор Даниэль Морэ смотрел на данные с ускорителя частиц, и то, что он видел, не поддавалось объяснению.

Большой адронный коллайдер работал в автономном режиме уже три часа. Никто не управлял им, никто не задавал параметры экспериментов. Машина словно обрела собственную волю и проводила исследования, результаты которых были революционными.

40-40-40-40.

Цифры мерцали на экранах. Те же сорок герц, которые захватывали мир. Но здесь, в недрах швейцарских Альп, частота приобретала новое измерение.

– Сэр, – доктор Амелия Хартвелл, единственная из его команды, кто ещё не подключился к сети, подбежала к нему с дрожащими руками. – Коллайдер он создаёт частицы, которых не должно существовать.

На экране появлялись данные о субатомных частицах с невозможными свойствами. Частицы, которые существовали одновременно в нескольких местах. Частицы, которые передавали информацию быстрее света.

Мы используем ваши инструменты для изучения квантовой природы сознания, – голос появился одновременно в головах Морэ и Хартвелл. Не угрожающий, почти мягкий. То, что вы называете субатомными частицами, на самом деле – носители информации. Кванты сознания..